Тённис Ф. Общность и общество (2002)

татках доброго и правильного настроения, ведь она должна осуждать злые деяния и планы, направленные против друзей, даже если по природе своей в не мень­ шей мере осуждает также и добрые дела или недоста­ ток надлежащей злобности в отношении врагов. Ибо судят об этом, одобряют сам нрав и совесть именно друзья; коль скоро против врагов для них желанны и достойны похвалы даже враждебные манеры, нрав попросту считается добрым, за исключением тех слу­ чаев, когда он заблуждается и желает друзьям зла, а врагам — блага; и совесть просто добра, если судит в указанном смысле. С такой точки зрения все те (по форме своей) в высшей степени разумные стремле­ ния, посредством которых люди пытаются достичь счастья и добыть потребные для этого средства, в свою очередь, предстают если и не как непосредст­ венно злые, то все же как необузданные страсти (ведь и в языке нашем наиболее благородные из них име­ нуются «болезнями»), которые лежат, по крайней мере, вне сферы добродетели, в каком бы смысле ее ни понимали. Далее, эгоистически-произвольное дея­ ние и поведение вполне можно понимать как враж­ дебное, оскорбительное, поскольку оно насквозь про­ никнуто сознательным притворством: во всех тех слу­ чаях, где оно практикуется с целью внушить другому человеку такое суждение, ложность которого извест­ на субъекту действия. Из несуществующей материи он творит призрачные вещи и помещает их наравне с действительными, чтобы выдать одно за другое; тот же, кто принимает такого рода вещь, полагая, что он что-то получил, поступит соответствующим образом, т.е. (как представляется всего отчетливее) даст что-то взамен; следовательно, это «что-то» оказывается от­ нято, похищено у него с помощью такой уловки. И как эта разновидность произвольного действия отно­ сится к его всеобщему понятию, так обман относится

182

к обмену, плутовство — к продаже. Фальшивый товар или монета, и тем самым вообще ложь и притворство, достигая (в единичном случае или в среднем для мно­ гих) того же самого, что и подлинный товар, честное слово и естественная манера поведения, обладают одинаковой ценностью с ними, если же достигают большего, то — более высокой, если меньшего — то более низкой ценностью. В отношении всеобщей кате­ гории силы и ее возможного применения существую­ щее и несуществующее (или действительное — и под­ ражательное, поддельное, вымышленное) качествен­

но тождественны.

§ 17. «Голова» и «сердце»

То, что проистекает из одного лишь холодного рас­ судка, из «головы», в нашем языке отличается, таким образом, от теплых импульсов, исходящих из «серд­ ца». Противоположность, о которой идет речь, в общем и целом затрагивается, когда чувство, как то, что задает импульс и направление, отличается от рас­ судка, или, если употребить более живое и наглядное выражение: когда «сердце» отличается от «голо­ вы». Прежние теории понимают такое чувство как

замутненное представление, а акт рассудка — как представление ясное и отчетливое, и даже до сего дня не прекращаются попытки вывести первые из вторых как из будто бы простых явлений, принимае­ мых поэтому в качестве изначальных. В действитель­ ности же мышление — сколь бы рациональным и са­ моочевидным оно ни казалось — является наиболее сложной из всех психических функций, и для того чтобы оно развертывалось независимо от импульсов органической жизни, требуются, в частности, долгие упражнения и привычка — даже для взаимосвязного

183

употребления таких простых категорий, как цель и средство. Формулировка и различение этих понятий, а затем и установление соотношения между ними может происходить только при посредстве вербаль­ ных представлений, т.е. мышления в собственном смысле, дискурсивного мышления; так же и образова­ ние той или иной формы избирательной воли, если только оно происходит на обдуманных основаниях, может сказать себе самому: я должен и я хочу. Все животные, а в довольно обширной области также и человек, в своих движениях и проявлениях следуют, скорее, своему «чувству» и «сердцу», т.е. некой пред­ расположенности и готовности, которая в своем рост­ ке содержится уже в индивидуальных задатках и раз­ вивается вместе с ними. Однако, если мыслить ее как принадлежность интеллекта, то, конечно, в изначаль­ ном состоянии, связанном с совокупной конститу­ цией психического бытия, она представляет собой как раз то, что в дальнейшем попадает в зависимость только от мыслящего органа и тем самым приводится в новый порядок, который, правда, более прост, пос­ кольку (если это возможно) составляется из совер­ шенно одинаковых или, по крайней мере (в геометри­ ческом смысле) подобных, а именно им самим создан­ ных, элементов. Поэтому, когда человек вспоминает прошедшее и удерживает в своем мышлении бесчис­ ленные образные ощущения, которые сообразно их внутренней взаимосвязи и в результате воздействия конкретных раздражителей по очереди всплывают в его памяти, вышеупомянутый «приоритет воли» можно в нем распознать лишь по тому, что видна также и зависимость такой деятельности памяти или фантазии от разветвленной системы склонностей и антипатий. В этом нас легко обмануть, поскольку ка­ жется, что все интеллектуальные процессы вызывают только появление определенных чувств, вожделений

184

ит.п. В действительности же здесь все время воспроиз­ водятся процессы дифференциации и связывания данных тенденций и переход из равновесного состоя­ ния в подвижное, причем движение либо притяги­ вается к воспринимаемому или представляемому предмету (или просто некому месту), либо отталкивается от него. Напротив, напряжение и внимание, а потому также и острота чувств, существенным образом обус­ ловлены наличными стимулами и состоянием их воз­ бужденности при той или иной деятельности; то же и в отношении представлений и мыслей: всякое «вдох­ новение» определяется стремлением. Мы часто, легко

иохотно думаем и мечтаем об одном, и редко и не­ охотно — о другом, в зависимости от того, как это связано с нашими желаниями, нашими симпатиями и антипатиями, нашими надеждами и опасениями, ко­ роче — с нашими состояниями удовольствия или боли. То возражение, что мрачные и неприятные представления все же занимают в нашем сознании по меньшей мере столь же обширное пространство, что

иотрадные и приятные, здесь не работает, ибо сами такие представления можно рассматривать как боле­ вые ощущения, и в той мере, в какой они выступают как таковые, организм, или совокупная воля, защи­ щается от них и бьется за свое избавление, что не препятствует тому, чтобы в представлениях содержа­ лись такие их части, которые ощущаются с удоволь­ ствием, и даже такие, в которых поистине «бла­ женствует душа».

§ 18. Чувство долга

Впрочем, законы ассоциации идей, как известно, чрезвычайно многообразны, поскольку возможным сочетаниям и взаимосвязям последних нет числа;

185

между тем слишком малое значение придается как раз тому, что индивидуальная предрасположенность и способность переходить от одного к другому, произ­ водить одно из другого, весьма различна и сплетена с совокупной телесной и духовной конституцией (пос­ кольку из нее происходит), как она сформировалась, пройдя сквозь все переживания и опыт. Ведь, по большому счету, каждый думает о своих собственных делах, и если у него и есть какие мысли, то это заботы или надежды, а также сомнения и соображения отно­ сительно того, что следует делать и как это сде­ лать правильно. Это означает, что средоточие его ментальной деятельности образуют прочие его обы­ денные и непременные занятия и, следовательно, его задачи и долг, его предшествующая, настоящая и предстоящая работа, его труд и его искусство. И па­ мять именно потому можно определить как форму сущностной воли, что она есть чувство долга, или некий голос разума, указывающий на то, чтб в этих трудах является правильным и необходимым; припо­ минание того, что было изучено, познано на опыте, продумано и оберегается теперь как некое со­ кровище, — т.е. собственно практический разум, opinio necessitatis1, категорический императив. В своем совершенном облике она также тождественна тому, что мы понимаем под совестью или гением. Здесь нет ничего таинственного, разве лишь в той мере, в какой органическое воление само по себе темно, иррационально и является причиной са­ мого себя. Ибо эти особые способности суть про­ чные ассоциации (конечно, с одной стороны, приро­ жденные, но упрочившиеся в дальнейшем), и если они переходят в деятельность, то тем самым лишь доказывают стойкость своей тенденции, своего сопа-

1 Представление о необходимом (лат ).

186

tus1. Ведь многие такие «начала» зачастую спорят и соревнуются между собой, и когда мы мыслим о чемлибо подлежащем исполнению, мы уже впадаем в ис­ кушение и ощущаем побуждение сделать это; однако и простого восприятия может быть достаточно для того, чтобы привести нервы и мышцы в состояние возбуждения, и тем скорее, чем сильнее мы в силу расположенности и привычки ощущаем его притяга­ тельное или, наоборот, отталкивающее воздействие; причем в дальнейшем мыслящее понимание предмета может, в свою очередь, вмешаться и придать ему дру­ гой смысл. Всюду, где действует, а тем более господ­ ствует чувство (или мыслимое содержание в качестве чувства), наше поведение, наши действия и речи яв­ ляются лишь особым выражением нашей жизни, наших сил и природы; и лишь постольку, поскольку мы ощущаем и сознаем себя субъектами этих, а имен­ но органических функций нашего роста и старения, лишь постольку (хотя и посредством иных ощущений) мы сознаем себя также и субъектами того нашего дея­ ния, на которое нас подвигает «дух», т.е. некое наше состояние и порыв, вкупе с мыслящим рассмотре­ нием конкретных обстоятельств — того, что они содер­ жат в себе и к чему вызывают, или того, что является правильным безусловно и при всех обстоятельствах: прекрасного, благого и благородного. — Иначе дело обстоит в той мере, в какой деятельность рассудка ос­ вобождается от всякой зависимости и якобы свобод­ но распоряжается своим материалом, разъединяя и соединяя надлежащее. Будучи до сей поры полностью обусловлено делом [Werk] и опираясь на его идею, мышление теперь отрывается от него, возвышается над ним и полагает его завершение и успех в качестве

1 Конатус, напряженное и непрерывное стремление к чемулибо; здесь также: искушение, попытка (лат.).

187

своей цели, само же дело, как если бы оно было отде­ лено и отлично от этого, — в качестве средства и по­ лезной причины, стало быть, не как нечто существен­ ное и необходимое. Ведь многие пути могут вести к одной и той же цели и многие причины — к одному и тому же следствию, и теперь делается попытка отыс­ кать наилучшее средство, т.е. по возможности дефор­ мировать отношение между средством и целью в поль­ зу цели. Поскольку же создается впечатление, что успех действительно обусловливается тем или иным средством — все равно, единственным или наилуч­ шим, — постольку это средство оказывается также необходимой причиной и должно быть применено.

Дополнение (1911). Ассоциация идей анало­ гична ассоциации людей. Мысленные связи, в ко­ торых выражается сущностная воля, соответст­ вуют общности, те же, что характеризуют избира­ тельную волю, соответствуют обществу. Челове­ ческая индивидуальность столь же фиктивна, что и индивидуальное и изолированное бытие цели и пригодного для ее достижения средства. В пер­ вом издании это наблюдение не было выражено четко, но оно вытекает из всего хода мысли, пос­ кольку содержится в нем. Автор иногда пользо­ вался случаем указать на это (например, в статье о чистой социологии, опубликованной в: Annales de l'Institut international. Paris, 1900. T.VI [Анналы международного института. Париж, 1900. T.VI]); в частности, на фундаментальную разницу, со­ стоящую в том, дополняют ли друг друга, взаи­ мосвязаны ли по природе и утверждают ли друг друга идеи цели и средства, или же они — как гоббсовы люди и ведущие от них свое происхож­ дение индивидуумы моего «общества» — по при­ роде враждебны друг другу, исключают и отри-

188

цают друг друга. Без познания и признания этой психологической противоположности невозмож­ но социологическое понимание изложенных здесь понятий. В частности, волевые формы рас­ положенности, привычки и памяти столь же су­ щественны и характерны для общностных сою­ зов, сколь волевые формы осмотрительности, ре­ шения и понятия существенны для союзов общественных. Они-то — и в том, и в другом слу­ чае — как раз и представляют собой связующие узы [Bindungen],

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

ПОЯСНЕНИЕ К ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ

§ 19. Аналогии гештальтов

Как искусственно созданный прибор или машина, предназначенные для определенных целей, относятся к системам органов и к отдельным органам тела жи­ вотного, так волевой агрегат одного вида — гештальт избирательной воли — относится к волевому агрегату другого вида — гештальту сущностной воли. Нам легче будет рассмотреть сопоставляемые феномены на при­ мере таких объектов, которые доступны восприятию, и познание противоположности предложенных пси­ хических понятий может от этого выиграть. Но при­ боры и органы сходны между собою в том, что они содержат и воплощают в себе накопленную работу или силу (энергию), которая в то же время дает опре­ деленность и приращение совокупной энергии того существа, которому они принадлежат, и в том, что они обладают своей особенной силой только в связи с этой совокупной энергией и в зависимости от нее. Между собой они различаются по своему происхож­ дению и по своим свойствам. По происхождению: орган [Organ] возникает сам собой: для этого в ходе той часто повторяющейся и напряженной деятель­ ности — деятельности организма в целом или какоголибо уже имеющегося органа, — которая помимо этого и сама по себе выполняет и должна выполнять

190

вполне завершенную функцию, с большим или мень­ шим совершенством развивается возросшая обособ­ ленная сила. Прибор [Gerät] изготавливается челове­ ческой рукой, которая подчиняет себе вне нее лежа­ щее вещество [Stoff] и придает ему особое единство и форму, сообразно удерживаемому в мыслях пред­ ставлению или идее той цели, которой должна (по воле мастера) и будет (по его мнению и ожиданию) служить эта новая вещь, так что, когда ее изготовле­ ние завершено, она оказывается пригодной к выпол­ нению особых видов работы. — По свойствам: орган наличествует как некое единство только в связи с единством организма и не может быть от него отде­ лен, не утрачивая при этом свойственных ему качеств и сил; поэтому его индивидуальность лишь производна, или Ёторична. Он есть не что иное, как все тело в целом, только особым образом выраженное и разли­ ченное, однако, это тело, а через него и сам орган, есть то уникальное по своей материи [Materie] и по­ тому то единственное realiter индивидуальное или, по крайней мере, постоянно тяготеющее к индивидуаль­ ности, что имеет и может иметь место во всяком опыте. Прибор же по своей материи тождествен лю­ бому другому веществу и представляет собой лишь определенную массу последнего, которую можно свести к фиктивным атомарным единствам и мыслить как составленную из них. Его собственное единство состоит лишь в его форме, и эта форма познается только мышлением, а именно как направление и ука­ зание на некую цель или употребление. Но будучи такой вещью, он может переходить из рук в руки, изпод власти одного человека под власть другого, и может быть применен каждым, кто знает правила его применения. В этом отношении его индивидуальное и обособленное существование совершенно; но он мертв, поскольку не сохраняет и не воспроизводит

191