«Финансы» империи. Циркулирование предметов роскоши

Мы не случайно сравнили некоторые виды ремес­ленных изделий с валютой. Отсутствие у инков рынка и денег не мешает ученым говорить о «финансах импе­рии», подразумевая под этим способность инкского госу­дарства сводить баланс своих доходов и расходов.⁴⁷

Расходы Тауантинсуйю были двух категорий. Вре­менно мобилизованным в трудовые команды, так же как и полностью выпавшим из общинной структуры и не способным обеспечить себя работникам нужно было пре­доставлять пищу, одежду и кров; армия нуждалась в обмундировании и стандартном вооружении. Соответ­ственно государство должно было создавать запасы и, если надо, обеспечивать дополнительное общественное производство предметов первой необходимости и продо­вольствия. Другая категория расходов была вызвана по­требностью оплачивать деятельность административного аппарата, лояльность столичной и местной знати. Здесь требовалось уже не только продовольствие в избытке, но прежде всего предметы роскоши и престижа. Престиж­ные и жизнеобеспечивающие продукты циркулировали в имперском обществе на разных уровнях и по разным каналам. Обмен предметов роскоши на продовольствие и переход их тем самым в руки представителей низших общественных слоев не допускался. Есть данные, будто на побережье Перу прежде существовала иная практика, запрещенная инками после завоевания данных террито­рий.⁴⁸ Это может быть верно лишь в отношении цен­трального и южного побережья, так как социально-хо­зяйственная система Чимор вряд ли существенно отли­чалась от инкской.

Особой формой потребления престижных ценностей было их обрядовое уничтожение. При совершении по­добных ритуалов преследуются примерно те же цели, что и при строительстве не имеющих утилитарного назначения монументальных объектов, однако такая практика в основном характерна для обществ с не­достаточным опытом централизованного управления. Классическим примером служит здесь институт потлача у индейцев северо-западного побережья Северной Аме­рики, когда высшего положения в иерархии достигал тот из вождей, который оказывался в состоянии ра­здарить или уничтожить больше накопленного имуще­ства, нежели остальные. В эпоху инков подобные ар­хаические обычаи сохранялись в Перу, по-видимому, лишь там, где опирались на особенно древнюю, глубоко укоренившуюся традицию. Как отмечалось в преды­дущей главе, едва ли не раньше всего престижный характер приобрели в Центральных Андах орнаменти­рованные ткани. В Тауантинсуйю во время жертво­приношений сжигалась материя кумби. Следы подоб­ного гигантского жертвенного кострища, по-видимому, обнаружены и в Чан-Чане.⁴⁹

Потребность в престижных ценностях для удов­летворения запросов знати лишь в небольшой сте­пени покрывалась в Андах за счет импорта редко­стей. Наиболее заметным исключением из данного правила были многократно упоминавшиеся крупные тропические раковины, которые использовались в ри­туалах, связанных с культом плодородия и воды. Уже на изображениях культуры мочика середины I тыс. н. э. показано, как лам с грузом подобных раковин ведут к монументальному строению, в ко­тором находится некое высокопоставленное лицо. При инках, как говорилось, доставкой раковин из Эква­дора занималась преимущественно корпорация торго­вцев долины Чинча на южном побережье Перу. Некоторое количество импорта (твердая древесина пе­рсиковой пальмы, ряд наркотических веществ, мед, перья тропических птиц) поступало, возможно, с восточной границы, но соответствующее сырье или исходные продукты добывались и в районах, которые инки держали под своим прямым контролем.

Основная масса престижных изделий изготовлялась древнеперуанскими ремесленниками внутри страны. Это были сосуды и украшения из драгоценных металлов, высококачественная керамическая посуда, ткань кумби, парадная утварь и т. п. Подобная самодостаточность экономики была в определенном смысле выгодна госуда­рству, в силу этого не зависящему от разного рода слу­чайностей на дальних торговых путях. Вспомним для сравнения, как в древней Месопотамии стабильность по­литической жизни легко было подорвать, перекрыв по­ступление бадахшанского лазурита или малоазийских металлов. У инков же богатства и редкости, а следова­тельно, и экономические рычаги власти автоматически оказывались в руках тех, кто занимал высокие админи­стративные должности. Такая система оправдывала себя до тех пор, пока сохраняла прочность, пока власть в обществе не оспаривалась какой-либо оппозиционной си­лой, пока не ставились под сомнение идеологические основы существующей государственности, общепризнан­ность, легитимность правящего режима. Однако в случае кризиса власти или сложившейся экономической систе­мы здание империи могло легко рухнуть, так как почти не имело внешних опор. Преднамеренная излишняя замкнутость есть, конечно, органический порок всех им­перий, но инкская «сверхдержава» — совершенно изоли­рованная от других цивилизованных обществ (плавания эквадорских торговцев в Мезоамерику практически не в счет) — оказывалась в данном отношении особенно уяз­вимой.

В первые десятилетия после образования инкской империи функционирование ее социально-хозяйственно­го организма в большей мере, вероятно, зависело от правильного распределения престижных ценностей, чем от обеспечения непосредственных производителей всем тем, что было важно для них. Если бывшие прежде независимыми курака оказывались удовлетворены своим новым положением, они сами эффективно организовы­вали изъятие в пользу Куско необходимой продукции, используя традиционные, апробированные и привычные, рычаги власти и не забывая при этом о собственных интересах. Такая «престижная экономика» характерна для сложных вождеств и первичных территориальных царств. Однако по мере укрепления государственного ап­парата и увеличения имперских расходов внимание це­нтра должно было все больше переключаться на распре­деление, а затем и на расширенное производство проду­ктов первой необходимости.