Государственный и корпоративный секторы

Даже если крестьяне трудились в пользу госу­дарства большую часть своего времени, они не были работниками государственного хозяйства, сохраняя из­вестную правовую и экономическую независимость. Мобилизация общинников проходила в порядке оче­редности, сама мита являлась традиционным инсти­тутом, известным уже создателям первых перуано-боливийских цивилизаций. Постепенно, однако, все больше людей полностью исключалось из общинного сектора и, теряя самостоятельность, переходило в другие, прежде всего в государственный. Инка об­ладал правом передавать под прямое управление Ку­ско любые группы общинников, но нет ни одного указания на случаи обратного превращения в общин­ников «государственных людей». К началу конкисты не менее пятой части населения империи уже ут­ратило статус «свободных» общинников.

Государственный сектор охватывал почти все виды хозяйственной деятельности: земледелие, скотоводство, ремесло, управление. Рост производства на общеим­перском уровне шел преимущественно через расши­рение именно государственного хозяйства. В частно­сти, администрация Куско руководила освоением це­линных и залежных земель и распространением скотоводства на новые территории. Все, кто был вы­нужден принять участие в подобных программах, те­ряли прежнюю свободу действий и превращались в зависимых работников. Обычно это выражалось в по­лучении от государства части произведенной продук­ции (например, шерсти) в качестве благодеяния, за которое предстояло расплачиваться дальнейшим тру­дом.

Рядом с государственным сектором все явственнее выделялся еще один, который было бы соблазнительно назвать частным, если бы в инкском обществе вообще существовал институт частной собственности как тако­вой. В действительности речь всегда может идти только о правах и имуществе определенных родовых групп, так что правильнее именовать подобную собственность корпоративной.

Корпоративный сектор пополнялся за счет работни­ков и земель, переданных государством во владение от­дельным представителям провинциальной знати в награ­ду за те или иные услуги с их стороны. Подобное вла­дение не накладывало на кураку каких-то особых ответных обязательств по отношению к центральной власти, за исключением, разумеется, обязательства и дальше сохранять верность Инке. Во многих случаях Инка, по-видимому, лишь подтверждал традиционные права курака, которыми они обладали и раньше. В то же время курака не пользовался своими землями и работниками вполне единолично, выступая скорее от имени целой группы знатных лиц, связанных с ним родством. Об имущественных взаимоотношениях внут­ри таких родственных групп известно мало, хотя даль­нейшее изучение архивных документов наверняка помо­жет здесь многое выяснить. Пока невозможно сказать и то, насколько велики были владения знати. Во всяком случае даже представители низшего слоя курака обла­дали втрое и вчетверо большим количеством земли и скота, чем приходилось на долю рядового домохозяйства. Об этом известно по документам 1591 г. из провинции Кольягуа на юге Перу, где имущественное расслоение в то время, по-видимому, оставалось примерно на том же уровне, что и до прихода испанцев. Можно полагать, что при инках расширение корпоративного сектора шло прежде всего за счет роста владений высшей знати, осо­бенно столичной.

Процесс этот развивался по мере экспансии инкского государства и определялся принятым у инков порядком престолонаследия. Как и в целом ряде других обществ, высокое положение в иерархии было связано в Андах с возможностью иметь большое количество жен и налож­ниц. Соответственно Великий Инка (Сапа Инка) остав­лял после себя многочисленное потомство. Верховную власть принимал один из сыновей. Выбор престолона­следника в принципе зависел от воли отца, хотя на практике на него оказывало влияние соотношение сил между боровшимися за власть группировками. Счита­ется, например, что Тупак Юпанки добился престола благодаря поддержке жрецов с побережья и против воли Пачакути.²⁰ Новый правитель наследовал, однако, лишь трон, тогда как имущество отца передавалось осталь­ным детям и женам, имевшим в свою очередь много­численных родственников. Они образовывали объедине­ние, называвшееся паника. Панака должна была за­ботиться о мумии умершего Инки, но фактически организовывала выделившееся из государственного сек­тора корпоративное хозяйство. Новый Инка, помня о своих наследниках, старался обеспечить их землей и имуществом, которые в будущем принадлежали бы ос­нованной им панаке, а не государству. Собственность панак находилась вне общего реестра, составленного для четырех суйю, и соответствующие работники не включались в переписи.

Новые панаки возникали и в ранний период инкской истории, но как их размеры, так и запросы их членов были в то время невелики. Земли для них изыскивали неподалеку от города, обрабатывали их сами же инки. С созданием империи масштабы всех процессов неизме­римо выросли.

Вполне вероятно, что институт панак получил столь большое развитие потому, что на Пачакути, заложивше­го основы имперской системы, оказал влияние пример царства Чимор. Первые правители столицы Чимор Чан-Чана, основанной в IX—X веках н. э., владели лишь долиной реки Моче, севернее устья которой находился город. Из археологических данных и генеалогических преданий следует, что на протяжении нескольких поко­лений цари Чимор пользовались одной и той же рези­денцией. После же того как началось возвышение госу­дарства, каждый новый правитель стал строить собствен­ную резиденцию рядом с предыдущей, а старая превращалась в место захоронения умершего властелина и, видимо, в его заупокойный храм. За остававшимися обитателями старой резиденции, скорее всего, сохраня­лись работники и особые приписанные к соответствую­щему хозяйству земли недалеко от Чан-Чана.

В перспективе институт панак создавал ощутимую угрозу для централизованной государственной организа­ции. Хотя в общеперуанском масштабе значение этой формы собственности оставалось, по-видимому, невели­ко, в столичном районе — стратегически наиболее важ­ном — государство постепенно утрачивало прямой кон­троль над земельными ресурсами.