30. Шмаринов к «Войне и миру»

Родился 4 апреля 1933 года в Москве, в семье художника. Отец – Шмаринов Дементий Алексеевич (1907–1999), выдающийся советский, российский художник-график. Свою творческую жизнь посвятил иллюстрации произведений великих писателей Пушкина, Шекспира, Гоголя, Некрасова, Хэмингуэя и многих других. Его иллюстрации к «Преступлению и наказанию» Ф.М. Достоевского и «Войне и миру» Л.Н. Толстого по праву признаны классикой книжной иллюстрации. Мать – Шмаринова Галина Борисовна (1911–2005). Супруга – Шмаринова Карина Николаевна (1937 г. рожд.), актриса. Сыновья: Шмаринов Алексей Алексеевич (1956 г. рожд.), актер Театра имени Моссовета; Шмаринов Сергей Алексеевич, художник. Внучка – Шмаринова Дарья Алексеевна, окончила МГУ. Внук – Шмаринов Иван, учится в школе, поет в детском хоре «Гранд-опера» в Париже.

Творческую деятельность художник начал в 1955 году. Его живописные картины, показанные на нескольких больших тематических выставках того времени, сразу были отмечены и зрителями, и художественной общественностью. Впоследствии основное внимание А.Д. Шмаринов уделяет графическому искусству – станковому и книжной иллюстрации. Он мастерски владеет различными графическими техниками – акварелью, литографией, линогравюрой, офортом и др.

Главной темой его творчества является родная русская земля, ее неповторимая красота и очарование, ее героическая и многострадальная история.

Читатель берет в руки "Войну и мир" Л. Толстого или "Преступление и наказание" Ф. Достоевского, и много дней, пока длится чтение, его сознание чудесным образом двоится, он живет словно в двух измерениях: сквозь действительную жизнь проступает жизнь книги, порой почти заслоняя действительность.

У одних читателей это чувство реальности литературной жизни возникает сильнее, у других слабее. Дементию Шмаринову оно присуще в самой сильной степени. Это чувство пронизывает его иллюстрации, им определяется путь художника, его творческий метод.

Трудно найти человека и художника с более точным, трезвым и четким умом, нежели Шмаринов. Ясная логика, обдуманность, доскональное знание материала сопутствуют каждой его работе. В трактовке литературного произведения чувствуется эрудированный литературовед и историк; не случайно о многих созданных им образах - Печорина или старухи-процентщицы, Петра I или некрасовской девушки у плетня - говорят, как о примерах объективного истолкования литературы, словно о научном исследовании.

Образы требуют зрительного воплощения: перед иллюстратором встает задача найти изобразительные средства, способные передать, донести до читателя его видение. Вот тогда-то, в процессе воплощения, и включаются в работу свойственные Шмаринову точность знания, логичность мышления. "Воплощение" начинается для него с внимательнейшего изучения и самого романа, и всего, что стоит за ним, - эпохи и среды, стиля и духа времени.

Иллюстрации к монументальной эпопее "Война и мир" Л. Толстого не имеют себе равных по охвату исторических событий и народных судеб. 7 лет работал Д. Шмаринов над иллюстрациями "Войны и мира" и был удостоен за этот труд Ленинской премии.

а, в полной мере иллюстративна "Наташа после смерти князя Андрея" (1953), как и "Печорин перед дуэлью", "привязанная" к конкретному тексту литературного произведения. И снова, как и в "Печорине" и в "Старухе-процентщице", верность гениальному созданию писателя меньше всего определяется этой буквальной точностью.

Только глубокое личное "сопереживание", не боящееся разбередить в душе воспоминания о собственных утратах, острая память художника, сохранившая зрительное представление о близком, горячо любимом человеке, в минуту отчаяния могли подсказать Шмаринову и эту абсолютную, мертвую застылость всей фигуры, и бессмысленный механический жест рук, и отсутствие всякого выражения на лице, более страшное, чем слезы, чем гримаса горя. Лишь ход внутренних ассоциаций мог привести к этому сходству Наташи с умирающей птицей, у которой изломанное тело уже неподвижно и жизнь трепещет только в вытянутой шее и невидящих глазах. Только непроизвольная интуиция способна была создать этот контраст между тяжеловесным равнодушным спокойствием старинной дедовской мебели, фамильного портрета XVIII века, переживших не одно поколение, и напряжением живого человеческого горя, не подвластного никакому времени. Но вот что характерно: между эмоциональным интуитивным чувством и рационалистически точной "верностью" у Шмаринова нет никакого противоречия. Они тесно связаны между собой, питают друг друга, не существуют в отрыве одно от другого. По крупинкам собирая малейшие авторские указания, относящиеся к герою, его внешности, манере поведения, разыскивая портреты исторических лиц, возможных прототипов литературных персонажей, проверяя по натуре каждый жест, изучая все, что только можно изучить, Шмаринов не просто собирает материал - он, подобно талантливому артисту, вживается в образ героя, переживает движения его внутренней жизни, "влезает в его кожу" и начинает воспринимать мир его глазами, чувствовать его чувствами. Образ материализуется, обрастает плотью, приобретает конкретность. И в какой-то счастливый миг все, что было накоплено кропотливым долгим трудом, свободно переплавляется, сама душа художника творит легко и раскрепощенно, воплощая на листе бумаги то, что жило в ней и представлялось внутренним взором.