3.2.1. Характеристики индивидов

Обычно считают, что склонность к риску¹ является од­ной из черт личности. В зависимости от интенсивности ее проявления различают перестраховщиков и смельчаков. Пер­вые питают отвращение к риску, вторые же любят рисковать, поскольку риск имеет для них безусловную ценность. Однако большинство результатов научных исследований не подтвер­ждает обыденных представлений о неизменности этих черт².

Другие ученые констатируют, что склонность к риску связана с преобладающими потребностями и мотивами, доми­нантностью, экстравертированностью, ригидностью, эгоцент­ризмом, легкомыслием, недобросовестностью, боязливостью, импульсивностью >.

Существуют данные о связи склонности к риску с таким качеством личности как локус контроля². Согласно результа­там одних исследований, лица с интернальным локусом конт­роля предпочитают квалификативные типы задач, решение которых зависит от их способностей, и при этом слишком сильно не рискуют; в то время как лица с экстернальным локусом контроля рассчитывают «на счастье» и идут на боль­ший риск³. Другие же данные свидетельствуют о том, что лица с интернальным локусом контроля, веря в свои возможности, чаще рискуют, чем экстерналы⁴.

Связь тендерных различий и риска также неоднозначна. В целом можно сказать, что во многих случаях, но далеко не во всех, мужчины рискуют чаще (например, при переходе проезжей части). При этом установлено, что готовность к риску у женщин реализуется при более определенных ожи­даниях, чем у мужчин. Женщины-руководители менее склон­ны к риску и более настороженно относятся к переменам. У мужчин выявлена отрицательная, а у женщин положитель­ная корреляция рискованности поведения со стремлением к безопасности, независимостью, состоянием страха. В других исследованиях корреляции между склонностью к риску и страхом вообще не обнаружено⁵.

Однако с точки зрения физиологии мозга объективные различия в отношении к риску мужчин и женщин все же должны существовать. Например, у женщин большая скорость восприятия, чем у мужчин, т. к. полушария женского головно­го мозга лучше соотносятся между собой: у женщин сгусток нейронов, который связывает оба полушария, на 23 % больше. Поэтому информация, принимаемая женщинами, более объем­на по содержанию и более насыщена по конфигурации. Доказано также, что женский мозг, сигнализируя об опас- ности, наполняется отрицательной информацией в восемь раз быстрее, чем мужской¹.

Существуют и гипотезы, в которых выделяются типы «рискогенных» людей. В соответствии с одной из них, к рискованному поведению склонны²:

• гиперстеники — психически сильные люди, биологи­чески стимулированные к поиску острых ощуще­ний, — внутренне детерминированные рискогенные личности (ВДРЛ);

• психастеники — психически слабые люди, не справ­ляющиеся с жизненными обстоятельствами, — зави­симые рискогенные личности (ЗРЛ);

• криминально мотивированные люди, для которых все средства хороши — криминально рискогенные лично­сти (КРЛ);

• творческие непредсказуемые люди — творчески рис­когенные личности (ТРЛ);

• асоциальные люди с ослабленной регуляцией поведе­ния — асоциально рискогенные личности (АРЛ).

Как бы то ни было, но вышеприведенные обобщающие гипотезы не кажутся слишком убедительными, и похоже, слишком упрощают проблему. Поэтому рассмотрим более частные, но вполне достоверные данные об относительно постоянных психологических и непсихологических харак­теристиках, влияющих на рискованность поведения инди­видов. С социологической точки зрения наиболее важным представляется анализ связи содержания мотивации и рис­кованного поведения (стремления рисковать).

По Д. МакКлелланду, основными мотивами, определяю­щими характер действий личности, являются мотив дости­жения цели и мотив избегания неудачи. Результаты иссле­дований показывают, что люди с преобладанием мотива достижения предпочитают задачи со средним уровнем рис­ка. Люди с преобладанием мотива избегания предпочитают задачи с низким уровнем риска, для которых вероятность неудачи мала, либо задачи с высоким уровнем риска, для которых вероятность успеха велика³.

Следует учитывать не только предрасположенность к одному из двух вышеуказанных мотивов, но и силу побуж­дений. Людям, движимым сильным побуждением к достиже нию цели и желанием получения выигрыша от этого, свой­ственно считать успешный исходдействия более вероятным, чем это есть на самом деле, и занижать уровень опасности. Кроме того, индивиды завышают вероятность успеха, если верят, что имеют контроль над возможными последствиями своих действий'.

Вопрос совместного влияния склонности к риску и мо­тивации на частоту несчастных случаев на производстве изучал немецкий ученый Т. Элерс. Выяснилось, что высокая склонность к риску на рабочем месте сама по себе еще не предопределяет возможность несчастных случаев. Рабочие со слабой мотивацией к успеху, но с высокой склонностью к риску попадают в несчастные случаи достоверно чаще, чем те, кто имеет высокую склонность к риску, но в сочетании с высокой мотивацией к успеху. Если рабочий должен вы­полнить задание и при этом боится получить травму, то уже в самом акте его выполнения он будет усматривать высокий риск. Возникающая при этом защитная реакция будет, с одной стороны, настраивать рабочего на возможность несчастного случая, а с другой — ослаблять силу мотива к выполнению данной деятельности. Таким образом, связь между склонно­стью к риску и несчастными случаями детерминируется предметной деятельностью и, в частности, мотивацией субъек­та к успешному достижению ее целей².

Основные элементы мотивационной направленности ин­дивида по объекту значимости могут быть широкого социаль­ного значения, групповые и личностно значимые. Результаты уже упоминавшихся нами исследований на ЧАЭС³ свидетель­ствуют о том, что на опасные задания чаще всего шли люди, выказывающие высокие мотивы своего пребывания в зоне (прежде всего, повышенное чувство долга, ответственность⁴). У них были выявлены высокая удовлетворенность трудом и низкая тревожность. Казалось бы, любовь к риску и стремле­ние играть с опасностью должны быть сопряжены с крепкими нервами. Однако для людей, указавших этот мотив, был харак­терен довольно высокий уровень тревожности, а уровень удов­летворенности жизнью был не только ниже среднестатисти­ческого по выборке, но находился в «отрицательной» части использовавшейся для измерения шкалы.

Связь рискованности поведения и тревожности под­тверждается и другими исследованиями. Однако связь эта имеет два аспекта. Как мы уже выяснили, в экстремальных ситуациях обоснованный риск и, следовательно, эффектив­ность действий обеспечиваются низкой тревожностью¹. В общем же случае испытуемые с более высокой тревожно­стью («мотивационно-беспокойные») предпочитают более рискованные решения².

На формирование индивидуальных социальных устано­вок и мотивацию рискованного поведения могут оказывать влияние и различные когнитивно-смысловые факторы³:

• оценка степени демократичности государственного устройства и власти;

• вера или неверие в руководителей различных уров­ней;

• использование аналогий с прецедентами уже имевши­ми место в индивидуальном жизненном опыте, а так­же с сюжетами фантастических произведений и ин­дивидуальными фантазиями;

• соотношение опасности и личных выгод в результате какого-либо события;

• характер и величина предполагаемых последствий ка­ких-либо действий для окружающих людей, района, города, страны, Земли и др.

Ряд исследователей указывает на связь риска с уровнем притязаний, который отражает адекватность самооценки личности. Как показывают лабораторные и естественные эксперименты⁴, в тенденции прежние проигрыши способству­ют риску, а выигрыши усиливают консерватизм. Однако нереалистический уровень притязаний целесообразнее опре­делять в неигровых ситуациях, и чаще всего он проявляется в снижении трудности избираемой цели после неуспеха или ее повышении после удачи. В целом же неадекватная само­оценка проявляется в выборе слишком трудных или слиш­ком легких целей, что приводит к необоснованному риску. Поэтому следует считать, что необходимым условием обо­снованного риска является адекватная самооценка, прояв­ляющаяся в стремлении человека к достижению целей, со­ответствующих его возможностям. Кроме того, люди, обладающие реалистическим уровнем притязаний, демонстрируют уверенность в своих силах и настойчивость в до­стижении цели.

Нет сомнения в том, что характер поведения и эффек­тивность деятельности индивидов во многом определяются их эмоционально-волевой устойчивостью. Высказывают­ся суждения о том, что рискованность поведения связана с таким проявлением воли личности, как ее способность сознательно регулировать работу механизма самоподража­ния. Действие этого механизма основано на единстве внут­реннего и внешнего плана, мысли и действия, выявленного еще И. Сеченовым. Когда мы думаем о каком-либо дей­ствии, то невольно, сами того не замечая, воспроизвести его. Однако благодаря самоконтролю мы делаем не все то, о чем думаем. Когда же прикидывается будущее рискован­ное действие, может возникнуть страх из-за возможной неудачи, опасности. Страх ослабляет самоконтроль, воз­никает навязчивое самоподражание (подражание своим представлениям), и человек совершает неоправданно рис­кованный поступок!. Человеку со слабой волей чрезвычай­но трудно устоять перед тягой к самоподражанию, особен­но, если оно усилено опасностью, которая к тому же субъективно преувеличивается. Его тянет на опасность, как бабочку на огонь. Человек с сильной волей способен по­давить стремление к самоподражанию и поэтому может отказаться от рискованного действия, и, прежде всего, от неоправданного, непредсказуемого. Но он может пойти на риск и осознанно².

Важна и проблема адаптации человека к среде. На­пример, если в силу своих особенностей человек не может приспособиться к своему окружению, новому месту или виду деятельности, то это может стать источником его рис­кованного поведения. Низкая адаптация к социальному ок­ружению может быть обусловлена, например, конфликт­ностью и агрессивностью, аутичностью, легкомыслием; низкая адаптация к деятельности — сниженной скоростью зрительно-моторных и других реакций, низкой концентра­цией внимания, неспособностью к быстрой оценке ситуа­ции и т. п.

На отношение к риску влияют возраст и опыт инди­видов. В целом молодые и неопытные рискуют больше, чем зрелые и опытные люди, а тем более люди преклонного воз­раста. Однако в сфере труда неоправданный риск и связан­ный с ним травматизм имеет два пика: у молодых работников и у лиц, имеющих стаж работы более 10—15 лет. Первый пик связан с неопытностью: недостатком знаний, неумением диа­гностировать опасную ситуацию и определять последствия возможной ошибки, быстро реагировать и находить правиль­ные решения в сложных ситуациях. Второй — со снижением психических и физиологических функций, связанным с про­цессом старения и влияющим на четкость и точность выпол­нения работы, а также с явлением «вторичной беспечности»: пренебрежительным отношением к правилам безопасности в результате адаптации к опасности¹.

Бывает и так, что человек, хорошо освоивший какую-нибудь профессиональную деятельность, утрачивает былой интерес к ней, поскольку успех становится обычным явлени­ем. Тогда у него может возникнуть потребность привнесения в процесс труда элементов творчества, ведь в муках творче­ства люди получают радость самовыражения. Так, водитель может стремиться водить автомобиль не просто строго по правилам, а еще и красиво, с искусством, получая радость от процесса вождения и вызывая восхищение других².

Но есть и другой путь повышения интереса к труду — внесение в него элементов игры. Для этого нужно предна­меренно и искусственно усложнять деятельность, риско­вать и в ходе решения более сложных задач самоутверж­даться, убеждаться в своих незаурядных способностях и доказывать их существование окружающим. Приятное воз­буждение в ожидании успешного разрешения опасной задачи, а потом радость от достигнутого успеха придают деятельности эмоциональную привлекательность. Однако этот путь таит в себе большую опасность. Само по себе искусственное усложнение процесса труда уже является неоправданным риском. Кроме того, люди постепенно привыкают к риску, и для того, чтобы поддерживать инте­рес к деятельности, приходится все время наращивать его уровень. Чаще всего на путь неоправданного риска стано­вятся молодые люди, не нашедшие в себе силы к творчес­кому поиску³.

Одна из закономерностей адаптации к экстремальным условиям деятельности¹ и реадаптации при изменении этих условий также связана с наличием у людей жизненного опы­та. При недостаточности последнего индивиды быстро вхо­дят в курс дела, но при изменении условий допускают мно­гочисленные ошибки. Индивиды же, обладающие большим количеством поведенческих программ, адаптируются медлен­нее, зато их эффективность постоянно повышается, а реа­даптация проходит относительно благополучно².

На выбор линии поведения и степень его рискованности оказывают влияние административные, юридические и про­чие полномочия, которыми обладает субъект, принимающий решение. Так, например, Н. Луман отмечает одну из особен­ностей работы менеджеров в различного рода организациях, которую ряд социологов называет «эффектом эйфории».

Суть этого явления состоит в том, что менеджер зачас­тую невольно переоценивает свои возможности в сфере контроля над последствиями принятия того или иного реше­ния. Исследования показали, что в этом случае вероятность наступления желательного для организации события предна­меренно завышается, а вероятность наступления нежелатель­ного события, напротив, занижается. Менеджер, поясняет Н. Луман, преувеличивает значение индикаторов, сигналов о нормальном функционировании, которые посылает органи­зационная система, забывая о необходимости принимать во внимание сигналы о проявившихся дисфункциях, опасность которых так или иначе нивелируется³.

Что касается эффективности руководства в ситуациях неопределенности, то Ф. Филлером установлена ее связь с интеллектом и опытом руководителя. Согласно выводам уче­ного, в ситуациях неопределенности и сильного стресса наи­более эффективными являются руководители, имеющие большой опыт. В достаточно определенных и спокойных си­туациях наиболее эффективны руководители с высоким интеллектом⁴.

Вполне согласуется со здравым смыслом и связь риско­ванных действий с наличием у индивидов значимых близких и теснотой отношений с ними. Так, во время бедствий и катастроф люди отказываются выполнять привычные обя­занности на работе, ставя на первый план безопасность сво­ей семьи и друзей¹.

Наконец, рискованность поведения находится в связи с особенностями субъективного восприятия риска, основные из которых мы рассмотрели в соответствующем разделе.

Вышеописанные индивидуальные характеристики, вли­яющие на процесс принятия рискованных решений, являют­ся относительно постоянными. Существуют и временные ха­рактеристики, определяющие рискованное поведение. Прежде всего, отметим те из них, которые могут приводить к необоснованному риску действия или бездействия. Это ха­рактеристики:

• мотивационно-личностные (временная потеря интере­са к деятельности, ситуативные внутренние конфлик­ты, неудовлетворенность);

• психофизиологические (переутомление, ухудшение состояния здоровья);

• состояний сознания (гипнотические, алкогольно-нар­котические, аффективные);

• невротические (высокий уровень тревожности, стресс, фрустрация, депрессия и др.).

Особо следует остановиться на влиянии на поведение невротических состояний, прежде всего стрессов и фруст­раций, которые являются постоянными спутниками совре­менного человека. Стресс — это состояние повышенного психического напряжения, вызываемое значительными по силе и/или продолжительности внешними и внутренними воздействиями. Комплексы таких воздействий или условий представляют собой напряженные ситуации, одной из раз­новидностей которых являются ситуации риска. Напряжен­ные ситуации, представляя собой единство объективного и субъективного, порождаются не самой по себе величиной объективных воздействий, но обусловливаются особеннос­тями восприятия этих воздействий и их значимостью для субъектов, т. е. являются не только некими сложными усло­виями деятельности и поведения, но и их субъективной оцен­кой как трудных, опасных, критических, рискованных. Для напряженных (рискованных) ситуаций характерны нео­пределенность и трудность нахождения решений, возраста­ние ответственности, ломка привычных представлений и ус­тановок, опасность, недостаток времени на принятие решения, наличие физических, материальных, организационных и других препятствий на пути достижения цели.

Наличие объективных и субъективно представляемых препятствий, блокирующих удовлетворение определенных потребностей вызывает, состояние фрустрации, которое может сопровождаться разочарованием, раздражением, от­чаянием и другими негативными переживаниями. В. Мерлин выделяет пять типов реакций на фрустрацию: досада на себя, злость на других, обесценивание нерешенной задачи (пред­ставление ее как вообще нерешаемой), тревожность («теперь мне не будет покоя из-за этой задачи»), депрессия.

Влияние напряженной ситуации на поведение во многом зависит от индивидуальных особенностей человека, мотивов его поведения, опыта, знаний, навыков, эмоционально-воле­вой устойчивости. В одной и той же ситуации степень стрес­са (фрустрированности) у разных лиц бывает различной. В состоянии стресса нарушаются прежде всего сложные дей­ствия и интеллектуальные процессы, тогда как простые об­ладают относительно большей устойчивостью. Отрицатель­ное влияние стресса выражается в ухудшении понимания, памяти, мышления, в скованности действий, в несоразмерно­сти движений. Затруднение функционирования сознания мешает своевременно предвосхищать и распознавать изме­нения в обстановке, четко и оперативно действовать в соот­ветствии с ней¹.

Существуют и временные характеристики, связанные со стеничеаяши состояниями, например бодростью, подъемом, сопровождающимися повышенной активностью субъектов. Тот же стресс, переживаемый в легкой форме, активизирует психику и ускоряет психические процессы². Однако в этом случае говорить об изменении содержания рискованного поведения, видимо, нельзя, поскольку преобладание стениче-ских состояний в принципе является естественным и нормаль­ным. Другое дело, если эти состояния граничат с эйфорией. Тогда риск становится необдуманным, неоправданным.

Таким образом, на данный момент нельзя однозначно говорить о склонности к риску как о черте личности³. Име­ющиеся результаты научных исследований показывают кор­реляцию рискованного поведения с различными чертами и качествами индивида, его возрастом, стажем работы, наличием полномочий, возможностями к адаптации, рядом времен­ных характеристик.

Обилие, а зачастую и противоречивость взглядов на эту проблему объясняется рядом причин.

Во-первых, как мы видели, рискованное поведение инди­видов может детерминироваться не только психологически­ми, но и непсихологическими факторами.

Во-вторых, рискованное поведение специфично в раз­личных видах деятельности. Ведь ясно, что риск пожарного, врача и политика обусловливается не только их общими, но и особенными (и, вероятно, весьма многочисленными) субъек­тными характеристиками. Более того, отношение к риску в рамках одной и той же деятельности имеет социокультурные особенности, и даже особенности в одной и той же социо­культурной среде¹. Кроме того, в одних случаях наиболее значимым для индивида является сам процесс деятельности, а в других — ее результат, что подразумевает гедонистиче­ские или праксеологические ориентации риска.

В свою очередь эти ориентации представляют собой раз­личные психологические реальности (различные реальнос­ти регуляции поведения). Как показывают исследования, они взаимосвязаны только у молодежи (в студенческом возрас­те) в силу недостаточной структурированности личностной иерархии свойств. У взрослых же людей (преподавателей) обнаруживается независимость отношений к праксеологиче-ски ориентированному и гедонистически ориентированно­му рискам².

И, наконец, в одном из экспериментов коллектива ка­надских ученых исследовалось отношение к риску при удов­летворении потребностей в деньгах, в физическом комфор­те, в социальном престиже, а также в соответствии этическим нормам (справедливости, честности и др.). В результате ока­залось, что при удовлетворении различных потребностей отношение к риску проявляется по-разному³.

В связи с вышеизложенным с практической точки зре­ния представляется целесообразным изучать особенности субъектов риска не вообще, а применительно к конкретным условиям конкретной деятельности (поведения).