23. Драматургическое новаторство Чехова: новый характер конфликта и способов его воплощения

В пьесах Чехова в пределах одной сцены, одного действия происходит тесное переплетение элементов комического и трагического, комического и лирического. Им введен новый тип драматургического конфликта: Чехов не разрешает драматические ситуации, а, напротив, запутывает их, усложняет психическое состояние героев. В его комедиях никто не смеется, ведь за смешным скрывается драма человеческой судьбы.

Многоплановая, полифоническая драма Чехова оказала огромное влияние на современный театр, который развил тему трагизма повседневности, впервые начатую Чеховым. В отличие от старой бытовой школы драматург не придумывал необыкновенных ситуаций, нарочито обращался к повседневным банальным явлениям, создавал драму обыденного существования, медленно протекающей жизни обычных людей, средних по развитию и стремлениям.

Чехов переносит в свои пьесы конфликт, открытый в прозаических произведениях. Герои его драм, как и герои прозы, переживают конфликт с жизнью, а не друг с другом. В пьесах Чехова, как и в прозе, сталкиваются не идеи, не герои-идеологи. В них передается главная ситуация жизни, известная уже по прозе писателя: чеховский драматический герой живет в атмосфере благополучия/неблагополучия, счастья/несчастья, серьезного/несерьезного. В драму привносится эпическая широта охвата действительности, что полностью изменяет характер сценического действия. В оформлении текста пьесы Чехов убирает деление действий на явления, что внешне уже напоминает прозу, каждое действие как неоконченный рассказ.

Герои утрачивают так называемое амплуа. У Чехова нет ни трагиков, ни комиков. Все герои, от главных до второстепенных, переживают по-разному, но одну общую ситуацию неудовлетворенности жизнью. Чеховский диалог теряет прямого адресата. Герои, обращаясь друг к другу, ведут диалог не с собеседником, они выясняют свои отношения с жизнью.

В пьесах Чехова обязательно присутствуют герои всех возрастов. Самые юные, еще не узнавшие жизни как Нина в «Чайке», Ирина в начале «Трех сестер», Аня в «Вишневом саде». Зрелые, несущие в себе драматическое начало неудовлетворенности жизнью, такие, как Лопахин в «Вишневом саде», Тригорин в «Чайке», Войницкий и Астров в «Дяде Ване», Маша в «Трех сестрах». Пожилые, уже пережившие свою драму и успокоившиеся, как, например, Фирс. Такая система образов уже заключает в себе течение жизни от молодости к зрелости, далее к старости и снова к возрождению и обновлению жизни.

Главная задача актеров и режиссера теперь состояла не сыграть трагедию или комедию, а передать общую атмосферу течения жизни, в которую погружен человек, передать то, что не выражается в слове, жесте, декорации, но в то же время именно слово, жест, декорация – все вместе несут на себе ауру общего состояния жизни.

Предшественниками Чехова были Гоголь и Островский. Гоголь в «Ревизоре», где не было положительного героя, носителя идеала, впервые изобразил конфликт человека с жизнью как внутреннее состояние человека, не ясное ему самому. Ближе Чехову, несомненно, поздний Островский, особенно в «Талантах и поклонниках». Александра Негина предвосхищает чеховских героинь, стремящихся к счастью, жизнь которых не укладывается в привычные общественные нормы, жена, мать.

Но, несмотря на русскую традицию, драматургия Чехова развивалась принципиально в другую историческую эпоху, ее называют эпохой упадка, разочарования, кризиса, безвременья. Чехову уже был известен опыт европейской драмы Гауптмана, Матерлинка, Стриндберга, Шоу, полностью сломавшей традиционный театр, упразднившей привычное течение сценического действия. Европейская драматургия на изломе эпох поставила под сомнение все известные нормы человеческого бытия. В европейской драме обесцениваются прежние идеалы, и часто герои ставятся в положение общей безысходности, обессмысливающей их жизнь.

Чехов избежал декаденских настроений. Его пьесы пронизаны жизненным оптимизмом. Неслучаен основной чеховский жанр – комедия. В его комедиях, «Чайке», «Вишневом саде» разрушаются жизни почти всех героев, стреляется Треплев, остается умирать в брошенном доме Фирс. Чехов драму жизни заключает в форму комедии. В этом его авторская позиция, отношение к жизни как бесконечно движущейся и обновляющейся субстанции, в которой не может быть ничего статичного, до конца познаваемого, обозначаемого, регулируемого. Жизнь – всегда радость и наслаждение, даже если кто-то уставший и обессиленный – вспомним Петра и Ивана из «Студента» – в какое-то неблагополучное для себя время решил сойти с жизненной дистанции, как Треплев.

«Чайка» – первый драматургический опыт Чехова, принесший ему и поражение, и славу. Первый показ «Чайки» был провален, второй принес славу автору и новым режиссерам Станиславскому и Немировичу-Данченко.

«Чайка», пьеса, где главными героями являются люди искусства, перевернула представление о театре, Знаменитая актриса Аркадина, начинающая – Нина Заречная, известный писатель Тригорин, и на наших глазах превращающийся в знаменитость сын Аркадиной, Константин Треплев. Их окружают люди обыкновенные, далекие от искусства, доктор Дорн, управляющий имением Шамраев со своей семьей, учитель Медведенко. Перед нами русское общество в миниатюре. У каждого героя своя сюжетная линия. Сплетенные все вместе, они образуют клубок неразрешимых противоречий.

Через анализ формального отсутствия выраженных факторов конфликтного напряжения автор приходит к определению чеховской драмы как «театра неподвижности» и «театра будней» - формулировки со временем перешедшие в разряд аксиом. Те же утверждения позволяют критику охарактеризовать конструкцию пьес А.П.Чехова через призму воплощения принципов новой драмы: «жизнь наблюдается не в моменты наибольшего внешнего, но в моменты наибольшего внутреннего напряжения ... Теория новой драмы, сформулированная Метерлинком, стремится представить не выявленную, но хранимую про себя, готовую драму "настроения"». По мнению А.Кугеля, у наиболее крайних представителей новой драмы высшее конфликтное напряжение и выход из него состоит «в неразрешенном, но вполне созревшем настроении».

Важным критерием для описания конфликтной событийности чеховской драматургии становится утверждение расторжения целостности конфликтного ряда, принадлежащее В.Хализеву. Ученый, основываясь на традиции четкого разграничения сюжета и фабулы (на что указывал уже сам Чехов), настоящего и «ложного сюжета» (Н.Я.Берковский), практике четкого разделения фабульного действия и «подводного течения» (К.С.Станиславский), активного функционирования в литературоведческих исследованиях и театральной практике категории «подтекста», выделяет два типа конфликта в драматургии Л.П.Чехова, первый - конфликт-казус -внешнее противоречие, получающее разрешение в пьесе - дуэль, самоубийство, продажа имения — столкновения, локально ограниченные. Второй — конфликт субстанциональный — в своей сущности неизменный, не разрешаемый усилиями героев, имеющий надличный характер.

Открытость структуры, воплощенная Л.П.Чеховым в комедиях и драмах, признается исследователями (среди современных чеховедов на этом настаивает Н.И.Фадеева.14), но природа ее понимается чаще всего вне зависимости от составляющих этой структуры, компоненты которой в исследованиях интерпретируются как автономные, не интегрируются в общепоступательное движение конфликта. В блестящей в целом монографии З.С.Паперного «Вопреки всем правилам...» 5. Структура «Чайки» и других пьес расслаивается на «большой» и «малый» сюжеты, последние направляют «внимание к судьбам неглавных героев». Ученому также не удается в достаточной степени прояснить механизмы развития микросюжетов относительно сюжета «главного», тогда как это было бы особенно важно с точки зрения понимания организации художественного целого драматургического текста А.П.Чехова. Автор «растворяет» изначальный посыл в общем рассуждении: микросюжеты различны по источникам (литература, анекдоты), но «глубоко органичны в пьесе, где все построено на конфликтах, контрастах, несовпадениях».

Интересно вернуться к высказываниям Л.Кугеля по поводу «Иванова», пьесы, которую он считал написанной в традиционных театральных формах. Прибегая к классической схеме соответствия внешнего и внутреннего планов действия, критик увидел зазор между ними в драме А.П.Чехова: «Сценическая форма «Иванова» достаточно шаблонна и местами, вполне очевидно, идет вразрез с сущностью чеховской позиции» . Особенно шаблонным кажется автору подведение действия пьесы к «развязке» (самоубийству героя). В дальнейшем, по общему мнению критики (к которому примыкает и большая часть театроведческих и литературоведческих точек зрения), Чехов все более «удаляется от «истинной» драмы как столкновения противоположных душевных складов и социальных интересов»59. Данное наблюдение отнюдь не является случайным, поскольку построение чеховской драмы несет в себе своеобразно сохраненную категорию конфликта в его традиционном воплощении.

В пьесе В.Дьяченко «Пробный камень» А.П.Чехова могла привлечь структура конфликтного движения. (На связь «Пробного камня» и комедии «Вишневый сад» указывал М.Я.Поляков.)

А.П.Скафтымов, социологически определяя драматический конфликт «Вишневого сада», писал: «В «Вишневом саде» в полном соответствии с исторической действительностью дана социальная установка сталкивающихся сил: уходящее дворянство — Раневская и Гаев, поднимающаяся буржуазия - Лопахин, не сливающаяся ни с дворянством, ни с мелкобуржуазной средой интеллигенция - студент Трофимов, сын аптекаря. Психика каждого их этих лиц поставлена в тесную связь и зависимость от его условий жизни. Хозяйственная беспечность Раневской и Гаева ясно говорит о привычках праздного существования и готовой обеспеченности за счет чужого труда; хозяйственная рассудительность Лопахина и его приобретательский пафос соответствуют исторической позиции поднимающейся буржуазии; одинаково отрицательное отношение Трофимова к пережиткам крепостнического дворянства и новым способам буржуазной эксплуатации соответствует общественным воззрениям революционно настроенных групп интеллигенции того времени»60. Социологический разбор Л.П.Скафтымова достаточно четко формулирует содержание потенциальной системы отношений и поведения персонажей в комедии Чехова и, разумеется, не охватывает глубинного плана текста в его разноуровневых способах репрезентации. Говоря иначе, социологический эквивалент описывает потенциальный, но не воплощенный традиционный конфликт «Вишневого сада». Подобное явление в «Иванове» Н.Я.Берковский называет «ложным сюжетом» («мнимым сюжетом»). «В драме "Иванов", -пишет он, - крайне любопытен ложный сюжет. Истинный сюжет тот, что человек надорвался нравственно, потерял веру в свой труд, в свою деятельность, в то, чем живы современники. А ложный сюжет бежит рядом. Окружающие стараются объяснить себе поведение этого человека и объясняют вульгарнейшим образом. Они подозревают всюду денежный интерес. Иванов искал и ищет «стерлинги»... а доставать стерлинги должны ему женщины... принца Гамлета подозревают в том, что он только и думает о датской короне. Таков мнимый сюжет трагедии Шекспира»61. Прочтение конфликта «Вишневого сада» как жесткого столкновения социальных сил необоснованно узко, не объясняет всей событийной и психологической сложности комедии А.П.Чехова, поскольку данное противоречие актуализировано на внешнем уровне структуры и событийно вынесено за пределы сцены (продажа имения не изображается).

Существенно корректируется конфликтная схема в драматургических текстах Чехова при встраивании конфликтной модели в двойную рамку театрального представления. Классическим является анализ представления пьесы Константина Треплева в «Чайке» - комедии, где профанация через оппозиционную пару Гамлет - Дон-Кихот оттесняется, сохраняя все те же атрибуты жанрового значения в ситуации потенциальной и нереализованной дуэли Треплева и Тригорина.

Представленный в 1-ом действии монолог, читаемый Ниной Заречной, выполняет, как было давно замечено, функцию отправной точки конфликтного движения: провал Треплева-драматурга перед авторитетными представителями театра и литературы (Лркадиной и Тригориным) влечет за собой, по крайней мере, в мотивировке Константина Гавриловича, и фиаско в любви («Женщины не прощают неуспеха. ... Пьеса не понравилась, вы презираете мое вдохновение, уже считаете меня заурядным, ничтожным, каких много... (13, 27)). Структурная роль монолога мировой души отмечалась практически всеми интерпретаторами «Чайки».

Комедия Чехова, где тематическими узлами выступают разговоры об искусстве, театре, литературе, в исследованиях литературоведов и театроведов оказывается ключевым произведением для интерпретации структуры текст-в-тексте и различных интертекстуальных отсылок в драматургии и прозе Чехова.

Особенности конфликта. Чехов выработал особую концепцию изображения жизни и человека — принципиально будничную, «негероическую»: «Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как и в жизни. Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни». Для традиционной дочеховской драмы характерно прежде всего событие, нарушающее традиционное течение жизни: столкновение страстей, полярных сил, и в этих столкновениях полнее раскрывались характеры персонажей (например, в «Грозе» А. Н. Островского). В пьесах же Чехова нет острых конфликтов, столкновений, борьбы. Кажется, что в них ничего не происходит. Эпизоды заполнены обыденными, даже не связанными друг с другом разговорами, мелочами быта, незначительными подробностями. Как утверждается в пьесе «Дядя Ваня», мир погибнет не от «громких» событий, «не от разбойников, не от пожаров, а от ненависти, вражды, от всех этих мелких дрязг...». Произведения Чехова движутся не от события к событию (мы не имеем возможности следить за развитием сюжета — за отсутствием такового), а, скорее, от настроения к настроению. Пьесы строятся не на противопоставлении, а на единстве, общности всех персонажей — единстве перед общей неустроенностью жизни. А.П. Скафтымов писал об особенностях конфликта в пьесах Чехова: «Нет виноватых, стало быть, нет и прямых противников. Нет прямых противников, нет и не может быть борьбы. Виновато сложение обстоятельств, находящихся как бы вне сферы воздействия данных людей. Печальная ситуация складывается вне их воли, и страдание приходит само собою».