2. Участие социально-гуманитарных наук в экспертизах социальных проектов и программ

Начало XX века ознаменовалось революцией в физике, выз­вавшей ревизию основных принципов классической научной парадигмы. Такие понятия, как «знание», «достоверность», «ис-

426

тина», утратили прежние объективистские претензии, так как объективность стала определяться исключительно в терминах интерсубъективностж. Категория «сущность» выводится за пре­делы концептуальной перспективы. Новые стандарты научности изменили гносеологическое содержание принципа причиннос­ти: он определяется не в терминах детерминизма, а функции, которая устанавливает пределы компетенции научного теорети­зирования в социально-гуманитарных науках. Функциональная зависимость предполагает, что а) последовательность социальных перемен имеет характер только хронологической связи; б) теории не в состоянии предсказать характер социальных перемен в их ис­торической перспективе. Интерпретация социальных изменений в терминах функциональной зависимости определила новый способ теоретизирования: объяснение осуществляется с помощью не ди­ахронической концепции причинности, где последовательность со­бытий во времени причинно обусловлена, а с помощью синхроничес­кой, когда случайно совпавшие во времени обстоятельства обусловливают социальные перемены.

В синхронической концепции социальные проекты лишаются предсказательного ресурса и, в лучшем случае, могут претендо­вать на один из возможных сценариев общественных измене­ний, практическую эффективность которых не представляется возможным предсказать. Таким образом, идея единства позна­вательных и социальных типов рациональности, лежащая в ос­нове классического социального знания обнаружила в новых ус­ловиях свою несостоятельность. Вера в общественный прогресс утрачивает содержательную связь с научным знанием. Долго­срочные прогнозы, опирающиеся на идею прогресса, указыва­ющие характер общественных перемен, становятся невозмож­ными в рамках новых стандартов общественных наук.

Смена теоретических стандартов в социальных науках изме­нила статус научного социального знания в обществе. Осознание социальными науками пределов собственной компетенции, т.е. осознание того, что социальные знания не могут однозначно пред­видеть будущие события, способствовало расставанию с идеей, что

427

люди наделены способностью по собственному усмотрению стро­ить «светлое» будущее. «Я полагаю, — пишет И. Пригожий, -что сущность события выражается в том, что оно вводит различие между тем, что предсказуемо, и тем, что нет... Существование со­бытий в человеческом масштабе показывает, что в этом масштабе социальные структуры ускользают от детерминизма... Мы можем «объяснить» события прошлого... но мы не можем предсказать события будущего». Мы не знаем и не можем знать, какие задачи станут перед обществом в ближайшем будущем и какими знания­ми оно будет располагать для их решения.

По сути, разум обнаружил пределы своих притязаний. «Уче­ное незнание» (Н.Кузанский) возвращает нас к идеям Сократа (VI—V вв. до н.э.), который указывал на относительность челове­ческого знания. Но погрешимость знания отнюдь не является ос­нованием для обращения к релятивизму. Доверие к разуму, со­гласно Сократу, является формой жизни, так как, подвергая свои решения сомнению, критикуя их, мы, тем самым, делаем нашу жизнь осмысленной.

Неклассическая парадигма, отказавшись от аргумента «Боже­ственного Взора» (X. Патнем), т.е. от аргумента непогрешимости знания, осуществляет реконструкцию социального знания. Пред­лагается отказаться от отдаленных целей общественных перемен, признать несовпадение замысла и результата деятельности, зависи­мость социальных процессов от случайных событий, отсутствие универсальных способов реагирования на социальные вызовы. Социальное знание в такой ситуации формирует новую позна­вательную парадигму: трансформировать проблему познания законов общественного развития в задачу выработки условий рациональной коммуникации. Обращение к рациональной ком­муникации предполагает сохранение доверия к разуму, так как оно дает нашим ожиданиям надежду на минимизацию вызовов времени, противостоит цинизму и отчаянию. В рамках такой парадигмы общественные науки не могут предсказывать дол­госрочные проекты общественных изменений и претендовать

428

на прямое участие в социальных преобразованиях, направленных на реализацию этих проектов. Социальные науки начинают осоз­навать, что строгие прогнозы невозможны в силу того, что никто не может предсказать, какие могут возникнуть ненамеренные со­циальные последствия индивидуальных интенциональных дей­ствий, имеющих неисчислимое количество мотивов, особенно в условиях неустойчивости ценностных оснований субъективной ориентации. Австро-английский экономист Ф. Хайек (1899—1992) пишет, что «только в той мере, в какой определенный тип поряд­ка вырисовывается как результат отдельных поступков, его нео­жиданный аспект становится проблемой теоретического объясне­ния». Теоретическое знание предстает интерпретацией процедур выбора оптимальных решений в условиях неопределенности.

Ограниченность теоретических ресурсов социальных наук не лишает их возможности участвовать в экспертизе социальных про­грамм. Они могут использовать свои познавательные стратегии для решения насущных задач во всех областях жизнедеятельности об­щества: определить, что можно и чего нельзя сделать в создавшихся условиях, участвовать в разработке политической и экономической политики в краткосрочной перспективе, которая сопряжена с со­циальными проблемами, требующими своего решения «здесь-и-сейчас». Это проблемы бедности, здравоохранения, образо­вания и т.д. Но при этом решение этих задач предполагает фокусирование усилий социальных наук на поиске компромис­сов в коммуникативном действии. Участие социальных наук в краткосрочном решении социальных проблем делает их ин-ституционализацию оправданной. Социальные науки должны продемонстрировать интеллектуальную ответственность и обо­снованно показать, что вера в безграничный экономический прогресс и добродетельность демократических институтов нео­правданны. Но это не означает, что мы должны отказаться от рыночной модели экономики и демократических институтов. Они как осуществленный совместный «проект» есть непредви­денный результат нашей устремленности к лучшей жизни.

429

Осознание социальным оптимизмом собственных границ в значительной мере обусловлено критическим отношением разума к собственной компетенции. «Подлинный рационализм, — пишет Поппер, — предполагает осознание того обстоятельства, что не следует слишком полагаться на разум, что доказательство редко решает проблему..». Эти теоретические ориентиры определяют не только гносеологические границы социальных наук, но и пре­делы их вмешательства в социальные перемены.