1.3 Творческая деятельность в. Кандинского и м. Шагала.

Во многих произведениях конца 1900 – 1910 гг. явно сказывается влияние определенной теософской доктрины, получившей распространение среди писателей и художников серебряного века (А.Белый, Ф.Мережковский, Н.Рерих, В.Брюсов и др.). В этой специфической среде и в элитарных салонах журнала «Золотое руно» выступил со своими первыми опытами абстракции В. Кандинский, творчество которого стало своеобразным знаменем «духовности» и «духовной свободы» для многих современных нам живописцев и искусствоведов. В докладе «О духовном в искусстве», подготовленном для Всероссийского союза художников (дек. 1911 – янв. 1912), Кандинский, опираясь на теософские взгляды Е. Бловатской, обрушился с критикой на традиционный реализм, считая его возможности исчерпанными. [61]. При этом он провозглашал полную независимость художника от природы, противопоставив сотворенному Богом миру собственный мир, связанный с импульсами подсознания в духе Фрейда, отстаивал принцип бессознательного в творчестве. В своем поэтическом и живописном творчестве Кандинский неизменно обращался к образам начала, уводящего в темное царство подсознательных ощущений, в мир страстей и инстинктов: «Густокоричневое повисло будто навеки. / Будто навеки повисло. / Будто. Будто. Будто… / Белый скачок за белым скачком./ А за этим белым скачком еще белый скачек / Вот нехорошо, что ты не видишь мути: в мути-то оно и есть./ Отсюда все и начинается...Треснуло...[119, 166]. «Итуитивная форма должна выйти из ничего» – утверждал Кандинский. По сути, он создавал образ искаженного мира, где торжествует хаос. [138 , 157]

Похожие принципы отстаивал в творчестве М.Шагал, как ни различными кажутся эти художники. Летящие фигуры Шагала – результат произвольного искажения сотворенного мира, его сознательная трансформация. Шагал создавал образ перевернутого мира, используя даже традиционную христианскую символику в виде опрокинутого креста. В свое время критик Тугендхольд как бы мимоходом указал на внутреннюю связь художника с иудаизмом и в частности с мистической символикой хасидов. [138 , 159] Психологическое ощущение родства художника и революции выразил в своей автобиографии М. Шагал – тогда еще комиссар от искусства при Наркомпросе Луначарского: «Ленин перевернул Россию вверх ногами – точно также, как я поступаю в своих картинах» [30, 16].

В связи с празднованием в Витебске годовщины Октября М.Шагал писал: «Мы также справляем годовщину революционного искусства, годовщину падений академий, «профессоров», и восстановления в России власти левого искусства. Пусть не все деятели искусств и не во всех областях это поняли. Если они жизнеспособны – рано или поздно они это поймут. Но нам возразят и скажут: отчего вы меньшинство? Вас никто, по крайней мере в нашем городе, буквально никто не понимает… Да, творцы революционного искусства всегда были и есть в меньшинстве… За нами придет большинство, когда две революции – политическая и духовная шаг за шагом искоренят наследие прошлого со всеми предрассудками, но будет с нами большинство сейчас или позже – это нас не останавливает. Мы упорно и властно, подчиняясь внутреннему голосу художественной совести, предлагаем и навязываем наши идеи, наши формы, формы и идеи нового революционного искусства, и мы имеем мужество думать, что за нами будущее. И как бы многие не смущались резкостью левого искусства, мы должны сказать, как друзьям, так и противникам: предрассудки прочь! Киньтесь с головой в море народного революционного искусства, безотчетно отдаваясь ему,..» (М.Шагал. Искусство в дни Октябрьской годовщины. Витебский листок, 1918, 7 ноября.)

В 1917 в Петрограде, в галерее Н.Е. Добычиной прошла выставка картин Шагала, на которую откликнулись виднейшие русские критики – Бенуа, Пунин, Тугендхольд, Эфрос. Его живопись была оценена как новое явление европейского искусства, критика отмечала в ней соединение экспрессионизма и символизма, элементов кубизма и искусства «наивных». Успех был очевиден, но после революции художник не остался в столице, он уехал в Витебск с желанием превратить его в «центр культуры и искусства преобразившегося трудового народа» [131, 63]. Наркомат Просвещения назначил его комиссаром-уполномоченным по вопросам изобразительного искусства в Витебске и Витебской губернии. Здесь Шагал активно участвовал в организации Народного художественного училища, музея, куда посылаются картины из фондов больших музеев страны, оформлял центральную площадь города к дням революционных праздников. Обращаясь с призывом к людям искусства, Шагал приглашает их приехать на преподавательскую работу в Витебск и они приезжают. В Витебском Народном художественном училище (позже оно было переименовано в Витебские государственные художественные мастерские, еще позже в Витебский художественно-практический институт, но здесь его называли «Академией) преподавали Мстислав Добужинский, Юрий Пэн, Роберт Фальк, Казимир Малевич, Вера Ермолаева, Лазарь Лисицкий... В реальности же согласно одесской песенке «не долго музыка играла...» ряд причин, в том числе конфликт с К.Малевичем заставили Шагала покинуть Витебск и начатое дело. В 1920 художник уехал в Москву, а в 1922 покинул Россию навсегда.

Для творчества Шагала характерно остросубъективное восприятие действительности. Источник сюжетов большинства произведений – еврейский местечковый быт, трактованный в гротескно-символическом, фантастическом образе. Произведениям присущи ирреальные пространственные построения, эмоциональность цветового строя, мягко-живописный рисунок.