Глава IV о конкуренции и обычае

§ 1. В условиях господства частной собственности раз­дел продукта обусловлен двумя определяющими фактора­ми: конкуренцией и обычаем. Важно установить величину влияния, оказываемого каждым из этих факторов, и то, каким образом действие одного из них изменяется под влиянием другого.

Политэкономы вообще, а английские в особенности, привыкли придавать почти исключительное значение пер­вому из этих факторов, в малой мере учитывая влияние-другого —• и противоположного — принципа. Они склонны выражаться так, как будто думают, что конкуренция дей­ствительно всегда совершает то, к свершению чего она имеет тенденцию в теории. Отчасти это становится понят­ным, если принять во внимание, что лишь благодаря прин­ципу конкуренции политическая экономия имеет право притязать на научный характер. В той мере, в какой раз­мер ренты, прибыли, заработная плата и цены определя­ются конкуренцией, для них можно установить законы. Предположив, что конкуренция является единственным регуляторам ренты, прибылей, заработной платы и цен, можно сформулировать довольно общие и обладающие научной точностью принципы, в соответствии с которыми: будут регулироваться ранты и т. д. Политэконом справед­ливо считает это своим прямым делом; и от политической экономии, как от абстрактной, или гипотетической, науки, нельзя требовать, чтобы она сделала нечто большее, да на большее она и неспособна. Но предполагать, будто бы конкуренция на самом деле имеет столь неограниченную силу, значило бы придерживаться совершенно преврат­ного представления о действительном ходе человеческих дел. Я не говорю об естественных или искусственных мо­нополиях или о каком-либо вмешательстве власти в сво­бодный ход производства или обмена. Политэкономы все-

394

гда принимают во внимание подобные нарушающие дей­ствие конкуренции причины. Я говорю о тех случаях, в которых действие конкуренции ничем не ограничено, в которых конкуренция не встречает никаких помех гаи в сущности дела, ни в искусственных препятствиях, но в которых результат определяется все-таки не конкурен­цией, а обычаем или привычкой, а конкуренция либо вовсе не имеет места, либо проявляется образом, совершенно отличающимся от того, какой обычно считают для нее естественным.

§ 2. В сущности, принципом, в скольконнибудь значи­тельной степени регулирующим соглашения экономиче­ского характера, конкуренция стала лишь со сравнительно недавнего времени. Чем глубже заглядываем мы в прош­лое, тем более значительно влияние установившихся обы­чаев на все сделки и обязательства. Причина тому оче­видна. Обычай — самый могущественный защитник сла­бых от сильных; единственный их защитник там, где нет законов или правительства, которые способны предоста­вить им защиту. Обычай — это преграда, которую в ка­кой-то мере вынуждена уважать тирания даже тогда, когда люда повержены в состояние крайнего угнетения. Свобода конкуренции •— пустой звук для трудящегося на­селения, живущего в бурном военном обществе; в таком обществе трудящиеся никогда не смогут установить усло­вия своего труда в соответствии с этим принципом; здесь всегда есть господин, кладущий на весы свой меч и пред­писывающий условия по своему желанию. Но хотя вопро­сы и решаются по праву сильнейшего, не в интересах и вообще не в правилах сильнейшего использовать это право до предела, и каждое смягчение этого права имеет тен­денцию превращаться в обычай, а каждый обычай имеет тенденцию превращаться в право. И не конкуренция в какой-либо форме, а возникающие таким образом права определяют при примитивном состоянии общества ту долю продукта, которой пользуются создавшие продукт люди. Более конкретный пример — отношения между землевла­дельцем и земледельцем, и платежи земледельца земле­владельцу определяются на всех стадиях общественного развития, кроме самой новейшей, обычаем страны. До

395

недавних времен условия пользования землей никогда не были (как общее правило) делом конкуренции. Широк» распространено было мнение о том, что временный вла­делец земли 'имеет право сохранять свое владение, пока выполняет установленные обычаем требования, становясь, таким образом, в известном смысле совладельцем этой земли. Даже там, где такой владелец не приобрел права постоянной аренды, условия пользования землей зачастую были твердо установленными и неизмен­ными.

Например, в Индии и других азиатских обществах со сходным устройством райоты, или поселяне-фермеры, не считаются арендаторами, не имеющими подписанного до­говора с землевладельцем, или даже арендаторами, поль­зующимися землей в течение определенного срока в соот­ветствии с таким договором. Действительно, в большин­стве деревень есть некоторое число райотош, находящихся в таком непрочном положении, но это люди, поселившие­ся в этих деревнях в известный, сравнительно недавний период, или же их потомки; за теми, кого считают потом­ками или представителями первопоселенцев, и даже за многими простыми арендаторами, исстари занимающими свои наделы, признано право сохранять свои земли до тех пор, пока они выплачивают установленную обычаем ренту. Правда, в большинстве случаев отсутствует ясность в вопросе о том, как велика эта рента и какой она должна быть: узурпация, тирания и иноземное господство в значительной мере уничтожили касающиеся этого сви­детельства. Ню когда старое и чисто индусское княжество подпадает под власть британского правительства или под управление его чиновников и начинается подробное изу­чение системы доходов этого княжества, обычно обнару­живают, что, хотя требования главного землевладельца — государства — разбухли вследствие фискальной алчности так, что все пределы этим требованиям практически исчезли из виду, все же для каждого нового увеличения чрезмерных поборов считалось необходимым придумывать особое название и особый предлог, поэтому государства требовало иной раз в дополнение к номинальной ренте еще 30 или 40 различных иных платежей. Не вызывает сомнений, что к такому окольному способу увеличения платежей не прибегали бы, если бы землевладелец имел признанное право увеличивать ренту. Употребление этого-

396

способа служит доказательством тому, что некогда сущест­вовало эффективное ограничение платежей и настоящая обычная рента и что подразумеваемое право райота на пользование землей, пока он в соответствии с обычаем платит ренту, некогда в прошлом было реальным, а не формальным *. Британское правительство Индии всегда упрощает порядок держания земли, консолидируя различ­ные повинности крестьян в одну подать и тем самым пре­вращая ренту как формально, так и фактически в произ­вольный предмет или по меньшей мере вопрос, подлежа­щий конкретному соглашению, но оно строжайшим образом уважает право райота на землю, хотя до реформ, осуществленных нынешним поколением (реформ, даже теперь лишь частично исполненаых), оно редко оставляло райоту больше того, что едва составляло необходимое для поддержания жизни пропитание '.

В Европе нового времени земледельцы постепенно вы­шли из состояния личного рабства. Завоевавшие Запад­ную империю варвары нашли, что легчайший способ уп­равления завоеванным — оставить земли в руках их преж­них жителей, а легчайший способ избавиться от столь противного труда, как надзор эа толпами рабов, — разре­шить рабам некоторую свободу действий под обязатель­ство снабжать господина провизией и работать на него. Обычным для достижения этой цели способом было пре­доставление крепостному в его исключительное пользова­ние такого количества земли, какое считалось достаточ­ным для его пропитания, и принуждение его к труду на землях господина, когда в том была потребность. Посте­пенно эти неопределенные обязанности были трансформи­рованы в одну определенную повинность — предоставлять твердо установленное количество продуктов или труда; и поскольку со временем господа стали склонны употреб­лять свои доходы скорее на покупку предметов роскоши,

* Своды древнеиндусских законов упоминают в качестве долж-i ренты иногда Ve, иногда '/4 продукта; но нет доказательств тому, что в какой-либо период истории действительно на практи­ке руководствовались изложенными в этих сборниках правилами. [Так начиная с 6-го издания (1865 г.). Первоначальный 1848 г.) текст был таков: «...хотя оно редко оставляет ему намно­го больше того, что едва составляет необходимое для жизни про­питание».]

нежели на содержание свиты, натуральные платежи были заменены платежами денежными. Каждая уступка, кото­рую господин поначалу делал добровольно и мог отменить по своей прихоти, постепенно приобретала силу обычая и в конце концов получала признание судов, которые обес­печивали ее проведение в жизнь как закона. Именно таким образом сервы постепенно возвысились до положения лич­но свободных арендаторов, державших свои земли в веч­ном пользовании на строго определенных условиях. По­следние иногда были очень тяжкими, и народ пребывал в весьма бедственном положении. Но его повинности определялись обычаем или законом страны, а не конку­ренцией.

Там, где земледельцы никогда не были, строго говоря, лично зависимыми от господ, или после того, как их лич­ная зависимость от господ прекратилась, насущные по­требности бедного и малоразвитого общества породили другую систему, которую в некоторых, даже весьма пере­довых частях Европы находят достаточно выгодной, что­бы сохранять ее и по сегодняшний день. Я говорю о систе­ме половничества, испольщине. При этой системе земля разделена на мелкие хозяйства, принадлежащие отдельным семьям, причем землевладелец обычно предоставляет ин­вентарь, считающийся необходимым с точки зрения су­ществующей в стране сельскохозяйственной системы, и получает вместо ренты и прибыли определенную часть продукта. Эта часть, обычно выплачиваемая натурой, со­ставляет, как правило (и как предполагают слова metayer, mezzaiuolo и medietarius), половину продукта. Существуют, впрочем, места, такие, как Неаполитанская провинция с ее богатыми вулканическими почвами, где землевладелец берет себе две трети продукта, и все-таки земледелец бла­годаря превосходному сельскому хозяйству умудряется прожить. Но составляет ли доля землевладельца две трети или половину продукта — это твердо установленная доля, неизменная для всех ферм и всех арендаторов. Обычай страны является универсальным правилом, и никто не по­мышляет повышать или понижать ренту или сдавать зем­лю в аренду на иных, нежели обычные, условиях. Как регулятор ренты конкуренция не существует.