Теоретические основы исследования причинного комплекса преступности - Агаев Г.А., Сафин Ф.Ю

Концепция семьи как решающего фактора преступности также относится к числу теорий, которые пытаются объяснить преступность особенностями малых групп. Однако она занимает среди них несколько своеобразное место, поскольку ограничивает рассмотрение только одной семьей как решающим фактором преступности. Эта концепция вряд ли может рассматриваться как хотя бы относительно самостоятельная теория, поскольку выводы ее сторонников базируются на различных исходных посылках. Эмпирический материал, в той или иной мере устанавливающий связь между показателями “неблагополучия” семьи и правонарушениями подростков, полученный исследователями, также может быть интерпретирован различным образом. По мнению одних американских криминологов, преступность несовершеннолетних порождается “изменчивым аспектом” американской семьи, т. е. существенными трансформациями семейных ролей матери, отца, детей. По мнению других, – семья порождает преступность несовершеннолетних, когда родители “отягощены серьезными физическими недостатками, умственной отсталостью, эмоциональными расстройствами, пьянством и преступностью”. Третьи связывают преступность несовершеннолетних с возрастающим процессом распада семей, нездоровым психологическим климатом в семье и т. д.50

В силу расплывчатости исходных положений сторонники концепции семьи как главного фактора преступности могут примыкать и к психобиологическому направлению (преступление обусловлено “дурной наследственностью”), и к социаль- но-психологическому (преступление обусловлено отрицательным воздействием ближайшего окружения индивида), и к социологическому (негативные процессы, протекающие в семье и обусловливающие совершение ее членом преступления, имеют своим источником дефекты социальной структуры всего общества).

“Экологическая” концепция включается в разбираемый круг теорий потому, что в ней речь идет о территориальных общностях людей как разновидности их объединения в первичные группы. Существо данной теории заключается в том, что гео-

50 См. обзор трех теорий в книге: Решетников Ф. М. Óêàç. ñî÷. Ñ. 111; Óýñò Ä. Кто становится делинквентом // Буржуазная криминология о причинах преступности. М., 1976. С. 192–213.

31

графически преступность распределяется неравномерно. Так, по данным исследований, проведенных представителями так называемой чикагской школы в криминологии, существуют районы, которые в течение длительного времени отличаются высоким уровнем преступности, несмотря на изменения в составе населения.51

Отражая тот бесспорный факт, что преступность концентрируется там, где наиболее остро проявляются пороки социальной системы капитализма (трущобы больших городов, негритянское гетто и т. д.), эта теория пыталась дать иное истолкование наблюдаемым явлениям. Основой существования “преступных” районов ее сторонники считают определенные зависимости географического характера. По мнению Берджесса, например, преступность концентрируется вблизи центра города, и постепенно уменьшается по мере удаления от него, а по мнению Хойта, преступность сосредоточивается по секторам или радиально вдоль главных артерий города.52

Существует и ряд других теорий, которые концентрируют свое внимание на том или ином факторе микросреды (школа, “округа”, ближайшая среда, неформальные группы несовершеннолетних и т. д.), объявляя его основной причиной преступности. Независимо от конкретного содержания теорий микросоциологического или “группового” уровня, им всем присущ один общий методологический недостаток: игнорирование или во всяком случае недооценка природы социального явления. Пытаясь отыскать причины преступности на уровне “группы”, сторонники указанных концепций тем самым видят в ней не результат социальных процессов, отражающих сущность общественных отношений современного мира, а проявление “локальных” конфликтов, порождаемых частными, второстепенными дефектами общества.

Отсутствие широкой научной базы у рассматриваемой группы теорий выражается и в том, что результаты эмпирических исследований, проведенных на их основе, либо противоречат одно другому, либо оказываются несопоставимыми в силу коренного различия методик.

Тем не менее эти теории занимают иное место в современной западной криминологии и имеют иную связь с практикой

51Ñì.: Ôîêñ Â. Óêàç. ñî÷. Ñ. 89.

52Подробнее см.: Решетников Ф. М. Óêàç. ñî÷. Ñ. 63–69.

32

борьбы с преступностью, чем теории, отыскивающие причину в личности самого преступника.

Это различие заключается прежде всего в том, что по своей природе теории “группового” уровня так или иначе были связаны с эмпирическим изучением социальной микросреды преступника, выявляли ту или иную специфику и тем самым вольно или невольно подводили к вопросу о том, какие факторы формируют эту микросреду, обусловливая ее криминогенность; в чем причина существования негативных процессов, действующих на уровне “группы”.

Половинчатость микросоциологических теорий, их логи- ческая незавершенность, привели к тому, что большинство из них либо разделило судьбу теорий “индивидуального” уровня, либо (и в этом их отличие) стало компонентом, а иногда и основой теорий “социального”, макросоциологи- ческого уровня.

Повышенная “выживаемость” микросоциологических теорий причин преступности обусловливается также тем, что их выводы в определенной мере создавали иллюзию возможности осуществлять профилактические мероприятия на научной основе. Многочисленные программы “контроля” за преступностью, как оставшиеся на бумаге, так и в той или иной мере реализованные, свидетельствуют о их непосредственной связи с перечисленными теориями. Так, основная цель одних программ – улучшение семейного и школьного воспитания, других – организация досуга подростков, с тем чтобы сузить сферу вредных влияний и т. д.

Хотя практические результаты осуществления такого рода программ не представляются сколько-нибудь существенными, поскольку темпы роста преступности становятся с каждым годом выше, они играют определенную политическую роль, демонстрируя озабоченность “власть имущих” состоянием преступности и их готовностью принять позитивные меры особенно в периоды предвыборных кампаний.

Теории, объясняющие преступность как результат социальных процессов, существующих в обществе (макросоциологический подход), получили неодинаковое распространение в различных странах. Хотя у них есть сторонники и в Европе, указанные социологические теории причин преступности наиболее важную роль играют в американской криминологии. Последнее объясняется, на наш взгляд, двумя основными причинами.

33

Во-первых, как справедливо отмечалось Ф. М. Решетниковым, американская криминология настолько тесно связана с социологией, что все ее основные концепции “либо имеют своим источником ту или иную социологическую концепцию, либо, наоборот, возникнув в криминологии, затем отражаются в теориях американских социологов”. 53 По существу, отсутствует какое-либо различие между криминологией и социологией преступности.

Во-вторых, применение социологического подхода к проблеме преступности обусловливается стремлением использовать возможности науки для сглаживания обостряющихся социальных конфликтов, для поиска средств управления социальными процессами, которые угрожают стабильности общественного строя на Западе. Прежние рассуждения о “вечности” преступности достаточно удобны, чтобы “снять” ответственность правительства за глобальный рост преступности; сохраняются до сих пор, но расцениваются в современной обстановке как явно недостаточные. Тревога американцев по поводу роста преступности приняла такие масштабы, что она превратилась в весьма реальный фактор политической жизни. “Страх стал частью жизни миллионов американцев”, – констатируют многочисленные опросы общественного мнения в США и Канаде.54 Спекулируя на страхе людей стать жертвой преступления, лидеры различных партий пытаются заполучить их голоса взамен обещания обуздать преступность.

Группировка, находящаяся у власти, также стремится доказать свою способность справиться с кризисной ситуацией. Необходимость успокоить общественное мнение объясняется еще и тем, что преступность порождает не только тревогу, но и недовольство, которое в свою очередь вызывает “кризис доверия” к властям.55 А это явление более опасное для полити- ческой элиты, чем сама преступность. Поэтому понятны те надежды и тот интерес, которые вызывают у различных уче- ных и государственных деятелей стран Запада попытки социологического объяснения причин преступности и выработки действенных мер борьбы с нею.

53Решетников Ф. М. Óêàç. ñî÷. Ñ. 18.

54См.: Изучение общественного мнения США. М., 1984. С. 116.

55Подробнее см.: США: преступность и политика; США: проблемы внутренней политики. М., 1971.

34

“Престижность” социологической теории о причинах преступности в американской криминологии в значительной мере объясняется тем, что социологический подход трактуется как единственно научный, несмотря на плюрализм исходных социологических концепций.

Американские социологи подразделяют все возможные (а не одни только научные) подходы к социальным проблемам на несколько видов: религиозный, юридический, журналистский, художественный и социологический.

Недостатки первых двух подходов заключаются в том, что один из них (религиозный) трансформирует реальные социальные проблемы в “трансцедентальные”, т. е. потусторонние,

àдругой (юридический) – создает свою собственную, оторванную от объективной основы “правовую реальность”, под которую “подгоняет” реальную жизнь.

Оба эти подхода одинаково беспомощны перед лицом такой социальной проблемы, как преступность. Религия видит в преступности проявление “греховного” начала, неизбежно свойственного природе человека, которое невозможно ни изменить, ни уничтожить. Право интересуется преступлением лишь постольку, поскольку оно приводит в действие “механизм действия закона” и порождает у преступников обязанность претерпеть наказание за содеянное.

Третий подход – журналистский – оценивается американскими социологами более высоко. Его достоинство заключается в том, что он способен привлечь внимание общественного мнения к определенной социальной проблеме, создать необходимый “эмоциональный настрой” и т. д.

Недостаток журналистского подхода в том, что он прежде всего оценивает то или иное явление с этических позиций (“хорошо”, “плохо”), а не дает ему научного объяснения.

Художественный подход (литература и другие виды искусства) к социальным проблемам также обладает важными достоинствами. Подлинное произведение искусства способно с такой глубиной и яркостью отобразить определенное социальное явление, что это дает для его научного анализа не менее богатый материал, чем подлинно научное исследование.

Èтем не менее художественный подход страдает той же слабостью, что и журналистский. Его цель – осудить “зло”,

àне отыскать пути его преодоления. В противовес этим подходам социологический подход стремится, по утверждению

35

криминологов, изучать социальные явления столь же строго научно, как это имеет место в иных областях знаний.

Главная цель социологического подхода, как ее формулирует американский социолог Роберт Мертон, заключается в том, чтобы “вскрыть причины любой проблемы, отыскать их определяющий контакт и их связи (отношения) с другими сферами социального поведения”.56 Социологический подход требует, чтобы человек в любом случае рассматривался в связи с проблемами социальной структуры, “социального взаимодействия”, социальных изменений.

Социологические теории в ряде случаев развились из теорий “группового” уровня. Поэтому они нередко представляют собой механический перенос тех или иных процессов, свойственных малым группам, на общество в целом. Именно в этом прежде всего проявляются методологические пороки буржуазных социологических (в том числе и криминологи- ческих) концепций, которые игнорируют или искажают закономерности функционирования общества как единой целостности. Именно поэтому переход от микро- к макросоциологическому подходу не приблизил авторов различных концепций к познанию сущности социальных процессов, порождающих преступность.

Проиллюстрируем это положение лишь на одном примере. Упоминавшаяся выше теория дифференциальных ассоциаций, возникнув на социально-психологическом уровне, в течение последних двух десятилетий трансформировалась в теорию макросоциологического уровня, которая получила название “дифференциальной социальной организации”.57

Указанная теория утверждает, что поскольку вероятность совершения преступления тем или иным индивидом зависит от “баланса” его криминальных и антикриминальных связей, то из этого следует, что уровень преступности в данной социальной категории (группе) населения зависит от “способа организации общества”, который создает предпосылки для преобладания определенного вида вещей.

56Мертон Р. Социальная структура и аномия // Социология преступности.

Ñ.300; см. также: îí æå. Явные и латентные функции // Американская социологическая мысль. М., 1994. С. 401–406.

57Ñì.: Êîýí À. Исследование проблем социальной дезорганизации и отклоняющегося поведения // Социология сегодня: проблемы и перспективы. М., 1966. С. 519; Тернер Д. Структура социологической теории. М., 1985.

36

Исходя из того, что в любом обществе существуют конфликтующие системы ценностей и, в частности, различные оценки “преступного” и “непреступного”, теория дифференциальной социальной организации делает вывод, что реально существующая организация социальных отношений повышает вероятность присоединения конкретных групп индивидов к определенной системе ценностей. Но и “поднявшись” до социологи- ческого уровня, рассматриваемая теория даже не пытается объяснить, почему существуют конфликтующие системы ценностей, в чем заключается социальная причина этого.

При относительном единстве понимания преступности как совокупности преступлений, совершаемых в определенный отрезок времени на определенной территории, криминология Запада, как видим, обнаруживает огромное разнообразие трактовки ее генезиса. При таких условиях понятно формирование стремления создать генеральную теорию, которая обобщила бы на социологическом уровне все уже известные подходы в единой концепции. И здесь, как это ни парадоксально, тем, кто стремился к такого рода обобщающей концепции, пришлось вновь вернуться к теории факторов, которая – и мы это уже отмечали – коренится еще в “Уголовной криминологии” Э. Ферри58, в свою очередь выходящей к “позитивному методу” Огюстена Конта с его навязчивой целью построить общественную науку по типу науки естественной.59

Однако сто лет спустя после трудов Э. Ферри теория факторов не могла не претерпеть существенных изменений. Новизна ее современных вариантов проявилась в попытке исследования (а иногда и конструирования) укрупненных факторов, интегрирующих в себе многие социально, экономически и политически значимые переменные.

В числе таких факторов сегодня по-прежнему фигурируют экономические факторы преступности, на действие которых в свое время неоднократно обращали внимание основоположники марксизма-ленинизма60, столько лет господствовавшего в Советской России. На Западе в наши дни распространены немарксистские варианты теорий, положившие в основу объяс-

58Ñì.: Ферри Э. Óêàç. ñî÷.

59См.: Родоначальники позитивизма. СПб., 1902. Вып. 4.

60См., например: Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология //Соч. Т. 3.

Ñ.323.

37

нения происхождения преступности протекающие в обществе экономические процессы. При этом суть этих процессов отнюдь не всегда объясняется через пресловутую борьбу классов. Гораздо чаще речь идет о связи изменений преступности с уровнем жизни61 или о зависимости роста числа преступлений от степени экономического неравенства вне связи с классовой структурой общества62: в современных условиях она размыта, и поэтому не всегда удается установить, к какому общественному классу необходимо отнести того или иного человека.

Помимо экономических переменных в число факторов преступности включают технический прогресс и сопряженные с ним углубляющуюся социальную неоднородность общества, сокращение количества рабочих мест, рост безработицы, ухудшение экологических условий жизни, повышение образовательного ценза для занятия сколько-нибудь престижной социальной позиции и т. д. и т. п.63

Наиболее отрицательным следствием технического прогресса, по всеобщему мнению, является безработица. Ее связь с преступностью первыми начали исследовать криминологи чи- кагской школы, которые, помимо прочего, увязывали безработицу с бедностью. В частности, по их рекомендациям в США был принят целый ряд законов, вводивших страхование не только по болезни, но и по случаю потери работы, устанавливающих пособия по безработице и т. д.64

В конце 70-х годов американские криминологи провели ряд исследований, установивших связь безработицы (а следовательно, и преступности) с урбанизацией и миграцией.65

Обобщая проведенные исследования, криминология Запада пришла к выводу, что интеграция социальных переменных в единый “укрупненный” фактор пока не привела к цели – к созданию обобщающей все концепции теории. Прямые попытки соединить все социальные факторы в понятие “образ жизни”, из которого и попытаться вывести преступление, были признаны неудачными. Утверждение “преступление – амери-

61См., например: Òàì Õ. Óêàç. ñî÷.

62Ñì.: Кларк Р. Преступность в США. М., 1975. С. 67–68.

63Ñì.: Мельникова Э. Б. Óêàç. ñî÷. Ñ. 17–18; Кузнецова Н. Ф. Современная буржуазная криминология. М., 1974. С. 30–31.

64Ñì.: Тюрина Л. П. Безработица и преступность в США // Проблемы буржуазной криминологии. М., 1981.

65Òàì æå.

38

канский образ жизни” вовсе неравнозначно утверждению “американский образ жизни – преступление”, так как последнее, конечно же, не соответствует действительности, ибо мы можем говорить о преступлении лишь как об одном из моментов образа жизни или еще шире – как об одном из фрагментов общественной деятельности.66

На помощь пришел так называемый интеракционистский подход к объяснению причин преступности. Его методологи- ческой основой явилась теория социального действия Талкотта Парсонса, одно время считавшегося на Западе “социологом ¹1.” По Парсонсу, основой всего социального, в том числе и преступления, является взаимодействие субъектов, поступки которых должны осуществляться в соответствии с культурными нормами, часть которых объявляются правовыми, и взаимными ожиданиями самих субъектов. Нарушение этого равенства ведет к дисгармонии, конфликтам и в конце концов к различного рода отклонениям, в том числе преступлениям.67

Однако схема эта, объясняя, может быть, самые общие на- чала всякого поведения, в криминологии оказалась слишком абстрактной, чтобы быть положенной в основу конкретного анализа причин преступности. Чтобы как-то конкретизировать ее и сделать способной стать методом обобщения и объяснения эмпирических фактов, криминология дополнила парсонсовскую теорию концепцией аномии Эмиля Дюркгейма, сложившейся еще в конце прошлого века.68 Ее смысл – в признании противоречивости самой социальной действительности; противоречивости, отражающейся, в частности, в несогласованности и даже конфликте норм, в том числе и юридических. В результате возникают состояния, в которых индивид объективно не имеет возможности руководствоваться установленными правилами, включая правовые. Конфликтуя между собой, они ставят человека в тупик, лишая его общественно значимых ориентиров.69

66Ñì.: Áåëë Ä. Преступление как американский образ жизни // Социология преступности. С. 265.

67Ñì.: Парсонс Т. Система координат действия и общая теория систем действия // Американская социологическая мысль. М., 1994. С. 448–463.

68Ñì.: Дюркгейм Э. Социология. М., 1995. С. 208–243; îí æå: Самоубийство. М., 1994. С. 318–320, 376.

69См. подробнее: Спиридонов Л. И. Социология уголовного права. 1986.

Ñ.107.

39

Подобную интеграцию идей Талкотта Парсонса и Эмиля Дюркгейма произвел Роберт Мертон.70 По его мнению, в современном рыночном обществе функционируют два вида социальных норм: нормы-цели, сложившиеся еще в процессе зарождения товарного хозяйства, и нормы-рамки, сформировавшиеся несколько позднее и продолжающие формироваться до сих пор. Нормы-цели предполагают провозглашение полной свободы частного собственника, что, между прочим, ведет к разительному неравенству людей; нормы-рамки ставят пределы этому собственническому произволу, ограничивая интересы индивидуалистов-собственников необходимостью защиты интересов социального целого. Отсюда постоянные конфликты между двумя видами норм, т. е. состояние аномии. Действия и поступки индивидов, находящихся в состоянии аномии, не соответствуют противоречивым, не согласующимся друг с другом и даже взаимоисключающим нормам и ожиданиям других. Поведение отклоняется от требований общества, становится делинквентным, преступным.

Теория аномии (особенно в ее изложении Робертом Мертоном) сохраняет свое значение до сих пор, будучи весьма распространенной в науке Запада.

Несколько особняком среди западных вариантов интеракционистского подхода стоит концепция “реакции на отклонение” или концепция стигматизации. Она исходит из того, что преступным официально может быть назван лишь тот, кто осужден обществом, на ком оно своим приговором поставило клеймо, стигму. Других способов отличить преступника от законопослушного человека не существует. Следовательно, приходят к выводу сторонники этой точки зрения, человека делает преступником общество через систему правоохранительных органов и прежде всего через суд. Преступник – эффект взаимодействия человека, с одной стороны, и полиции, прокуратуры, суда – с другой.71

Нетрудно выявить слабые места этой теории. Во-первых, она охватывает не все преступления, а только те, которые офи-

70 Ñì.: Мертон Р. К. Социальная структура и аномия // Социология преступности. М., 1966. С. 299–314; îí æå: Явные и латентные функции. С. 379– 447.

71 Ñì.: Шупилов В. П. Об “интеракционистском подходе” в современной буржуазной криминологии // Буржуазная криминология о причинах преступности. М., 1976; Øóð Ý. Ì. Óêàç. ñî÷. Ñ. 165–169.

40