6. Хронология норм в памятниках права

"Сколько-нибудь точную хронологию имеют, - говорит Сергеевич, - только те статьи Русской Правды, которые прямо приписываются известному князю. Многие статьи, не приурочиваемые ни к какому имени, составляют исконный обычай; поэтому они и не связываются с именем князя. Но в список Правды они могли быть занесены позднее тех, которые приписываются известному князю, и, следовательно, моложе их. Хронология возникновения норм права и хронология занесения статей в списки Правды, конечно, не совпадают. Есть, однако, исследователи, которые в последовательности расположения статей в списках Правды видят хронологию самого возникновения содержащихся в них норм. Отсюда возникает много чрезвычайно существенных разногласий в объяснении содержания Правды"*(140). Мы выписали приведенное замечание Сергеевича с тем, чтобы по вопросу, выдвинутому в настоящем пункте, опереться на авторитетный и важный прецедент.

Памятники права либо сами содержат в себе дату, либо вообще могут быть датированы. Отсюда, однако, не следует, чтобы та же дата могла быть автоматически отнесена ко всем содержащимся в них нормам. Известно, что ни законодательная, ни тем более всякая иная позитивация права на письме не тождественна с самим правотворением, т.е. с созиданием и установлением юридических норм. В памятнике содержатся нормы как нового, современного составлению памятника правообразования, так и правообразования старого, нередко значительно более старого, чем самый памятник. Одним словом, исторический возраст памятника права и исторический возраст содержащихся в них норм далеко не совпадают и не совпадают, можно сказать, весьма значительно.

Это давно уже сознавали в историографии права и проводили различие между внешней хронологией памятника и внутренней хронологией содержащихся в нем норм. Так, еще Мацеевский подчеркнул, напр., в Законнике Душана наличность значительного количества старых славянских норм и отделил их как от позднейших заимствований из византийского права, так и от новшеств, которые ввел сам царь Душан. После того Леонтович обнаружил склонность усматривать во всех хорватских и далматинских статутах сплошные записи старого обычного права. Совсем недавно Костренчич указал на неправильность такой огульной архаизации статутарного права и на примере Винодольского закона показал, что под именем старины вводилось много новшеств*(141).

Остается несомненным тот факт, что во всех памятниках права имеются элементы старины и новизны, только в различных сочетаниях. Историк права должен в этом разобраться и по возможности отделить старое от нового. Первому он придаст, так сказать, обратное действие и таким образом по данному памятнику восстановит состояние права за время, ему предшествовавшее. При этом его построения будут тем ближе к действительности, чем точнее удастся ему определить terminus a quo, т.е. с которого действие данных норм имело место на самом деле. Нормы новые он отнесет ко времени, следовавшему за изданием памятника.

У памятников права бывает не одна дата, а несколько. Такова, напр., Русская Правда, которая в Пространной редакции содержит три даты: устав Ярослава, снем его сыновей и устав Владимира Мономаха. Обилием дат отличаются далматинские статуты, в которых, кроме имеющейся или устанавливаемой даты основного статута приводится ряд дат позднейших reformationes. И вот при такой сложной и дифференцированной датировке следует иметь в виду приведенное выше замечание, что хронология занесения норм в памятник и хронология возникновения этих норм не совпадают.

Задача историка-юриста заключается не только в том, чтобы различать внешнюю хронологию памятника права и, так сказать, внутреннюю хронологию содержащихся в нем норм, но и в том, чтобы осмыслить это различие. А смысла тут получится много, когда выяснится устойчивость одних норм и переменчивость других и выявится и количественное и качественное соотношение между стариной и новиной в историческом процессе развития права.