Глава девятая. Государственный капитализм

Демагогическое обещание уничтожить капитализм не удалось: путь марксизма приводит к государственному капитализму, т. е. к самой мощной и самой тяжкой форме капитализма. Синтез научной экономики и демагогии не удался: демагогия обещает уничтожение капиталистической функции — наука показывает, что оно невозможно. Это основное и глубочайшее противоречие вконец разрушает всю экономическую систему Маркса. Оно заключено и сокрыто в самом слове «капитал», которое имеет у Маркса два или даже три значения: один раз «капитал» означает живых капиталистов; другой раз он означает средства производства (орудия, материал, деньги, «постоянный и переменный капитал»); третий раз он означает капиталистическую функцию накопления и распоряжения.

Изобличение, негодование, ирония, презрение относятся, конечно, к живым капиталистам, как паразитам и эксплуататорам. Однако они не несут личной, индивидуальной вины за какую-либо природную жадность и корыстолюбие (как это часто напоминает Маркс): виновата капиталистическая функция отнятия прибавочной ценности, которую им приходится выполнять; она должна быть устранена, и с ней вместе исчезнут эти паразиты и все зло «капитализма». Все негодование обращается, таким образом, против капитала в смысле «капиталистической функции». Что такое негодование не имеет смысла, ибо капиталистическая функция необходима в производстве, это было нами достаточно показано. Точно так же можно было бы негодовать на функцию пищеварения, ибо она имеет много неприятных сторон и допускает большие злоупотребления. Если наука говорит, что функция пищеварения необходима, то она вовсе не оправдывает жадности и обжорства. Если экономика говорит, что капиталистическая функция необходима, то она этим вовсе не оправдывает эгоизма и жестокости тех лиц, которые ее выполняют.

Спрашивается теперь, будет ли капиталистическая функция выполняться государственным капиталистом лучше и справедливее, менее жестоко и неумолимо, нежели частным капиталистом? Иначе говоря, будет ли теперь прибавочная ценность отниматься у «трудящихся» в меньшем размере и менее принудительно, чем это делалось в частном капитализме?

На этот вопрос приходится ответить категорическим отрицанием. Сама структура государственного капитализма, в той форме, как он осуществлен «коммунизмом», показывает необходимость отнятия прибавочной ценности в гораздо больших размерах, и возможность ее отнятия гораздо более суровыми, неумолимыми, тираническими средствами, нежели те, какими располагал частный капитализм. В самом деле частный капиталист в своем отношении к рабочим был ограничен рабочим договором, конкуренцией, рабочим законодательством, мощными и свободными рабочими союзами, свободами забастовок. Удержание прибавочной ценности и продолжительность рабочего дня отнюдь не зависели от его произвола. Напротив, капитал, который приобрел всю власть, свободен от всех этих ограничений: свободного договора не существует, забастовки запрещены, рабочие союзы потеряли всякую власть и свободу. Прибавочная ценность может отниматься в каких угодно размерах и какими угодно средствами. Рабочий всецело подчинен работодателю, ибо работодатель есть тоталитарный хозяин, облеченный тоталитарной властью.

Такой хозяин не только может, но и непременно будет отнимать прибавочную ценность и осуществлять функцию накопления в гораздо больших размерах, нежели частный капиталист. Тоталитарное государство с его плановым хозяйством требует огромного бюрократического аппарата, мощного полицейского аппарата принуждения и подавления и, наконец, мощной армии для развития своего империализма, ибо такое государство непременно империалистично в силу своего «тоталитаризма»: коммунизм требует всемирного господства («пролетарии всех стран, соединяйтесь» под единой диктатурой). Наконец, первым словом коммунизма была и будет «индустриализация», а ее развитие требует огромного накопления капиталов.

Буржуазных «капиталистов» можно уничтожить, но «вожди народа», вожди промышленности, компартия, грандиозный бюрократический, полицейский, военный, индустриальный и пропагандный аппарат — все это неизбежно остается, и в таких размерах, о которых не подозревали прежние патриархальные капиталисты. И весь этот грандиозный аппарат (класс, не принадлежащий ни к «буржуазии», ни к «трудящимся массам» рабочих и крестьян) не имеет другого источника существования, кроме присвоения прибавочной ценности или прибавочного продукта. Отнятие прибавочной ценности здесь не только не прекратилось, но, напротив, оно было распространено на такие классы населения, которые раньше его не знали. Крестьяне не знали отнятия прибавочной ценности (кроме уплаты податей), пока они вели собственное хозяйство. Но коммунистическая власть стала сразу отнимать у них так называемые «излишки», и в таком размере, какой не оставлял им часто экзистенц-минимума и заставлял погибать с голоду. В конце концов для полного и последовательного отнятия прибавочного труда и прибавочного продукта у этой огромной крестьянской массы населения она была превращена в сельскохозяйственный пролетариат, т. е. в наемных рабочих, вознаграждаемых по трудодням и работающих на «аппарат», как на единственного государственного капиталиста и собственника земель. При этом никакой капиталист и никакой помещик не отнимал прибавочной ценности в таком размере и такими методами, какие применяются страшным аппаратом государственного капитализма. Если трудовые массы спросят себя теперь, куда же девается обещанная прибавочная ценность, то они сумеют наконец догадаться, что она целиком поглощается аппаратом, идет на содержание НКВД (МВД) с его следователями, ссылками, тюрьмами, лагерями, иначе говоря, идет на дальнейшее выколачивание прибавочной ценности, и все это для накопления грандиозного капитала военной индустрии, предназначенного для «мировой революции», т. е. для захвата всей власти и всех капиталов, и для дальнейшего интернационального выколачивания прибавочной ценности из трудящихся масс всего мира.

Из структуры коммунизма априори вытекает необходимость отнимать прибавочную ценность значительно увеличенных размеров. Опыт СССР всецело подтверждает эти априорные теоретические соображения. Как общее правило, колхозникам хватало заработанных ими продуктов только на 6-7 месяцев в году. Это значит, что у них отнимается не только весь «прибавочный» продукт, но и 40-50% «необходимого» для поддержания жизни продукта, что немыслимо ни в каком частном капитализме (не говоря уже о крестьянском землевладении, где и «прибавочный продукт» принадлежал самому крестьянину). Каким же образом в гаком случае народ не вымирал? Прежде всего он фактически вымирал в

20-х, 30-х и 40-х гг. от страшного голода; а если еще существует, несмотря на грандиозные реквизиции, производившиеся часто вооруженными силами, то только благодаря «приусадебным участкам» и другим случайным заработкам, т. е. благодаря жалким остаткам прежнего права собственности и прежней свободы.

О размерах отнятия «прибавочной ценности» в госкапитализме дает представление следующая таблица. Она изображает предвоенные цены, по которым крестьяне были обязаны поставлять государству продукты их труда, и рядом дает цены, по которым те же крестьяне были вынуждены (через государственные кооперативы) покупать у этого жегоскапиталиста продукты своего же труда.

Цены заготовок

Покупная цена⁵¹

1 кг пшеницы

8 коп.

1 р. 92 коп.

1 кг мяса

17 коп.

19 р. (в мясотресте)

1 кг риса

13 коп.

4 р.

1 кг масла

1 р. 80 коп.

38 р.

1 кг сыра

80 коп.

24 р.

1 кг винограда (на Кавказе)

6 коп.

2 р. 40 коп.

1 кг табаку

20 коп.

2 р. 40 коп. (за 100 г)

1 кг хлопка

19 коп.

17 р.

Необходимо еще отметить следующее характерное для коммунизма увеличение отнятия прибавочной ценности: в частном капитализме «прибавочный» продукт труда отнимался в таком размере, что остающийся «необходимый» продукт обеспечивал поддержание жизни рабочего и его семьи. В коммунизме оставляемый рабочему или колхознику продукт его труда едва обеспечивает его собственное существование, так что его жена не может заниматься хозяйством и детьми и принуждена так же работать, как и он. В этом состоит «освобождение» женщины и уравнение ее в «правах» с мужчиной.

⁵¹ Все это в «Социалистическом Вестнике» № 9 от 20 сент[ября] 1946 г. Здесь же описание лагерей в СССР, в которые попали евреи, бежавшие из Польши из гитлеровских концлагерей и оттуда снова спасшиеся в Европу. Серия печаталась также в еврейском «Форвертс» (Нью-Йорк).

* * *

То обстоятельство, что коммунизм при своем реальном осуществлении оказалсягосударственным капитализмом, было весьма неприятной неожиданностью для марксистов и даже вообще социалистов. Оба термина должны были означать нечто одиозное для «трудящихся» всех стран: ведь «капитализм» есть эксплуатация, а «государство» есть господство эксплуатирующего класса. Слово «капитал» и «капитализм» превратилось у Маркса и Энгельса в слоган ненависти, в пароль революционного комплекса. Поэтому они никогда не говорят о том, что социализм примет форму «государственного капитализма». Больше того, в системе марксизма капитал называется «капиталом» только тогда, когда он в руках капиталистов; те же самые вещи в руках социалистов уже не «капитал».

В силу этого существует стремление — у одних лицемерное, у других искреннее — отделаться от термина «госкапитализм». Возьмем, несомненно, искреннее возражение такого знатока марксизма, как Гильфердинг; оно заслуживает внимания, ибо исходит из некоторых научных соображений. Для него термин «капитализм» должен означать автономию частного хозяйства, свободную конкуренцию и свободную торговлю; «капитализм» есть производство для свободного рынка, т. е. свободное рыночное хозяйство, а не управляемое хозяйство. Такова, действительно, установившаяся традиция понимания этого термина в марксизме. Маркс изобразил ранний «капитализм» эпохи свободной конкуренции, эпохи либерализма и никакого иного не знал. Если «капитализмом» условимся называть только такой частный капитализм, то тогда «государственный капитализм», конечно, не будет капитализмом. Но такое сужение термина логически недопустимо и демагогически вредоносно. На самом деле мы имеем здесь два вида капитализма: первый переходит во второй, и второй гораздо хуже первого. Если только первый вид есть «капитализм», то создается научная и моральная ложь, будто уничтожение свободного рынка, уничтожение конкуренции, уничтожение хозяйственной автономии личности есть уничтожение ненавистного капитализма. На самом деле это есть уничтожение всего, что было ценно в либеральном хозяйстве, и усиление всего, что может быть дурным и несправедливым в индустриальном капитализме.

Что является существенным для «капитализма» у Маркса? Прежде всего, конечно, «капитал», капиталистическая функция; но при этом капитал в форме особых орудий производства, индустриальный капитал или процесс индустриализации; далее, присвоение прибавочной ценности капиталом: оно составляет, по Марксу, «сокровенную тайну», последнюю сущность капитализма⁵². Наконец, монополия на землю и орудия производства, стремление к концентрации, монополизации, справедливо замеченное Марксом. Оно есть главное орудие эксплуатации и главная опасность для «трудящихся». Все эти конститутивные признаки целиком присутствуют в коммунистическом госкапитализме, и притом в своем предельном усилении.

Все это достаточно доказано и нами, и другими наблюдателями, не стоило бы это и повторять, если бы не сомнения такого ученого социалиста и безупречного идеалиста, как Гильфердинг. Каким же термином он думает назвать коммунистическое хозяйство? Большевизм, по его определению, есть тоталитарное государственное хозяйство.Совершенно верное, добросовестное научное определение, которое мы всецело принимаем; но монопольный государственный капитализм как раз и есть «тоталитарное государственное хозяйство», и ничем другим быть не может. Государственное хозяйство существует и действует через государственный капитал. Тоталитарное хозяйство есть тоталитарная монополизация капитала. Власть капитала над человеком бесконечно увеличилась в силу того, что капитал присвоил себе всю власть и власть присвоила себе весь капитал. Это страшное соединение политической и экономической власти всего ярче выражено в сочетании слов «государственный капитализм». Термин Гильфердинга «государственное хозяйство» выражает ту же мысль, но слабее. Мощь и значение капитала здесь недостаточно выражены: государство Платона, государство фараонов было «государственным хозяйством», но не было «капитализмом» в нашем смысле слова. Капитал был, конечно, и там, но «капитализма» не было. Эра капитализма начинается для Маркса с изобретения новых гигантских орудий производства: эра капитализма есть эра индустриализма. И это совершенно верно.

Сопоставим теперь оба определения: «тоталитарное государственное хозяйство» и «тоталитарный государственный индустриальный капитализм». Всякому ясно, что они означают одно и то же, но последнее выражает новую социальную реальность

⁵² См. выше.

глубже и полнее. Огромное возрастание власти капитала выражено в этом его «изме».

Противопоставление рыночного и управляемого хозяйства чрезвычайно важно и ценно, и мы к нему еще вернемся. Но индустриализмом и потому «капитализмом» является то и другое; при этом во втором мы получаем предельную степень капитализма, ибо тоталитарное хозяйство есть тоталитарный капитализм. Угроза «изма» состоит в том, что функция капитала может занять абсолютно доминирующее место в системе цивилизации и культуры, стать идолом ее. Забота о накоплении и распоряжении капиталом для создания мощной индустрии, производящей максимум массовых товаров, может захватить все внимание общества, стать смыслом жизни. Такая тенденция поддерживается миросозерцанием экономического материализма⁵³ . Современный индустриализм есть возрастающая мощь и власть капитала, а «коммунизм» есть прежде всего индустриализм: индустриализация есть первое и последнее слово, ей приносится в жертву все: жизнь, свобода, элементарные потребности человека. Личность человека раздавлена тяжелой индустрией, превращена в капиталистическую функцию.

Таково многообразное значение слова «капитализм». Осознать его сокрытый смысл особенно важно для пролетариата, ибо если «трудящийся» скажет: «долой капитализм», — то он должен понимать, что это означает вместе с тем: «долой коммунизм», — ибо коммунизм, как он существует в реальности, а не в мечтах, есть завершенный, концентрированный, монопольный государственный капитализм.

Вот почему нужно научно расшифровать слоган «капитализма», честно отбросить ругину демагогии и правдиво признать, что уничтожение капиталистов не есть уничтожение капитализма. Первым марксистом, который это честно признал и смело высказал, был не кто иной, как сам Ленин\ Это особенно ценно, ибо для всей мировой массы последователей марксизма-ленинизма вопрос этим решен. Но и каждый социалист с авторитетом Ленина в этом вопросе принужден серьезно считаться. Вот что говорит Ленин:

«Социализм есть не что иное, как монопольный государственный капитализм, применяемый в интересах всего народа...»

Построение социализма есть прежде всего построение государственного капитализма. Наша первая задача, — говорил

⁵³ Для него «орудия производства» являются фундаментом культуры, основой жизни.

Ленин, — это усвоить государственный капитализм. Здесь высказана важнейшая истина социальной философии: авторитарный социализм по своему существу этатичен. Первый проект коммунизма есть государство Платона, и притом тоталитарное государство. Утопия Платона воспроизводилась во всем развитии систем социализма, вплоть до Сен-Симона и Маркса. Авторитарный социализм естьгосударственный социализм, а государственный социализм есть государственный капитализм. Это элементарно ясно. Ясно также, что марксизм-ленинизм есть авторитарный социализм, социализм, насаждаемый посредством власти. Социальная революция и диктатура пролетариата означает прежде всего захват власти.

Противник авторитарного социализма, Прудон, так определяет программу коммунистов: «Дайте нам всю власть и все богатство страны, и мы создадим вам счастливую жизнь!» Совершенно то же говорит Ленин: наш государственный монопольный капитализм будет применяться в интересах всего народа. Какое значение имеют все эти обещания? Еще не существовало такого монарха, диктатора, вождя и «отца народов» или такой политической партии, которые обещали бы несчастную жизнь. Все без исключения высказывали твердое намерение действовать в интересах всего народа. Только этими «добрыми намерениями» (иногда даже искренними) слишком часто была «вымощена дорога в ад».

Однако Ленин прекрасно сознавал, что перспектива «государственного капитализма» не могла бы понравиться ни Марксу, ни Энгельсу, ни социалистам-идеалистам, ни даже пролетариату. Демагогия и здесь требовала отрицания научно-установленной реальности. Поэтому Ленин заканчивает следующим образом приведенную цитату: «Социализм есть не что иное, как монопольный государственный капитализм, применяемый в интересах всего народа, причем, при этих условиях, он перестает быть государственным капитализмом».

Однако нами было доказано, что монопольный капитализм никогда по существу своему не может соответствовать интересам всего народа, особенно же интересам «трудящихся». Он может соответствовать лишь интересам тех, кто отнимает прибавочную ценность и распоряжается ею, интересам государственных капиталистов, интересам властвующих.

Установим точнее, почему Ленин определяет социализм как «монопольный государственный капитализм». Прежде всего потому, что построение социализма требует превращения всей страны как бы в единую фабрику и единую контору с единым счетоводством и единым капиталом. При этом монопольный капитализм сохраняет основные принципы всякого «капитализма». Этим термином Ленин обозначает здесь принцип хозяйственности, «хозяйственного расчета»⁵⁴, принцип «рентабельности». Далее он имеет в виду монополию внутренней и внешней торговли, организацию кредита, кредитной политики (тоже на основах «рентабельности»), организацию госбанка, исключающего всякие другие банки.

Бесполезно спорить против очевидности. Ленин прав: это есть, конечно,государственный капитализм. Однако сейчас же научная истина должна уступить место демагогии: в соответствии с интересами народа государственный капитализм не должен называться государственным капитализмом. Почему? А потому, что «капитализм» есть нечто одиозное, с чем нужно бороться, а здесь вдруг «капитализм», да еще монопольный, оказывается чем-то «интересным» народу, чему нужно служить не за страх, а за совесть.

Однако все дело в том, действительно ли госкапитализм «применяется в интересах всего народа», действительно ли существует обещанная «счастливая жизнь»; ведь толькопри этих условиях он будет иметь право переименоваться и не будет уже больше «госкапитализмом». Наступил этот момент или нет?

Довольно трудно убедить народ, что отнятие не только «прибавочного», но и «необходимого» для жизни продукта труда у крестьян соответствует интересам народа, что грандиозный голод 1919-го, 1920-го, 30-х и 40-х гг. соответствует интересам народа, что коллективизация, ссылки, переброски населения, концентрационные лагеря, МВД, МГБ соответствуют интересам народа. Тоталитарный госкапитализм, присвоивший себе огромную территорию с неисчерпаемыми природными богатствами, погрузил свой класс «трудящихся» в такую нищету и юдоль жизни, какая неведома другим цивилизованным народам. Советский рабочий никогда не получает зарплаты, которая обеспечивала бы то, что европейский и американский рабочий понимает под минимально-приемлемым существованием. Недаром Ленин писал, что госкапиталистическое огосударствление хозяйства является:

⁵⁴ Он остается тем же самым в советском госкапитализме: «Регистрация и контроль сведены капитализмом к крайнему упрощению, к совершенно простым... операциям надзора и отчетности»... и т. д. («Государство и революция»).

«Военно-государственным монополистическим капитализмом, или, говоря проще и яснее, военной каторгой для рабочих»⁵⁵.

Очевидно, момент еще не наступил: госкапитализм еще не обнаружил своих благодеяний и потому остается по-прежнему «госкапитализмом», т. е. тоталитарным государственным хозяйством. Сам Ленин признал, что он тогда не соответствовал интересам народа, а интересам народа соответствовала свобода торговли. «Применение в интересах всего народа» было тогда и остается теперь обещанием, добрым намерением, относящимся к далекому будущему. В будущем госкапитализма не будет, ибо государства не будет. Тоталитарное хозяйство (с его индустриальным капиталом), конечно, будет, но оно не будет «государственным», а станет «общественным». Что будет, когда государства не будет, об этом, конечно, судить весьма трудно; история культуры не знает такого состояния и в настоящее время обнаруживает тенденцию к огромному усилению этатизма, к конфликту империализмов, к борьбе за мировое государство.

Но марксизм-ленинизм имеет свою историю будущего; она различает четыре стадии:

1. Частнокапиталистическое буржуазное государство как эксплуатация большинства господствующим классом буржуазии.

2. Государство диктатуры пролетариата для подавления буржуазии. Монопольный капитализм превращен в государственный капитализм в силу «обобществления средств производства».

3. Социалистическое общество с полным демократизмом, с общественной, но не политической властью. Производством руководит общество при помощи «обобществления средств производства».

4. Коммунистическое общество без принуждения и без правовых норм и без власти. Производством руководит общество при помощи «обобществленных средств производства».

Из этой схемы ясно, что практическое, реальное значение имеют только первая и вторая ступень. Их можно научно наблюдать и оценивать. Что касается третьей и четвертой ступе-

⁵⁵ МСЭ, изд. 1936 г., т. III, с. 405. См. также интересную статью «Монополистический госкапитализм и коммунистический империализм» Л. Васильева в «Посеве», № 4 за 1951 г. Автор — экономист, ставший невозвращенцем в 1949 г. Он, как и мы, утверждает, что в СССР существует государственный капитализм.

ней, то они суть проекции надежд и желаний в бесконечное будущее, воздушные замки, «хрустальные дворцы социализма», построенные фантазией в утешение страждущему человечеству (совершенно так, как Фейербах истолковывал мессианские обетования). Это не творческие проекты и не научные изобретения; в силу их абсолютной неопределенности нельзя даже решить, мыслимы ли они. Что значит «общественная, а не политическая власть»? Возможно ли общество без права и государства (ubi societas ibi ius^33*!)? Возможна ли вообще безвластная и бесправная организация с высокоразвитой индустрией и разделением сложных функций труда? Что значит анархическая организация? Руководить производством — не значит ли управлять производством? Энгельс, спрошенный однажды, возможна ли организация производственного процесса без управления и власти, ответил категорическим отрицанием.

Здесь мы приходим к теории отмирания государства, которая выходит за пределы экономической теории марксизма и будет рассматриваться в следующем отделе. Однако уже здесь из сравнения 2,3 и 4 ступеней хозяйства вытекает тот важный вывод, что все ступени социализма и коммунизма покоятся на «обобществлении средств производства», т. е. на социализации капитала. Поэтому Ленин прав в своем первом утверждении: всякий мыслимый социализм и коммунизм есть монопольный капитализм, назовем ли мы его «государственным», или «общественным».

Гильфердинг думает, что Ленин не прав, назвав «тоталитарное государственное хозяйство» государственным капитализмом, а мы думаем, напротив, что он вполне прав, ибо какова сущность «капитализма» по Марксу?

1. Капитализм есть мощная индустрия, век капитализма есть век индустриализации и электрификации. Он начинается с изобретения грандиозных орудий производства, требующих грандиозного накопления⁵⁶.

2. Индустриальный капитализм есть накопление капитала при помощи отнятия прибавочной ценности, или прибавочного продукта, без чего невозможно никакое индустриальное производство.

3. Отнятие прибавочной ценности обусловлено монополизацией орудий производства. Эта «монополизация» и концен-

⁵⁶ В силу этого страна наиболее мощной индустрии необходимо будет страной наибольшего накопления капитала (США). В том же направлении движется коммунизм: «догоним и перегоним Америку!»

трация капитала имеет, по Марксу, тенденцию к возрастанию.

Все эти основные свойства капитализма целиком присутствуют в «тоталитарном государственном хозяйстве», причем возрастание монополизации и концентрация достигают своего предела. Вот почему это есть «государственный капитализм».

Быть может, нам скажут, что достижение «предела» создает нечто новое, что «количество здесь переходит в качество»? Действительно, мы получаем некое новое качество абсолютной монополии, но это качество есть ухудшение, а не улучшение; и оно не может быть улучшением, если всякая «монополия, по признанию Маркса, есть основное зло»⁵⁷.

Совершенно очевидно, что «тоталитарное государственное хозяйство» есть управление и господство при помощи тоталитарного государственного капитала и ничем другим быть не может; очевидно также, что мы говорим о той же самой социальной форме, как и Гильфердинг. Но если так, то не есть ли это простой спор о слове, спор о выборе термина? На это следует ответить, что слова здесь заряжены особой энергией, что термины здесь становятся лозунгами, превращаются в массовые комплексы; поэтому выбор слов здесь имеет большое значение. Сохранение термина «капитализм» для частно-правового и государственно-тоталитарного хозяйства выражает не только ту научную истину, что обе формы покоятся на возрастающем накоплении индустриального капитала, но также и ту моральную правду, что все прежнее зло «капитализма» здесь сохраняется и возрастает до грандиозных размеров. Пролетарии всех стран должны знать, что то, что им предстоит на пути марксизма-коммунизма, есть тоталитарный капитализм в тоталитарном государстве. Ленин это честно высказал, и всякий честный социалист обязан это повторить. Гильфердинг вполне справедливо назвал «тоталитарное государственное хозяйство» (одинаково присутствующее в «коммунизме» и «фашизме») «врагом № 1». Но это еще надо доказывать, а что «капитализм» есть враг — это сразу понятно всем трудящимся. Термин «гос-

⁵⁷ Мы получаем здесь новое «качество», или новое состояние, но той же самой субстанции индустриализма, подобно тому как лед или пар суть новые состояния той же самой субстанции — воды. (В этом — неудачность примера Энгельса.) Это субстанциальное тождество особенно ясно на примере единой грандиозной фабрики, охватывающей всю страну: индустриальный капитализм здесь становится тоталитаризмом и, как на входе в Дантов ад, красуется надпись: «оставьте надежду навсегда, вы, входящие!» (цитата самого Маркса).

капитализма», как лозунг одиозности, всего сильнее выражает сущность врага № 1.

Так обстоит дело в экономической теории марксизма-ленинизма, ибо все здесь определяется орудиями производства: коммунизация обусловлена индустриализацией, а индустриализация обусловлена капитализацией. Последняя наивысшая ступень коммунизма будет наивысшей степенью индустриализации и капитализации, достигнутой наукой и техникой. Но этот вывод обязателен только для марксизма, только для «экономического материализма». Другой «социализм», исходящий из идеи свободы личности, из идеи правды и справедливости, может впервые поставить вопрос о борьбе с подавляющей властью индустриализации и капитализации, тяготеющей над современным человечеством и достигающей невыносимого напряжения в современном капитале-коммунизме СССР.

Но власть индустриализации и капитализации есть властвование при помощи индустриально-государственного аппарата. Нельзя понять экономическую форму общества, не перейдя к властно-правовой его форме. «Государственный капитализм», как показывает самый термин, есть особая экономическая структура общества, обусловленная особой формой права и государства, а именно: тоталитарной диктатурой, управляющей пролетариатом. Этот вывод подтверждается следующими словами Коммунистического манифеста:

«Весь капитал и все орудия производства централизуются в руках пролетарского государства»³⁴'.

Это и есть государственный капитализм. Точность термина подтверждается авторитетом Ленина и самого Маркса⁵⁸.

⁵⁸ «Мы должны употребить все свои силы, чтобы усвоить себе государственный капитализм», — говорит он.