Глава II. Юридическая антропология позитивного права

Раздел 2. Мутации семьи и ее устойчивость

261

случае отступает от общей традиции? Несомненно, под влиянием противоборства нескольких факторов. Первый из них — техноло­гического порядка: прогресс медицины делает возможным ранее немыслимое. Второй касается уменьшения того значения, которое ранее имели брачные узы: растет число союзов свободных, вре­менных или прерывающихся. Третий, более сложный, на наш взгляд, касается неполного принятия понятия преемственности, которое имеет место в нашем обществе.

В традиционных обществах сам факт обладания ребенком не происходит из «права на ребенка» (отношение, ставшее у нас час­тым), но, кроме того, как отмечает Ф. Эритье, из желания и обя­занности дать жизнь потомству: не передать жизнь означало бы порвать цепь, которая уходит далеко в прошлое и должна беско­нечно продолжаться в будущем, это означало бы разрушить свя­зи, цементирующие общество, и лишало бы человека возможно­сти и после смерти присутствовать незримо среди живущих (так как умирающий бездетным не имеет никого, кто поклонялся бы ему как предку).

Частично это справедливо и для нашего общества. Так, ребе­нок всегда считался «лекарством против смерти». Однако собст­венная смерть всегда значит для человека гораздо больше, чем даже смерть его детей: индивид, таким образом, имеет приори­тет перед группой. Кроме того, сама смерть у нас воспринимает­ся как безысходность гораздо чаще, чем в традиционных общест­вах: там, где существует вера в загробную жизнь, страх смерти меньше. Смерть без возврата — вот что объясняет то, что боль­шинство супружеских пар придает такое значение тому, чтобы ребенок был непременно их собственным порождением, и готовы преодолеть значительные препятствия, чтобы добиться этого ре­зультата.

В целом можно сказать, что, порождая потомство, человек приносит благо прежде всего самому себе. Если бы дело обстояло иначе, бесплодие не преодолевалось бы такими сложными спосо­бами, и усыновление практиковалось бы гораздо чаще (в традици­онных обществах люди также стремятся прежде всего иметь соб­ственных детей, но, если это им не удается, в их распоряжении имеется много разных способов обеспечить себе потомство, коль скоро природа им в этом отказывает).

И, наконец, сказывается наша неосознанная приверженность к природе. Иметь ребенка традиционным способом, значит, соответ­ствовать ей, тем более что наша индустриальная цивилизация все больше этому мешает. И наш выбор в пользу природы здесь так однозначен, что мы сами не осознаем парадокс: столь сильное же­лание отождествить себя с природой приводит к появлению но­вейших способов зачатия, которые, по существу, являются наси­лием над природой.

Вспомогательные способы зачатия. Эти новые способы, как мы увидим, носят не столь уж второстепенный характер, как при­нято думать. На первый взгляд, они кажутся однозначно вспомога­тельными, прежде всего потому, что индивиды и супружеские пары прибегают к ним лишь в том случае, если традиционные усилия не дают желаемого результата, а, во-вторых, потому, что они в любом случае никогда не стали бы нормой. Отметим прежде всего, что эти способы зачатия, как и все остальные, подчинены всеобщему императиву воспроизводства человеческого рода, даже если некоторые из них и не предполагают физическую близость. С другой стороны, не обращаясь к милым сердцу этнолога отдален­ным цивилизациям, отметим, что наша западная цивилизация весь­ма давно знакома с понятием «отдачи внаем чрева»: тому есть немало примеров в Древнем Риме, когда мужчины отдавали своих жен «в наем» (ventrem locare) супружеским парам, где жена была бесплодна. При этом можно проследить наличие сходной для всех обществ тенденции отдавать первенство мужчине: так, именно на женщину, как правило, падало подозрение в бесплодии. В нашем обществе до сих пор слышны отголоски этого. В традиционных же обществах эта черта усиливается недооценкой биохимического процесса зачатия: предполагается, что состав крови передается через сперму (еще не так давно в нашем обществе мужчина обыч­но говорил о своих детях, что они — «его кровь»), а женщина является не более чем вместилищем (средневековые законники называли ее «вазой», в традиционных обществах нередко исполь­зуются такие термины, как «котелок», «сумка», «котомка», «лод­ка» и т. д.).

Однако, помимо этих общих черт, одна особенность отличает новые способы зачатия. В их числе, умножившемся благодаря новейшим достижениям биологии, мы Сталкиваемся с появлени­ем различных типов матерей: матерями-заместителями, опло­дотворяемыми спермой мужа бесплодной женщины, которые вы­нашивают ребенка по заказу другой супружеской пары и явля­ются матерями в генетическом и фактическом смысле; социаль­ная мать — это бесплодная женщина, прибегающая к практике такого зачатия и усыновляющая затем рожденного ребенка. Но отцовство тоже может оказаться диссоциированным: на деле надо различать социального отца, т. е. мужа женщины, которая опло­дотворена спермой анонимного донора, и фактического, известно­го или неизвестного, который является этим донором. Другие тех­нические новшества дают возможность «перепрыгнуть через по­коления»: замороженный эмбрион, сохраняющийся в течение де­сятилетий, может «родиться» уже после того, как умрут его вну­чатые племянники (отметим, что этот прыжок может быть со­вершен только вперед, но не назад: какова бы ни была дата его рождения, ребенок всегда находится в одной и той же генеалоги-

262