§ 5. Право распоряжаться собственной жизнью

Проблема самоубийства одна из сложнейших философско-правовых проблем. Ее сложность обусловлена неоднозначностью отношения к суициду разных народов в разные времена.

Общественное мнение Древнего Рима поощряло практику политических самоубийств. В Древней Индии самоубийство вдов на похоронах мужа носило ритуальный характер. В Японии «харакири» – это ритуал защиты дворянской чести. Но абсолютный запрет на самоубийство является правилом всех трех мировых религий: иудаизма, христианства, ислама.

Среди причин, провоцирующих людей на суицид, традиционно выделяют внешние и внутренние.

• Внешние – неспособность выжить в условиях экономического кризиса; семейные конфликты; неприятности по работе, страх уголовного наказания, неразделенная любовь; предательство.

• Внутренние – крах жизненных ценностей; утрата смысла жизни; абсолютное одиночество; потеря понимания и нужности; смертельная болезнь с приступами мучений; акцентуации, в том числе и тяга к компенсационному механизму.

Задавшись вопросом о том, имеет ли человек право распоряжаться собственной жизнью, Г. Гегель изложил свое отношение к суициду в работе Философия права - М., 1990, с. 126 и далее 127. По Гегелю, если государство потребует от индивида отдать свою жизнь, он обязан подчиниться. В остальных случаях он обязан подчиняться нравственному закону, который запрещает самовольный уход из жизни.

Известный социолог, философ Э. Дюркгейм в своей работе: «Самоубийство – социологический этюд», М., 1994 определил три типа суицида: эгоистический, альтруистический и аномийный.

К эгоистическим самоубийствам Дюркгейм относит те случаи, когда человек утрачивает смысл жизни, когда возникают экзистенциальные коллизии ужасного конца или ужаса без конца; когда мотивы собственного «Я» перечеркивают общественные приоритеты. Этот тип разделяют, как правило, люди умственного труда.

К альтруистическим самоубийствам Дюркгейм относит те случаи, когда человек готов пожертвовать своей жизнью ради корпоративной общности людей, солидарного образования, особенно в случаях, когда он осознает свою тягость для окружающих. Этот тип избирают старики, смертельно больные люди.

К аномийным самоубийствам Дюркгейм относит те случаи, которые являются следствием кризисного состояния современной цивилизации, когда индивид не в состоянии изменить обстоятельства своего бытия и не может их адаптировать.

В основании аномийного суицида лежит сознание неразрешимости противоречия между притязаниями индивида и возможностью их реализации. Ситуация усугубляется тем, что индивид оказывается выключенным из социального пространства, над ним не довлеют императивы, он не ощущает себя частью целого, его свобода не уравновешивается дисциплинарными факторами. Эта свобода и создает «суицидогенную обстановку».

Значительный процент аномийных самоубийств поставляют распавшиеся браки, когда исчезает семья как социальная ячейка общества, а вместе с ней и «дисциплинарная матрица». И в этом случае свобода открывает путь к суициду. Статистика свидетельствует, что в данном случае мужской суицид превышает женский. Женщины легче переносят потерю сложившегося микросоциального пространства.

Проблему суицида поднимает и такой людовед как Ф.М. Достоевский. Особенно его волновали беспричинные самоубийства, точнее суицид без каких либо видимых причин среди священников и детей. (См.: «Дневник писателя» за 1876 год).

Анализ многочисленных фактов заставляет Ф.М. Достоевского сделать вывод о том, что рушится институт семьи, разлагается общество и его сознание. Индивид не осознает себя частью целого, микрокосмосом космоса. Принцип «вседозволенности» теснит принцип «положение обязывает». Стало быть, фиксированная причина суицида – это всего лишь вершина айсберга, основание которого уходят в метафизическую реальность.

Ф.М. Достоевский обращает внимание на то, что значительный процент суицида падает на людей «холодного разума и беспросветной скуки», тех людей, которые, сделав ставку на разум, потеряли душу. Другими словами - это те, кто абсолютизирует социальное «Я» с его «рассудком» и неприемлет духовное «Я» с его действительным разумом. Неразвитому духовному «Я» недоступна гармония мироздания как того целого, ради которого индивиду как части следует смиренно сносить земные страдания.

Но неразвитому духовному «Я» абсолютно ясно, что его жизнь на земле рано или поздно превратиться в ничто, а посему все устремления теряют смысл. Жить, осознавая все это обидно и оскорбительно. Вот и возникает желание истребить себя, чтобы не принимать тотальность тирании, в существовании которой нет виновных.

Стало быть, без постоянного совершенствования духовного «Я» бытие человека в мире невыносимо и сомнительно.

Современные исследования суицида свидетельствуют, что феномен самоубийства является отражением состояния «коллективной души», конкретного общества (коллективного сознания и коллективной бессознательности).

«Коллективная печаль» на уровне подсознания рождает экзистенциальную грусть и реальную меланхолию. А это уже проявление социальной патологии, первый шаг к суициду. Можно ли бороться с этим явлением и какими средствами? Правовые меры не эффективны в условиях ориентира на принцип «после меня хоть потоп». Общественное мнение пока что воспринимает самоубийство терпимо и сочувственно. Остается религия. Но засилье в ней политического рационализма делает религию неэффективным средством формирования иммунитета против суицида.

Не может быть и эффективным средством и семья. Она сама болеет. Не под силу решать эту проблему и современному государству. Оно излишне бюрократизировано.

Остается лишь уповать на феномен «солидарного Мы», как прообраз гражданского общества ХХI века. Малые корпорации граждан, в рамках которых протекает личная и общественная жизнь людей, позволяют человеку преодолевать локальное и тотальное отчуждение, не чувствовать себя покинутым, преодолевать личную аномию коллективной волей к жизни.

На индивидуальном уровне профилактикой суицида остается совершенствование духовного «Я», не забывая, что полумера не лечит, а добивает. «Полудуховное Я» является средой подпитки социума, а не системой иммунитета против него. Остается с нами только формула «Я пришел в мир не по своей воле, а посему я не имею права и уйти из жизни по собственному желанию».

Есть необходимость обратить внимание и на проблему «эвтаназии» - (хорошей смерти). На сегодня она объект дискуссий. Заявленная проблема не имеет однозначного решения.

Инстинктивный страх смерти, в определенной ситуации непрекращающихся мучений, может уступить место желанию от них избавиться. Но именно в этих условиях человек далеко не всегда адекватен.

Что касается мысли о тратах на поддержание жизни безнадежно больных людей, то с точки зрения общечеловеческих ценностей эта мысль аморальна и цинична, ибо насильственное отнятие естественного права на жизнь, оправдываемое утилитарными соображениями, преступно и попадает под санкции уголовного права.

И все же, в определенных случаях, с учетом интересов больного, демонстрирующего абсолютную вменяемость, эвтаназия возможна, но для ее осуществления необходимы:

• заключение мед консилиума;

• волеизъявление больного;

• санкция прокурора;

• соответствие нормам уголовного права.

Без правовой регламентации эвтаназия открывает путь к преступным злодеяниям в диапазоне: от желания родственников поскорее получить наследство, до желания медиков получить материал для трансплантации.

Эвтаназия должна быть актом милосердия, а не убийства.

Но сложность принятия эвтаназии усугубляется

а) позицией христианства, его догматами о том, что только Богу дано право распоряжаться жизнью человека, и все светские ухишрения по этому вопросу воспринимаются как «суета сует и томление духа»;

б) предполагаемый выбор приходится делать не между злом и благом, а между большим и меньшим злом, помня о вечном вопросе – а судьи кто?

Кроме суицида и эвтаназии существует и проблема «права» общества на смертную казнь. В условиях, когда общество не гарантирует индивиду личную безопасность, когда институт государства демонстрирует бессилие противостоять преступности против жизни, собственности и свободы человека, актуализируется «право» общества на смертную казнь.

И суицид, и эвтаназия, и смертная казнь, демонстрируя рядоположенность политики и права, морали и нравственности, требуют рассмотрение заявленных проблем через проекцию метафизики или философии права. Хотя последняя также ограниченна и историческим опытом, и субъектами философии права. Поэтому поиск истины это еще не гарант истины. Но дорогу осилит идущий. И это должно рождать оптимизм, а не его противоположность.