2) Жанр

В «Горячем сердце», Островский соединил две жанровые разновидности комедии: народную и сатирическую. При этом свойства каждого из названных типов комедии не просто соседствуют, механически сочетаются в художественном мире пьесы, но взаимно влияют и взаимно трансформируют друг друга. «Горячее сердце» - вещь совсем особая, не похожая на другие пьесы при заметном внешнем сходстве со многими из предшествующих произведений. При жизни Островского эта пьеса не нашла глубокого понимания, что принесло драматургу много страданий, так как он любил это свое произведение.

3) Конфликты

Основной конфликт пьесы заключается в становлении “горячего сердца” Параши не только с патриархально-деспотическим укладом домашней жизни, но и со своим обманутым чувством к слабовольному и незадачливому жениху Васе Шустрову, который в страхе перед крутой расправой городничего идет в скоморохи к Хлыпову. Нравственная сила Параши заключается в осознанном ею праве уйти из-под власти домостроевской тирании и пойти своим жизненным путем. В нелегкое и пьяное существование калиновских обывателей Параша вносит начало смелой самостоятельности. м

Уже после публикации пьесы в «Отечественных записках» Островский хотел ее переработать, о чем писал С. В. Максимову: «...«Горячее сердце» я и не предполагал печатать в 5-м томе, во-первых, потому, что я хотел переделать эту пьесу, а во-вторых, потому, что том будет несоразмерно велик против прочих».

Несмотря на то что Островский не исполнил этого намерения, само по себе оно очень показательно. С одной стороны, оно подтверждает важность и значительность пьесы с точки зрения автора. С другой стороны, свидетельствует, по-видимому, что какие-то ее черты не удовлетворяли самого драматурга, возвратиться к ней - значило, несомненно, что-то исправить, уточнить.

4) Действующие лица

Обаяние героев «Горячего сердца», даже отрицательных, рождается из того, что они, по воле автора, наделены, помимо хитрости и жестокости, великим, почти детским простодушием. Хлынов охотно соглашается, когда Градобоев корит его за безобразие: «...Безобразия в нас даже очень достаточно». Герои говорят присутствующим прямо, без обиняков нелестные, даже грубые вещи, нимало не обижаясь при этом друг на друга. Барин с усами упрекает Хлынова за его «свинство», Курослепов с полнейшим спокойствием выслушивает укоризны в «сраме» и «невежестве».

Персонажи «Горячего сердца» способны утешаться невероятной с точки зрения здравого смысла логикой. Курослепов блажит, уверяя, что «небо валится». И Матрена всерьез, с досадой на его непонятливость, объясняет ему, как ребенку: «Как может небо падать, когда оно утвержденное. Сказано: твердь!» А градоначальник, в свою очередь, парирует панический возглас Куросле-пова, что «небо лопнуло», эпически спокойной репликой: «Лопнуло, так починят». Какая незыблемая вера в основы небесной и мирской власти!

Каждая черточка в диалогах лиц по видимости жизнеподобна, и вместе с тем это простодушие, граничащее с идиотизмом, создает эффект сатирической гиперболы.

Свободна от правил простого «жизнеподобия» и лирическая линия пьесы. Речи Параши, когда она тоскует о суженом, размышляет о своей судьбе, ни дать ни взять оперный речитатив: «А где-то моя звездочка? Что-то с нею будет?» и т. п. И о каком правдоподобии может идти речь, если, перекинувшись несколькими словами с Васей, которого ведет по площади караульный солдат, Параша садится на скамейку под окнами арестантской и поет: «Провожу ли я дружка...» Сцена вполне для народной оперы, но по обычным понятиям никак не для реалистической комедии.

Откровенно условен и развязывающий все узлы финал комедии. Написав сатиру с чертами народного балагана и лирической сказки, Островский и заканчивает свою комедию в духе этого жанра. Сказка сулила утешение добрым душам. И что бы в ней ни происходило, какие бы чудища и драконы ни свирепствовали по ходу сюжета, приводила, главных героев к тому, что «стали они Жить поживать да добра наживать».

Таково и счастливое соединение под занавес Параши и Гаврилы, прощение отцу обид, мир и веселие в мрачном курослеповском доме и оставленные без всякого наказания, кроме нравственной укоризны, Хлынов и Градобоев. Их не боишься, они смешны. Утешение, предложенное зрителю, можно было бы счесть потаканием слабой струнке человеческого сердца. Но явственно в таком финале и святое, упрямое убеждение Островского в конечном торжестве добра.