2008 Кортунов covremennaya_vneshnyaya_politika_rossii_strateg

421

всяком случае, на ближайшие 10-15 лет, впредь до реального развертывания американцами стратегической системы ПРО. Однако эти изменения, прежде всего прекращение действия Договора по ПРО ставят под сомнение международный режим контроля над вооружениями, могут вызвать новый виток гонки вооружений, дать дополнительный импульс процессу распространения ОМУ и средств его доставки.

Тактическая линия России в отношении действий США, как представляется, была верной: руководство России не ударилось в панику, не встало на путь риторических угроз и не заявило о стремлении соревноваться с США в области наступательных и оборонительных вооружений. Вместе с тем очевидно и то, что сделанные американцами шаги относятся к разряду стратегических и потому требуют от нас стратегических решений относительно собственной ядерной политики.

Важными при определении нашей дальнейшей линии, как представляется,

являются следующие факторы.

Несмотря на серьезное улучшение международной обстановки и сведение к минимуму вероятности возникновения крупных войн и военных конфликтов между ведущими государствами, кардинального уменьшения роли ядерного оружия в их политике не наблюдается. Напротив, беспрецедентные по масштабам сентябрьские террористические акты и меняющиеся приоритеты угроз ведут, если судить по новой ядерной доктрине США, к снижению порога применения ядерного оружия с возникновением возможности плохо контролируемой эскалации. Этому же способствует дальнейшее распространение ОМУ и средств его доставки, а также возрастающая региональная нестабильность.

В каком бы направлении ни развивались политические отношения между Москвой и Вашингтоном, пока в их арсеналах остается ядерное оружие, военные ведомства вынуждены будут разрабатывать планы его применения друг против друга,

хотя бы «на крайний случай».

Особенность периода после окончания холодной войны заключается в непредсказуемости развития военно-политической обстановки в мире. В этой ситуации США продолжают модернизировать свои ядерные силы и сохраняют способность к их быстрому наращиванию; при этом вопрос о заключении с Россией новых юридически обязывающих и контролируемых договоренностей о необратимых сокращениях СНВ продолжает оставаться открытым.

Накопленный в США технологический задел и результаты натурных испытаний отдельных компонентов ПРО свидетельствуют о возможности уже в среднесрочной

422

перспективе развернуть вполне работоспособную ограниченную систему борьбы с

ракетами, плотность которой можно будет в дальнейшем постоянно наращивать.

Исходя из этого, у России не остается другого выбора, кроме как оставаться в обозримой перспективе мощной ядерной державой. Действующие же в настоящее время планы развития российских СЯС, с одной стороны, были рассчитаны на вступление в силу Договора СНВ-2 и сохранение Договора по ПРО, а с другой стороны, ориентированы на их превращение в подобие американской «триады» с

усилением вклада морской и авиационной составляющих в ущерб наземной группировке МБР.

В новой стратегической ситуации, создаваемой США, становится необходимым

безотлагательный пересмотр наших планов в области СЯС в сторону максимального продления сроков эксплуатации наземной группировки МБР с РГЧ ИН; поддержания планируемого боевого состава морской части «триады», а также авиационной составляющей, способной решать как ядерные, так и неядерные задачи. Ни с военной,

ни с экономической точки зрения было бы неоправданным сохранение старых планов,

разрабатывавшихся для качественно иной обстановки. Повышается также актуальность развития информационно-управляющих систем стратегических ядерных сил России.

Ядерный баланс с США в относительно широком диапазоне общего числа боезарядов и боевых возможностей (речь не идет о несбыточном восстановлении паритета) по-прежнему обеспечивал бы особые стратегические отношения с США и политически весомую роль России в мире. При этом поддерживалась бы заинтересованность США в продолжении диалога по наступательным и оборонительным вооружениям, по всему комплексу политических и экономических взаимоотношений. Повышается также актуальность развития информационно-

управляющих систем стратегических ядерных сил России.

По дипломатической линии необходимо сделать все возможное для сохранения переговорного режима контроля над вооружениями, включая задачу заключения нового договора с США по СНВ.

Вместе с тем анализ показывает, что США скорее всего не пойдут на полномасштабный договор, предусматривающий необратимые и контролируемые сокращения стратегических вооружений, на чем изначально настаивала российская сторона. Кроме того, вопреки ранее неоднократно дававшимся заверениям о том, что разрабатываемая американская система ПРО будет ограниченной (способной перехватывать лишь несколько десятков боеголовок), фиксировать подобные ограничения Вашингтон явно пока не склонен. Если за этим стоят планы США по

423

активному использованию космических систем, то становится тем более очевидным,

что будущая американская система ПРО потенциально может угрожать и России.

Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (ДСНП),

заключенный в мае 2004 г. в Москве, не удовлетворяет принципиальным требованиям о необратимости и контролируемости сокращений и, кроме того, не предусматривает ограничений на способности системы ПРО. По существу он означает, что США реально не сокращают ни стратегические носители, ни ядерные боезаряды к ним.

Условно разделив свои СНВ на оперативно развернутые и резервные, они лишь переводят часть ныне развернутых средств в оперативный резерв, нарастив тем самым возвратный потенциал. Это значит, что в любой момент времени американцы могут нарастить свои оперативно развернутые стратегические вооружения практически до нынешнего уровня. Мы же, с учетом особенностей наших стратегических наступательных вооружений, остающихся сроков их службы, распада ранее существовавшей кооперации изготовителей и ряда других факторов, вынуждены реально сокращать свои СНВ. При этом экономические затраты на их ликвидацию и утилизацию для нас достаточно значимы.

В этих условиях США, особенно с учетом создания в недалеком будущем противоракетного потенциала, получают абсолютное стратегическое доминирование в мире, возможность без всяких оглядок действовать с позиции силы в решении любых международных вопросов, в том числе и по отношению к России.

С нашей стороны целесообразно вести дело к подписанию нового соглашения,

включающего в себя следующие принципиальные элементы:

- согласованный предельный уровень по боезарядам (в интервале 1700-2200 ед.),

достигаемый в течение 10 лет, в сочетании со свободой размещения боезарядов на носителях и необратимостью сокращений СНВ;

- сохранение мер контроля, установленных по Договору СНВ-1, в «облегченном» режиме;

-фиксация положений об ограниченности будущей ПРО, о которой говорит американская сторона, путем установления предельного согласованного количества боеголовок, которое будет способна перехватить такая ПРО;

-запрет на развертывание систем космического базирования;

-обеспечение транспарентности и усиленного режима мер доверия в области стратегических вооружений.

При таком варианте Россия в значительной степени сохраняла бы

самостоятельность своей ядерной политики и одновременно добивалась приемлемых

424

для нас ограничений на развитие стратегических наступательных и оборонительных вооружений.

В случае, если и на этой основе не удастся выйти на соглашение, то можно было бы предложить американцам подписать совместное заявление о готовности сторон в ближайшее время завершить консультации (переговоры) по проблеме стратегических вооружений. Такое решение позволило бы нам более тщательно и всесторонне провести анализ складывающейся ситуации, в том числе с учетом долговременных последствий выхода США из Договора по ПРО, а также просчитать различные варианты развития наших СЯС в новых условиях, не ограничиваемых договорными обязательствами.

Одновременно с этим целесообразно выдвинуть глубоко продуманные и хорошо аргументированные наши предложения по сотрудничеству с США в области ПРО, не подрывающему стратегическую стабильность, в том числе по совместному созданию и использованию глобальных информационных систем, а также по новому поколению мер доверия в области ядерных вооружений – как стратегических, так и тактических.

Политический выигрыш такого шага для России очевиден.

В частности, можно было бы предложить осуществить совместную разработку российско-американской информационной системы космического базирования (сейчас американцы сами работают над такой низкоорбитальной системой, получившей наименование «СБИРС-Лоу», которая для нас является одним из самых критичных компонентов будущей американской системы ПРО). Эту нашу идею можно мотивировать новым характером российско-американских отношений, готовностью США к сотрудничеству наших двух стран, в том числе и в области ПРО, укреплением доверия и тем, что будущая система ПРО, по заявлениям президента США, не будет направлена против России. Отношение американцев к нашему предложению наглядно продемонстрирует, насколько справедливы заявления американских официальных лиц об отсутствии российской направленности разрабатываемой в США системы ПРО.

Одновременно было бы крайне желательно вовлечь американское руководство в более широкий политико-стратегический диалог. В этих целях можно было бы внести предложение о необходимости совместно искать пути минимизации рисков, исходящих из объективно существующей ситуации взаимного ядерного сдерживания.

В случае, если американцы вообще не проявят заинтересованности к выработке какой бы то ни было взаимоприемлемой договоренности, учитывающей интересы безопасности России, у нас, по всей вероятности, не останется иного выбора, как перейти к самостоятельной ядерной политике. В новой ситуации Россия могла бы

425

самостоятельно определять количественный и качественный состав своих ядерных сил,

сделав традиционный упор на наземные МБР, и прежде всего с РГЧ ИН, что обеспечит ей возможность гарантированного сохранения потенциала ядерного сдерживания США при любом варианте развития военно-политической обстановки. Экономические возможности для этого, как показывают оценки, у нас существуют.

В этих условиях следует взвесить целесообразность возобновления работ по средствам, обеспечивающим эффективное противодействие американской ПРО,

включающее различные способы как ее преодоления, так и нейтрализации. Важно также наметить комплекс мер активной и пассивной защиты отечественных СЯС. По оценкам, это наиболее экономичный путь противодействия планам США в области ПРО. К тому же здесь у нас есть и солидный задел, который целесообразно было бы востребовать.

При выработке долгосрочной линии России в ядерной области как представляется, нам необходимо исходить из следующих очевидных положений:

прежнее понимание стратегической стабильности, основанной преимущественно на ядерном балансе России и США, устарело, и в этом смысле Договор по ПРО утратил качество «краеугольного камня» стратегической стабильности;

доктрина взаимного ядерного сдерживания, основанная на способности сторон к взаимному гарантированному уничтожению, фундаментальным образом противоречит провозглашенному принципу партнерства в двусторонних отношениях;

Договор по ПРО устарел и в том смысле, что он был составной частью стратегического взаимоотношения СССР и США эпохи холодной войны, своего рода инструментом управления гонкой ядерных вооружений в период острой конфронтации двух сверхдержав;

хотя ставка на ядерное сдерживание провозглашена в военных доктринах ведущих стран мира, должно быть ясно, что ядерное оружие – это не оружие XXI века:

оно неизбежно будет обесценено развертыванием систем ПРО, высокоточного обычного оружия и другими новейшими военными технологиями. Надо быть готовым к тому, что США в определенный момент поставят вопрос о полной ликвидации ядерного оружия – хотя бы в пропагандистских целях. В этом смысле «ядерное величие» через некоторое время не сможет обеспечивать статус великой державы кому бы то ни было. Более того, те страны, которые будут продолжать делать упор на ядерное оружие, могут оказаться через некоторое время в моральном проигрыше.

Речь поэтому идет о том, чтобы, учитывая эти стратегические парадигмы развития мировой военной политики, которые носят объективный характер и не зависят от воли

426

тех или иных политических деятелей, просчитать наиболее оптимальную ядерную политику России по существу на переходный период – от ядерного к постядерному

(безъядерному) миру. Даже если такой переход затянется на десятки лет, осмысленная линия поведения в этом вопросе нужна уже сейчас – хотя бы с учетом длительности жизненных циклов современных систем ядерных вооружений (от 10 до 30 лет и более).

Одновременно можно было бы предложить американцам начать широкий политический диалог о переводе партнерства из декларативной фазы в реальную.

Например, предложить им заключить новое широкомасштабное соглашение политического характера, аналогичное «Основам взаимоотношений СССР и США»

(1972 года), но отвечающего уже новым реальностям, вызовам и угрозам международной безопасности и новому партнерскому уровню двусторонних отношений. (Понятно, что Декларация о стратегических рамках российско-

американских отношений, принятая в Сочи 6 апреля 2008 г., не решает этой задачи.)

Именно в такого рода документ можно было бы внести положение о необходимости совместно искать выход из ситуации взаимного ядерного сдерживания, подтвердив ранее взятые на себя обязательства вести дело к полной ликвидации ядерного оружия.

Это обязательство, в частности, могло бы быть конкретизировано договоренностью о начале консультаций о путях совместного и сбалансированного поэтапного движения к безъядерному миру и условиях его поддержания.

Если в этой области начнется предметный диалог, то взаимные озабоченности сторон относительно наступательных и оборонительных вооружений отойдут на второй план, если не будут сняты вообще. И тогда взаимоотношения сторон в военно-

стратегической области перестанут, наконец, быть доминантой двустороннего взаимодействия, уступив место сотрудничеству в других областях, в большей мере отвечающих вызовам и угрозам ХХI века.

19.2. Разоружение: требуется новый подход

Одно из самых распространенных ощущений специалистов в области разоружения – как в России, так и за рубежом – состоит в том, что повестка дня контроля над вооружениями сейчас исчерпана. Это представление сильно преувеличено. Идет колоссальная работа по «имплементации» (а в ряде случаев и модернизации) таких уже заключенных договоренностей как Договор об обычных вооруженных силах в Европе, Договоры об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений СНВ-1 и ДСНП, Конвенция о запрещении химического

427

оружия. Кроме того, в 1996 году подписан Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, который, вероятно, можно было бы считать последним пунктом разоруженческой повестки дня времен холодной войны. Все это накладывает на государства-участники, в том числе и на Россию, большую международную ответственность. Выполнение в полном объеме принятых Россией обязательств по международным Договорам в области контроля над вооружениями должно быть безусловным и полностью обеспечено финансированием.

При определении долгосрочных подходов к разоружению следует учитывать,

что нынешние явно избыточные военные потенциалы служили в годы холодной войны неотъемлемым элементом системы военно-политических отношений государств Востока и Запада, которая характеризовалась высоким уровнем противостояния,

взаимной подозрительности и недоверия, круто замешенного на идеологических догмах и милитаристском мышлении.

Заключенные соглашения в области контроля над вооружениями и разоружения продолжают составлять основу существующей системы международных отношений и мирового управления. Однако, главным их назначением было сдерживание гонки вооружений в биполярном мире, уменьшения вероятности возникновения глобальной войны между противостоящими блоками. Философия и содержание этих соглашений в своей основе исходят из прошлого – периода холодной войны. В рамках этих договоров осуществляются процессы ликвидации огромных арсеналов излишнего оружия. Сейчас же в повестке дня мировой политики – вопрос о переходе к новому международному порядку, основанному не на взаимной военной угрозе, а на гарантированном отсутствии такой угрозы. Данную задачу заключенные договоренности в области разоружения, конечно, не решают, но создают для этого немалые предпосылки.

В постконфронтационный период, когда вероятность глобальной войны стала почти нулевой, на первое место выдвигаются угрозы, связанные с локальными конфликтами и войнами (в том числе этническими). Отсюда – приоритеты в области разоружения видятся иными. Если 70-е и 80-е годы, условно говоря, были периодом контроля над вооружениями, а 90-е годы – периодом реального (физического)

разоружения, то XXI век становится веком контроля за диффузией военной силы в целом, то есть за распространением ОМУ, средств его доставки и обычного оружия, а

также соответствующих материалов и технологий.

Все это говорит о том, что настало время провести своего рода «ревизию» всех заключенных в последние годы соглашений, реально взвесить возможности их выполнения и модернизации. И одновременно продумать вопрос о том, куда двигаться

428

дальше с учетом интересов национальной безопасности, а также целого ряда других факторов, которые будут определять международные отношения в этом столетии.

Вероятно, должны быть пересмотрены и механизмы двустороннего и многостороннего взаимодействия в этой области.

Например, для эффективного «дружественного» сдерживания США Россия на данном этапе не нуждается в обеспечении военно-стратегического с ними паритета – будь то по количественному и качественному равенству в стратегических ядерных вооружений или по равенству их боевых возможностей. Исходя из элементарной человеческой логики и здравого смысла, даже многократное превосходство США в ядерных средствах в обозримый период,– разумеется, при сохранении Россией гарантированной способности к ответному удару – не устранит в стратегическом взаимоотношении двух стран состояния «ядерной взаимозависимости», которое означает равно неприемлемую для обеих сторон перспективу обмена ядерными ударами. Несмотря на проводимые ими глубокие сокращения вооружений, оно отражает логику холодной войны, когда СССР и США были своего рода заложниками ядерных потенциалов друг друга.

Стабильность в сфере обычных вооруженных сил и вооружений традиционно воспринималась как выравнивание с обеих сторон исторически сложившихся дисбалансов и асимметрий с выходом на равные, радикально пониженные количественные уровни численности личного состава и основных видов вооружений военных союзов в Европе в сочетании с принятием определенных ограничительных мер по дислокации, направленных на предупреждение угрозы внезапного нападения, а

также мер доверия нового поколения. Решение этой задачи и составляет предмет Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ОВСЕ). Этот Договор, однако, как известно, был основан на блоковом подходе к безопасности. Более того, объективно,

несмотря на беспрецедентное сокращение вооружений, Договор своих целей не достиг.

Если рассуждать категориями Договора, то расстановка обычных вооруженных сил в Европе после распада ОВД и СССР характеризуется крупным перевесом в военной мощи в пользу НАТО. Такая ситуация не имеет ничего общего с концепцией устранения дисбалансов и асимметрий, заложенных в Договоре, противоречит его букве и духу. Характерно, что гарантии безопасности отдельным государствам Договор не предоставляет: такие гарантии вытекают только из членства в военно-политическом блоке. Не выполнено и второе важнейшее требование Договора – в Европе не устранен наступательный потенциал одного из блоков. Все это дает основание сделать вывод,

что Договор (ОВСЕ) так, как это задумывалось, не действует. Отсюда вывод:

429

необходима его коренная модернизация, которая стала одним из ключевых направлений работы по созданию новой системы безопасности в Европе. Важным шагом в этом направлении является Соглашение об адаптации ДОВСЕ, подписанное 19

ноября 1999 года в Стамбуле. Однако и оно в полной мере не решает проблемы.

Только два этих примера показывают, что нужна новая философия контроля над вооружениями и разоружения, которая соответствовала бы постконфронтационному партнерскому периоду международных отношений; глубокое концептуальное осмысление и комплексный анализ не только ближайших, но и долгосрочных задач в этой области, которым полностью соответствовала бы и военная политика России. Короче говоря, настало время выработать современную философию разоружения, основанную на российских интересах национальной безопасности. Но для этого необходимо иметь четкие представления как об интересах своих партнеров по переговорам, так и собственных национальных интересах.

19.3. Приоритеты США

Если обратиться к опыту нашего главного партнера и одновременно оппонента в мировой политике – США (а в этой области Россия, оставаясь ядерной сверхдержавой,

пока выступает с ними на равных), – следует констатировать, что эта страна имеет свою национальную философию разоружения, которая сводится к следующим основным положениям.

Одной из самых серьезных угроз национальной безопасности США является

распространение ОМУ и ракетного оружия. Поэтому следует добиваться выполнения решений о бессрочном продлении Договора 1968 года и присоединения к нему тех «околоядерных» стран, которые не являются участниками соглашения.

Одновременно необходимо укреплять другие режимы нераспространения (РКРТ, «Австралийский клуб», Вассенаарские соглашения) разрабатывать новые методы и средства противодействия распространению (включая превентивные и военно-

силовые), а также заключить конвенцию о запрещении производства оружейных расщепляющих материалов.

Следующий приоритет – осуществление надежного контроля за соблюдением Россией Договора СНВ-1 и Договора ДСНП. При этом США дают понять, что они потеряли интерес в продолжении переговоров с нами о дальнейшем сокращении стратегических наступательных вооружений.

430

Тактическое ядерное оружие. Можно ожидать, что американцы попытаются юридически закрепить односторонние обязательства, в этой области, взятые на себя США и СССР осенью 1991 года и подтвержденные в начале 1992 года российским руководством, максимально возможно выведя при этом из-под сокращений свое тактическое ядерное оружие морского базирования.

Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний. Имея серьезный задел в таких испытаниях, а также самую мощную экспериментальную базу,

американцы форсировали заключение данного Договора, а также добились закрепления в нем права на осуществление некоторых видов экспериментов, что позволит им продолжить НИОКР в области ядерного оружия без проведения полномасштабных испытаний. Кроме того, они настояли на возможности выхода из Договора, если в будущем налагаемые им ограничения поставят под угрозу безопасность страны. Пока,

однако, они его не ратифицировали.

Ограничение систем противоракетной обороны (ПРО). США и в дальнейшем будут стремиться обеспечить себе возможность создания как тактических, так в перспективе и стратегических систем ПРО, поскольку это закрепляло бы за США господствующее положение в иерархии международных отношений. Нынешняя позиция администрации и республиканского большинства конгресса – это заявка весьма влиятельных американских кругов на военно-технологическое лидерство США в XXI

веке, которые будут наращивать усилия в области борьбы с оперативно-тактическими ракетами, а в перспективе приступят к развертыванию национальной системы противоракетной обороны, в том числе и с элементами космического базирования.

Нельзя исключать, что в весьма близкой перспективе американцы поставят вопрос о целесообразности перехода от «ракетного» к «противоракетному» режиму сдерживания.

В ходе саммитов «Группы восьми» Хайлигендамме (2006) и Кеннебанкпорте

(2007) В.Путиным было сделано «пакетное» предложение американцам о сотрудничестве в духе стратегической открытости, являющееся альтернативой их планам: о коллективном, в том числе с участием заинтересованных европейских государств, реагировании на возможные угрозы ракетного распространения.

Американцы наше «пакетное» предложение, по сути, отклонили, выхолостив на бумаге устные предложения, которые были высказаны на российско-американской встрече в формате «2+2» 12 октября 2008 г. в Москве. Создавалось впечатление, что диалог с нами они пытаются представить в качестве «принципиального согласия Москвы» на их планы в Европе, используют его для обработки Конгресса, ближайших союзников, а