Што ты мне паслал на стол 12.

Продолжая сравнение этикета с театром, предложен­ное Т. В. Цивьян, можно отметить, что «публика», на­блюдающая за трапезой, ведет себя гораздо активнее, чем это принято в современном театре. Ее скорее можно срав­нить с детской или малокультурной аудиторией, готовой активно выражать свои симпатии и даже вмешиваться в ход спектакля. Согласно верованию, широко представлен­ному и в фольклоре, и в письменной традиции, в част­ности в «Домострое», при еде присутствуют добрые и

злые духи — ангелы и черти. Праведное, христинское поведение вызывает благословение ангелов, а греховное, языческое прогоняет их от стола, оно радует чертей и побуждает их вмешаться в трапезу ¹³. В этой ситуации ритуализация еды становится необходимой и неизбеж­ной, она призвана противостоять хаосу, вмешательству демонических сил. Именно такими, исполненными опас­ности и своеобразного драматизма, видели трапезы рус­ских иностранцы, посещавшие Московию в XVI—XVII вв.: «За обедом они (русские.— А. Т.) осеняли крестом все, что принимали в пищу или что готовились испить; они ничего не могли взять в рот, не перекрестившись предва­рительно, и думали, что только этим средством можно низвести благословение на пищу и предохранить ее от действия всяких чар и колдовства» ". Так, Иван Гроз­ный «не брал в рот крошки хлеба, не выпивал глотка вина, не осенив наперед своей пищи и питья крестным знамением» ¹⁵.

Участие ангелов в трапезе может представляться вполне наглядно, ср.: «Некоторые хозяйки за обедом лиш­нюю ложку кладут, полагая, что в этом случае за общим столом будет трапезовать и Ангел Господень» (Влади­мир, губ.) ¹⁶. Однако чаще избегают класть лишнюю ложку на стол: ею будут есть «лыхой» ", «злый», «злыд­ни» ¹⁸, «проклятые дети» ^,э. Особенно интересны случаи, когда бедность и несчастье воплощаются в ложке и она сама предстает как «злыдень»: «...строго следят, чтобы на столе не оказалось лишних ложек... некоторые... бро-сают такие ложки в печь, называя их злыдни» .

По народным представлениям, обжорство объясняется тем, что вместе с человеком в еде принимает участие не­чистая сила. Чтобы защититься от этого вмешательства, нужно креститься, садясь за стол («...надо перекрестить­ся за стол садиться, а то голодный будешь»²¹), начиная резать хлеб, ср.: «Если начнешь ковригу, не крестясь сам и не перекрестив ковриги, то, по мнению крестьян, в этой ковриге не будет спорости, потому что тогда от ковриги будут уносить домовые своим детям» (Орлов, губ.) ^2г Особенно выразительны материалы, собранные К. Г. За-войко, ср.: «Едят черти белый хлеб и все, что положено бывает без молитвы; что с молитвой положено — не бе­рут. Поэтому бабы и говорят, что не годится ставить по­суду без молитвы, особенно в темпом месте, например в погребе. Если посуду так поставить, да накроешь ее, то может и нечистый налакать, а затем и нагадить в посу-

192

7 Заказ № 424

193

ду...» ²³ Если кадушку с водой оставить на ночь откры­той, то «в ней будет купаться нечистый» ²⁴.

Сходным образом мотивируются многие правила за­стольного этикета: «...есть неумытыми руками... грешно, потому что может вместе с едой попасть и „нечисть"» "; «...кто болтает ногами, тому говорят: „Али беса на ногу посадил да качаешь?"» ^2С. Аналогичные поверья распро­страняются и на остатки еды: «После ужина миски, из которых ели, никогда не должны оставаться на столе, иначе черт может явиться. Если хозяйка лепится уби­рать, ей говорят: «Что ж ты оставила чертову вяче-ру?» ^2Т. По другому поверью, ложки и всю посуду на ночь следует перемыть или накрыть, «а то их домовый буде вылызувать» ²⁸.

Представления такого рода нашли отражение во фра­зеологии, ср. русское: «Ест, как не в свое брюхо (мно­го) » ²⁹. Имеется свидетельство о том, что выражение «есть за двоих» могло пониматься как «ест за себя и за беса»; если два раза зачерпнуть похлебку на один отку­шенный кусок хлеба, то вторая ложка пойдет бесу; если взять на ложку два куска мяса, то второй тоже поступит бесу³⁰. Здесь важно отметить, что «семантика двух (точнее, двух на месте одного) вообще связана в пове-риях со смертью» ^3l. Так, например, «избу в два веника не метут, вместе в солоницу хлебом или картофелем макать нельзя двоим одновременно — батька или матка умрет...» ³²

Счет на четыре также связан со смертью, ср.: «Из чашки, по мнению народа, больше трех раз в сутки есть нельзя, потому что если станешь есть из чашки в чет­вертый раз, то это пойдет на угощение нечистой силы. Сверх третьего раза в чашке едят домовые, лешие и т. п. (если ее не закрестишь)...»³³ В этом тексте можно ви­деть отголосок древнерусского поучения о трех чашах, приписанного Василию Великому. Сошлемся на его пере­сказ в книге Е. ТТ. Аничкова: «Уготовляются три чаши, и пир, пока их пьют, изображается чинным, вполне упо­рядоченным, полным радости и довольства. Но вот про­должают пить. Тогда быстро меняется картина... Наста­нет «поганых веселие, еже упиватися без меры». Оттого поучение... о 7-ой чаше отзывается так: «еже есть бого-прогневительпа, Духа Святого оскорбительна, ангел отго­ните льна, бес возвесолительна» ³⁴.

Если принять разграничение этикета и ритуала, пред­ложенное А. К. Байбурипым³⁵, то застольный этикет

предстает как выразительная переходная форма между ними. Застольный этикет сближается с ритуалом благо­даря повышенной знаковости поведения и наличию отме­ченных начала и конца, своеобразной «композиционной рамки», выделяющей трапезу из хода повседневной жиз­ни. Важно отметить, что степень ритуализованности тра­пезы неодинакова для различных половозрастных групп. Ср. типичное описание начала еды: «За стол прежде всех усаживаются ребятишки, потом хозяин; он режет хлеб, солит похлебку, а жена все еще суетится. «Марья, да что ж ты не садниться?» — «Ешьте, ешьте, я поспею».— «Да чего поспею? У тебя вечно топоту до поту, а спору нет. Садись, тебе говорят». Хозяйка садится» ³⁶. Иногда оговаривается, что «женщины едят ложками без всяких помет, а берут их из остальных немеченных без всякого различия», в то время как для мужчин и детей строгая индивидуализация ложек считалась обязательной³⁷. Вы­разительна и такая бытовая деталь: «...бабы рук не моют перед едой, а мужчины постоянно» ³⁸.

Различия в степени ритуализованности трапезы для женщин и для мужчин проявляются и в пространствен­ном плане. По некоторым украинским, белорусским и русским материалам, еще в XIX в. стряпухе, а иногда и всем женщинам, не позволялось сидеть за столом. «Если в доме есть невестка, то она ест, стоя около стола, или и ест и помогает что свекрови. Прислуживать сидя­щим за столом ее дело... Дети с четырнадцати лет садятся за стол, но матери их — невестки — все же стоят. Невест­ка тогда лишь получает право есть за общим столом, когда женит сына или дочь выдаст замуж, или же сама станет старшая в доме» (Харьков, губ.) ³⁹. В Полтав­ской губ. «женщины по будням обедали не за общим сто­лом, а отдельно на полу (досках у печи), и невестки при­служивали стоя» ⁴⁰. Вся семья ела за столом только во время больших праздников, например под Новый год.

Для того чтобы конкретизировать приведенную выше общую характеристику трапезы, рассмотрим подробнее один из элементов застольного этикета — правила обра­щения с ложками. Эти правила с поразительным едино­образием соблюдались русскими, украинцами и белоруса­ми. Ели из одной миски, причем есть над самой миской не полагалось. Правою рукой брали ложку и зачерпыва­ли суп или кашу, левой поддерживали хлеб под дном ложки. Если с нее капало, то жидкая пища попадала на хлеб. Схлебнув с ложки и закусив хлебом, клали ее на

194

195

7*

стол. «Едят не спеша. Очень часто кладут на стол ложку во время еды; есть же беспрерывно, не кладя ложки, счи­тается как бы неприличным» (Орлов, губ.) ". «Всякое блюдо сперва починает глава дома, причем ложки каж­дого едока должны опускаться в чашку одновременно или по очереди для того, чтобы всем досталось поровну. Каждый едок, схлебнув пищу с ложки, должен ложку класть на стол; кто же ест, не выпуская из рук ложки, тот хозяином обрывается» (Костром, губ.) ⁴².

Перед едой .ложку клали выемкой кверху, что как бы обозначало приглашение к еде. «Если так паложыш лож­ку (книзу выемкой.— А. Т.) —жадный, не даеш паести чилавеку. А як наел и так паложыш — то ужэ паел (т. е. наелся.—Л. Г.)»⁴³. После еды ложку переворачи­вают, это символизирует, что человек наелся и отказы­вается от продолжения трапезы: «Если по выходе из-за стола у кого-нибудь окажется неопрокинутой ложка, то про того говорят, что он не наелся, остался голоден» (Вологод. губ.) ⁴⁴. Книзу выемкой кладут ложку и в про­межутках между схлебыванием пищи: «После того как с ложки схлебнута похлебка, ее нужно положить вверх выпуклостью, чтоб лежала закрытою, в противном случае бес будет есть ею в продолжение тех промежутков вре­мени, пока она лежит» (Новгород, губ.) ".

В других местах ложку и перед едой клали выемкой книзу, и тогда, наоборот, полагали, что иное положение ложки может вызвать ссору или даже смерть: «На шо да тары ложки пакламо, кажуть, шоб удавиуся? Ниц кла­ли» ⁴⁶. Выразительна лексика этого запрета: «Нельзя ложку вверх лицом класть, а то умрешь с раскрытым ртом и глазами» (Орлов, губ.) ". В случаях, когда актуализируется оппозиция «пустой — полный», ложка может выступать в одном ряду с другой посудой, ср.: «Посуду, какая бы она ни была, пустую вверх отверстием не становят, в особенности кружки, ложки, чугуны, вед­ра и дежку» ⁴⁸.

Положение ложки получало особое значение во время поминальной трапезы, когда все поведение определялось сознанием того, что наряду с живыми в трапезе участ­вуют и мертвые. С одной стороны, еще более усиливает­ся опасность вмешательства нечистой силы, ср.: «Зачерп­нул ложку, сейчас оберни ее (абарати яе ниц): если ложка неперевороченная, к ней может прикоснуться лу­кавый» ⁴⁹. С другой стороны, нужно предоставить пред­кам пищу: «...на деды ложки кверху нада класть, штоб

196

мертвецы поминали услед за нами» ⁵⁰; ср., однако: «Пос­ле каждого глотка ложку кладут на стол тыльной сторо­ной вверх: в это время диды едят. Если положить ложку, как обычно,— умрёшь» ^м. Возможность подобных рас-хождений обусловлена, в частности, тем, что трапеза мертвых представляется достаточно неопределенно: они могут сидеть за столом наряду с живыми, лизать ложки после еды, есть то, что им отливают на стол, под стол, в специальную посуду, кладут на окно и т. д.⁵² Ситуация усложняется еще более, когда актуализируется изомор­физм ложки и человека, ср.: «Ложку за каждым приемом пищи нужно класть па стол, чтобы ею ели дяды, а класть ложк5 нужно непременно выемкой не вниз, а вверх, ина­че покойники перевернутся в могилах лицами вниз, и, если кто по ошибке или по неопытности положит лож­ку ничком, то старшие поправляют эту оплошность с надлежащими замечаниями» (Могилев, губ.) ⁵³. Для понимания этого запрета важно, что, согласно поверьям, в гробу обычно переворачиваются колдуны.

Приведем извлечение из описания «дедов» в Белорус­сии (место записи, к сожалению, не указано): «Ужинают в этот день не так, как в обыкновенные дни. Каждый, почерпнувши один раз, кладет ложку на стол. Ложка эта должна пролежать на столе столько времени, сколько требуется для того, чтобы этою самою ложкою мог по­черпнуть другой. Кому в особенности не нравится обычай класть после всякого глотка на стол ложку, так это детям. Проголодавшись за целый день (обед на деды не пола­гается), ребенок хотел бы поскорее удовлетворить свой аппетит, а тут нельзя, взрослые приказывают класть ложку. «Зачем это?» — спрашивает ребенок. «Вот ви­дишь ли,— объясняют взрослые,— около каждого из нас сидит небощик (покойник); ты зачерпнешь одну ложку, и ему нужно зачерпнуть одну. Вот для этого-то и нужно класть ложку, а если ты не будешь класть, то твой небощик встанет от стола голодным. Он рассердится и накажет тебя за это.— «Ведь у нас есть еще ложки,— объясняется ребенок,— нужно положить на стол, пусть себе небощик кушает, коли хочет».— «Нет, нельзя, голуб­чик! — снова толкуют взрослые.— Небощик может ку­шать только тою ложкою, которою кушает живой, около которого он сидит, а другую ложку он не может взять, если бы она и была на столе». Убежденный такими дово­дами, ребенок начинает класть ложку исправно после каждого глотка» ⁵⁴.

197

В целом в поминальной обрядности ложка выступает как субститут человека и как посредник, медиатор ". Наглядная реализация последней функции .— представле­ние ложки мостом, ср. полесский рассказ: изо рта у спя­щего вылетела душа в образе мухи; когда она переходи­ла миску по лежащей поперек ее ложке, человеку сни­лось, что он переходит озеро по мосту ^5в. С метафорой «ложка — мост» связан еще один бытовой запрет: «Колы обидають — не кладуть ложкы так, щоб держално лежа­ло па столи, а другый кинець на пругу мыскы, щоб злыдни не лазылы в мыску» ". По той же причине не разрешали оставлять ложку в горшке или миске: «будут злыдни» ⁵⁸. Особенно устойчив запрет оставлять ложку в горшке на ночь, из-за этого не сможет заснуть ребенок: «...буде нечистый перебирать и торохтить, и диты не спатымуть» ⁵⁹.

Отметим, наконец, что пользование чужой ложкой — одна из возможных причин обжорства: «...брать чужую ложку крестьяне остерегаются потому, что можно полу­чить от этого чужой «едак», т. е. обжорство» ⁶⁰.

Обобщая сказанное выше, можно отметить, что у вос­точных славян функции трапезы и застольного этикета как системы правил поведения во время трапезы отчет­ливо распадаются на две группы: социальные и мифо-поэтические. Социальные функции трапезы — в переводе половозрастной и социальной структуры коллектива на язык застольного этикета (размещение за столом, рас­пределение ролей во время еды), в утверждении солидар­ности коллектива («посполитости», по П. Г. Богатыре­ву) ⁶¹, наконец, в приобщении детей к этическим и сакральным нормам.

В мифопоэтнческом аспекте трапеза предстает как обмен с Богом: в благодарность за пищу, которая исхо­дит от него, сотрапезники обращают к нему молитвы и выражают свое почтение. Повышенная знаковость пове­дения за столом призвана противостоять вмешательству нечистой силы.

Эта же двойственность функций характеризует прави­ла обращения с ложкой. В социальном плане их функция в том, чтобы упорядочить трапезу и обеспечить справед­ливое распределение пищи. В мифопоэтнческом — в том, чтобы не позволить нечистой силе есть вместе с челове­ком. Во время поминальной трапезы с ложками обра­щаются так, чтобы ими могли есть не только живые, но и мертвые.

Поскольку одни и те же правила поведения коди­руются дважды, в социальном и мифопоэтнческом плане, сельский застольный этикет оказывается в высокой сте­пени мотивированным и упорядоченным "².

В семиотическом аспекте застольный этикет предстает как образование, промежуточное между этикетом и ри­туалом. Наличие своеобразной «композиционной рамки», жесткая последовательность знаков (жестов) позволяет рассматривать трапезу как определенный текст. «Микро­мифом» этого текста является борьба злого и доброго на­чал (конкретнее — ангелов и чертей или леших), «сюже­том» — поглощение пищи, мифологическое значение ко­торой известно ^ез.

Буквальное совпадение ряда мелких правил застоль­ного этикета у немцев, румын и восточных славян дает основание полагать, что выявленные закономерности мо­гут иметь и более общее значение.

¹ Вайбурин А. Этика и этикет народов Востока//Азия и Африка сегодня. 1986. № 6. С. 56-59; Этнические стереотипы поведения. Л., 1985; Инал-Ипа Ш. Д. Очерки об абхазском этикете. Сухуми, 1984; Чеснов Я. В. Нравственные ценности в традиционном аб­ хазском этикете // Полевые исследования ИЭ. 1980-1981. М., 1984. С. 107—116; Бгажноков В. X. Адыгский этикет. Нальчик, 1978; Он же. Очерки этнографии общения адыгов. Нальчик, 1983: Токарев С. А. «Избегание» и «этикет»//СЭ. 1979. № 1. С. 68-75; Национально-культурная специфика речевого поведе­ ния. М., 1977 (раздел 3).

² Бгажноков Б. X. Традиционное и новое в застольном этикете адыгских народов//СЭ. 1987. № 2. С. 89-100; Кнабе Г. С. Древ­ ний Рим: история и повседневность. Очерки. М., 1986. С. 122-152; Этнография питания стран Зарубежной Азии. Опыт сравнитель­ ной типологии. М., 1981; Мамбетов Г. X. О гостеприимстве и за­ стольном этикете адыгов//Уч. зап. Адыгейского НИИ яз., лит. и истории 1968. Т. 8. С. 228-250; Szromha-Rysowa Z. Biesiady wiej- skie // Etnografia Polska. 1984. T. 28, N 1. S. 104-131.

³ Цивьян Т. В. К некоторым вопросам построения языка этикета // Труды по знаковым системам. Тарту, 1965. Т. 2. С. 144 ^;Уч. зап. ТГУ, вып. 181).

⁴ Вайбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях вогточных славян. Л., 1983. С. 117. Интересно, что противопост явление мужчины - женщины сохранялось и при еде в поле, ср.: «По­ мыв руки, все становятся лицом к востоку, помолятся Богу и садятся наземь вокруг разостланной скатерти. При этом муж­ чины обыкновенно располагаются по одной стороне, присев па одну ногу, женщины же садятся по другой, поджав одну ногу под себя, а другую вытянув вперед» (В. Щ. Пища и питье кре­ стьян-малороссов, с некоторыми относящимися сюда обычаями, поверьями и приметами//Этнограф, обозрение. 1899. № 1-2. С. 307).

198

199

⁵ Никифоровский Н. Я. Очерки простонародного житья-бытья в

Витебской Белоруссии и описание предметов обиходности (эт­нографические данные). Витебск, 1895. С. 59-60.

⁶ Там же. Прим. ИЗ на с. X.

⁷ Гринченко Б. Д. Словарь украинского языка, собранный редак­ цией журнала «Киевская старина». Киев, 1908. Т. 2. С. 389.

⁸ Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб., М., 1881. Т. 2. С. 284.

⁹ ГМЭ. Ф. 7. Оп. 1. Ед. хр. 942. Л. 1.

¹⁰ «Основным свойством этикета является его коммуникативность. Выполнение каждого правила всегда направлено на определен­ ного адресата и требует обязательного ответа (хотя бы в сте­ пени «замечено»). Этикетное поведение обычно рассчитано по крайней мере на двух адресатов — непосредственного и дальне­ го («публику»); в этом смысле его можно сравнить с действия­ ми актера, ориентированными на партнера и на зал» (Цивъ- ян Т. В. К некоторым вопросам... С. 144).

¹¹ Никифоровский Н. Я. Очерки... С. 63.

¹² Институт славяноведения и балканистики, архив Полесской экс­ педиции (далее-ПА), 1982 г., с. Присно Ветковского р-на Го­ мельской обл., зап. Е. Б. Владимировой и автора.

¹³ Топорков А. Л. Происхождение элементов застольного этикета у славян // Этнические стереотипы поведения. Л., 1985. С. 234- 236.

¹⁴ Рушинский Л. П. Религиозный быт русских по сведениям ино­ странных писателей XVI и XVII вв. М., 1871. С. 95.

¹⁵ Там же.

¹⁶ Завойко К. Г. Верования, обряды и обычаи великороссов Влади­ мирской губернии // Этнограф, обозрение. 1914. № 3-4. С. 116.

¹⁷ ПА, 1980 г. Речица Ратновского р-на Волынской обл., зап. авто­ ра.

¹⁸ Там же. С. Пески, зап. автора. Ср.: Заглада Н. Харчування в с. Старосшл! на Черншвщиш // Матер1яли до етнологп. Кшв, 1931. Т. 3. С. 182.

¹⁹ ГМЭ. Ф. 7. Оп. 1. Ед. хр. 885. Л. 20 (Олонец. губ.).

²⁰ Иванов П. В. Жизнь и поверья крестьян Купянского уезда Харь­ ковской губернии//Сборник Харьковского историко-филол. об­ щества. Харьков, 1907. Вып. 17. С. 25. В с. Хоробичи Городнян- ского р-на Черниговской обл. говорят, если на столе окажется лишняя ложка: «Давай злыдня примать со стола» (ПА, 1980 г., зап. О. В. Беловой и автора).

²¹ Дер. Поньгома Кемского р-на Карельской АССР, зап. автора, 1980 г.

²² ГМЭ, Ф. 7. Оп. 1. Ед. хр. 1092. Л. 4.

²³ Завойко К. Г. Верования... С. 1088. См. также: Завойко К. В ко стромских лесах по Ветлуге-реке (этнографические материалы, записанные в Костромской губернии в 1914-1916 гг.) //Этнограф, сборник. Кострома, 1917. С. 36 (Труды Костромского научного общества по изучению местного края. Вып. 8).

²⁴ Иванов П. Народные обычаи, поверья, приметы, пословицы и загадки, относящиеся к малорусской хате (Материалы для ха- рактеристки миросозерцания крестьянского населения Купян­ ского уезда) // Харьковский сборник. Харьков, 1889. Вып. 3. Отд. 2. С. 57.

²⁵ ГМЭ. Ф. 7. Оп. 1. Ед. хр. 813. Л. 37 (Новгород, губ.).

²⁶ Там же. Ед. хр. 600. Л. 5 (Костром, губ.).

200

Шейн П. В. Материалы для изучения быта и языка русйкогО населения Северо-Западного края. СПб., 1902. Т. 3. 345.

²⁸ Калашниковы Г. А. и А. М. Слобода Никольское//Харьковский сборник. Харьков, 1894. Вып. 8. Отд. 2. С. 297.

²⁹ Даль В. Толковый словарь... Т. 4. С. 662.

³⁰ ГМЭ. Ф. 7. Оп. 1. Ед. хр. 834. Л. 3-4 (Новгород, губ.).

³¹ Седакова О. А. Обрядовая терминология и структура обрядово­ го текста (погребальный обряд восточных и южных славян). Канд. дисс. М., 1983. С. 67.

³² Смирнов В. Народные похороны и причитания в Костромском крае//Второй этнограф, сборник. Кострома, 1920. С. 24 (Труды Костромского научного общества по изучению местного края. Вып. 15).

³³ ГМЭ. Ф. 7. Оп. 1. Ед. хр. ИЗО. Л. 21 (Орлов, губ.). Ср.: «На троих приспето, а четвертый сыт» {Даль В. Пословицы русского наро­ да. М., 1957. С. 803).

³⁴ Аничков Е. В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914. С. 182.

³⁵ «Ритуал всегда символизирует некоторое изменение, переход, перестройку (например, в социальной структуре коллектива), в то время как этикет призван выявить и утвердить уже суще­ ствующие социальные отношения, реальную (на данный момент) биосоциальную иерархию участников этикетной ситуации... Ри­ туал. .. всегда - событие, некоторый кризисный период в жизни коллектива. Этикет же регламентирует норму, устойчивость, равновесие социальных отношений в промежутках между ри­ туалами» (Байбурин А. К. К вопросу о соотношении этикета и ритуала // Краткое содержание докладов научной сессии, по­ священной основным итогам работы в десятой пятилетке. Л., 1983. С. 73-74).

³⁶ ГМЭ, Ф. 7. Оп. 1. Ед. хр. 784. Л. 30 (Новгород, губ.).

³⁷ Там же. Ед. хр. 1035. Л. 17 (Орлов, губ.).

³⁸ Добровольский В. Н. Смоленский областной словарь Смоленск, 1914. С. 164.

³⁹ В. Щ. Питье... С. 305-306. Стоя ела «стряпуха или ближайшая сотрудница ее» и в Витебской губ. (Никифоровский Н. Я. Очер­ ки... С. X. Прим. 112). По сообщению из Воронежской губ., «за стол садятся только мужики и дети, бабы же едят стоя и вместе с тем прислуживают сидящим за столом» (Фон-Кремер А. Обы­ чаи, поверья и предрассудки крестьян села Верхотишанки // Памятная книжка Воронежской губернии на 1870-1871 гг. Воро­ неж, 1871 С. 275). Ср.: Бернштам Т. А. Будни и праздники: по­ ведение взрослых в русской крестьянской среде (XIX — начало XX в.) //Этнические стереотипы поведения. Л., 1985. С. 127.

⁴⁰ Милорадович В. Житье-бытье лубенского крестьянина // Киев­ ская старина. 1902. № 6. С. 394-395.

⁴¹ ГМЭ. Ф. 7. Оп. 1. Ед. хр. 957. Л. 23.

⁴² Там же. Ед. хр. 599. Л. 39.

⁴³ ПА, 1983 г., Золотуха Калинковичского р-на Гомельской обл., зап. А. О. Толстихиноп.

⁴⁴ ГМЭ. Ф. 7. Оп. 1. Ед. хр. 387. Л. 9.

⁴⁵ Там же. Ед. хр. 834. Л. 7. Сходную мотивировку встречаем в Полесье: «Ложку нада перевернуть (книзу выемкой.- А. Т.), штоб деманы ни лязали ложэк» (ПА, 1983 г., Золотуха Калинко­ вичского р-на Гомельской обл., зап. А. О. Толстихиной). Ср. у немцев: «Нельзя класть ложку углублением кверху, иначе с то­ бой будут есть «другие» (die Andern) и придут «соедоки» (die Mitesser)» (Haberlandt A. Loffel//Handworterbuch des deutsch- en Aberglaubens. Berlin; Leipzig, 1933. Bd. 5. S. 1320).

201

⁴⁶ ПА, 1980 г., Плёхов Черниговского р-на и обл., зап. С. М. Тол­ стой.

⁴⁷ Каллиников И. Народные приметы (записано в Мценском уезде в 1915 г.) //Живая старина. 1916. № 2-3. Прил. 5. С. 48. Соглас­ но немецкому суеверию, если кто-нибудь во время еды положит ложку углублением кверху, то это означает, что он еще не на­ елся и должен есть еще, пока не насытится, в противном слу­ чае будет лежать с открытым ртом после смерти (Haberlandt A. Lofi'el. S. 1320).

⁴⁸ ГМЭ. ф. 7. Оп. 1. Ед. хр. ИЗО. Л. 20 (Орлов, губ. ). Об оппози­ ции «пустой — полныл» в связи с символикой посуды см.: Свеш­ никова Т. Н. Цивъян Т. В. К функциям посуды в восточнороман- ском фольклоре // Этническая история восточных романцев (древность и средние века). М., 1979. С. 180-182.

° Добровольский В. Я. Смоленский этнографический сборник. СПб., 1893. Ч. 2. С. 315.

⁵⁰ ПА, 1983 г., Малые Автюки Калинковичского р-на Гомельской обл., зап. Л. Г. Александровой.

⁵¹ Седакова О. А. Материалы к описанию полесского погребаль­ ного обряда // Полесский этнолингвистический сборник: мате­ риалы и исследования. М., 1983. С. 253.

⁵² См.: Седакова О. А. Обрядовая терминология... С. 68, 117-120. ⁶³ Шейн П. В. Материалы... Т. 1. Ч. 2. С. 611.

⁵⁴ Л. С. Деды // Гродненские губ. ведомости. 1891. № 97. Неофици­ альная часть. С. 2.

⁵⁵ «Ложка... символизировала, с одной стороны, акт «кормления» души, а с другой - олицетворяла конкретного члена семьи, по­ стоянно ею пользующегося» (Виноградова Л. Н. Девичьи га­ дания о замужестве в цикле славянской календарной обрядно­ сти (западно-восточнославянские параллели) // Славянский и балканский фольклор. Обряд. Текст. М., 1981. С. 30).

⁵⁶ Гура А. В., Терновская О. А., Толстая С. М. Материалы к полес­ скому этнолингвистическому атласу // Полесский этнолингвисти­ ческий сборник: материалы и исследования. М., 1983. С. 69—70.

⁵⁷ Гринченко Б. Д. Из уст народа. Малорусские рассказы, сказки и пр. Чернигов, 1901. С. 31. Ср. у румын: «Если оставляешь миску перевернутой вверх дном, не клади на нее ложку, чтобы dracul не взобрался на нее» (Свешникова Т. Н., Цивъян Т. В. К функ­ циям посуды... С. 16). Ср. также у немцев: «Если на столе останется лежать ложка, то ею будет есть черт или водяной, если его не загонят после еды ручкой ложки в миску» (Haber­ landt A. Liiffel. S. 1320). Указанное правило, разумеется, без мо­ тивировки, имеется и в современном застольном этикете: «Когда суп съеден, ложку кладут на тарелку, а не опирают ручкой о стол, концом о край тарелки. Точно так поступают, прекращая еду на время» (Крижан Э., Орлик Ю. Как себя вести: о прави­ лах приличия. Братислава, 1966. С. 144).

⁵⁸ ПА, 1981 г., Рясно Емельчинского р-на Житомирской обл., зап. Е. С. Зайцевой.

⁵⁹ Милорадович В. Житье-бытье лубенского крестьянина//Киев­ ская старина. 1902. К« 4. С. 135. Ср. у немцев: «Если оставят ложку ночью на тарелке или в горшке, то в семье не сможет спать ребенок» (Haberlandt A. Loffel. S. 1320). Со сходной мо­ тивировкой у румын: Свешникова Т. Н., Цивъян Т. В. К функ­ циям посуды.. . С. 173.

⁶⁰ ГМЭ. Ф. 7. Оп. 1. Ед. хр. 973. Л. 4 (Орлов, губ.). Ср.: «Чужой луожкой нихто не биере, то чужие злыдни будуць» (ПА, 1983 г.,

Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл., зап. автора); «Осте­регаются есть чужою ложкою потому, что привыкают к своей, говоря: Я без своей ложки и не наемся!» - и брезгуют как бы боясь каких-то болезней» (ГМЭ. Ф. 7. Оп. 1. Ед. хр 465 Л 5 (Казан, губ.)).

⁶¹ Богатырев П. Г. Семантика и функция сельского этикета//Те­ зисы докладов IV Летней школы по вторичным моделирующим

_е2 системам. Тарту, 1970. С. 67-75. ^щ

⁶² Ср. вывод, сделанный при изучении немецких суеверий, свя­ занных с едой: «Среди немецких суеверий есть еще некоторые правила, которые, несмотря на то что в их основе лежат иные, суеверные взгляды, все же производят такое впечатление, буд­ то^ они даны только для того, чтобы заострить внимание на соблюдении определенных приличий за столом» (Haberland С Ueber Gebrauche und Aberglauben beim Essen // Zeitschrift fur Volkerpsychologie und Sprachwissenschaft. 1888. Bd. 18, N 3.

O. Lt I Z.) .

⁶³ Топоров В. Н. Еда//Мифы народов мира. М., 1980. Т. 1. С. 427-

202