Восток и Запад

Размышления о приобретениях и потерях цивилизации, о судьбах культуры приобретают особый характер в романе Г. Грина, где эта проблема решается на материале столкновения Востока и Запада. Роману предпослан эпиграф из Артура Клафа:

Я не люблю тревог: тогда проснется воля.

А действовать опаснее всего; я трепещу при мысли

Стать фальшивым, сердечную обиду нанести

иль беззаконие свершить –

Ведь наши представления о долге так ужасны

и нас толкают на поступки эти».

Эпиграф вводит нас в роман, предпосылая ему постановку философской проблемы – проблемы действия: что оно несет в себе, добро или зло? Человек же, понуждаемый к действию чувством долга, должен решить также, что есть долг.

Второй эпиграф как бы дополняет рассуждения о действии во имя долга – оно ради спасения души:

К спасению души и умерщвленью плоти,

Благую цель преследуя притом,

В наш век – вы сотни способов найдете.

Указанные в эпиграфе «сотни способов спасения души» воплощены в «треугольнике», который выглядел бы вполне любовным, если бы за фигурами его участников не вырисовывался целый пласт западной и восточной цивилизации и культуры.

Западная интеллигенция так или иначе пережила вторую мировую войну. Это была ситуация, требовавшая максимальной действенности – во имя выживания. Война, в которую вводит нас роман Грина, совершенно иная: иной смысл, иной трагизм, иная героика. Да и какая это война, если офицер чувствует себя убийцей, так как воюет против женщин и детей и ненавидит при этом чуть не каждого штатского, ибо именно штатские ведут эту войну руками нанятых ими солдат. Война переродила души практически всех, хотя и по-разному. Одни, как Фаулер, изверились во всем и стали «изоляционистами», видя свой долг в том, чтобы не увеличить количество жертв в этом мире, чтобы сохранить среди грязи свою личную нравственную чистоту.

Другие, как Пайл, «тихий американец» с университетским образованием, пришедший на смену образу отъявленного головореза, жил во имя высокой миссии, которую Штаты выполняют по отношению ко всему человечеству.

Фуонг – в переводе Феникс, т.е. птица, возрождающаяся из пепла, в переводе с языка, который звучит, как пение птиц, не только воплощает спасение для заблудившихся в этом мире европейцев, но и олицетворяет сам этот Восток, частью которого она является. Недаром героиня ассоциируется у Фаулера с бодлеровским «Любить в тиши,/ Любить и умереть/ В стране, похожей на тебя». Это особо ценимое на войне и после нее состояние отречения от печалей, состояние блаженства, состояние не-тревоги, которое могут дать опиум и желанная восточная женщина, рядом с которой миг – это вечность, когда нет ни времени, ни истории, ни войны.

Их треугольник в самом начале романа насильственно порушен – загадочной гибелью «тихого, очень тихого американца», по выражению Виго. По версии Фаулера, его убили «потому что он был слишком наивен, чтобы жить. Он был молод, глуп, невежествен и впутался не в свое дело. Он не имел представления о том, что здесь происходит, так же как и вы все, а вы его снабжали деньгами и пичкали сочинениями Йорка Гардинга, приговаривая: Вперед! Вперед! Завоюй Восток для демократии! Он видел только то, о чем ему прожужжали уши на лекциях, а наставники его одурачили. Даже видя мертвеца, он не замечал его ран и бубнил: «Красная опасность!»

Пайл начала романа – это «простодушный», который изучил Китай и Дальний Восток по книгам еще одного «тихого американца» и явился спасать Вьетнам, воодушевленный «ответственностью Запада за устройство мира; он твердо решил делать добро, и не какому-нибудь отдельному лицу, а целой стране, части света, всему миру. Что ж, тут он был в своей стихии: у его ног лежала целая вселенная, в которой требовалось навести порядок».

Пара получилась любопытная: спаситель и изоляционист, мессия и внутренний эмигрант, между которыми – весь Восток в лице Фуонг. Один – сотрудник американской экономической миссии, второй – репортер, прячущий свое лицо за скупой констатацией факта.

Все размышления Фаулера обнаруживают очевидное влияние восточной философии, влияние буддизма, что было естественно для человека, только что потерявшего своего бога. Кроме того, монологи героя открывают весьма важный план, уже давно точно сформулированный Киплингом: «Запад есть Запад, Восток есть Восток».

Восток – это прежде всего Фуонг. Она кажется европейцу жестокой – уважает деньги, не скрывая этого. Не произносит высокопарных и обязывающих признаний в любви, но это «земное и здоровое отношение» без лицемерия (деньги) и отношение максимально честное (она не берет на себя обязательств, за которые не может поручиться).

Фуонг могла солгать из вежливости, от страха и даже ради выгоды, «но у нее никогда бы не хватило коварства скрыть свою ложь». Все ее поведение свидетельствует об ином воспитании в иных представлениях, нежели те, которых основано поведение Пайла и Фаулера.

За ее фигурой встает образ ее народа: «Их облик говорил об утонченной цивилизации, с которой мы не могли тягаться. Чувствовалось, что они никогда не одевались небрежно, не говорили неуместных слов, не были жертвой грязных страстей». Ирония истории: юная страна Америка, где любовь сравнивается с надежным долларом, несмотря на всю свою цивилизацию, чрезвычайно далекая от культуры и Запада, и тем более Востока, считает себя вправе и в силах спасать страну с тысячелетней культурой, которую она не понимает и не пытается понять. Вероятно, желание Пайла обладать Фуонг вызвано не только ее необыкновенной привлекательностью, но и подсознательным стремлением в ее лице овладеть страной, Востоком.

Героев связывает взаимонепонимание, не в последнюю очередь из-за ложных мифов – типа «миссии Запада», западной демократии и т.д., среди которых и миф о национальном характере. Диалог англичанина и американца раскрывает всю нелепость этих шаблонных представлений:

Пайл. А мне казалось, что англичане – большие любители собак.

Фаулер. Нам кажется, что американцы большие любители долларов, но, должно быть, и среди вас есть исключения.

В этом же ряду и миф о вьетнамцах, простых и бесхитростных, как дети. Американцы идут войной на Вьетнам, прикрываясь лозунгами о защите личности: «Не суйтесь вы на Восток с вашим кудахтаньем об угрозе человеческом личности. Тут сразу обнаружится, что вы – неправая сторона: это они стоят за человеческую личность, а мы за рядового номер 23987, единицу в глобальной стратегии». Европейцы стали жертвами собственного правдоискательства, это страсть людей Запада, не меньшая, чем страсть к алкоголю. Искать правду – смертельное занятие, ибо в конце концов, кто знает, что такое правда. Вернее, их много, одна для Фаулера, другая – для Пайла. И совершенно непостижимо, какова она для Фуонг – восточные женщины красивы, как сфинкс, и так же загадочны.

Все наблюдения и размышления Фаулера приводят его к горькому для англичанина выводу: «Если бы я верил в вашего бога и в рай, я поставил бы свою райскую цитру против вашего золотого нимба, что через 500 лет на свете не будет ни Нью-Йорка, ни Лондона, а они по-прежнему будут выращивать рис на этих полях и в своих остроконечных шляпах носить продукты на рынок, подвесив корзины на длинные жерди. А мальчуганы все так же будут ездить верхом на буйволах».

Но этот Восток сохранит свой мир не благодаря европейцу, а вопреки ему, и культура Востока сохранится не благодаря цивилизации, которой так гордятся европейцы, а вопреки ей.