Тённис Ф. Общность и общество (2002)

же все его дела и мысли сосредоточиваются на опре­ деленных, простых целях, достижимых с помощью благоразумия, каковыми естественными целями, в частности, можно считать расширение имения или упрочение авторитета, влияния, почета, — такие предметы и радости, которые приятны при всех об­ стоятельствах и для всякого человека, но свою исклю­ чительную ценность и привлекательность приобре­ тают лишь 1) если некогда ими уже удалось насла­ диться и, таким образом, их познать и 2) после того как другие, менее осмысленные и менее разумные пристрастия, которые «не дают покоя» более молодо­ му человеку, все эти проявления изначальной, плещу­ щей через край восприимчивости и желания жить, бороться и играть, так сказать, отбушуют и успокоят­ ся. Так следует понимать то важное изречение, кото­ рое Гете — и в других местах неоднократно испове­ довавший эту точку зрения — выбрал однажды в ка­ честве эпиграфа: «чего желаем себе в молодости, то имеем в изобилии в старости», а именно (так можно пояснить эту идею) — средства и методы достижения счастья. Напротив, действительное наслаждение счастьем и его внутреннее условие есть сама моло­ дость, и то, что некогда принадлежало ей, уже не вер­ нуть никаким искусством.

§ 36. Народ и образованные слои

Но если противоположность полов устойчива и не­ изменна и именно потому лишь в редких случаях об­ наруживается в своем совершенном выражении, то противоположность возрастов, пожалуй, более опре­ деленна, но в то же время крайне текуча, и наблюдать ее можно только в развитии. И тогда как первая коре­ нится в растительной жизни, которая сохраняет на­

232

много большее влияние в женщине, вторая связана главным образом с животной жизнью, каковая хотя и не была обойдена нашим рассмотрением, поскольку она более значительна у мужчины, но совершенно особым образом, как преобладающая, характеризует нисходящую половину обычного жизненного пути в сравнении с восходящей; и в тем большей мере это относится к жизненному пути мужчины. Таким обра­ зом, в первом случае преобладает антиномия настрое­ ния и стремления, а во втором — антиномия нрава и расчета. Третья противоположность, которая будет рассмотрена ниже, развертывается главным образом в ментальной сфере; она затрагивает образ мыслей, знание. Это противоположность между людьми из на­ рода и образованными людьми. Она устойчива, подо­ бно первой, поскольку разграничивает между собой целые классы, но также и текуча, поскольку классы эти можно определить лишь искусственно, поскольку имеют место постоянные переходы из одного в дру­ гой и всегда налицо многочисленные промежуточные ступени. Значение этой противоположности ясно даже для поверхностного наблюдателя, и все же она трудна для понимания в своем концептуальном и ис­ тинном смысле; приходится, однако, сказать, что со­ весть действительно жива только в народе. Это общее для всех благо и общий орган, которым, одна­ ко, каждый отдельный человек владеет по-особому. Будучи зависим от всеобщей воли и духа, от тради­ ционного образа мыслей, он наследуется новорож­ денным в виде задатка, развивается вместе с мышле­ нием в целом и выступает как существенное содержа­ ние памяти в связи с собственными инстинктами и привычками, а потому как утверждение и освящение ощущаемой и растущей любви к ближнему, как чутье к своему собственному добру и злу и вкус в отноше­ нии чужого, причем первое понимается как естест­

233

венное, привычное, одобряемое, а второе — как про­ тивоестественное, диковинное, порицаемое; и потому в целом в кругу людей, на которых изначально только и распространяется его действие, дружелюбие и уч­ тивость понимается как благо, а строптивость, вспыльчивость, озорство — как зло; в частности же, по отношению к старшим, сильнейшим и повелеваю­ щим — послушание и полная покорность их воле и, напротив, непослушание, своеволие, обман. В даль­ нейшем каждое такое чувство усиливается и стимули­ руется примером и поучением, пробуждением страха и надежды, воспитанием почтения и доверия, а также расширяется и оттачивается в применении к более высоким, более всеобщим авторитетам и властям, к высокочтимым и благородным членам общины и к за­ поведям традиции, которую они представляют, нако­ нец — посвящается невидимым, священным богам и демонам. Однако эта свойственная нраву благочести­ вая воля может быть развита или заглушена уже в детстве, может как прогрессировать, так и деградиро­ вать, коль скоро ребенок будет лишен всех этих мно­ гообразных благоприятных условий, тем более, если его задатки были слабы и недостаточны. И чем более совесть оказывается стеснена, тем скорее в жизнен­ ной борьбе она падет жертвой враждебных ей сил и, поскольку субъект произвола склонен видеть в ней комплекс предрассудков, этот комплекс будет разъят им на свои элементы и устранен как препятствие на его пути. Но лишь образованный, сведущий, просве­ щенный человек, — у которого она в меру его благо­ родства, воспитанности и склонности к мышлению достигает и своего наивысшего развития, своего утон­ ченнейшего расцвета, — может также полностью и в корне уничтожить ее в себе, поскольку может, по рассмотрении ее основ, отказаться от веры отцов и своего народа и попытаться заменить ее лучше обос­

234

нованными, научными мнениями о том, что для не­ го, а равно и для любого столь же разумного челове­ ка, позволительно и правильно, а что запреще­ но и ложно; поскольку он решился, поскольку он считает себя в праве строить свои действия не на слепых и неразумных чувствах, а лишь на отчетли­ во познанных основаниях. Именно такой избира­ тельно-волевой, самостоятельный взгляд на жизнь понимается здесь как сознательность. Созна­ тельность есть избирательно-волевая свобода в ее наивысшем выражении.

§ 37. Моральность

Совесть же наиболее простым и глубоким образом проявляется в виде стыда: это отвращение к извест­ ным поступкам и речам, недовольство самим собой, а возможно, также и другими людьми, чьи манеры ощу­ щаются как свои собственные, когда допущено нечто неподобающее. Как неприязнь или отвращение стыд родственен страху, как недовольство или негодова­ ние — вспыльчивости, и в нем всегда смешиваются эти два аффекта, независимо от того, в какой очеред­ ности они проявляются. Но прежде всего, стыд есть вуалирование, сокрытие, утаивание; отвращение к обнаженному, откровенному, известному. И потому он находится в особой связи с половой, супружеской, домашней жизнью, свойствен преимущественно жен­ щинам (в особенности девушкам), детям и юношеству и считается их украшением — и именно в той мере, в какой им приличествует и подобает жить в узком кругу, находиться в зависимости от супруга, отца с матерью или учителя и быть почтительными и скром­ ными по отношению к ним. Тот, кому подобает быть господином, кто появляется на улице или на рынке,

235

выходит в публичную жизнь или в мир, вынужден до некоторой степени преодолевать этот стыд или хотя бы придавать ему какой-то новый облик. Стыд всегда есть способность сущностной воли, которая удержи­ вает, предостерегает от того, к чему нас хотели бы склонить другие побуждения, и действует при этом как признанный властитель, как безусловно значи­ мый авторитет, всегда имеющий, всегда сохраняю­ щий свое право. Нельзя всем показывать, говорить и делать то, что предназначается лишь для некоторых, и терпеть ото всех то, что мы охотно позволяем немно­ гим, с чем мы свыклись и чего даже требуем от них как подобающего. От того, что отвратительно, что во­ обще неприятно по природе, стыд распространяется на запретное как таковое: на то, что действительно ощущается, мыслится и сознается как выходящее за границы собственной свободы, собственного права, как проступок и несправедливость, а потому и на вся­ кое нескромное, неумеренное, несдержанное дейст­ вие или слово. Таким образом, в этом отношении стыд не есть чужая воля, отрицательно реагирующая на посягновение и вмешательство в свою область; а также не только некая воля общности, которая каж­ дому указывает его долю и не может дать или разре­ шить то, что не дозволено никому, уже потому, что она этим не обладает, но в то же время и предохра­ няет каждого от всевозможных проступков, поскольку они идут вразрез с ее определениями. Но, по крайней мере, наряду с этим стыд есть и формообразование собственной сущностной воли, согласное с волей об­ щности и противостоящее другому формообразова­ нию той же самой сущностной воли, или избиратель­ ной воле, устремленной в другом направлении. Стыд здесь есть либо с болью ощущаемое порицание, исхо­ дящее от себя самого или со стороны товарищей, либо страх перед ним, подобный всякому страху от

236

предчувствия боли. Такая боль приводит, однако, к уменьшению собственной силы, порождает ощуще­ ние своего бессилия, незначительности: поэтому тот, кто становится причастен позору, видит себя унижен­ ным, задетым, оскверненным; цельность и красота его духовного тела, его чести уже нарушена: ведь последняя ощущается и мыслится как нечто реальное, так как она есть сама сущностная воля, поскольку эта воля причастна тому благу, в которое верит и которое одобряет та или иная общность, поскольку она тем самым добра и в своем бытии тоже должна прояв­ ляться как добрая. Следовательно, тот, кто делает нечто постыдное, поступает так во вред самому себе. Такова изначальная, но, до тех пор пока человек рас­ сматривается как индивидуум и как всего лишь субъ­ ект своей избирательной воли, также и развитая идея моральности. Такую естественную основу можно также определить следующим образом: никому не хо­ чется дурной славы, она каждого делает в его собст­ венных глазах отвратительным и наихудшим; в самом деле, эмпирическое значение этого слова обнажает ядро тех установлений, с которыми изначально свя­ зывалось и до сих пор связывается чувство стыда. Об­ ращение же, в котором моральные понятия становят­ ся конвенциональными и закосневают, гласит: в об­ щественной жизни, которая полезна тебе и даже необходима для твоих целей, тебе следует ограничи­ вать свою свободу из уважения к свободе других, в частности же, для того чтобы сохранить, а пожалуй даже и расширить свою область, тебе следует способ­ ствовать тому, чтобы их внимание к тебе не иссякало и чтобы они тебя опасались, поскольку в этом выра­ жаются их мнения о твоей силе, а потому также вы­ глядеть морально добрым и благородным, честным и справедливым, раз уж — и до тех пор пока — цен­ ность придается видимости этих качеств. Но только

237

видимости и может придаваться ценность, коль скоро каждое существо наряду с тобой думает о себе самом и — отчасти в общем смысле, отчасти применительно к себе самому — ценит вышеописанные качества ради их всевозможных действий, причем, поскольку одни и те же действия могут быть совершенно поразному мотивированы (сущностной волей или волей избирательной), их действительные причи­ ны оказываются безразличными и лишь в первую оче­ редь имеются в виду привычные или по привы­ чке предпочитаемые. Ибо если на рынке каждый за­ хочет сообразовать свои действия с той максимой, что честность является наилучшей политикой, то, конечно же, будет вполне безразлично, вынашивает ли он в себе действительно честное настроение,

иесли в салоне он станет вести себя учтиво, скромно

иосмотрительно, то этого будет достаточно, ведь только неопытные отказываются принимать бумажные деньги, хотя благодаря конвенции они

ив самом деле получили ценность, равную цен­ ности звонкой монеты.

§ 38. Рынок и салон

Подобно тому как законы рыночного сообщения возводят лишь внешние барьеры для неограниченно­ го по своей природе стремления, так и салон, т.е. кон­ венциональная общительность, сопровождающая само по себе невинное желание заставить с собой считаться, запрещает переходить пределы известной меры. Такая особенность установленных правил дол­ жна стать тем более очевидной в связи с тем, что об­ щественные круги следуют в своем развитии внут­ ренним основаниям и, стало быть, отдаляются от своих общностных истоков, в качестве каковых вы­

238

ступает исторический феномен государева двора. Субъект избирательной воли, который сразу же ста­ новится в них различим, на деле не имеет никаких ка­ честв, но располагает лишь более или менее обшир­ ной наукой в отношении своих целей и того, как пра­ вильно их преследовать. Знание объектов является необходимым условием для стремления к ним, а зна­ ние наличных или достижимых средств — предпо­ сылкой их употребления. Поэтому расширение зна­ ния приумножает влечения, делает их более многооб­ разными, и чем более ясным и надежным становится знание о том, что данное средство поведет к цели, тем легче преодолеть отвращение, сомнения, коль скоро таковые еще возникают. Глупо было бы стыдиться тому, кто знает, что он делает, кто, стало быть, посту­ пает обдуманно и измеряет ценность своих поступков по их успеху, несомненному или вероятному; если он таким образом предвидит, что столкнется с осужде­ нием окружающих, то исследует, насколько большим злом это для него является и не будут ли 1) боль и 2) вред (т.е. боль, которая может настигнуть его в буду­ щем) более чем уравновешены извлекаемыми им вы­ годами. Для такого образа мыслей не существует ни абсолютного зла (кроме абстрактной боли), ни абсо­ лютного блага (кроме абстрактного удовольствия). Но стыд упрям и налагает абсолютный запрет на извест­ ные склонности, подвергает их абсолютному порица­ нию. И поэтому нужно понимать, насколько они не­ приличны для образованного, сознательного челове­ ка. Если же вспомнить о том, что стыд бывает наиболее глубок и силен, когда стыдятся греха и гре­ ховности, и что совесть вообще находит свое мыслен­ ное выражение и свою опору в религиозной вере, то впервые становится понятно, что указанная теперь противоположность распространяется главным обра­ зом на образ мыслей и приобретает будто бы всего

239

лишь теоретическое значение, поскольку несомнен­ но, что из неверия индивидуума еще не следует, что у него отсутствует и совесть. Но разрушение веры как объективной совести зачастую ослабляет силу сопро­ тивления совести субъективной. Срубив дерево, можно еще запнуться об его корни; но голову себе об него уже не расшибешь. Стало быть, вера в той же мере народна, в какой неверие научно и образованно. Если поэтому один поэт и провидец назвал борьбу между верой и неверием собственной темой мировой истории, то содержащаяся в этой мысли истина со­ ставляет также элемент борьбы между народом и об­ разованными слоями. Такое же значение имеет и противоположность женского и мужского полов. Ведь женщины склонны к вере, а мужчины — к неверию. Более того, мы обнаружим эту борьбу и в возрастных отношениях. Ведь благочестие свойственно детям, а также остается внутренне присущим созерцательно­ му, поэтическому природному чувству юноши; напро­ тив, в зрелом возрасте мужчина более склонен к со­ мнению, к самостоятельному и научному мышлению; хотя погруженный в свои раздумья, философствую­ щий старец временами возвращается к детской весе­ лости и самозабвенной доверчивости там, где его серд­ це словно обновляется в общении с внуками. И как старец бывает почитаем среди юношества, так в орга­ нической совместной жизни мужчины пользуются почетом и авторитетом у женщин, а сведущие люди и мудрецы — у народа, коль скоро они не противо­ стоят ему как чужаки. Мудрость отличает старика от юноши, мужчину — от женщины, а народные учите­ ля и ученые, старые и умудренные опытом люди, ходят посреди крестьянской простоты и благочес­ тия. Стало быть, все эти антитезы нужно понимать лишь как возможные противоположности, кото­ рые уравниваются жизнью, но обостряются стрем-

240

лением. Раньше или позже при переходе от общности к обществу неизбежно развертывается трагический конфликт.

§ 39. Отношение к общности и обществу

Ведь из всего этого вытекает, что сущностная воля содержит в себе условия для существования общнос­ ти, избирательная же воля ведет к становлению об­ щества. Поэтому и сфера общностной жизни и тру­ дов преимущественно, и даже с необходимостью, принадлежит женщинам. Естественным местом их дея­ тельности является дом, а не рынок, собственные покои или жилища друзей, а не улица. В деревне до­ мохозяйство крепко и самостоятельно, в городе оно тоже сохраняется и достигает своего великолепия в виде буржуазного домохозяйства; но в крупном горо­ де оно выхолащивается, становится тесным, малозна­ чительным и низводится до понятия простого место­ жительства, каковое за деньги можно получить пов­ сюду и на любой срок, подобно ночлегу в разъездах по миру. Постоянное пребывание на родине в той же мере считается женским делом, в какой, согласно тра­ диционному народному чувству, женщине не прили­ чествует путешествовать. В речи ремесленников когда-то была распространена поговорка: «Не поез­ дивший по свету парень стоит поездившей девицы». «Es ist kein üsgen als guot, ein innebliben wer denn bes­ ser»1, в этом изречении мистик выразил воистину женскую мысль. Вся деятельность женщин направле­ на скорее внутрь, а не вовне. Цель ее — в ней самой, а не в ее завершении. Поэтому предназначение жен­ щины и состоит, по всей видимости, в оказании лич­ ных услуг, каковые полностью завершены в своем

1 Нам выходить нехорошо, остаться дома было б лучше (ср.-нем.).

241

16 Ф. Тённис