Russkie_etnokulturnaya_identichnost

И.С. Слепцова

делали кресты и бросали. Вот они придут, женщины, за водой-то, вот они пока не разобьют этот, значит, крест, воды не возьмут. Разобьют, выкинут, тогда возьмут. Вот крест эта у них самая такая злая, как это, русская вера. Они в Христа же не веруют. Вот» [с. Котяково Карс.].

Дразнилки,обращенныесобственнокмордве,нестольмногочисленны, поскольку русские и мордва принадлежат к одной конфессии

икультурные различия между ними сравнительно невелики. При общении с мордвой на первый план выступают личные качества человека, которые и обыгрываются в дразнилках. Наиболее известно шуточное название мордвы «черти поперечные», происхождение которого связывают с некоторыми обычаями и грамматикой мордовского языка. «Видишь, “поперечно”, видишь, у нас умрет, покойник-то, кладут его так – по доскам, а у них поперек кладут. Вот их и звали “поперечные”» [д. Александровка Карс.]. «[Мордва] говорят все как-то наоборот. У нас вот “председатель колхоза” скажут, а там наоборот: “колхоза председатель” или там “бригадир тракторной бригады”, а у них “бригада тракторной бригадир”. Вот, видимо, их поэтому» [с. Русские Горенки Карс.].

Это название – «поперечные» – стали употреблять в дразнилках, адресованных мордовкам, с намеком, что у них гениталии расположены поперечно. «Ну, про мордву, как? Она и дразнилка,

иодновременно тут и как-то похабщина. Ну, они конечно над этим смеются, они всерьез не принимают это» [с. Сухой Карсун Карс.]. «У нас вот есть одна мордовка. Позавчера ходили к ним в гости-то. Ну вот. Этот [=муж] сказал: “Говорят, что не нарочно, у мордовки поперечно”. А я знаешь: “Поперечно, да не вам, а налитовским мужикам!” Эта песня была, прибаутка. Смех да и все» [с. Котяково Карс.]. Существовал и другой отговор на эту дразнилку. «“Говорят, что не нарочно у мордовки поперечно”. Ну, ему [=мордвину]

вшутку я скажу так. А он вот ответит: “А у русской долевой, как картошка полевой”» [д. Алейкино Сур.].

Такие дразнилки могли исполнять как частушки на второй день свадьбы или использовать при шуточной перебранке во время совместных работ. «В нашем возрасте, когда я молодая-то работала, вместе работали на свекле-то [=на уборке свеклы]. А она [=татарка] на свекле же была, вон татарки работают, мордовки, они по-русски хорошо говорят. Мы кричим: “У мордовки поперечно!” А она: “А у русской долевой, как картошка полевой!” А у татарки как-то: “Гладка как ладонь и горяча как огонь”, – она

120

Дразнение

начала про себя. Мы ее поддразнили и она тоже смеется. Шутила

снами» [с. Утесовка Сур.].

Умордвы бытовала поговорка: «“Татарин – барин, мордвин – господин, а русский – дурак”. Значит, татарин больно уж умный, мордвин-то умнее, а русский-то дурней всех» [д. Александровка Карс.]. Она могла применяться, чтобы дразнить русских. «У нас [с мордвой] вмести стали колхозы, а то [раньше] врозь были колхозы. Вот попали мы туда, у нас работали дети за картошку. И вот поехали за картошкой. Ага. Ну, такой же мальчишка как мы, ребятишки, был, нам годов по десять, и такой же переходит дорогу. Значит, видит – мы русские, а он это [мордвин]. И вот он: “Мордвин – господин, а русак – дурак!” Значит, нас это так. По-детски. “Мордвин – господин, а русак – дурак”, – это пословица такая. Вот он нам это. Он это ругает вроде как русских. Ну, детство, детство» [с. Алейкино Сур.].

Контакты с чувашами в Присурье не являлись массовыми, видимо, поэтому не сложилось каких-либо устойчивых форм поддразнивания, обыгрывающих конкретные реалии их культуры. Большинство из них основано на общем негативном отношении к чувашам. Например, во время уборочных работ могли спеть незнакомому человеку оскорбительную частушку, зная только, что он чуваш. «Вот, например, вот с нами. Одна атаманка спела матом:

Как у нашей тети Маши Завелись в манде чуваши,

Поет вот это, а он [=чуваш] слушает.

Надо русских нанимать Из манды чуваш гонять.

А он за ней с палкой! А она уж замуж выходила, такая отбойная. Матом спела ему, а он услыхал. Он с палкой за ней! “Вот видишь, какой ты дурак!” – она ему кричит. “Кому ты нужен?” Бежит, ага, боится, догонит. А жила далеко. “Ну, ты зачем, мол, эдак?” – “Ну, я думала, тоже шутку примет”. А он осердился, обозлился прямо. “И так-то, – говорит, – никто не идут [замуж], морды задирают, еще, мол, оскорбляют”. Он прямо, как парня, хотел [ее] отпороть, ну она убежала» [с. Утесовка Сур.].

* * *

Таким образом, дразнение выступает как одна из широко применяемых социокультурных практик, посредством которых происходит

121

И.С. Слепцова

идентификация. Благодаря дразнению индивид выстраивает собственную идентичность через противопоставление себя – другим, через обособление. Причем, образ «Я» всегда наделяется всеми положительными качествами, а соперник – отрицательными (действительными или мнимыми). Эффективность дразнения заключается в том, что эти акции направлены на разрушение положительного образа «Я» соперника, сохранение которого является основным мотивом человеческого поведения. Поэтому для поддержания высокого уровня самоуважения индивиду важно предпринять адекватные ответные шаги: изменить свой внешний вид, поведение, овладеть какими-либо навыками и т.п. Другими словами, дразнение выступает как эффективный инструмент формирования личности и усвоения социально-нормативных отношений.

Примечания

1.Все материалы находятся в личном архиве автора, частично они опубликованы в нашей статье «Дразнить» // Традиционная культура Ульяновского Присурья. Этнодиалектный словарь. М., 2012. Т. 1. С. 365-379.

2.Этот процесс на материалах Европейского Севера подробно проанализирован Н.В. Дранниковой, которая предложила для определения этого явления термин локально-групповые прозвища (Дранникова

2004).

Литература:

Андреева 1996 – Андреева Г.М. Социальная психология. М., 1996. Арутюнян 1979 – Арутюнян Э.А. Микросреда и трансформация обще-

ственных ценностей в ценностную ориентацию личности. Ереван, 1979.

Винников и др. 2004 – Винников А.З., Дынин В.И., Толкачева С.П. Ло- кально-этнические группы в составе южнорусского населения Воронежского края // Вестник ВГУ. Серия Гуманитарные науки. № 2. Воронеж, 2004.

Виноградов 2009 – Виноградов Г.С. Детская сатирическая лирика // Этнография детства и русская народная культура в Сибири. М., 2009 (первое изд. 1925 г.). С. 195-242.

Виноградов 2009 – Виноградов Г.С. Народная педагогика // Этнография детства и русская народная культура в Сибири. М., 2009.

Давыдова 2009 – Давыдова О.И. Дразнилки: феномен детской субкультуры // Дошкольная педагогика. 2009. № 8. С. 9-12.

Дранникова 2004 – Дранникова Н.В. Локально-групповые прозвища в традиционной культуре Русского Севера. Архангельск, 2004.

122

Дразнение

Зеленин 1994а – Зеленин Д.К. Великорусские народные присловья как материал для этнографии // Избранные труды: Статьи по духовной культуре 1901–1913. М., 1994.

Зеленин 1994б –Зеленин Д.К. Народные присловья и анекдоты о русских жителях Вятской губернии (Этнографический и историко-литера- турный очерк) // Избранные труды: Статьи по духовной культуре

1901–1913. М., 1994.

Капица, Колядич 2002 – Капица Ф.С., Колядич Т.М. Русский детский фольклор. М., 2002. С. 100-109.

Кон 1988 – Кон И.С. Ребенок и общество. М., 1988.

Лебедева 1999 – Лебедева Н.М. Введение в этническую и кросскультурную психологию. М., 1999.

Лойтер 2001 – Лойтер С.М. Русский детский фольклор и детская мифология. Петрозаводск, 2001. С. 78-79.

Лотман, Успенский 1992 – Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Миф – имя – культура // Лотман Ю. М. Избранные статьи. Т. 1: Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллин, 1992.

Мадлевская 2006 – Мадлевская Е. Дразнилки // Русские дети. Основы народной педагогики. Иллюстрированная энциклопедия. СПб., 2006.

С. 81-85.

Малахов 2010 – Малахов В.С. Идентичность // Новая философская эн-

циклопедия. Т. 2. М., 2010. С. 78-79.

Мартин 2009 – Мартин Р. Психология юмора. СПб., 2009.

Морозов, Слепцова 2006 – Морозов И.А., Слепцова И.С. Социорегулятив-

ные функции игры в севернорусской крестьянской общине (XIX – XX вв.) // Мировоззрение и культура севернорусского населения. М., 2006. С. 244-290.

Морозов, Слепцова 2008 – Морозов И.А., Слепцова И.С. Игровые формы поведения как предмет описания в рамках этнодиалектного словаря // Духовная культура русских Ульяновского Присурья. Материалы к этнодиалектному словарю». Ульяновск, 2008. С. 13-17.

Морозов, Слепцова 2009 – Морозов И.А., Слепцова И.С. «Пространство личности» и пространство игры: ситуативный анализ // Ситуативная адекватность. Интерпретация культурных кодов: 2009 / Сост. и общ. ред. В.Ю. Михайлина. Саратов, 2009. С. 108-139.

Мухина 1999 – Мухина В.С. Феноменология развития и бытия личности. М.; Воронеж. 1999.

Осорина 1985 – Осорина М.В. О некоторых традиционных формах коммуникативного поведения детей // Этнические стереотипы поведения.

М., 1985. С. 47-62.

Осорина 2000 – Осорина М.В. Секретный мир детей в пространстве мира взрослых. СПб, 2000.

Развитие 1989 – Развитие общения дошкольников со сверстниками / Под ред. А.Г. Рузской. М., 1989.

123

И.С. Слепцова

Слепцова 2010 – Слепцова И.С. Розыгрыши в системе коммуникативных практик детей // МП 2010: Сборник статей в честь М.П. Чередниковой.

М., 2010. С. 156-168.

Слепцова 2012а – Слепцова И.С. Дразнить // Традиционная культура Ульяновского Присурья. Этнодиалектный словарь. М., 2012. Т. 1. С. 365-379.

Слепцова 2012б – Слепцова И.С. Играть в кельях // Традиционная культура Ульяновского Присурья. Этнодиалектный словарь. Т. 1. М., 2012. С. 477-487.

Слепцова 2012в – Слепцова И.С. Припевать // Традиционная культура Ульяновского Присурья. Этнодиалектный словарь. Т. 2. М., 2012. С. 398-412.

Слепцова 2012г – Слепцова И.С. Формирование и этнокультурное развитие Ульяновского Присурья // Традиционная культура Ульяновского Присурья. Этнодиалектный словарь. Т. 1. М., 2012.

Cмольников 2007 –Cмольников C.Н. Антропонимы в детской дразнилке

//Русская культура нового столетия: проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия. Вологда, 2007. С. 808-813.

Солдатова 1996 – Солдатова Г.У. Этническая идентичность и этнополитическая мобилизация. Демократизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х годов. М., 1996.

Толстая 1999 – Толстая С.М. Имя // Славянские древности. Т. 2. М., 1999. С. 411.

Фрезер 1980 – Фрезер Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и рели-

гии. М., 1980.

Хотинец 1996 – Хотинец В.Ю. Этническое самосознание и его роль в развитии индивидуальности человека. Ижевск, 1996.

Чередникова 2002 – Чередникова М.П. Современная русская детская мифология в контексте фактов традиционной культуры и детской психологии // Чередникова М.П. «Голос детства из дальней дали» (Игра, магия, миф в детской культуре). М., 2002.

Чижикова 1988 –Чижикова Л.Н. Русско-украинское пограничье. История и судьбы традиционно-бытовой культуры (XIX – ХХ века). М., 1988.

Эриксон 1996 – Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М., 1996.

Архивные источники

ЛА МИА – Личный архив И.А. Морозова ФА УлГПУ – Фольклорный архив Ульяновского государственного педа-

гогического университета (записи М.П. Чередниковой)

124

П.С. Куприянов

Италия и итальянцы в русском путешествии начала XIX в.: проблемы идентификации*

Идентификация (в самом общем смысле, как установление тождества объектов) – несомненно, одно из основных занятий путешественника. Глядя на карту и спрашивая дорогу, листая путеводитель и рассматривая достопримечательности, пробуя местные блюда и описывая местных жителей, путешественник находится в процессе определения, отождествления окружающих объектов, установления разнообразных сходств и различий. Для современного туриста, благодаря, прежде всего, развитой индустрии путешествий все эти процедуры не представляют больших трудностей, тогда как его предшественник в начале XIX в. довольно часто оказывался в ситуации, когда идентификация представляла немалые сложности.

Материалы итальянских путешествий в этом смысле весьма показательны. В силу известных причин Италия довольно рано стала объектом внимания европейских путешественников самых разных категорий – от паломников до художников. С XVIII в. практика Grand tour’а постепенно начала осваиваться и россиянами (Шестаков 2012), однако, вплоть до конца столетия представление об Италии в России основывалось преимущественно не на личных впечатлениях, а на разнообразной художественной и публицистической литературе (Рутенбург 1968: 6). Мало кто из читающей публики не был знаком с привлекательным и одновременно стереотипным образом Италии – и так же мало было тех, кто мог на собствен-

* Статья написана на основе доклада, опубликованного в сборнике материалов XVII Царскосельской конференции «Россия – Италия. Общие ценности». СПб., 2011. С. 364-372.

125

П.С. Куприянов

ном опыте удостовериться в его истинности или ложности. Среди последних были русские пенсионеры – художники и архитекторы, посылавшиеся в Италию на стажировку, однако, материалы, подробно описывающие жизнь за границей и итальянские впечатления русских художников, относятся к более позднему времени (примерно начиная с 1820-х годов (Михайлова 2000, Яйленко 2012: 173-175)),

тогда как ранние тексты в этом отношении довольно скупы. Увидеть Италию собственными глазами могли и участники I Архипелагской экспедиции 1769-1774 гг., когда российский флот впервые оказался в Средиземном море, но и это знакомство с далекой страной нашло лишь частичное отражение в некоторых текстах1.

Гораздо более «урожайной» в этом смысле стала вторая Архипелагская экспедиция 1805-1807 гг.: ее участники оставили около 10 пространных, иногда многотомных сочинений, в которых нашли отражение не только боевые действия российского флота, но и разностороннее описание стран и народов Средиземноморья, в том числе Италии и итальянцев. Именно данной военной кампании мы обязаны появлением целого корпуса развернутых нарративов, отражающих опыт непосредственного восприятия итальянской действительности российскиминаблюдателями.Этитекстыисоставилиосновнуючасть источниковой базы данного исследования, включающую также и материалы «сухопутных» путешествий, – письма А.И. Тургенева (Тургенев 1915) и «Путешествие» Ф.П. Лубяновского (Лубяновский 1805), большая часть которого (два тома из трех) посвящена пребыванию автора в Италии в 1801-1802 гг. Рассматриваемые тексты содержат описания самых разных частей и городов Италии и в целом охватывают период с 1799 по 1810 г. Разумеется они многим различаются – стилем, объемом, композицией, подробностью описания, иногда–взглядамиавторовиприоритетнымитемамиповествования. Но при этом все исследуемые сочинения содержат материал, позволяющий проследить интересующую нас процедуру идентфикации иного – иного пространства, иной культуры, иного народа.

Предваряя рассмотрение данных материалов, следует заметить, что библиография по теме «Россия – Италия» весьма обширна. Рус- ско-итальянские контакты – популярная тема исторических, филологических, культурологических работ, что видно по немалому числу тематических конференций и сборников (Россия и Италия 1993; Россия и Италия 1996; Россия и Италия 2000; Россия – Италия 2011; Образы Италии 2012; Италия в российских архивах). В этих многочисленных текстах подробно исследуются культурные, научные,

126

Италия и итальянцы в русском путешествии начала XIX в.

дипломатическиесвязиРоссиииИталии,вопросывзаимноговлияния

вразных сферах культуры, итальянский текст русской литературы и наоборот. Разумеется, речь заходит и о взаимных представлениях; «образы Италии» – пожалуй, наиболее часто употребляемое словосочетание в данных исследованиях. Между тем, эти образы и представления не часто становятся предметом критического анализа; проблема восприятия и сам процесс формирования взаимных представленийредкооказываетсявфокусеисследовательскоговнимания

– чаще всего, данная тема исчерпывается пересказом впечатлений очевидцев. Кроме того, подавляющее большинство работ по тем или иным аспектам русско-итальянских взаимоотношений в новое время, охватывают период XIX – XX вв., тогда как предшествующее столетие представлено всего несколькими именами. Характерным примером может служить многотомное издание А.А. Кара-Мурзы,

вкотором собраны и отчасти проанализированы разножанровые сочинения россиян XVIII – XX вв. о Неаполе, Флоренции, Венеции и Риме (Кара-Мурза 2001; Кара-Мурза 2001a; Кара-Мурза 2001b

Кара-Мурза 2002). Здесь из деятелей XVIII в. присутствуют лишь П.А. Толстой, П.А. Демидов и Д.И. Фонвизин – основная же часть мемуаров охватывает период с середины 1810-х годов. Заметим, что вышеупомянутые материалы начала XIX столетия также не включены в эту антологию, что в полной мере отражает ситуацию, сложившуюся в научной литературе: данный комплекс источников до сих пор не был использован для анализа восприятия россиянами итальянской действительности2. Настоящее исследование призвано хотя бы отчасти восполнить этот пробел.

* * *

Даже поверхностное знакомство с исследуемыми материалами показывает, что проблема идентфиикации, описания, определения наблюдаемого пространства остается актуальной на протяжении всего периода пребывания в стране. И почти всегда она оказывается сопряжена с целым рядом сложностей.

Прежде всего, явные сложности возникают с физическими границами Италии. Во-первых, единого итальянского государства в указанный период не существовало, во-вторых, политическая карта Европы в начале XIX столетия довольно стремительно перекраивалась, и разные территории не раз меняли свою «государственную принадлежность», а в-третьих, ареал распространения итальянского языка и культурного влияния в Европе плохо соотносился как с политическими, так и с этническими границами. В результате

127

П.С. Куприянов

путешественники порой не могут с уверенностью определить свое местоположение: «Вот уже я в Италии, или, по крайней мере, между итальянцами, потому что этот город и вместе морская гавань все еще принадлежит Императору», писал в 1804 г. А.И. Тургенев из Фиуме (Риеки) (Тургенев 1915: 56). Несмотря на то, что город принадлежит Австрии, А.Тургенев воспринимает его как итальянское пространство: здесь он слушает на улицах итальянскую речь и ходит в итальянский театр. Так же неоднозначно воспринимается

игород Корфу (Коростовец 1905: 201-202) или, например, Триест. С одной стороны, россияне не считают его итальянским (а потому отправляются в плавание «из Триеста в Италию» (Лубяновский 1805, 2: 1) или рассуждают об «отличии Триеста от Итальянских городов» (Броневский 1837, 4: 206), а с другой, – оказываясь в Триесте, радуются, что ступили на «Итальянскую землю» (Броневский 1825, 1: 102) и наслаждаются зрелищем «Итальянского неба»

(Коростовец 1905: 229-230).

Таким образом, внешние границы Италии довольно неопределенны, что вызывает некоторые проблемы при въезде в страну. Однако и внутренняя структура описываемого пространства также становится для путешественников причиной существенных идентификационных затруднений.

Серьезным препятствием для формирования цельного образа страны и ее жителей, является ее разделенность на несколько самостоятельныхгосударств.ПроблемаединстваИталиинепосредственно отражается в исследуемых материалах. С одной стороны, единицами описания в большинстве текстов являются отдельные провинции, области или города. Рассказ о них довольно часто структурирован

ивключает информацию по определенным параметрам: история, архитектура, природные особенности, хозяйство, уровень развития торговли и просвещения, религиозность, внешний вид, основные занятия, «природный характер» и «нравы» местных жителей. Как правило, характеристики местного населения предваряются варьирующими, но довольно устойчивыми формулами типа: «Хочется мне

всем письме сказать несколько примечаний о местных жителях»

(Лубяновский 1805, 2: 87; Броневский 1825, 1: 257). Так или иначе,

авторы по-отдельности рассказывают о Неаполе и Венеции, о Сицилии и Тоскане, о Ливорно и Луке, рассуждая об их специфических особенностях и нравах местных жителей: «Сицилийцы проницательны и понятливы, любят праздность, увеселения, имеют навык

вобманах и по присхождению от Греков не уступают им в хитрости

128

Италия и итальянцы в русском путешествии начала XIX в.

итонкости ума» (Броневский 1837, 4: 93); «Неаполитанцы вообще остроумны, и без просвещения умны и одарены здравым смыслом. Они столь же проницательны, сколько и хитры, умеют скрывать намерения под личиною простоты и добродушия» (Броневский 1825, 1: 257); «Римлянин весел, приветлив, услужлив и живет без заботы; нужды его ограничены; каждой думает только о хлебе насущном, не печалясьотом,будетлизавтрасытилиголоден»(Лубяновский1805, 3: 65). В этих и многих других фрагментах итальянские провинции предстают самобытными государствами, а о местных жителях говорится как об отдельных народах – со своим языком, верой, одеждой,

характером и т.д. (Броневский 1825, 1: 263; Броневский 1825, 2: 329-332; Броневский 1837, 4: 78, 80, 86-87, 95, 122).

Сдругой стороны, те же авторы то и дело заменяют венецианцев, неаполитанцев, тосканцев и даже сицилийцев (чья особость кажется наиболее очевидной) – на итальянцев (Левенштерн 1994: 228-234), тем самым как будто признавая единство всех этих «народов», их принадлежность одной, более крупной общности, со своими общими обычаями и характером (Броневский 1836, 1: 93, 103, 213; Броневский 1837, 4: 213-227). И в этом чередовании этнонимов и/или этнохоронимов трудно уловить какую-либо закономерность: одна

ита же особенность внешнего облика, поведения, хозяйственного уклада может быть и «итальянской», и, скажем, «венецианской», в одном случае интерпретироваться как «местная», а в другом – как «национальная». В целом определенно можно говорить о противоречивости этнографической номинации в анализируемых текстах. Характерный пример: описывая театр в Корфу, Н. Коростовец отмечает: «Здешние актеры собраны из Венециан, Римлян, Неапольцев, а потомуонииграютобыкновеннонаИтальянскомязыке»(Коростовец 1905: 202). Здесь самобытность «венециан» или «неапольцев» так же очевидна для автора, как и их языковое единство. И вместе с тем он же упоминает о существенных диалектных различиях, затрудняющих понимание между обитателями разных областей Италии: «Разговор мой с нею был очень труден не для того, чтобы я мало знал по-итальянски, но потому, что она говорила Сицилийским языком, которыйхотяпочтиодинитотже,нопроизношениепортитпочтивсе сходство, которое существует между ими» (Коростовец 1905: 478). Другой автор, Ф.П. Лубяновский, предваряет описание Флоренции следующим неожиданным пассажем: «Хотел я написать некоторые примечания о Тосканцах, но они были бы только повторение прежде мною сказанного о Неаполитанцах и Римлянах. В Италии везде

129