История ЭУ1 / Селигмен Б. Сильные мира сего / 4.17 Захват власти корпорациями

Техника проглатывания фирмы часто напоминает старомодную игру в поддавки или организованную корпорацией облаву. Конгломерат выступает с заманчивым предложением купить у намеченной жертвы пакет ее акций. Затем на сцене появляются брокеры, которые скупают возможно больше этих акций на открытом рынке и перепродают их жадному конгломерату. Намеченному захвату фирмы можно оказать сопротивление, предлагая отступные, жалуясь правительству, распространяя пресс-релизы, обращаясь с письмом к акционерам с просьбой не сдаваться. Разумеется, результатом всего этого часто является такое повышение курса акций, которого достаточно, чтобы конгломерат отступился от своего намерения. Фирмы, считающие себя вероятными объектами захватнических действий конгломератов, чутко следят за слухами и за выходящими из рамок обычного операциями с их ценными бумагами. Они пристально наблюдают за публикациями в «Уолл-стрит джорнэл» и на финансовых полосах «Нью-Йорк таймс», не появятся ли там объявления с предложением купить контрольный пакет акций, как того требует комиссия по операциям с ценными бумагами в интересах обеспечения полной гласности. Тем не менее большинство компаний, на которых пал похотливый взор других фирм, не в состоянии было оказать сопротивление изнасилованию, причем единственный для них способ защиты заключался в том, чтобы пойти на объединение с наиболее дружелюбным ухажером, руководствуясь теорией, что обольщение — меньшее из зол. Например, «Синклер ойл» долго сопротивлялась ухаживаниям «Галф» и «Уэстерн индастриз» и в конце концов склонилась перед «Атлантик ричфилд» Сила была явно на стороне нападающих.

Значительная деля этого роста корпораций представляла собой экспансию на бумаге. Существуют сомнения насчет того, что слияния действительно приводили к увеличению доходов. Лидеры корпораций утверждали, что сам процесс конгломерирования оказывал синергический эффект на доходы и что, мол, целое больше суммы частей, его составляющих. Но в большинстве этих объединений подчиненные предприятия были предоставлены самим себе с теми же средствами, какими они располагали до поглощения, обычная арифметика сохраняла свою силу — дважды два равнялось четырем, а не пяти. Стало совершенно очевидно, что новая форма корпораций попросту стала средством повышения рыночного курса акций ведущей компании. В 1960-х гг. манипуляции с соотношением курса ценных бумаг и доходами путем генерирования «роста» и «распределения» риска между все большим числом дочерних фирм обрекали на заклание все новые жертвы. Уолл-стритовский волк приобрел теперь более изысканную внешность, но зубы его продолжают сверкать белизной и столь же остры, как и прежде.

Некоторые утверждали, что новые конгломераты представляют собой обман, так как для подстегивания постоянного роста дохода основной компании необходимо осуществлять все новые и новые приобретения. Слияния сопровождались сложными финансовыми операциями, рождавшими бумажные пирамиды, связанные с выпуском новых, легко реализуемых ценных бумаг. Образования «пула интересов» было достаточно, чтобы придать повышению курса акций скорость космической ракеты, тогда как управление, производство и сбыт не претерпевали никаких изменений. До тех пор пока соотношение между курсом акций и доходами оставалось низким, основная компания могла создавать иллюзию своего быстрого роста. Реорганизации и выпуск новых ценных бумаг усиливали атмосферу ажиотажа вокруг слияний. Новым приобретениям «наклеивали» причудливые названия: покупка компании, выпускавшей проволоку, привела к появлению «базы, поставляющей синергически обработанную сталь», сеть мотелей превратилась в «отдел досуга», причем основная компания объявила, что она намерена «стать лидером грядущей революции в области путешествий». Словоблудие свойственно отнюдь не только правительственным бюрократам.

Проделки с финансовыми извещениями стали излюбленным сродством околпачивания на денежном рынке. Комиссия по операциям с ценными бумагами и Нью-Йоркская фондовая биржа, так же как и самые серьезные эксперты по ценным бумагам, начали брать под сомнение правильность бухгалтерских методов, применяемых конгломератами. Некоторые специалисты обнаруживали в финансовых отчетах конгломератов не картину их доходов, а массу недостоверностей. Целая новая галактика ценных бумаг оказывала странное воздействие на содержание отчетов корпораций об их прибылях и убытках. Конгломераты не хотели показывать степень разводненности поступлений, проистекающей от выпуска свободно реализуемых ценных бумаг — обычной формы бумаг, используемых при покупке других фирм. Некоторые компании, конечно, публиковали честные отчеты, тогда как отчеты многих других «содержали искусные ухищрения, драматические графики и пышные словеса, но очень мало информации». Одна из хитроумных уловок заключалась в том, чтобы публиковать измененные данные о результатах производственной деятельности компаний, полученные путем сравнения отчетов до и после слияний, таким образом создавая видимость увеличения доходов.

Лежащая в основе такой бухгалтерии концепция была названа «пудингом», «образованием пула», поскольку, мол, слияние подобно соединению двух рек. Один профессор бухгалтерского учета с более чем тридцатилетним опытом признавался, что существует много отчетов конгломератов, которые он не в состоянии расшифровать. Есть ли необходимость в том, чтобы после слияния смешивать активы воедино, как в пуле? А может быть, новые активы следует рассматривать просто как приобретение, при котором в отдельных случаях возникают убытки? Но поправка на подобные убытки может оказаться весьма чувствительной, так как размер доходов может снизиться, а списания обычно не влекут за собой скидку налогов. Тем не менее, руководители корпораций настаивают на том, чтобы их компании рассматривать как единое целое или, по выражению одного бухгалтера, «как китайское рагу». Такое извращение фактов некий циник охарактеризовал как «разницу между юной леди, у которой могло быть случайное увлечение, и нимфоманкой».

Одного профессора бухгалтерского учета встревожила перспектива того, что создаваемый конгломератами ажиотаж вокруг «роста» может, в конечном счете, ввести более разумные старомодные компании в соблазн пуститься в «манипулирование бухгалтерскими балансами, чтобы угодить держателям акций». Компании, которые придерживаются традиционных методов бухгалтерского учета, стали опасаться, что их акции подвергнутся атакам со стороны взаимных фондов и других подобных институтов, соблазненных возможным увеличением доходов, несмотря даже на то, что такое увеличение организуется посредством завышения амортизационных отчислений и сомнительной методики учета активов. Во всяком случае, попытка конгломератов формировать повышение курсов их акций повлекла за собой сложное финансовое маневрирование. Прочитав проспект «Линг-Темко-Воут», специалист из Гарвардской школы бизнеса прокомментировал его следующим образом: «Я прочитал проспект дважды и все же не понял его. Конечно, я всего лишь обладаю докторской степенью и преподаю в Гарварде. С другой стороны, я убежден, что многие вдовы и сироты понимают его содержание».

Компании, не желавшие склониться перед насилием конгломератов, отстаивали свою честь, изобретая другие бухгалтерские трюки. Изменяя методы учета, они рассчитывали продемонстрировать лучшие показатели доходов, чем те, какие можно было достигнуть при старых методах. Они надеялись убедить таким образом вкладчиков сохранять свои акции, а не обменивать их на свободно реализуемые ценные бумаги конгломератов. Главный прием заключался в том, чтобы растянуть период амортизационных отчислений: вместо ускоренного списания амортизации в первые годы жизни оборудования обороняющиеся компании действовали не спеша и производили последовательные отчисления в течение полного периода эксплуатации машинного парка и сооружений. При этом методе текущие амортизационные издержки сокращались, а показатели прибыли повышались. Именно таким способом одной сталелитейной компании, не пожелавшей подчиниться посягательствам некоего алчного конгломерата, удалось поднять курс своих акций с $50 до $55. Но ускоренную амортизацию, разумеется, продолжали применять по налоговым соображениям, поскольку она вела к сокращению налоговых платежей. Новейшие методы использовались лишь в отчетах перед держателями акций.

В тупик были поставлены не только бухгалтеры и исследователи. Экономисты также не ведали, как эти объединения повлияют на экономику и какой эффект они окажут на конкуренцию. Некоторые из них утверждали, что соединение разнородных фирм не ограничит конкуренцию, другие говорили, что сама по себе концентрация экономической мощи способна свести на нет функционирование рынка. Прежде всего конгломерат может приостановить возрастание числа конкурирующих на рынке компаний. Он в состоянии также «перетратить и перерисковать» своего конкурента по одному и тому же товару; он гораздо легче перенесет неудачу одного из своих изделий; он в силах использовать свою огромную покупательную способность, чтобы принудить поставщиков приобретать продукцию какой-либо из его дочерних фирм. Другие экономисты не испытывали тревоги, для них рыночное могущество и громадные размеры корпораций были схожи с тучностью или беременностью; состояние пациента было совершенно разное и требовало различного лечения. Нельзя, однако, отрицать, что конгломерат гораздо меньше подвержен влияниям рынка, чем компания, производящая одни продукт. Не отличались четкостью и ориентиры антитрестовского законодательства. В 1964 г Верховный суд разъяснил, что слияния, ведущие к возрастанию рыночного могущества, он санкционировать не будет. Суд воздерживался давать свое благословение в тех случаях, когда компания, вместо того чтобы вступить в открытую конкуренцию с соперничающей фирмой, попросту приобретала ее. Федеральная торговая комиссия обещала предпринять тщательное изучение сложившейся ситуации. Тем не менее вопреки всякой логике процесс слияний продолжался беспрепятственно. Стало усиливаться подозрение, что этот процесс достигает масштабов бумажного увеличения корпораций 1920-х гг.

Интересно отметить, что администрация Никсона, кажется, проявляла готовность вступить в единоборство с конгломератами. В марте 1969 г. министерство юстиции решило возбудить дело против «Линг-Темко-Воут» с целью отделить от нее «Джонс энд Лафлин стил корпорейшн», шестую по размерам сталелитейную компанию США, которую загреб своими щупальцами спрут «Линг-Темко-Воут». Конгломерат приобрел не менее 53% акций этой сталелитейной компании как путем обмена их на облигации, другие акции и гарантийные свидетельства, так и прямой скупкой их на бирже. Но к концу 1969 г. дело еще в суд не поступило, а министерство юстиции согласилось позволить «Линг-Темко-Воут» продолжать приобретать акции «Джонс энд Лафлин» в пределах, не превышающих 81% их общего количества. Это ограничение, однако, представляет собой фактическую победу «Линг-Темко-Воут», поскольку достаточно 80% контроля, чтобы осуществить консолидацию налоговых деклараций — бухгалтерского приема, который сбережет основной компании $25 млн. в год на налогах. Кроме того, «Линг-Темко-Воут» сможет при этом перевести свои долговые обязательства на счет «Джонс энд Лафлин», т е. применить тактику, которую конгломерат охарактеризовал как «перераспределение».

Складывается впечатление, что внезапно вспыхнувшее антитрестовское рвение министерства юстиции было смягчено сочувственной заботой о финансовом благополучии «Линг-Темко-Воут». С другой стороны, конгломераты стали распространять туманные намеки, будто министерство юстиции пытается взять под защиту старомодное республиканское руководство в основных отраслях промышленности, которое новые силы угрожают отстранить. Все дело в том, что антитрестовское законодательство не пускалось в ход против конгломератов, пока по возникла угроза для «Джонс энд Лафлин», «Б.Ф. Гудрич», нью-йоркского «Кемикл бэнк», «Грейт Америкэн иншуренс» и «Панамерикэн уорлд эйруэйз». Фактически противниками в этих сражениях являются старые богачи и нувориши.

Во всяком случае, конгломераты явно не так уж и встревожились возобновившимися антитрестовскими мерами. Более того, у них появились защитники, которые утверждают, что пользу принесли уже сами поиски «инвестиционных ценностей», что такие поиски взбадривают слишком самоуспокоенных менеджеров. Один поборник конгломератов выразил надежду, что федеральное правительство не переусердствует в «ненужном отстаивании» корпоративного статус-кво.

Правда, были случаи, когда некоторые конгломераты получали весьма болезненные щелчки по носу. Например, в 1969 г. «Нортуэст индастриз» капитулировала после длившейся семь месяцев борьбы за поглощение компании «Б.Ф Гудрич», несколько приободрив тем самым корпорации старого типа. Впервые с 1965 г., т.е. с тех пор, как конгломераты начали обнаруживать свой ненасытный аппетит, один из них встретил такой отпор. До этого случая они казались непобедимыми.

«Гудрич» представлялась вполне подходящей жертвой. За последние годы основанная сотню лет назад резиновая компания не отличалась высокой прибыльностью. С 1958 г. ее прибыли возрастали лишь на 2% в год, тогда как конкуренты — «Гудийр» и «Файэрстоун» — добивались около 8% в год. Управление «Гудрич» отличалось консервативностью и осторожностью, как и надлежит быть руководству фирмы, возглавляемой благоразумным экономистом. Разрыв между задолженностью и активами был небольшим и отражал нежелание рисковать на рынке капиталов. Финансовая структура компании делала ее в глазах конгломерата достаточно привлекательным объектом для поглощения. Она выплачивала слишком высокие дивиденды; ее инвестиции в оборудование были весьма низкими по сравнению с издержками па рабочую силу; к тому же она теряла в пользу фирмы «Гудийр» значительную часть рынка.

«Нортуэст индастриз», возглавляемая Беном Хейнемэном, в 1956 г. захватила железную дорогу «Чикаго энд нортуэстерн» и не только обеспечила движение поездов строго по графику, но и сумела превратить угасающую магистраль в предприятие, фактически приносящее прибыль. В 1967 г «Чикаго энд нортуэстерн» стала холдинговой компанией, затем она слилась с небольшим конгломератом «Филадельфия энд Рединг корпорейшн». Однажды в 1968 г Хейнемэн уже пытался захватить фирму «Гудрич», но его постигла неудача. Затем, в январе 1969 г., завязалось решающее сражение. 20 января Хейнемэн выступил с предложением купить все до единой выпущенные акции компании «Гудрич». Последняя публично охарактеризовала это предложение как «безрассудное», но в то же время негласно сменила свое руководство. «Нортуэст» располагала 5% акций фирмы «Гудрич», а связанная с «Нортуэст» компания «Лев тиатерз»² — еще 2,5%.

В ответ на атаку «Нортуэст» «Гудрич» мобилизовала себе в помощь три юридические фирмы, двух экспертов по обработке общественного мнения, два инвестиционных банка и одного специалиста-бухгалтера, которые подготовили материалы, в самом радужном свете рисующие перспективы компании; затем эти материалы направили держателям акций «Гудрич». С фирмой «Галф ойл» была заключена сделка о приобретении части ее предприятии с оплатой акциями «Гудрич», в результате чего 5% этих акций оказалось в сейфе «Галф ойл». В марте «Гудрич» купила «Мотор фрайт корпорейшн», уплатив за нее 55 тыс. своих акций, что также сократило объем пакета акций, которым располагала «Нортуэст» Кроме того. «Гудрич», ссылаясь на то, что маршруты «Мотор франт» пролегали параллельно железной дороге «Чикаго энд нортуэстерн», пригрозила, что любое насильственное слияние потребует утверждения комиссии по междуштатной торговле. В качестве последней оборонительной меры были объявлены внезапные выборы совета директоров с тем, чтобы, даже и случае, если фирме «Нортуэст» удастся приобрести большинство акций «Гудрич», она все равно не могла бы захватить контроль над ней до 1971 г. Затем последовал обстрел компании «Нортуэст» министерством юстиции, и, хотя конгломерат сумел отразить антитрестовские атаки, курс его акций начал скользить вниз. Курс акций «Гудрич» также стал падать, но «Нортуэст» уже растеряла свой заряд. Более того, она не могла сбыть акции «Гудрич», не понеся при этом значительные убытки, так как январское предложение базировалось на конъюнктуре 1960-х гг., тогда как теперь уже курс акций оказался на уровне 1930-х гг. Старого пошиба менеджеры во всей стране могли спать более спокойно.

У «Линг-Темко-Воут» также были свои трудные проблемы. Доходы в 1969 г. оказались ниже ожидавшихся. Вину за это компания приписала стачке на предприятиях «Джонс энд Лафлин», которая завершилась тем, что арбитр предписал ввести более высокую, чем предполагали, шкалу поощрительных доплат. Другие филиалы испытывали трудности с сырьем, у компании «Брэниф эйруэйз» был излишний персонал, проценты по краткосрочной задолженности оказались непомерно высокими, а антитрестовские иски понижали курс долговых обязательств «Джонс энд Лафлин». Для «Лингг-Темко-Воут» все это означало необходимость перераспределения средств или реорганизации с целью произвести перестановку управленческого персонала своих филиалов, а также изыскать способы сэкономить на налогах. Во всяком случае, «Линг-Темко-Воут» еще предстояло предстать перед судом по иску за нарушение антитрестовских законов, и нельзя было исключить возможность вынесения судебного определения, признающего конгломерат угрозой для свободной конкуренции.

Еще более неприятным было то обстоятельство, что акции конгломератов получали чувствительные щелчки на фондовой бирже. К середине 1970 гг. их очарование померкло и конгломераты уже не казались «высшей формой созидательного капитализма». Обнаружилось, что они не более эффективны, чем другие корпорации, что доходы на одну акцию не столь высоки, как ожидалось, и что рост их не беспределен. В самом деле, налицо был лишь тот факт, что конгломераты поглощали все новые и новые фирмы и становились все крупнее. Но обещанные прибыли не материализовались, исключение в этом смысле составили лишь несколько компаний, которыми действительно хорошо управляли. Хотя брокеры Уолл-стрита настойчиво навязывали акции конгломератов легковерному рынку, внезапное открытие, что конгломераты производят больше шума, чем прибыли, вызвало несколько весьма болезненных резких падений курсов акций. Особенно приводила в замешательство параллель с 1920-ми годами.

Корпорации приобрели также транснациональный характер. Американские фирмы построили за пределами своей страны предприятия обрабатывающей промышленности и начали играть значительную роль в экономической жизни соответствующих стран.

При этом не только возникла необходимость в установлении определенных связей с другими правительствами, но и правительству Соединенных Штатов в его внутренней политике стало труднее сказывать влияние на подобные корпорации. К ним относятся «Интернэшнл бизнес маншнз» («ИБМ»), выпускающая три четверти всех компьютеров в мире, «Стандард ойл оф Нью-Джерси», «Дженерал моторс», «Форд» и «Алюминиум компани оф Америка» («АЛКОА»). Один авторитетный специалист пришел к заключению, что к концу ХХ в. в мировом хозяйстве установится господство двухсот крупных корпораций, на долю которых придется преобладающая часть мирового промышленного производства. Совокупный объем инвестиций всех транснациональных компаний (ТНК), базирующихся как в США, так и за их пределами, возрос с $15 млрд. в 1940 г до $100 млрд. четверть века спустя.

Для некоторых компаний заграничные инвестиции приобрели даже более важное значение, чем деятельность внутри страны. Например, в 1962 г 52% всех продаж «Зингер сьюинг машин компани» приходилось на зарубежные рынки, а 65% ее собственности размещалось в других странах. На долю заграничных филиалов компании «Колгейт-Палмолив» приходилось 54% всего ее сбыта, а для «Стандард ойл» Европа стала более важным рынком, чем США. Возникли опасения, что этот процесс может нарушить платежный баланс, несмотря на приток в страну дивидендов, и что огромный объем сделок, совершаемых внутри ТНК, окажется вне контроля, который правительство пожелало бы осуществлять посредством валютной или бюджетной политики. Когда «Дженерал моторс» решила прекратить поставки производимых ею в Австралии автомобилей на японский рынок и заменить их ввозом в Японию продукции своих заводов в Калифорнии, Австралия столкнулась с ситуацией, при которой она лишилась возможности погашать импорт товаров из Японии экспортом туда автомобилей. Точно так же, если «Форд» и «Дженерал моторс» примут в Детройте решение сократить ввоз в США автомашин либо из ФРГ, либо из Англии, это вполне может вызвать возмущение этих стран. Более того, многие государства обнаруживают, что огромная мощь и гибкость ТНК способны нарушить экономические планы тех стран, на территории которых она действуют В целях самозащиты иностранные государства вынуждены устанавливать контроль (с помощью таких инструментов, как «Общий рынок») над инвестиционными планами и передвижением капиталов международных корпораций. Некоторые фирмы, центры которых находятся в США, полагают, что укомплектование заграничных филиалов местным персоналом ослабит враждебное к ним отношение. Но это отнюдь не приводит к уменьшению влияния филиалов на экономику той страны, где они действуют.

Внутри Соединенных Штатов власть корпорации зачастую осуществлялась путем контроля над ценами, Большинство крупных отраслей промышленности уже давно превратилось в олигополистические, т.е. в такие, где господствует лишь несколько компаний. Жесткая структура цен, введенная олигополиями, несла с собой ущерб интересам потребителя. Примером может служить фармацевтическая промышленность, которую подверг тщательному изучению покойный сенатор Зстес Кефовер. Реклама лекарств строилась на том принципе, чтобы привлекать внимание не к ценам на них, а главным образом к броским фабричным наименованиям, хотя издавна известно, что патентованные препараты значительно дешевле, если их продают под родовыми или химическими названиями. Сенатское расследование вскрыло, что производные кортизоны, применяемые при лечении артрита, в десять раз дороже, если их продают под фабричной маркой, а не под родовыми наименованиями. Таблетка, себестоимость которой 1,5 цента, продавалась пациентам за 30 центов — скачок в двадцать раз. Фармацевтические компании в свое оправдание указывали на то, что цена эта все же меньше, чем стоимость молочного коктейля. Кроме того, по их словам, они несут весьма обременительные расходы на внедрение новых препаратов и рекламу; в одной фирме эти издержки составляли 32,5% от объема продаж. В тех же случаях, когда лекарство охраняется патентом, его цена для потребителя резко подскакивает. Фармацевтические компании подстрекали врачей выписывать больным рецепты лишь на препараты с фабричным названием, распространяемые через «уполномоченных», — такую кличку теперь в этой отрасли присвоили коммивояжерам. Хотя цена какого-либо лекарства может не превышать стоимости леденца, для стариков, живущих на скудную пенсию, три таблетки в день равняются уже стоимости дорогого лакомства. Себестоимость производства антидиабетического препарата составляла $13,11 за тысячу таблеток, аптекарь платил за них $83,40 центов, пациенту же они обходились уже в $139. Отпускная цена потребителю, таким образом, более чем в 10 раз превысила себестоимость. Поскольку это патентованный препарат, пациенту ничего другого не оставалось делать, как раскошелиться. Сенатор Кефовер установил, что иностранные лекарства стоят значительно дешевле. При такой структуре цен в США норма прибыли (доходность инвестиций) достигала астрономических размеров. Из опубликованного журналом «Форчун» перечня пятисот крупнейших промышленных компаний видно, что норма прибыли на инвестированный капитал составляет для фармацевтических фирм 38% при средней для всех приведенных в перечне пятисот компании в 9,5%.

В то же время фирмы других отраслей промышленности добивались от правительства субсидий, тем самым показывая, что бизнесмены отнюдь не гнушаются выпрашивать правительственную помощь. Ярким тому примером служило торговое судостроение и судоходство — отрасль, которая строит, эксплуатирует и комплектует персоналом корабли, плавающие под американским флагом. В послевоенный период правительственные субсидии этой отрасли составляли в среднем $400 млн. в год. С тех пор как в 1936 г был принят действующий ныне закон о субсидиях, общая сумма предоставленной торговому флоту помощи достигла $4 млрд. Один писатель образно заметил, что стране достался лишь корабль с течью, так как фактически американские суда оказались не в состоянии конкурировать с кораблями других стран. Доля иностранных грузов, перевозимых в трюмах американских судов, резко сократилась — с 68% в 1945 г. до 7% в 1963 г. Еще в 1930-х годах расследователи из конгресса доказали, что Система субсидий попросту способствует сохранению неэффективности и насаждаемой корпорациями коррупции. Когда возникла необходимость обеспечить перевозки в связи с войной во Вьетнаме, правительству пришлось, несмотря на огромные суммы субсидий, предоставленных торговому флоту, снова вводить в строй старые суда, давно поставленные на консервацию. Почему же мирились с таким положением? Объяснением этому служит большое политическое влияние и энергичная деятельность лоббистов этой отрасли, часто выступавших вместе с профсоюзами.

С течением времени становилось все очевиднее, что корпорация превратилась в систему частного правительства, иерархическая структура которого сильно напоминает структуру тоталитарного государства. Не имея конституционных основ, многие корпорации оказались на грани беззакония. Их экономическая власть и могущество, как и мощь страны, сосредоточились в руках нескольких тысяч лиц, возглавлявших бюрократический аппарат корпораций. В самом деле, если сопоставить размеры доходов крупнейших корпораций Соединенных Штатов с поступлениями федерального правительства и властей штатов, то примерно восемь частных корпораций следуют непосредственно за федеральным правительством и опережают любой из пятидесяти штатов.

В последние годы сравнительно малочисленная олигархия из людей одного и того же круга, имеющих дело исключительно друг с другом и не связанных между собой никакими отношениями собственности, стала играть в корпорации роль подлинного центра власти. Отсюда ясно, сколь тщетна выраженная некоторыми защитниками корпораций надежда на то, что корпорацию можно «конституционализировать» с тем, чтобы она была послушной желаниям своих «участников», держателей акций. В действительности же теперь даже технически трудно надлежащим образом реализовывать право голоса акционеров корпораций. «Нэшнл сити бэнк» однажды перечислил пятьдесят шесть крупных корпораций с числом акционеров свыше 50 тыс. в каждой и двадцать семь с числом акционеров более 100 тыс. Применение в подобных условиях демократии в общепринятом значении этого слова попросту привело бы к хаосу. Такое рассеяние акций среди множества лиц само по себе исключает возможность управления в обычном его смысле. Даже те 5% или 6% акционеров, которые держат в своих руках основную массу выпущенных в обращение акций, представляют собой слишком многочисленную группу, чтобы эффективно управлять корпорациями, ибо она все же насчитывает свыше 1 млн. человек. Следовательно, несмотря на некоторую концентрацию собственности на акции, масштабы ее рассеяния все еще таковы, что порождают пассивные настроения. Так, большинство владельцев акций настолько озабочены движением курсов акций па бирже, что уже не в состоянии проявлять подлинный интерес к управлению корпорацией.