А.Ф. Добрынин о президентской директиве-59

«6 августа пресса сообщила, основываясь на явно умышленной утечке информации из Белого дома, об утверждении Картером «новой ядерной стратегии». Эта стратегия, изложенная в секретной президентской директиве №59 от 25 июля, исходила из возможности не обязательно скоротечной ядерной войны с использованием всех ядерных арсеналов конфликтующими державами, а из продолжительной ядерной войны, когда ядерные удары сначала могут наноситься по военным объектам СССР, в то время как ракеты будут по-прежнему нацелены на его города. Это подавалось как внесение элементов гибкости в стратегию ядерного сдерживания, но фактически подтверждалась концепция ядерной войны с СССР, несмотря на декларацию, взаимно принятую во время президентства Никсона.

Через несколько дней Картер подписал еще две директивы, содержавшие планы перемещения военных и гражданских руководителей из Вашингтона в период кризиса в убежища для высокопоставленных лиц и защищенные помещения для важнейшего технического оборудования. Предусматривалась также мобилизация частных компаний и их средств связи для передачи военной информации «в период крупномасштабной войны»... А всего Картер – Бжезинский подготовили пять новых директив по ядерной войне: № 18, 41, 53, 58, 59...

В целом можно сказать, что изначальная формула Картера «сотрудни­чество или конфронтация» остановилась на отметке «сдерживание и конфронтация». Этот курс подкреплялся общим быстрым ростом военного бюджета администрации. Такова была метаморфоза или эволюция Картера как президента» (20, 474-475).

«International Herald Tribune» о президентской директиве-59 (11.08.1980 г.)

«Президентская директива-59 пахнет новой гонкой вооружений, концом СОЛТа, огромными расходами для большего сверхубийства; и она отдает угрозой со стороны стратегов, неожиданно расценивших ядерную войну как не только «мыслимую», но и «выигрывае­мую»... Наихудший аспект «новой стратегии» – это то, что она имеет тенденцию сделать ядерную войну почти приемлемой – и, следовательно, более вероятной. Если руководители придут к убеждению и общественность примет это убеждение – в том, что ядерная война может быть «ограничена» только военными целями и даже может быть выиграна, – то эта война больше не будет «немысли­мой»; и целью национальной политики больше не останется ее предотвращение, а станет победа, когда она вспыхнет... Какой бы ни могла быть советская угроза, планировать противостояние путем аккуратной маленькой ядерной войны, «продолжительной, но ограниченной» – это смертельная иллюзия, которую бывший морской офицер (Картер) не должен поощрять даже ради цели избирательной кампании» (65, 317).

Л. Стоукс, член палаты представителей конгресса сша от штата Огайо, о бойкоте Олимпийских игр (17 марта 1980 г.)

«Когда палата представителей голосовала по вопросу о бойкоте Олимпийских игр 1980 года в Москве, я был одним из 12 конгрессменов, высказавшихся против этой меры... Соединенные Штаты в своих действиях пользуются двойными стандартами. В 1976 году, когда несколько африканских государств отказались от участия в Олимпийских играх из-за того, что в них участвовала Новая Зеландия, поддерживавшая тесные связи с Южной Африкой, Соединенные Штаты Америки осудили действия этих африканских государств, ссылаясь на то, что Олимпийские игры не должны быть объектом политических дискуссий или идеологических разногласий. Теперь мы, судя по всему, отказываемся от этой точки зрения и выдвигаем на первый план, решая вопрос об Олимпийских играх, советские действия в Афганистане и международные отношения. Мы говорим о необходимости проучить Советский Союз, заставив его потерять те доходы и те возможности привлечь к себе внимание всего мира, которые обычно ассоциируются с Олимпийскими играми. Как это ни парадоксально, в результате бойкота такие потери понесут именно американские спортсмены, которые будут лишены возможности показать свое мастерство и получить олимпийские награды» (1, 142-143).