1Пгым ситуациям взаимодействия, требуют более или ме­нее строго установленных ответных, благодарственных благопожеланий.

Отклонения от правил построения диалогем фиксиру­ются как нарушение традиций, традиционного этикета. Например, так расценивается у кабардинцев диалогемы типа: вопрос о здоровье жопы и ответ па него, обращение к звонящему по телефону с вопросом: «Кто звонит?» Если тот, кого спрашивают по телефону, отсутствует, вполне естественным кажется задать вопрос: «А что ему передать?» Но это тоже осуждается, считается проявле­нием излишнего любопытства.

Диалоги и звенья коммуникации. Диалог — сложный знак. Он состоит из одной и более диалогем, выражаю­щих законченное взаимодействие, и соответствует процес­су, в течение которого контакт между людьми устанавли­вается, поддерживается и прекращается. Это тоже вполне реальная единица коммуникации. Быть может, даже бо­лее реальная, чем две другие: в сознании участников взаимодействия общение дробится в первую очередь именно на диалоги — единицы, переживаемые как закон­ченное или относительно законченное (и потому прерван­ное) взаимодействие.

Такова главная, устойчивая характеристика диалога. Все остальные варьируют в достаточно широких преде­лах. Варьируют место, время, длительность, предметная обстановка, содержание, состав участников коммуникации и многие другие параметры. Достаточно в связи с этим сослаться на диалоги типа: визит, случайная встреча, об­щение в рамках публичной лекции, театрального пред­ставления, кинофильма, телевизионной и радиопередачи.

Диалог, вообще говоря, богаче, подвижнее единиц пер­вого и второго типа. Даже в своих наиболее жестко за­данных (например, обрядовых) формах он имеет большее число степеней свободы. То же характерно, впрочем, и для диалогемы: реакция реципиента на то или иное коммуни­кативное послание всегда гипотетична, особенно в ситуа­циях, выходящих за рамки стереотипизированных форм общения. Но диалог обычно более прихотлив и гибок, что обусловлено сложностью его структуры. В своих наибо­лее развернутых формах диалог включает в себя три фазы взаимодействия: подготовительную, основную, заключи­тельную. На каждой из них возможны различные вариан­ты. Иногда в рамках второй фазы выстраивается цепь тематически отдельных, самостоятельных звеньев комму-

48

49

пикации. Например, двое старых знакомых после взаим­ных приветствий могут обсудить целый ряд событий и проблем, каждая из которых и составляет единицу, назы­ваемую звеном коммуникации ¹⁴.

Существуют, как мы видим, диалоги разных степеней свободы и предсказуемости. Есть основание различать два типа диалогов, четко противопоставленных в этом отношении: связанные и свободные диалоги. Кстати, они коррелируют с так называемыми играми, основанными на социальном (pastimes) и индивидуальном (games) программировании в концепции общения, предложенной американским психологом Э. Берном ¹⁵.

Типичный пример связанных, относительно жестко за­данных диалогов — академическая лекция в вузе, обще­ние актеров с публикой в условиях театрального пред­ставления и т. д. То же можно сказать о некоторых ри­туально оформленных компонентах межличностного вза­имодействия: взаимные приветствия и прощания, благо-пожелание и реакция признательности на нее, диалоги, которыми ознаменовывается знакомство, покупка, обра­щение к прохожему с той или иной просьбой и т. п.

Печать национально-культурной специфики лежит на всем многообразии диалогов. Другое дело, что эта специ­фика не всегда ярко выражена, требует специального анализа стандартов, атрибутов, диалогов, звеньев комму­никации, из которых строится диалог. Тут много нюансов, которые традиционно оставались в стороне от интересов этнографа. Например, структурирование пространства в ходе диалога, структурирование времени, возможности и особенности телесного контакта и так называемого абс-кон-такта (контакта глаз). Даже такие, казалось бы, универ­сальные человеческие реакции, как смех или улыбка, включаются в диалог в соответствии с особыми для дан­ной культуры нормами¹⁶. Конвенциональную улыбку японцев или индонезийцев на Кавказе восприняли бы, по­жалуй, как насмешку. Японцы не смотрят собеседнику в лицо, опускают глаза — таковы правила вежливости. Европейцы то же самое восприняли бы как симптом не­искренности.

Чрезвычайно важно рассмотреть диалог с точки зре­ния его тематики. В каждой национальной культуре есть приуроченные к тем или иным жизненным ситуациям, предпочтительные темы общения (звенья коммуника­ции) . Есть, кроме того, и запретные темы, что позволяет построить наряду с типологией санкционированных тем

типологию тематических запретов, существенно отличаю­щуюся от типологии собственно языковых запретов или табу.

Композиционная схема диалогов тоже имеет нацио­нально-культурные особенности. Специфичны объем и со­отношение подготовительных, основных и заключитель­ных фаз диалога, способы перехода от одной фазы к дру­гой. У многих восточных народов разговору по существу предшествует довольно продолжительная беседа на от­плаченные темы — фатическая коммуникация. Говорят о здоровье, новостях, о погоде и обычно неспеша, с досто­инством, словно это и есть основная цель контакта; о кон­кретном деле заявляют как бы между прочим, порой пе­ред самым прощанием. Таковы диалоги у японцев или китайцев, у пародов Средней Азии или Кавказа. Фатиче­ская коммуникация занимает при этом значительно боль­ше времени, чем реальная. У народов Кавказа, к приме­ру, можно наблюдать следующую картину. Встречаются случайно два знакомых человека, оба спешат, но не по­дают вида, что спешат, останавливаются, начинаются так называемые «восточные разговоры». Больше всего стра­дает в таких случаях младший, для которого считается неприличным сказать или даже намекнуть, что он спешит.

Текст {дискурс) и текстовая деятельность. Понятие «текст» и синонимичное ему понятие «дискурс» широко и разнообразно используются в семиотике и лингвистике. Обычно при этом имеют в виду закопченное или относи­тельно закопченное словесное (речевое) произведение, це­почку взаимосвязанных высказываний (предложений), яв­ляющихся реализацией определенного замысла. Лингви­сты видят свою задачу в том, чтобы выявить характер этих связей, алгоритмы правильно оформленного и по­строенного текста, способного служить целям взаимопо­нимания ".

Какое отношение имеет это к иерархии средств ком­муникативной деятельности, к культуре общения этноса? Самое прямое. Текст, если его понимать широко (шире, чем принято в лингвистике), есть в сущности цепь ком­муникативных единиц, с помошыо которых реализуется тот или иной замысел культуры. В качестве текста мож­но рассматривать функционирование социальных инсти­тутов, традиционно описываемых этнографами. Например, традиционное застолье, свадьбу или похороны. Нацио­нально-культурная специфика подобных форм взаимодей­ствия предстает непосредственно как различие текстов

50

51

(текстов поведения) в аналогичных ситуациях. Всю по­веденческую культуру этноса можно представить как си­стему текстов.

В создании текстов, отвечающих условиям совместной деятельности, принимает участие каждый участник взаи­модействия. Есть, следовательно, все основания говорить об относительно самостоятельной текстовой деятельности. Для многих людей текстовая деятельность становится профессиональной: для писателя и ученого, певца и му­зыканта. Тут необходимо построение коммуникативных посланий со сложной художественно или научно значи­мой текстовой структурой. Но не только в этих, но и во всех других случаях, в случаях повседневного бытового общения мы строим тексты согласно определенным про­граммам, осуществляем выбор необходимых стандартов и атрибутов общения, соответствующим образом соеди­няем их. Текстовая деятельность выступает в целом как «наиболее сложный вид социальной знаковой деятель­ности» ^t8.

Обычно человеку известны программы построения текстов, их соответствующие типы или образцы: заявле­ние, приказ, роман, сказка, тост, инструкция по эксплуа­тации прибора и т. д. В основе подобных образцов лежит план построения коммуникативного послания или взаимо­действия, искажение которого делает смысл затруднитель­ным. Не случайно понятия удачной (успешной) и неудач­ной (неуспешной) коммуникации включаются в число базовых категорий лингвистики текста ¹⁹. Важное место призвано занять оно и в предлагаемой нами концепции как стимул к повышению эффективности коммуникации в сфере производства, науки, искусства, воспитания, про­паганды — во всех отраслях деятельности, где так или иначе проявляется, функционирует культура общения этноса.

Конечно, в каждом данном случае эти способы спе­цифичны. Однако можно назвать некоторые формальные параметры, адекватность которых способна обеспечить удачную коммуникацию. Таковы общий объем текста, число содержащихся в нем ключевых слов и терминов, объем и синтаксическая структура фраз, интонационная структура высказываний, соответствие слова и жеста, ком­муникативных и некоммуникативных действий, в усло­виях многоязычия — выбор того или иного языка и т. д. Существуют, отмечает X. Изенберг, критерии правильного оформления и правильного построения текста, одинаково

значимые для реализации замысла. В первом случае име­ется в виду соблюдение необходимых условий связности, грамматической корректности, относительной законченно­сти, во втором — соответствие правильно оформленного текста или его компонентов условиям ситуации, коммуни­кативной задаче текста ²⁰.

Таким образом, под текстовой деятельностью можно понимать специальную деятельность, благодаря которой осуществляется семиозис — адекватная связь между фор­мой содержания и формой выражения. Это деятельность, в ходе которой люди, оперируя знаками низшего уровня (стандартами, атрибутами общения, диалогемами, звенья­ми коммуникации, диалогами), порождают знаки более высокого уровня, суперзнаки — тексты.

Необходимость различения понятий «знаки культуры» и «культура знака», высказанная нами выше, прослежи­вается здесь особенно четко. Весь выбор указанных еди­ниц общения (в том числе и тексты) — суть знаки куль­туры, в то время как текстовая деятельность соотносится с технологией построения текстов — с культурой знака. Культура общения этноса предстает в этом случае как единство исторически сложившихся, характерных для нее знаков и столь же специфичных способов их использова­ния в ходе социальной практики.

Текст можно рассматривать как способ существования, способ объективизации знаковой деятельности, подобно тому как лингвисты и философы понимают под этим «фе­номенологически заданный первичный способ существо­вания языка» ²¹. Отсюда, кстати, еще одно свойство тек­ста — выступать в роли метаязыка коммуникативной деятельности, т. е. в роли такой составной ее части, с по­мощью которой общение описывается. В свою очередь описание коммуникативной деятельности есть необходи­мое условие организации и самоорганизации культуры общения. В культуре общения этносов множество текстов этого типа: мифы, сказки, предания, пословицы, романы, учебники, кодексы и т. д. Можно говорить в связи с этим о вторичной функции текстов — функции воспроизводства культуры общения этноса. Все это позволяет считать текст еще одной, иерархически более сложной единицей общения, через которую реализуются и получают смысл другие рассмотренные выше единицы, осуществляется самоорганизация культуры общения.

Материальный субстрат коммуникативных единиц. Несомненно, это один из существенных аспектов семио-

»

$8

зиса, особенно когда речь идет о культуре общения. Не только способ существования, но и социальная зна­чимость, масштаб действия многих феноменов культуры общения определяются в значительной мере спецификой «сырья», материала, в которых они находят свое во­площение.

Проблема культуры общения этноса в таком плане не ставилась. Но определенные предпосылки для этого име­ются. Существуют, например, составленные различными авторами перечни материальных носителей коммуника­ции. Показателен в этом отношении перечень известного английского социального психолога М. Аргайла. Он вы­деляет семь разновидностей так называемой «социальной техники» поведения или общения: 1) прикосновение, 2) физическая дистанция и поза, 3) жесты, 4) выражение лица, 5) движение глаз, 6) нелиигвистические аспекты речи (темп, ритм, интонация и т. п.), 7) собственно речь ²².

Но это отнюдь не исчерпывающий список. Бесспорно, сюда должны быть включены некоторые нелингвистиче­ские звуки и шумы, различного рода вещи, предметы и даже живые организмы — все, что при определенных ус­ловиях может быть приспособлено для передачи значе­ний, для образования знаков. Вспомним язык свистов или использование в целях коммуникации барабанпого боя. «Посредством звуков барабана, слышных на рас­стоянии нескольких верст,— писал Л. Фробениус об ин­дейцах,— разные деревни переговариваются одна с дру­гой о самых интимных вещах. Дразнят друг друга, объ­являют друг другу войну, дают сведения о заседаниях суда, даже ругают друг друга» ²³.

Знаковую функцию выполняет структурирование про­странства. У многих пародов старшие располагаются не­пременно справа от младших. Им отводятся наиболее по­четные места в комнате, в автомобиле, в автобусе и т. д. Носителем элементов культуры общения может быть так­же и время, для чего оно должно быть соответствующим образом структурировано. Вступая в определенные отно­шения с определенными действиями, время образует зна­ки особого свойства, фиксирующие различные отношения темпоральности и сукцессивности. В составе этикета они приобретают морально-этический смысл, ср.: последова­тельность рассаживания за столом, последовательность подачи блюд, предпочтительный объем речевой активно­сти в беседе и т. п.

Значимость подобных атрибутов общения очень вели­ка. Это образчики известной закономерности социальной яшзни, выражающейся в том, что «любое проявление деятельности человека... регламентируется во времени и пространстве с помощью специально сформированных правил и запретов» ^и.

Таким образом, в целях коммуникации могут быть использованы звуки, изображения, вещи, живые организ­мы или отдельные их части, человеческие позы, жесты, мимические движения, походка, структурирование вре­мени и пространства. При желании можно продолжить этот список или представить его более детально. Но ог­раничимся пока этим и перейдем к вопросу о возможно­стях классификации материальных носителей коммуни­кации.

В основу классификации, как нам представляется, должны быть положены различные способы и формы бы­тия знаков непосредственно в том виде, в каком они даны в процессе познания. Целесообразно в связи с этим гово­рить о своеобразии — субстратном своеобразии — исполь­зуемых в общении кодов. В первом приближении можно насчитать пять таких кодов: изобразительный, двигатель­ный, предметный, пространственно-временной, звуковой.

Ясно, что между этими кодами нет резких границ, дви­гательный код, к примеру, пронизывает собой все другие коды. Речь идет, следовательно, об относительной само­стоятельности каждого из названных кодов, об их сово­купном действии в процессах человеческого общения. В то же время нужно иметь в виду, что соотношение кодов, удельный вес каждого из них — отнюдь не постоянная величина. На ранних стадиях развития человечества зна­чительно большее значение, чем сейчас, имел, как мы знаем, двигательный код²⁵, буквально на наших глазах (в связи с расширением сфер влияния печати и телеви­дения) резко возрос статус изобразительного кода.

Остается сказать, что материальные носители комму­никации не могут быть признаны знаками в собственном смысле слова. Поток звуков, пространство, время или дви­жение отдельных частей тела сами по себе не являются знаками, не могут быть использованы в качестве единиц коммуникации. Это возможно лишь при условии, что ма­териал, о котором идет речь, будет организован в синтаг­матический ряд, отвечающий условиям социальной си­туации общения, коллективному опыту. Способы подоб­ной организации задаются, и достаточно жестко,

54

55

обществом в формах, предусмотренных иерархией средств общения. Так же как и единицы языка, а в ряде случаев в еще большей степени, единицы общения носят норма­тивный характер. В сущности они всегда были и остают­ся порождением и материальным воплощением нормы.

И еще. Ни стандарты, ни атрибуты общения, ни тем более дпа.чогемы, диалоги и тексты нельзя считать сте­реотипами, шаблонами общения или поведения в узком смысле этих понятий — точка зрения, дань которой была отдана в некоторых предыдущих наших работах. Целесо­образно рассматривать стандарты и атрибуты общения, а также диалогемы и диалоги в виде социально заданных моделей, матриц взаимодействия. Для таких единиц, как стереотип, шаблон, штамп, речевые клише, устойчивые формулы общения, лингвистические гегатальты, воспро­изводимые словосочетания и т. д.— это понятия родовые, а не однопорядковые. Можно говорить, например, о сте-реотипизированпых и нестереотипизированных стандартах и атрибутах общения или об элементах общения разной степени стереотипизации.

Речь идет, следовательно, о строевых единицах обще­ния, исчерпывающих все многообразие форм на семиози-ческом уровне анализа культуры общения.

стыми знаками набора, используемого на непосредственно вы­шележащем уровне» // Моль А. Социодинамика культуры. М., 1973. С. 157-158.

¹¹ Валаян А. Р. Основные коммуникативные характеристики диа­ лога // Канд. дисс. М., 1971, С. 56, 180.

¹² Ломов В. Ф. Методологические и теоретические проблемы пси­ хологии. М., 1984. С. 248.

¹³ Schouby Е. The Influence of the Arabic Language on the Psycho­ logy of the Arabs//Middle East Journal. 1965. V. 17. N 5.

¹¹ У Ломова подобные единицы общения обозначаются термином «период» (Ломов В. Ф. Указ. соч. С. 272).

'"' Berne E. Games People Play. The Psychology of Human Relation­ships. N. Y.. 1967. P. 16.

^!(i Leonhard K. Der menschliche ausdrnck in Mimic, Gestic und Pho­nic. Leipzig, 1976.

¹⁷ Новое в зарубежной лингвистике. Вьш. VIII. М., 1978.

¹⁸ Дридье Т. М. Язык и социальная нисхология. М., 1980. С. 20.

¹⁹ Изенберг X. О предмете лингвистической теории текста//Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. С. 45.

²⁰ Изенберг X. Указ соч. С. 49.

²¹ Шмидт 3. Й. «Текст» и «история» как базовые категории//Но­ вое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. С. 105.

²² Argyle M. The Psychology of Interpersonal Behaviour. London, 1971. P. 28-32.

²³ Фробениус Л. Детство человечества. СПб., 1910. С. 52.

²⁴ Цивьян Т. В. К семиотике пространственных и временных по­ казателей в фольклоре // Сборник статей по вторичным модели­ рующим системам. Тарту, 1973. С. 15.

²⁵ Вспомним выразительное указание Н. Я. Марра о том, что мыш­ ление древнейшего человека было локализовано в правой руке человека.

¹ Вгажноков В. X. Коммуникативное поведение и культура (к определению предмета этнографии общения) // СЭ. 1978. № 5; Он же. Очерки этнографии общения адыгов. Нальчик, 1983.

² Маркарян Э. С. Теория культуры и современная наука. М., 1983.

³ О выделении подобных компонентов см.: Мкртумян Ю. И. Ком­ поненты культуры этноса // Методологические проблемы иссле­ дования этнических культур. Материалы симпозиума. Ереван, 1978. С. 42-47.

⁴ Ср.: семиозис - «операция, которая, устанавливая отношение

взаимной пресуппозиции между формой выражения и формой содержания (в терминологии Ельмслева) — или между означаю­щим и означаемым (у Соссюра),- производит знаки» (Греймас А., Курте Ж. Семиотика. Объяснительный словарь//Семиотика, М.. 1983. С. 526).

⁵ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 140.

⁶ Васин Е. А., Краснов В. М. Социальный символизм (некоторые вопросы взаимодействия социальной структуры и культуры) // Вопросы философии. 1971. № 10. С. 166.

⁷ Валлон А. От действия к мысли. М., 1956. С. 185.

⁸ Dance F. Toward a Theory of Human Communication//Human Communication Theory. N. Y., 1967. P. 289.

⁹ Венвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. С. 89.

¹⁰ Ср.: «Для каждого этажа знаковой структуры имеются некото­ рые стандартные программы, по которым знаки данного этажа складываются в «сверхзнаки», являющиеся в свою очередь про-

56

Я. В. Чеснов ЭТНИЧЕСКИЙ ОБРАЗ

Этническое сознание порождает этнический образ — пред­ставление о типичном для этноса индивиде. Этнический образ, воплощающий в себе единство общего и единствен­ного, строится па основе такого понимания типичности, которое учитывает чувственную конкретность. Этим этни­ческий образ близок к образам искусства. Его сходство с последними состоит еще в том, что будучи формой от­ражения действительности, он одновременно и програм­мирует эту действительность, поощряя или ограничивая поведенческие акты людей. Как и художественный образ, этнический образ подчинен законам индивидуализации. Но эти законы для предмета нашего исследования еще совершенно не изучены.

Некоторые проблемы этнического образа так или ина­че затрагивались в этнографических исследованиях. Была показана роль этнического сознания в плане межэтниче­ских отношений, причем обращалось внимание и па не­объективность этнических оценок одних и тех же черт и явлений \ Указаны различия в ценностных установках в зависимости от национальности ², поставлена проблема образов и символов этноса ³. Б. X. Бгажноков расширил понимание этнического образа: для него этнические об­разы суть «типовые особенности отражения условий об­щения и типовые способы ориентации в них» ⁴. Он сбли­жает такие образы с образцами коммуникативного пове­дения. Нам представляется правомернее определять раз­ные элементы, из которых состоят коммуникативные акты, как этнические стереотипы поведения⁵, памятуя о том, что эти акты наделены в той или иной степени об­разностью. Этнический образ — это представление о че­ловеке.

В данной статье мы попытаемся найти на материале разных эпох и этнических традиций наиболее общие пра-

© Я. В. Чеснов, 1990

58

пила построения этнического образа, взятого как «изнут­ри», так и «извне». Речь будет идти как об интраобра-зе — представлении о собственном этническом образе, так и об экстраобразе — представлении о нечленах сво­его этноса.

Наша задача осложняется той произвольностью, с ко­торой вычленяются те или иные черты этнического обра­за. Это относится как к самоописатшго (иптраобраз), так и к описанию других народов (экстраобраз).

Следует еще заметить, что современность стремитель­но меняет жизнь .пародов и соответственно их иитра- и экстраобразы. В целях упрощения материала мы будем пользоваться устоявшимися н широко известными этни­ческими образами.

В различии интра- и экстраобразов заключен оценоч­ный момент, а порой сильная эмоциональная окрашен­ность. Обычно, хотя не всегда, эмоциями со знаком плюс наделен иптраобраз, а эмоциями со знаком минус — экс­траобраз. Задача нашего исследования состоит в попытке преодолеть эмоциональную окрашенность этнического образа и вскрыть объективно-историческое его содержа­ние путем анализа его структуры. Такие ставшие тради­ционными определения, как «гордый испанец», «педантич­ный немец», «чопорный англичанин», «легкомысленный француз», исследователи относят к этническим стереоти­пам. Но стереотип предполагает соответствие определен­ным социальным нормам. Здесь же речь идет об ожидае­мой реакции отдельных индивидов, представителей раз-пых 'этносов, т. е. перед нами в приведенных примерах не стереотипы, а именно образы. Они здесь сведены в краткие описания, как бы формулы, в которых дан ин­дивид с каким-либо свойством (предикатом).

Этнический образ вызывает представление о всем об­лике человека и его поведении. В формулах-описаниях часто подчеркивается внешность образа, что отражает представление о специфическом индивидуальном поведе­нии, «нраве».

Даже сведенные к жесту знаки-описания представи­телей разных этносов в языке глухонемых — это тоже образы. Так, по нашим материалам, у абхазских глухо­немых жест рукой за макушку («войлочная шапочка») означает сваиа, ладонь сбоку головы («башлык») — абха­за и т. д.^в

В этническом образе в явном или скрытом виде при­сутствует какое-то представление об этнической террито-

59

рНп. Кнут или меховая шапка (атрибуты венгра и рус-' ского в европейских экстраобразах) явно несут инфор­мацию об определенных ландшафтах. Житель «туманного Альбиона» Джон Буль настолько ассоциирован со своей территорией, что историк Дж. Эрбатнот в начале XVIII в. назвал свое сочинение по истории Англии «Историей Джона Буля». Как иптраобраз Джон Буль (Джон Бык) — юморическая персонификация солидности и дру­гих черт английского характера; в то же время в нем отразились целые исторические периоды жизни англий­ского этноса, прежде всего промышленный подъем Анг­лии, приведший к выдвижению демократических слоев (отсюда массовое имя Джон); развитое животноводство страны и процветание Англии в XVI в. воплотились в плотной комплекции Джона Буля: в эпоху Елизаветы I «обжорство в среде знати являлось нормой сословного этикета» ⁷.

Образ сухопарого Дяди Сэма создавался явно как противоположность дородному Джону Булю. Появление этого образа связывают с войной 1812 г. между Англией и Соединенными Штатами. Есть мнение, что Дядя Сэм — расшифровка первых двух инициалей в английском на­звании Соединенных Штатов Америки ⁸. Внешность че­ловека в этом образе безусловно должна была отразить напряженную борьбу колоний за освобождение от господ­ства английской метрополии. Примечательно, что перво­начально Дядя Сэм олицетворял правительство и лишь потом стал ассоциироваться с территорией и населением Соединенных Штатов.

Этнический образ воплощен в представлении об инди­виде, физически взятом человеке. Как такой образ напол­няется телесностью? Телесность этнического образа стро­ится разными способами. Это процесс этнизации тех или иных территориальных, общественно-исторических или культурных явлений. Джон Буль — персонаж своеобраз­ной этнической мифологии. Он вовсе не отражает, допу­стим, среднестатистических данных о физическом типе англичанина. В этом образе воплотились определенные особенности конкретной территории и эпохи.

Рассмотренный пример позволяет сформулировать предварительное гипотетическое положение о том, что этнический образ соотносится не просто с мнением о ти­пичном носителе этноса. Он отражает восприятие этни­ческой территории, поданное через типичную личность. Говоря другими словами, этнический образ персонифици-

руст сразу парод и страну. В нем территория с ее физй-иескими особенностями, ландшафтом как бы сливается с типом человека.

Единство страны и народа было исходным пунктом еще для Геродота: «Египтом я считаю всю страну, насе­ленную египтянами, так же как Киликией и Ассирией [признаю] всю область, населенную киликийцами и ас­сирийцами» ⁹. Отцу истории принадлежит также одно из первых описаний этнического конфликта: «Жители еги­петских городов Марей и Аписа (на границе с Ливией), которые считали себя ливийцами, а не египтянами, тяго­тились (египетскими) религиозными обычаями и обряда­ми. Так, они по желали воздерживаться от (вкушения) коровьего мяса. Поэтому они отправили (вестников) к оракулу Аммона объявить, что у них нет ничего общего с египтянами. Они ведь, по их словам, не только живут вне Дельты, но и говорят на разных языках и (поэтому) просят позволения вкушать мясо всех животных» ¹⁰. Оракул, выражавший волю государства, ответил, что египтянами являются все люди, живущие ниже Элефан-типы и пьющие нильскую воду, и отверг просьбу погра­ничных городов.

Что можно сказать сейчас по поводу всего этого? Только то, что научный метод, которым пользовался Ге­родот, не смог верно отразить явление. Зато ясно, что в обыденном сознании жителей пограничных городов су­ществовал четкий этнический интраобраз, основанный на представлении об общности языка, обычаев, обрядов и территории.

Язык редко включается в иптра- или экстраобраз, по­тому что его использование есть точный сигнал, указы­вающий на этнические свойства. Между языком и носите­лями его — теснейшее соприкосновение, расстояние, равное нулю. Тогда как любой этнический образ, даже иптраобраз, предполагает известное расстояние между ним и членами этноса. Человек может более или менее соответствовать этническому образу, который есть опре­деленная программа поведения. Этнический образ, как и образ в искусстве, включает сам предмет и мысль об этом предмете и даже определенную программу действий.

В древнерусской письменной традиции язык становит­ся главной формулой-описанием этнического образа. В «Повести временных лет» язык обозначает этнос (чудь, меря, весь, мурома и т. д.). Такой же традицией была в прошлом арабская. По-видимому, формирование таких

60

61

Концепций связано с развитыми религиозными учениями, в которых, с одной стороны, речь рассматривается как дыхание, а с другой, еда и проглатывание есть способ приобщения к ценностям (ср. лечение смытыми письме­нами). Во всяком случае, рассматривая этнознаковую роль языка (речи и органа), нельзя забывать о соматиче­ской стороне дела.

Но есть еще один аспект языка, который не позволяет ему играть активную роль в образовании этнического об­раза. Язык воспринимается как исключительно человече­ское свойство, тогда как в этническом образе претворяют­ся прежде нсего пространственно-временные факторы, а также соматические н вещевые, маркирующие внешний облик.

Есть различия между устной и письменной обрисов­кой этнического образа. Устные высказывания очень крат­ки, емки по содержанию и поэтому труднее поддаются анализу. Развернутые письменные характеристики этни­ческих образов позволяют легче обнаружить их структур­ные элементы.

Этнический образ малоизобразителен. Он обозначается прежде всего поведенчески и поэтому многофакторен, осо­бенно в речевых выражениях. В первой половине XIX и. в Египте произнесение торговцем фразы: «Слово англи­чанина» — служило гарантией честности. Это поведенче­ский образ англичанина. Э. У. Лэйн, па которого мы здесь ссылаемся, сообщает, что в Каире одному армян­скому ювелиру дали имя аль-Инглизи (Англичанин) ^и. В выражении «чопорный англичанин» отмечена иная черта поведения. Когда карикатуристы противопоставля­ют задиристого галльского петуха и английского бульдо­га с его хваткой, речь идет именно об этнических обра­зах, выраженных символически. В выражении «туманный Альбион» имеют в виду экстраобраз англичанина, а не только климат страны. Читая надпись на английском гербе: «Бог и мое право», мы, пожалуй, снова сталкива­емся с формулой-определением этнического интраобраза.

Итак, этнический образ — не стереотип, это идеал, мо­тивирующий собственный поведенческий стереотип или ожидаемый от других.