Posobie

цедуры, учитывать толщину меловой черты и тому подобные эмпирические факторы. Мы проводим виртуальные (воображаемые, т.е. чисто смысловые, но при этом вполне наглядные) параллельные линии, мгновенно удостоверяясь, что они никогда не пересекутся (впрочем, ничто не мешает нам продолжать наши линии сколь угодно долго). Точно так же мы можем вычертить плоскость любой геометрической формы, как угодно расположить ее в виртуально-смысловом пространстве, заставить вращаться и т.д., т.е. мы имеем здесь дело с культуройвнутренней– чистокогнитивной, смысловой– визуализации.

Другим важным элементом фигурного синтеза является визуализация пространства, геометризм. В чистом, смысловом, имагинативном (воображаемом) пространстве мы в состоянии конструировать, строить, приводить в движение любые фигуры. При этом, чем чище подобная деятельность, чем свободней она от чувственноэмпирических наслоений, тем лучше. В некоем пределе мы получим когнитивные процедуры, которые и лежат в основе всех опредмеченных форм такого конструирования.

2. Структурно-пространственное схватывание. Вполне воз-

можно мыслить пространственными формами, т.е. структурно. «Мыслить» в данном случае – значит наглядно представлять себе нечто – в его чисто смысловой, категориальной форме. Можно «видеть» причинно-следственные ряды или множество элементов, объединенных разнообразными связями, или сложно дифференцированное целое, или поле взаимодействующих элементов… Структурное видение базируется на соответствующих когнитивных схемах, в противном случае оно будет поглощено косной эмпирией, закрывающей внутреннее устройство, строение, конструкцию. В данном же случае мы имеем дело с, так сказать, конструктивными архетипами – объемными, внутренне расчлененными категориальными формами. Мыслить структурно – значит всегда видеть связи элементов и реализованную в них схему, опредмеченную в них логику. Мыслить в данном случае – значить именно видеть: чисто смысловые конструкции в чисто смысловом пространстве.

3. Эйдетическое конструирование. А.Ф. Лосев, крупнейший знаток философии Платона в наше время, определил эйдос (идею)

131

как порождающую модель. Сказано очень точно и глубоко. А мы бы добавили: идея – конструктивная порождающая модель. Инженерная идея – это прежде всего чистая (смысловая) конструкция, логика которой легко усматривается в ней. Рассмотрим простейший пример.

Вычертим в виртуальном пространстве прямоугольную плоскость. Расположим ее горизонтально условному низу. Нагрузим ее так, чтобы она падала вниз. Вопрос: сколько «подпорок» необходимо такой падающей плоскости, чтобы удержать ее? Одна в углу? Нет. Две по углам с одной стороны? Очевидно, что нет. В трех углах? Лучше, но все-таки неустойчиво. В каждом из четырех углов? Да! И это столь же очевидно, как и то, что две параллельные никогда не пересекутся. Но продолжим наше априорное конструирование. Ставим ножку по центру прямоугольной плоскости (назовем ее «сиденьем»). Априори ясно, что сидеть на таком одноногом табурете можно, используя две собственные ноги в качестве еще двух недостающих ножек, на которые, очевидно, будет переноситься часть нагрузки, но полноценного стула у нас не получится (но идея, например, стула-трости для пожилого пенсионера – налицо). В то же время априори ясно, что, если в сиденьи одна ножка посередине, то на конце ее должно быть как минимум три лапки, иначе устойчивости не добиться. Обратите внимание, простейший пример конструирования на базе эйдоса стула (что может быть проще?) уже демонстрирует нам разнообразные конструктивные решения такого приспособления для сидения.

Другой столь же простой пример: мы сидим внутри аудитории, имеющей форму параллелепипеда, а могли бы мы находиться внутри, например, шарообразной аудитории? Очевидно, что да. Но почему архитекторы чертят скучные прямоугольные аудито- рии-шкафы? Только потому, что так легче, дешевле, быстрее. Но представим себе, что мы сидим внутри шара. В этом случае часть сферы нужно будет перекрыть ровным полом. Еще лучше расположить сиденья слушателей по внутренней поверхности сферы – так, чтобы получился оригинальный амфитеатр (место лектора – на противоположной стороне сферы).

132

Конечно, эйдосы самолета, ракеты, шариковой ручки, велосипеда сложнее, нежели кубическая геометрия простого табурета. Но когнитивные схемы, лежащие в основе конструирования этих устройств однотипны. Везде мы имеем дело с наглядной визуальностью, чистым «фигурным» черчением в виртуальном пространстве ‒ с идеей вещи, а не с ее эмпирически завершенным воплощением. При этом соотношение эмпирии и когнитивно-эйдетической схематики может быть различно. Это отношение определяет уровень специфической инженерной одаренности. Но прежде чем мы скажем об этом несколько слов, отметим еще один когнитивный элемент инженерного мышления.

4. Ноэтическое варьирование. Историк техники может заме-

тить, что формы и структуры технических устройств сохраняются в исторических вариациях, непрерывно усложняясь. Повозка и шасси современного автомобиля конструктивно одинаковы. Трубка петарды, начиненная порохом, и современная ракета несут в себе одну и ту же техническую идею. В синхроническом срезе истории мы также видим вариации одной конструктивной идеи в ее многообразных клонах. Легко догадаться, что за всеми явлениями подобного рода скрываются определенные когнитивные закономерности. Возьмем какой-либо исходный образ, например смартфон HTC, и начнем совершенно произвольно его варьировать: сделаем его корпус из толстого чугуна или из пластилина; прикроем экран плоским прозрачным леденцом; заставим каждые пять минут выкрикивать наше имя; представим себе наш HTC в руках едока картофеля с картины Ван Гога и т.д. Легко заметить, что во всех такого рода фантастических вариациях сохраняется инвариант исходного образа, некое смысловое и, соответственно, визуальное ядро: исходная конструктивная идея, которую не может обрушить никакой произвол. Поэтому, возвращаясь к нашим примерам, мы легко можем клонировать исходную эйдетическую конструкцию стула: мы можем спроектировать простой табурет, круглый табурет на центральной ножке с вращающимся сиденьем, шоколадный стул, мощный стальной стул, осыпанный бриллиантами царский трон, яшмовый трон Будды… Такие вариации могут быть совершенно

133

бесполезными и смешными, но могут быть исключительно важными и полезными (например, поставить на телегу паровой движок).

Теперь, в заключение, легко сформулировать некоторые общие когнитивные условия специфической инженерной одаренности. Способность, призвание и талант инженера предполагают: 1) конструктивный, геометризированный характер внутреннего чувства (внутреннего созерцания и воображения); 2) схватывание чистой категориальной логики в процессе ее непрерывной визуализации, схематизации; 3) преобладание пространственных структурных схем над временными последовательностями; 4) видение, опознание в любой вещи (даже природной, даже в живом существе) ее конструктивной модели; 5) склонность не к чистой логике, а к ее опредмеченным, овеществленным формам; 6) оптимальное соотношение эмпирического тела и эйдетической структуры – в восприятии вещей и технических «девайсов». Разумеется, здесь речь идет о профессиональных задатках, а не о свойствах личности или экзистенциальных измерениях человека.

2.4. Проблемы искусственного интеллекта

Понятие искусственного интеллекта. Сильная и слабая версии искусственного интеллекта. Современные стратегии создания искусственного интеллекта. Физикалистская и функционалистская стратегии исследования. Машина Тьюринга. Принцип изофункционализма. Компьютер и живой интеллект.

Искусственный интеллект – одна из глобальных проблем современной цивилизации. Проблема эта часто понимается слишком узко. Чаще всего ученые разных специальностей и широкая публика полагают, что создание искусственного интеллекта – дело будущего, и неблизкого будущего. Понятие искусственного интеллекта ассоциируется с антропоморфными роботами, с искусственной человеческой головой, электронным мозгом и т.п. Но осведомленные в современных философских теориях люди понимают, что искусственный интеллект – в гораздо более точном и реалистичном смысле – представляет собой новую интерсубъективную форму человеческой

134

рациональности (т.е., в этом смысле, уже сверхчеловеческую). Однако определим понятие искусственного интеллекта более систематическим образом.

Обычно говорят о слабой и сильной версии теории искусственного интеллекта. Сильная версия – это, разумеется, приближение к искусственному мозгу и «существу», им обладающему. Слабая версия – создание автономных логических машин и дискурсивных структур. Читатель уже мог догадаться, что с точки зрения сказанного в начале этого раздела именно слабая версия является на самом деле сильной, а сильная на самом деле ‒ слабой. Слабость сильной версии состоит в следующем:

1.Мыслит не мозг, а человек. Человек – социальный продукт, личность, субъект культуры. Чтобы сделать робота с искусственным мозгом человеком, его нужно подвергнуть социализации, обучению

ивоспитанию, как и человеческое дитя. В идеальном случае мы создадим искусственного человека, что является довольно бессмысленной затеей (люди создаются известным и весьма эффективным способом). Конечно, мыслимы искусственные антропоморфные существа (а с применением биотехнологий и весьма совершенные): роботы-солдаты, роботы-операторы, роботы-землекопы, роботы- выписывающие-справки, роботы-продавцы… Хотя и в этом случае атрибут антропоморфности совершенно необязателен. Высоко автоматизированная ракета, ищущая цель, или установка по продаже мясной гастрономии совсем не обязательно должны иметь человеческий облик.

2.Мыслит не логика, а человек. Материализованный логический процесс, несомненно, автоматизирует какую-то функцию мыслительной способности человека, но, в любом случае, очень далек от мышления в человеческом смысле. Мышление в обязательном порядке предполагает Я-субъект, воображение, созерцание, наличие особых духовных сущностей – идей и т.д.

3.Человеческий интеллект – искусственен в том смысле, что

кроме природных субстратов и задатков предполагает социокультурную и языковую среду. «Искусственный интеллект», как его

135

себе представляют сторонники сильной версии, ‒ вполне естественен, поскольку остается целиком в «ведомстве» природы, а не свободы (духа, культуры, этических императивов).

4. Сильная версия на самом деле очень проста и не выходит за рамки автономизации мозговых процессов и их протезирования. В этой слабости – ее сила.

Сильная сторона слабой сильной версии в том, что она отражает некий архетипический инстинкт человеческого существа – создать себе подобного. Человека не удовлетворяет способность к размножению «природным» способом. Для него – это слишком просто. Он старается создать предельно совершенное устройство – самого себя.

Сильная же сторона слабой версии состоит в следующем:

1.Мы должны хорошо понимать, в какое время мы живем. Нужно отдавать себе отчет в том, что произошло с западным человеком – и всей планетой – за последние полстолетия. Самое яркое событие этого периода, осознавшего себя после всего, что было, так что это «после» стало его существеннейшим определением, ‒

изменение типа рациональности, заложенного в фундаменте дис-

курсивной формации каждой эпохи в истории культуры. Ведь кроме рассудочных категорий, управляющих применением логических форм на индивидуальном уровне, существует сеть категорий культуры, реализованных в знаково-символических структурах исторических эпох. Эта опредмеченная в интерсубъективном (коллективном) сознании рациональная матрица может менять свою категориальную структуру, степень автономности, характер включения в нее индивидуальных сознаний и воль. Мы живем в эпоху, когда интерсубъективная рациональная матрица, управляющая ею (так называемый «дискурс»), взбунтовалась, обрела самодостаточность

испособность активно манипулировать индивидами.

2.Человеческая логика оседает в технических объектах: ору-

диях труда, сложных средствах производства; искусственных материалах, транспортных узлах, строениях; в машинах и механизмах, в электронных девайсах, в многообразной оснастке и «обвязке»

136

человеческого быта. Всё это шифрует в себе коллективное ratio, переселившись из человеческой головы в эту новую природу.

3.Наступает эра техно-логии. Всё, что окружает индивида, каждый атом его существования – технологичен. Люди, как правило, не осознавая этого, усваивают бесчисленные логизированные процедуры, схемы, алгоритмы. Это говорит о том, сколь сильна отчужденная логика, когда-то безраздельно принадлежавшая человеку. И кто может поручиться за то, что открывшееся здесь технологичное ratio не имеет своей собственной субъектности?

4.Нечто в высшей степени важное произошло и с человеческим языком. Опредмеченные в «текстах» ‒ разнообразных знаковых структурах ‒ язык, речь превратились в автономный дискурс.

Аэто, в свою очередь, является симптомом того, что аналогичные изменения произошли и в логической структуре человеческого рассудка, чувственности, в сфере рациональной мотивации воли, в «трансцендирующих» функциях разума. Человек, в некотором смысле, запрограммирован «суммой технологий», зависит от нее, уже не может существовать вне ее.

Отсюда вытекает нетривиальный вывод: искусственный ин-

теллект – не в далеком будущем; он уже создан, распространился по планете и в ближнем космосе в виде ноосферы, включил живых индивидов в свои технологические цепи, постепенно обретая черты собственной субъектности.

Сказанное вовсе не означает приход Армагеддона, как полагают некоторые гуманитарии. Речь идет о новой реальности, о новом способе человеческого бытия. Новую реальность необходимо принять и научиться в ней жить. Однако и гуманитарное наследие не должно бытьзабыто: онодолжностатьдостояниеминженерногоума.

Теперь перейдем к специальной проблематике искусственного интеллекта.

Современные философско-методологические концепции искусственного интеллекта могут быть сведены к двум основным стратеги-

ям исследования – физикалистской и функционалистской. В чем их суть? В крайней форме парадигма физикализма, как общая методоло-

137

гическая и теоретическая установка, была сформулирована в рамках логического позитивизма. Ее суть сводилась к тому, что «все отрасли науки, в принципе, одной и той же природы, они – отрасли единой науки, физики» (К. Гемпель)92. Следовательно, подлинно научное объяснение(втомчислеиментальныеявления) представленовформе физического объяснения. Более того, логические позитивисты объявилипроблему духовногоителесногопсевдопроблемой.

Представители постпозитивизма, в целом реабилитировав проблему тело/ум (body/mind), в сущности продолжали выступать с позиций радикального физикализма: они не просто отождествляли ментальное и телесное, а сводили ментальное к телесному, т.е. редуцировали любые свойства и способности человека, в том числе и сознание, к исключительно физическим свойствам (Д. Армстронг).

Представители так называемого «эмерджентного материализма» (Дж. Марголис)93, «натуралистического биологизма» (Дж. Серл)94 и т.д. попытались расширить узкие рамки радикального редукционизма, ноощутимыхрезультатовэтонепринесло.

Начиная с середины XX века в связи с развитием кибернетики, теории информации, системных и структурных исследований и т.д. парадигма физикализма всё отчетливее стала обнаруживать свои недостатки. Именно в это время на передний план выходит альтернативная ей концепция – концепция функционализма (Х. Патнем,

92Цит. по: Дубровский Д.И. Проблема духа и тела: возможности решения (В связи со статьей Т. Нагеля «Мыслимость невозможного и проблема духа и тела») // Вопросы философии. 2002. № 10. С. 92.

93Эмерджентный (от англ. emergent – внезапно появляющийся) – философская концепция, рассматривающая развитие как скачкообразный процесс, при котором возникновение новых, высших качеств обусловлено идеальными силами. В «эмерджентном материализме», разумеется, нет места «идеальным причинам», в нем просто фиксируется появление нового качества у системы, авопросоегопроисхожденииисущностивыноситсязаскобки.

94Его формула: «Ментальное есть нейрофизиологическое на высшем уровне». Таким образом, объединяются черты радикального и эмерджентного физикализма, а по большому счету и диалектического материализма советскойшколыфилософов.

138

Дж. Фодор, Д. Льюис и др.), основное положение которой можно сформулировать следующим образом: ментальные феномены нельзя отождествить с физическими процессами, так как они представляют собой функциональные свойства мозга, следовательно, ментальные свойства нередуцируемы к физическим. Напомним, что классики функционализма опирались на результаты английского математика и кибернетика А. Тьюринга, внесшего огромный вклад в развитие компьютерной науки («машина Тьюринга»).

Машина Тьюринга – это абстрактное понятие и не принадлежит к миру физических объектов. Как известно, А. Тьюринг (вслед за Д. Гильбертом) ставил перед собой задачу весьма общего характера, а именно проблему алгоритмической разрешимости. Вопрос формулировался так: существует ли некая универсальная механическая процедура, позволяющая, в принципе, решить все математические задачи (из некоторого вполне определенного класса) одну за другой? Для решения этого вопроса Тьюринг формализовал понятие «машина» путем расчленения ее действий на элементарные операции. (Логично предположить, что в качестве «машины» может выступать и человеческий мозг, другими словами, мы можем свести все действия математика, размышляющего над решением математических задач, к строгому поэтапному набору механических процедур, т.е. к алгоритму).

С помощью машины Тьюринга Х. Патнем и другие философы аналитического толка показали, что физическое объяснение не является универсальным, поскольку функциональная организация системы в принципе логически отличается от ее описания в плане ее физико-химического состава. В 1960 году Патнем опубликовал статью «Сознание и машины», в которой сравнивал ментальные состояния с логическими состояниями машины Тьюринга.

Таким образом, вырисовывался новый, специфический класс объектов, выпадавший из поля физического объяснения – самоорганизующиеся системы (биологические, биосоциальные, технические, экономические и др.). «Закономерности функционирования самоорганизующихся систем, естественно, не могут противоречить

139

физическим закономерностям, но их исследование представляет особый тип познавательных задач и опирается на концептуальные средства, которые в существенной степени автономны от способов и средств физического объяснения. Здесь мы имеем дело с информационными процессами и кодовым управлением»95.

Главный принцип изофункционализма: один и тот же набор функций может быть воспроизведен системами с различными физическими свойствами («аргумент множественной реализации»).

Другими словами, функция может реализовываться в разных носителях, не будучи сводимой к ним. Подобно тому, как математическая операция с отношением 2 + 2 = 4 может быть реализована в человеческом мозгу, в калькуляторе, на счетах, так и феномен сознания может быть функционально реализован в человеческом мозге, в компьютере и т.д.

Основные положения классического функционализма (или функционализма машины Тьюринга):

–сознание есть чистая функция, безотносительно к породившим эту функцию свойствам;

–ментальные и когнитивные свойства можно исследовать в отрыве от их биологических, физических и духовных носителей;

–возможна аналогия между сознанием и компьютером;

–акцент в исследованиях делается не на физические законы работы мозга или устройства компьютеров, а на логические состояния и абстрактные правила трансформации этих состояний.

Таким образом, функционализм сделал акцент на организации интеллектуальной деятельности, а не на обеспечивающих эту деятельность материалах и тем самым устранил проблемы физикализма (проблему тождества, т.е. не требуется ни редукция ментального к физическому, ни объяснение физического через ментальное).

95 Дубровский Д.И. Новое открытие сознания? (По поводу книги Дж. Серла «Открывая сознание заново») // Вопросы философии. 2003. № 7.

С. 97.

140