Лингвистическая география

   Возникновение лингвистической географии принято связывать с двумя основными стимулами, проявившимися в лингвистической науке последней трети XIX в. – новыми взглядами на проблему происхождения индоевропейских языков и новыми методами исследования диалектов. В отличие от воззрений X. Шухардта и К. Фосслера ее появление первоначально не было связано непосредственно с реакцией на учение Лейпцигской школы младограмматиков, хотя многие ее положения и были поставлены под сомнение именно в ходе лингвогеографических исследований.    Традиционно истоки зарождения новой дисциплины возводят к работе немецкого языковеда Йоганна Шмидта (1843–1901) «О родственных отношениях между индогерманскими языками», вышедшей в свет в 1872 г., т. е. за несколько лет до появления «Манифеста» младограмматиков^[58].    Будучи учеником Шлейхера, Шмидт резко разошелся со своим учителем в одном из центральных пунктов сравнительно-исторического языкознания – концепции праязыка, противопоставив ей так называемуютеорию воли, основывавшуюся на принципе лингвистической непрерывности.    Исходным пунктом воззрений Шмидта являлся тезис, согласно которому говорить о цельности праязыка нельзя, поскольку изначально он представлял собой не единство, а диалектную раздробленность. Следовательно, нельзя ставить вопрос о реконструкции праязыка в целом; восстанавливать можно лишь отдельные формы и слова. Причем крайне трудно отнести их к одной эпохе^[59].    Отсюда следует, что никаких четких границ между индоевропейскими языками первоначально не существовало. Каждый из них можно рассматривать как переходный по отношению к другому, и все они связаны между собой цепью переходных явлений. При этом «географически ближе расположенные друг к другу языки имеют между собой больше сходства, чем языки более далеко отстоящие». Так, можно заметить, что существует постепенные переходы от индийских языков через иранские к славянским, от последних – к литовским (балтийским), что славянские языки содержат больше арийских черт, чем литовский, а иранский – больше общих со славянским черт, чем санскрит и т. д. «Повсюду видим мы, – резюмирует Шмидт, – постепенные переходы от одного языка к другому». Ощущаемые же в настоящее время известные границы между индоевропейскими языками – явление вторичное, вызванное утратой языков, игравших роль переходных звеньев. Поэтому индоевропейские языки следует представлять не в виде родословного древа, т. е. ветвей, отходящих от единичного ствола, а в виде цепи из различных звеньев, не имеющей ни начала, ни конца.    Согласно Шмидту, то или иное новообразование возникает в определенном центре и затем распространяется, охватывая в первую очередь географически близко расположенные языки и постепенно прекращаясь по мере отдаления от центра, подобно тому как это имеет место с волнами от брошенного в воду камня.    Выдвинутая Шмидтом концепция вызвала критические замечания, в том числе и со стороны младограмматиков, хотя один из видных представителей последних – А. Лескин – пытался доказать, что ее вполне можно согласовать со шлейхеровской схемой родословного дерева, допустив, что первоначально существовала непрерывная связь, а потом возникли разветвления и что идеи немецких лингвистов лишь отражают разные стороны истории индоевропейцев.    Однако сформулированные Шмидтом положения и принципы сыграли еще более важную роль при изучении современных диалектов, предвосхитив многие принципы лингвистической географии.    Фактическое создание этого направления диалектологии связывают с именем немецкого учителя Георга Венкера (1852–1911).    В 1876 г., т. е. спустя четыре года после выхода в свет рассмотренной выше работы Шмидта, Венкер разослал школьным учителям Рейнской области вопросник из 40 коротких фраз, содержащих 300 слов, иллюстрирующих важнейшие фонетические и грамматические особенности немецкого языка. На основе полученных данных Венкер создал брошюру «Рейнский диалект», которая вышла в свет в 1877 г. Затем Венкер расширил сферы своего исследования, результатом чего стал опубликованный в 1881 г. «Диалектологический атлас Северной и Средней Германии». После съезда филологов в Гессене, где Венкер выступил в качестве докладчика, работе над атласом был придан государственный характер и она стала производиться под общим руководством Берлинской академии наук, причем с 1887 г. ассистентом при подготовке атласа стал Фердинанд Вреде (1863–1934). Однако работа над ним затянулась, публикуемые Вреде отчеты вызывали критику (что привело даже к приостановке создания атласа) и вплоть до середины 20-х гг. XX в. он существовал в рукописном виде. Лишь в 1926–1932 гг. сокращенный «Немецкий лингвистический атлас» Венкера – Вреде был опубликован в шести томах.    Несколько по-иному складывалась судьба лингво-географических исследователей во Франции. Большую роль в их подготовке сыграла деятельность Гастона Париса (1839–1932), создавшего целую школу французских диалектологов. Развивая взгляды, высказывавшиеся в последней четверти XIX в., относительно невозможности установления четких границ между диалектами (в 1875 г. об этом писал П. Мейер в своей рецензии на работу Асколи, посвященную франко-провансальским говорам, в 1880 г. – признанный теоретик младограмматизма Г. Пауль), Г. Парис заявил о том, что диалектов как таковых вообще не существует, а имеется лишь разное географическое распределение отдельных языковых фактов; более того, по мнению Париса, даже между родственными языками провести такие жестко фиксированные границы не представляется возможным.    Одним из учеников Париса был Жюль Жильерон (1854–1926). Именно им совместно с Эдмоном (1848–1926) был создан «Лингвистический атлас Франции», публикация которого продолжалась с 1902 по 1910 г. и стала поворотным событием в истории лингвистической географии, оказав огромное влияние на ее развитие и послужив своеобразным стимулом для создания работ подобного типа в различных странах.    Главная особенность «Лингвистического атласа Франции» (состоявшего из 1920 карт, объединенных в 35 выпусков) заключалась в том, что его создатели фиксировали не выборочно диалектные формы, а язык в целом, включая и его литературную разновидность. Таким образом была создана своего рода фотография определенного этапа развития французского языка. Материалы, представленные в атласе, свидетельствовали о том, что между словами и формами существуют крайне сложные взаимоотношения, а применительно к каждому слову можно говорить о его собственной истории.    Особое значение имели данные атласа для корректировки понятия звукового закона – центрального пункта младограмматической доктрины. Выяснилось, что нельзя считать фонетические изменения результатом быстрого «фронтального» изменения звуков; напротив, последние распространяются медленно, охватывая слово за словом, причем отдельные единицы в разных областях могут отражать различные стадии этого процесса. Слова взаимодействующих говоров могут влиять друг на друга, образуя компромиссные формы. Подтвердилась также точка зрения об отсутствии четких границ между диалектами: были обнаружены переходные зоны, объединяющие черты разных диалектов, выявлены случаи перехода особенностей одного диалекта на территорию другого и т. п. Обнаружились и доказательства положения (выдвигавшегося, в частности, Г. Шухардтом) об отсутствии резко очерченных границ и между отдельными языками: так, оказалось, что некоторые особенности диалектов Северной Италии очень напоминали особенности французских и провансальских говоров, откуда был сделан вывод, что фиксированная граница между французским и итальянским определяется прежде всего наличием соответствующих литературных языков, которыми пользуются их носители, тогда как в устном общении черты одного языка постепенно переходят в черты другого.    Достижения лингвистической географии поставили вопрос и о применении их к истории языка, в частности, для решения проблемы происхождения языковых семей и выявления диалектного членения индоевропейской языковой области. Уже в XX в. ею занимался ряд крупных лингвистов (А. Мейе, М. Бартоли, В. Порциг и др.), а сами методы этого направления прочно вошли в арсенал науки о языке.