История ЭУ1 / Селигмен Б. Сильные мира сего / 4.17 Захват власти корпорациями

Глава 17. Захват власти корпорациями

После второй мировой войны для американского бизнеса начался период удачи, период оживления и, казалось бы, нескончаемого процветания. Когда страна вступила в войну, ее сотрясал, подобно непрекращающейся лихорадке, глубокий кризис. Вызванные военными действиями гигантские издержки породили отложенный спрос и неиспользованную покупательную способность, которые после 1945 г взорвались с такой силой, что все осторожные предсказания экономистов оказались совершенно несостоятельными. В начале 1940-х гг. численность населения возросла до 137 млн. человек, а двадцать лет спустя она составляла уже 180 млн. За тот же период валовой национальный продукт в реальных долларах повысился с $230 млрд. до $500 млрд. В результате произошел заметный рост реального дохода на душу населения. За два десятилетия выплавка стали подскочила более чем на одну треть, выплавка алюминия увеличилась в девять раз, добыча нефти удвоилась, количество автомобилей на дорогах страны также увеличилось почти в два раза, а расходы на жилищное строительство возросли на 60%. Соединенные Штаты стали чудом нашего мира, вечно процветающей нацией.

И все же два недуга неизменно подтачивали ее организм: распределение доходов продолжало оставаться неравномерным и, следовательно, отнюдь не все получили доступ во вновь обретенный рай, а экономика на острие ножа балансировала между стабильностью и спадом. Хотя та форма нищеты, какая была столь широко распространена в 1930-х гг., теперь явно уменьшилась, Америка все еще, казалось, не в состоянии справиться с этой глубоко укоренившейся болезнью, поражавшей сельскую бедноту, негров и другие этнические меньшинства, престарелых и низкооплачиваемых рабочих. Черта, отделявшая в шкале доходов нижние 20%, стояла в 1950 г на $2400 в год, тогда как, по данным министерства труда, для содержания семьи из четырех человек на «скромном, но достаточном бюджете» доход такой семьи должен был составлять $3700 в год. В 1935 г. на долю нижней пятой части населения приходилось 4,1% всех доходов, в 1950 г. доля этой группы в доходах составила 4,8%, а в 1967 г. она осталась, по существу, на том же уровне. В те же годы доля богатейшей пятой части населения колебалась между 44% и 45%. В структуре распределения доходов не произошло сколько-нибудь существенных изменений. Те улучшения, какие имели место, явились следствием повышения уровня доходов во всей шкале. Между тем нищета грозила превратиться в хроническую болезнь.

Подтверждением этому служит тот факт, что даже в годы послевоенных бумов полная занятость продолжала оставаться недосягаемой целью. Произошло три спада — в 1948—1949, 1953 — 1954 и 1957—1958 гг., каждый из них оставлял после себя наследие в виде еще одного слоя безработных, в результате чего к середине 1961 г уровень безработицы достиг 7% рабочей силы — поразительное явление для процветающей экономики. К тому же безработица теперь охватывала низшие ряды рабочей силы, недостаточная квалификация и недостаточное образование которых служили причиной увеличения продолжительности их вынужденной бездеятельности. Утверждали, что изменения в технике производства предъявляют к образовательному уровню рабочих новые требования, которым безработные не удовлетворяют. Затем, в 1960-х гг., влияние изменений в технике переплелось с безотлагательными потребностями войны, на сей раз в Юго-Восточной Азии. Совокупный спрос, стимулируемый военными расходами, резко сократил долю безработных. В то же время огромные потребности в строительстве дорог, госпиталей, школ и в осуществлении мер по охране окружающей среды оставались неудовлетворенными, несмотря на тревожные сигналы со стороны заинтересованных лиц. Для тревоги имелись все основания, так как озеро Мичиган уже начало гибнуть от загрязнения, а в городах люди стали задыхаться по мере того, как смог вытеснял чистый воздух. Однако, когда правительство попыталось ввести правила охраны среды или настаивать на оснащении автомобилей защитными приспособлениями, некоторые представители бизнеса пришли в ужас и стали громко протестовать.

Между тем сам бизнес начал обнаруживать симптомы слоновой болезни. Компании, располагавшей в 1949 г. активами в $250 млн., десять лет спустя требовалось уже $375 млн., чтобы сохранить свое прежнее место в ряду других фирм. В 1960-х гг. объем продаж в $1 млрд. уже не представлял собой исключительное явление. В 1968 г существовало более ста промышленных фирм, чей объем продаж превышал $1 млрд.; почти пятьдесят банков располагали вкладами на сумму свыше $1 млрд., имелось почти тридцать страховых компаний с активами более $1 млрд., выручка двадцати торговых фирм была выше этой суммы; к числу компаний с активами более $1 млрд. принадлежали и тридцать с лишним предприятий общественного пользования. Более того, объем продаж одной только корпорации, а именно «Дженерал моторс», равнялся почти 3% валового национального продукта.

Господствующее положение корпораций в экономике приобрело такие масштабы, что благосостояние всей страны в значительной степени оказалось в зависимости от их преуспеяния. Кое-кто стал ссылаться на арифметику: в Соединенных Штатах, мол, насчитывается по меньшей мере 5 млн. предприятий и, следовательно, доля гигантов в них ничтожна. Но такие аргументы игнорировали тот очевидный факт, что подавляющее большинство этих предприятий было слишком мало, чтобы оказывать какое-либо влияние на общее положение дел. Примерно 2 млн. предприятий относилось к розничной торговле, последнему прибежищу единоличного предпринимателя, которого опять-таки вытесняли гигантские универмаги и магазины самообслуживания. В 1969 г. совокупный объем продаж 500 крупнейших промышленных фирм равнялся почти половине валового национального продукта и был на 8% выше, чем в 1962 г. Из всех действующих в Соединенных Штатах предприятий лишь около 2500 можно считать экономически значительными, причем их контролировало не более 0,1% зарегистрированных держателей акций. Все большая и большая доля основной экономической деятельности страны сосредоточивалась в руках крупных корпораций.

К тому же среди миллиардеров стали появляться новые лица. Фердинанд Ландберг заметил, что на вершине послевоенной Америки еще оставалось свободное место. Дж. Пол Гетти, один из новейших нефтяных магнатов, считался в 1969 г. самым богатым человеком мира. Свой первый миллион долларов он сделал в 1916 г. в возрасте двадцати трех лет, спекулируя нефтяными участками, но основу его богатства составило наследство в $15 млн., с годами умноженное до $700 млн. В 1930-х гг., когда цены были низкими, он начал скупать активы «Пасифнк уэстерн ойл компани» и «Тайдуотер ассошнэйтед ойл». Последовательно приобретая один пакет акций за другим, он за несколько лет установил контроль над компанией «Тайдуотер» вопреки сопротивлению агентов «Стандард ойл», которых ему удалось перехитрить, проявив изрядную ловкость. В 1937 г. он обеспечил себе контроль над еще одной довольно крупной фирмой — «Мишп довелопмент компапи» Теперь в руках Геттп почти 80% активов «Геттп ойл», которая в свою очередь контролирует фирму «Мишн»; последняя владеет большинством акций «Тайдуотер» и «Скелли ойл». Совокупная стоимость активов «Гетти», «Скелли» и «Тайдуотер» значительно превышает $3500 млн. Хотя принадлежащее Гетти компания не в такой степени интегрированы, как другие крупные нефтяные фирмы: ему удается безраздельно контролировать их операции, тихо управляя своей империей из особняка близ Лондона. Действуя в духе старомодного» предпринимателя, он избегает гласности и политики.

Другие иефтяные магнаты не отличаются такой сдержанностью в политической жизни. Хант Г.Л., чье состояние оценивается примерно в $500 млн., организует многочисленные политические мероприятия правого толка, зачастую носящие бредовый характер. Хант подражает приемам Генри Форда и субсидирует радиопрограммы, распространяющие идеи из грязного арсенала провинциальной демагогии ку-клукс-клана. Дочерние фирмы Ханта финансируются целым рядом различных фондов, чьи подлинные цели еще не подвергались проверке Налогового управления. Хант весьма скуп на непосредственные взносы в фонды политических организаций, даже когда дело идет о республиканской партии, которая, по его представлениям, занимает недостаточно правые позиции. Однако, когда возникает хотя бы малейшая угроза действующим правилам о скидке на истощение недр, щедрость Ханта по отношению к противникам каких-либо перемен в этой области принимает значительные размеры. Философия Ханта выглядит как вариант «ничегонезнайства» XIX в., причем, согласно современной ее версии, все президенты после Кулиджа — это отчаянные радикалы.

К политическому мировоззрению Ханта весьма близки были и политические представления Клинта Мэрчисона и Сида Ричардсона, также миллионеров-нефтяников из Техаса. Правда, их взгляды не отличались такими крайностями, но все же занимали правую сторону политического спектра. Мэрчисон и Ричардсон начали со скупки и продажи арендных прав на нефтеносные участки и к 1930-м гг. создали «Сазерн юнион гэс компани» в «Америкэн либерти ойл компани», которые они впоследствии продали, получив при этом изрядную прибыль. Коммерческие интересы Мэрчисона отличались большим разнообразием и распространялись на страхование, транспорт и банковское дело. Когда в 1950-х гг. Роберт Янг добивался поддержки его операции, ставившей целью отторгнуть от империи Вандербильта железную дорогу «Нью-Йорк сентрал», Мэрчисон и Ричардсон незамедлительно пришли ему на помощь. В 1962 г $70-миллионный фонд Ричардсона израсходовал ничтожную сумму — $14500. Тем не менее Фонд позволил ему вытребовать скидку в 14% по ставкам максимального налогообложения. К этому сорту богачей принадлежал и Хью Рой Каллен, оставивший после своей смерти в 1957 г наследство в 2$00 млн. Он вошел в нефтяное дело в 1917 г., но оставался бизнесменом XIX в., выступая против «нового курса», профсоюзов, взаимных пошлин. Разумеется, скидка на истощение недр оказалась для него вполне приемлемой.

Противоположностью хантам и калленам может служить Эверетт Ли де Гольер, человек, который внес вклад в науку и заслужил титул «отца американской геофизики». Опытный геолог и инженер, де Гольер революционизировал технологию разведки нефти, применил научные методы определения параметров нефтяного купола. Хотя де Гольер и принадлежал к числу нефтяных магнатов, на его счету внушительный перечень публикаций, он читал лекции в различных университетах и одно время занимал штатное место профессора геологии в Техасском университете. Если бы он не затрачивал столько времени на научные занятия, то он мог бы быть даже еще более богатым человеком.

Однако к 1960-м гг. личные достижения уже не служили лейтмотивом американского бизнеса. Так, в сфере экономики теперь задавала тон безличная корпоративная организация. Корпорации предначертано было увеличивать свои размеры на пути приобретательства. Подобно анаконде, заглатывала она другие корпорации. Классическим американским методом построения индустриальной империи стало слияние. В Европе, где обычно применялась форма картеля, делались некоторые уступки в пользу сохранения самостоятельности отдельной корпорации. Но в США бизнесмены предпочитали скупать собственность своих соперников, забирая в свои руки заводы и их активы, и сливая затем разнородные предприятия в новый причудливый комплекс. Метод слияния, приобретший характер некоего императива американского бизнеса, в значительной мере оказался возможным вследствие неэффективности антитрестовских законов. Эти законы достаточно действенные, когда дело касалось контроля над такими рыхлыми образованиями, как торговые ассоциации, вплоть до 1950 г не в состоянии были ставить какие-либо преграды процессу слияний. Но в 1950 г. поправка к Акту Клейтона объявила не отвечающими закону те слияния, которые ведут к «существенному уменьшению конкуренции». Разумеется, юристу трудно точно определить, когда при образовании промышленного объединения не сокращается конкуренция, что было продемонстрировано решением федерального судьи У.Дж. Лабая, который отверг предъявленные компаниям «Дюпон», «Дженерал моторс» и «Юнайтед Стейтс раббер» обвинения в нарушении антитрестовских законов. Этот выдающийся юрист среди прочих вынес и такое суждение, согласно которому не существовало доказательств того, что фирма «Дюпон» контролировала «Дженерал моторс», несмотря на то что время от времени она на собраниях акционеров располагала 51% голосов.

Первая большая волна слияний имела место в период 1898— 1904 гг. К числу факторов, вызвавших эту волну, относится стремительно расширявшийся рынок товаров массового производства, который обрекал на окончательное уничтожение вековое господство ограниченных локальными рамками монополий и рынков. Когда монополии и рынки стали обретать национальные масштабы, торговец или промышленник меньшего калибра уже пе мог рассчитывать сохранить ведущие позиции в своем округе по той простой причине, что он опирался лишь па преимущества локального характера. Этими новыми обстоятельствами он был обязан фантастическому удешевлению транспортных средств. Кроме того, технический прогресс неуклонно повышал соотношение между постоянным и переменным капиталом. Бизнесмен внезапно столкнулся с проблемой недогрузки производственных мощностей и чрезмерных издержек. Первым выходом из положения казалось объявление войны цен, рассчитанной на уничтожение конкурентов, однако такая война создавала лишь ситуацию, при которой развертывающаяся ожесточенная схватка грозила стереть с лица земли всех и каждого. В результате пришли к мысли, что идеальным правилом должен служить принцип «живи и давай жить другим». Некоторые считали, что еще лучше принцип «действовать воедино», ибо это полностью устранило бы страх перед тем, что какие-либо случайности вынудят снижать цены.

Яркой иллюстрацией характера тех сил, которые объединились в условиях первой волны слияний, служит «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн». После 1904 г американская публика, давая выход своей традиционной враждебности к увеличению размеров корпораций, начала громко требовать раздробления трестов. Сами бизнесмены призывали временно приостановить формирование империи, причем не только для того, чтобы переварить уже проглоченное, но и для того, чтобы собраться с силами перед ожидавшейся экономической бурей, которая действительно разразилась в 1907 г. Затем вспыхнула первая мировая война.

Послевоенная атмосфера оптимизма создала благоприятный климат для подъема второй волны слияний. Профессиональные биржевики, обнаружив наличие на рынке свободного капитала, приготовились к легкой наживе. В 1919—1921 гг. произошло множество слияний — либо при помощи холдинговых компаний, либо в форме прямых объединений, — явно преследовавших цель воспользоваться выгодами повышательной тенденции курса ценных бумаг. Образование новых компаний означало выпуск новых акций, а в обстановке повышающегося курса легко можно было рассчитывать на щедрую прибыль. Что касается собственно промышленности, то здесь главными мотивами слияний служили либо желание создавать вертикальные комбинаты, которые гарантировали бы регулярные поставки сырья, либо потребность в рационализации сбытовых и рыночных операций.

К 1929 г., когда возникла третья волна слияний, состояния экономической зрелости достиг ряд новых отраслей — кинопромышленность, предприятия общественного пользования, радиопромышленность, автомобилестроение. Однако мир бизнеса без колебаний стал подвергать их реорганизации, комбинированию, слияниям. Не приостановил он этот процесс и с наступлением кризиса. По данным, приведенным в докладе Федеральной торговой комиссии, в период 1932—1938 гг. имели место многочисленные объединения, главной отличительной чертой которых было поглощение мелких фирм крупными. Так, в эти годы в сталелитейной промышленности компания с активами в $3 млрд. поглотила фирму размером в $217 млн., в производстве автомобильных деталей фирма с активами в $377 млн. присоединила к себе компанию, владевшую $28 млн., в нефтяной промышленности — $832 млн. поглотили $42 млн.

Самая большая волна слияний поднялась в 1960-х гг., но, как это ни странно, общество изобилия не обратило на нее почти никакого внимания. Федеральная торговая комиссия установила, что после второй мировой войны число слияний в год составляло от 700 до 800. В период между 1940 и 1947 гг. исчезло свыше 2500 фирм с общей стоимостью активов более $5 млрд., что равно 5,5% всех активов обрабатывающей промышленности в 1943 г. Тем не менее, все это служило лишь прелюдией к волне слияний, которая достигла своего гребня в самые последние годы. Крупные корпорации буквально охотились за предприятиями, которые можно было бы присоединить к себе. В 1967 г. произошло почти три тысячи слияний — на 25% больше, чем в предыдущем году. Имеются оценки, согласно которым на слияния в 1967 г. было израсходовано $14 млрд. Такие фирмы, как «Литтон индастриз» и «ИТТ», с легкостью проглатывали самые разнородные компании. Казалось, что стремлению к гигантизму нет преград.

Процесс слияний облегчался тем, что выкуп предлагался в форме конвертируемых ценных бумаг, а не наличными; последнее повлекло бы необходимость уплаты налога на прибыль от биржевых операций. К тому же высокий уровень дивидендов препятствовал конверсии и защищал остаток обыкновенных акций от разводнения. Именно таким образом военно-авиастроительная фирма «Макдоннелл компани» приобрела «Дуглас эйркрафт», а «Линг-Темко-Воут» — мясоконсервную фирму «Уилсон энд компани». Еще один урожай можно было собрать, разделив приобретенное предприятие на несколько частей и предлагая публике акции каждой из вновь образованных частей. «Линг-Темко-Воут» не только расчленила фирму «Уилсон», но и осуществила ряд манипуляций с принадлежавшей ей собственностью. Вся эта процедура была названа «перераспределением активов».

Бизнесмены, несомненно, горячо одобряли практику слияний, особенно это относится к непосредственно руководившим деятельностью компаний менеджерам, которые постоянно стремились к расширению масштабов своих операций. Интерес менеджеров сосредоточивался не столько на извлечении прибыли, сколько на максимизации размеров предприятий, что обеспечивало контроль над рынком. Несмотря на истовое выражение веры в «невидимую руку» А. Смита, ожесточенная конкуренция цен продолжала постоянно отравлять их существование. И все же стремление к монополии не служило единственным побудительным мотивом слияний. Зачастую прибыльная фирма скупала компании, не приносящие прибыль, с целью получить экономию на налогах и компенсировать таким образом выплату высоких налогов, связанных с увеличением прибыли. Возможность выгадать на налогах служила важнейшим аргументом в пользу слияния по крайней мере в 10% случаев объединения мелких фирм и по меньшей мере в 25% случаев слияния крупных. Некоторые старые компании скупали более молодые, чтобы воспользоваться новыми изобретениями и идеями. Иногда в качестве предлога для слияния выдвигалась необходимость диверсификации или потребность в производстве более полного ассортимента изделий. Но каков бы ни был непосредственный мотив, в основе приобретательского императива лежало стремление достигнуть господствующего положения в своей отрасли. Процесс слияний, по существу, представлял собой борьбу за все более мощные позиции на рынке, причем далеко не последнюю роль здесь играли и личные амбиции. Естественным следствием этого явилось создание монополистических индустриальных комплексов.

Мелкие фирмы часто сами проявляли готовность попасться на крючок, так как наживка была уж очень привлекательна. Такие фирмы, выпуская продукцию высокого спроса, иногда не располагали достаточным капиталом. Так обстояло дело при слиянии «Дженерал миллз» с небольшой компанией «О-Сэл-О», производившей губки. Годовой объем ее продаж составлял $3500 тыс. против $480 млн. у «Дженерал миллз». Основали «О-Сэл-О» три молодых человека, служивших прежде инженерами в фирме «Дюпон». Им удалось в течение нескольких лет построить весьма респектабельный бизнес. Когда они в конце концов позволили себя проглотить, они получили 30 тыс. акций «Дженерал миллз» Это составило 1,4% всех акций фирмы, т.е. изрядный кус в компании, в которой самый крупный пакет акций достигал лишь 4%. Прибыль от этой сделки выразилась в $1700 на каждые первоначально инвестированные $100, и облагалась она по ставкам налогообложения приращения рыночной стоимости капитала, которые значительно ниже, нежели ставки обычного подоходного налога.

Представляется очевидным, что концентрация промышленности усиливается за счет таких слияний. Весьма консервативный экономист Джордж Стиглер однажды заметил, что ни одна сталелитейная компания не в состоянии была увеличить производственную мощность хотя бы на 4% путем привлечения новых покупателей ее продукции; отсюда следовало, что рост концентрации происходил главным образом в результате слиянии, консолидации и скупки активов.

И все же, несмотря на тот факт, что в 1960-х гг. некоторые слияния были совершенно несуразными, правительство не обнаруживало желания воспрепятствовать этому процессу Например, «Рэдио корпорейшн оф Америка» («РКА»), занимающая ведущее место в производстве оборудования средств связи и управляющая «Нэшнл бродкастинг компани», национальной радио-телевизионной компанией, приобрела контроль над агентством Гертца по прокату автомобилей, образовав таким образом необычайно странную комбинацию. Пользуясь бездеятельностью антитрестовского отдела министерства юстиции, бизнесмены к концу 1960-х гг. решили осуществлять слияния, пока это им сходит с рук. В свою очередь министерство юстиции пришло к заключению, что в судебных преследованиях нет необходимости, поскольку, мол, достаточно Немезиде нахмуриться, и тотчас же планы нежелательных слияний будут отменены. Иллюстрацией этому служит задержка предполагавшегося слияния «ИТТ» с «Америкэн бродкастинг компани»¹, вынудившая в результате «ИТТ» отступиться от сделки. В основном же дело выглядит так, будто цель антитрестовских мер заключается не в том, чтобы гарантировать «свободную конкуренцию», а в том, чтобы усиливать рост корпораций, направляя нападки на mix в чисто формальные каналы. Отдельные слабые наскоки правительства лишь подчеркивают мощь громадных корпораций. Так антитрестовские законы превратились для американского бизнеса в пустой миф.

На деле антитрестовское законодательство никогда не препятствовало процессу укрупнения корпораций. Нет никаких доказательств того, что меры правительства когда-либо сколько-нибудь серьезно ограничивали концентрацию; напротив, несмотря на «озабоченность» правительства, монополия в самом широком смысле неизменно возрастала. Единственное, что можно сказать,— это то, что возбуждение судебного преследования или угроза возбудить такое преследование влияли лишь на форму, которую принимали слияния (покупка физической собственности, а не акций или прямое слияние предприятий, а не их интеграция). На уровень цен, объем производства или политику найма рабочей силы оказывалось очень мало влияния. Существовала несомненная тенденция к установлению контроля из одного центра независимо от форм такого контроля. Во многом это объяснялось юридической концепцией, лежавшей в основе антитрестовского законодательства, как правило, для обоснования вмешательства юстиции требовалось доказать наличие тайного сговора или близких к нему действий. На деле контроль над ценами и ограничение производства можно осуществлять и без фактического тайного сговора. Управление ценами, «увещевание», достижение взаимопонимания между соперничающими гигантами — все это представляло собой признанные общественные формы установления монополистического контроля, причем в подобных случаях буквально невозможно было выявить, сговор в том определении, которое дает ему закон.

Антитрестовское законодательство фактически оказалось несостоятельным. Закон Шермана был выхолощен его юридической интерпретацией, и к 1920 г он стал вовсе бесполезным. Не лучшая судьба постигла и закон Клейтона. В актив антитрестовского законодательства можно отнести лишь то, что оно преграждало путь откровенной монополии, так как титаны бизнеса почитали за высшую доблесть сохранить жизнь нескольким конкурентам.

В течение 1960-х годов наиболее драматической особенностью процесса слияний оказался рост конгломератов (диверсифицированных холдингов) — комбинаций фирм, действующих в самых различных отраслях. Термин этот заимствован в геологии, где им обозначается масса, состоящая из разнородных материалов. Некоторые критики сочли, что «те, кто управляют этой новой разновидностью корпораций, не ведают, что творят». Но по мере усиления выявившейся тенденции менеджеры стали говорить о «возникающих» конгломератах и «зрелых» конгломератах, как если бы медленный процесс геологических изменений вдруг резко ускорился. В действительности ничего нового в этой форме корпорации нет, ибо Эндрю Меллон применил ее задолго до того, как на Уолл-стрите стали говорить о конгломератах «Литтон индастриз» и «Линг-Темко-Воут».

Но конгломераты становились все крупнее, а слияния еще более многочисленными. Сталелитейные компании покупали телевизионные станции, кредитные фирмы поглощали предприятия, производящие компьютеры, железнодорожные компании приобретали фабрики готового платья, нефтехимические концерны покупали авиалинии, гостиничные объединения присоединяли к себе вертолетные заводы. Слияния во все большей степени стали охватывать компании, не имевшие между собой ни экономической, ни какой-либо иной логической связи. По оценке Федеральной торговой комиссии, четыре пятых всех слияний в 1967 г относилось к конгломератам. Комиссию встревожило то, что этот процесс может на деле привести к усилению концентрации; во всяком случае, создавалось впечатление, что образование конгломератов увеличивает экономическую мощь корпораций. Сомнительно, чтобы рост подобного рода компаний отражал тенденцию к совершенствованию продукции, в нем, скорее, нашла воплощение тяга к строительству экономических империй. Жажда приобретательства влекла за собой залезание в долги или выпуск новых ценных бумаг с целью получить возможность скупать другие корпорации. Естественно, что такого рода операции делали конгломераты любимчиками Уолл-стрита.

Одним из самых красочных стал конгломерат, который сконструировал так и не окончивший среднюю школу Джеймс Дж. Линг, начавший с небольшой электротехнической компании и построивший империю — «Линг-Темко-Воут» — стоимостью свыше $2 млрд. Его фирма «Линг электронике», появившаяся на свет с помощью одного далласского банкира, в 1960 г приобрела «Темко электронике энд миссайлз», «Алтек» и несколько других фирм. В следующем году Линг взял ссуду в $10 млн. и прибавил к своим владениям «Чанс воут» — авиа- и ракетостроительную компанию с активами в $195 млн.

В 1967 г к этому объединению был присоединен другой конгломерат. «Грейт Америка», контролировавший ряд страховых компаний, авиалинию и банк. В общем, после приобретения «Чанс воут» Линг осуществил свыше тридцати слияний. Технически операция производилась всякий раз одним и тем же методом. На заимствованные наличные покупался контрольный пакет акций, затем следовал обмен выпущенных в обращение акций фирмы-жертвы на ценные бумаги «Линг-Темко-Воут». После этого большая часть долга зачислялась на счет новой дочерней компании. Линг ведет такой же широкий образ жизни, как и любой техасский нефтепромышленник, дом его похож на придорожный мотель, и стоимость его оценивается в $1,5 млн.