4. Уступка будущих требований

Возможности и условиям уступки будущих требований посвящена ст. 388.1, которая так и называется – «Уступка будущего требования»¹⁰. «Будущность» требования определяется по соотношению его экзистенции (существования) с моментом совершения договора уступки: если к этому моменту уступаемого требования еще не существует (если оно не возникло), то речь идет именно о будущем требовании.

Формулировка абз. 2 п. 1 ст. 388.1, согласно которому «… будущее требование, в том числе требование по обязательству из договора, который будет заключен в будущем, должно быть определено в соглашении об уступке способом, позволяющим идентифицировать это требование на момент его возникновения или перехода к цессионарию» ориентирует нас на два следующих момента.

Разработчики анализируемых новаций (1) во-первых, не придали существенного значения вопросу о том, идет ли речь о требованиях из уже заключенных (существующих) договоров, или же требованиях из договоров, которые сами еще только имеют быть заключены (будущих договоров). Статья 388.1 в равной степени касается уступки будущих требований как из тех, так и из других; при этом не имеет значения та мера, в которой факты заключения, контрагенты и содержание будущих договоров в момент совершения сделки уступки могут быть предвидимы. Такой подход примечателен не только четким различением договоров (оснований возникновения обязательств) и требований (активного элемента содержания обязательств), но и своей явной ориентацией на иностранную и международную предпринимательскую практику финансирования производственных и торговых предприятий под этакую оптовую уступку (если не сказать закупку или запродажу) всей вообще массы требований, какие только будут образовываться в ходе их текущей деятельности ко всем их контрагентам¹¹.

Что же касается (2) второго любопытного момента, то он связан с альтернативным определением момента необходимой идентификации будущего требования – таковым может быть либо момент его возникновения, либо момент его перехода к цессионарию. Различение двух этих моментов означает, что лица, написавшие п. 1 ст. 388.1 ГК РФ были сторонниками т. н. теории промежуточности приобретения будущих требований¹². Это, в частности, означает, что п. 2 ст. 388.1, согласно которому, «… будущее требование переходит к цессионарию с момента его возникновения», если иное не установлено законом и если более поздний момент не определен соглашением сторон, следует понимать таким образом: будущее требование всегда возникает только в лице цедента. Хотя оно и принадлежит ему всего лишь одну-единственную «юридическую» (или «логическую») секунду, оно за эту «секунду» успевает «обрасти» всеми возражениями, которые должник по такому требованию мог бы выдвинуть против цедента¹³ – их же, стало быть, он вправе будет противопоставить и цессионарию. Иное решение вопроса – в смысле возникновения будущего требования сразу у цессионария, минуя цедента (теория непосредственности) – было бы, следовательно, еще одним наступлением на основной принцип цессионного права (см. выше), для которого Кодекс, кажется, не дает никаких оснований.