Теоретические основы исследования причинного комплекса преступности - Агаев Г.А., Сафин Ф.Ю

циально провозглашены запрещенными уголовным законом. Во-вторых, преступление, преступник выступают не как объективно существующие явления, “социальные факты”, а как результаты сознательных общественных оценок, т. е. выступают как произвольный, далеко не всегда необходимый результат чьей-то воли, будь то воля полицейского, судьи или законодателя.

Подводя итоги, можно утверждать, что современная криминология Запада при относительно едином понимании феномена преступности как совокупности всех преступлений, совершенных в данное время в данном месте, не сумела прийти к столь же единообразному пониманию ее причин и генезиса. Последние предстают как конгломерат случайно выявленных отдельных социальных факторов, в той или иной степени влияющих на состояние и структуру преступности. Объединяющей все эти факторы теории или хотя бы логической схемы не существует. Более того, не существует даже иерархии социальных факторов преступности, которая существенно могла бы облегчить объяснение механизмов их взаимодействия в процессе влияния на преступность.

Одна из причин такого плюрализма в теории генезиса преступности – отсутствие на Западе общепринятой методологии научного познания. В какой-то мере мы можем даже говорить о методологическом нигилизме западных криминологов. Криминология на Западе остается преимущественно описательной, эмпирической наукой.

§2. Проблемы причинного комплекса преступности

âроссийской криминологии

Первые попытки научного объяснения преступности и ее причин, связанные с пониманием преступности как статистической совокупности всей массы отдельных преступлений, восходят еще ко второй половине ХVIII столетия, когда А. К. Радищев разработал целую систему статистических таблиц (или “ведомостей”, как он их сам называл), которые в своей совокупности давали для того времени удивительно полную картину этого общественного явления. В них должны были быть зафиксированы как единицы статистического анализа не только сами преступления, но и побуждения преступника, причины, заставившие его преступить закон; средства совершения преступного деяния; как оно было раскрыто; закон, которым су-

41

дьи руководствовались при решении дела, назначенное осужденному наказание и др. 72 Более того, А. К. Радищев попытался найти и социальные корни преступности. В труде “О законоположении”, изданном в 1801 году, он писал: “И мало размышляющему уже может быть понятно, сколь много законы гражданские соизмерять должны законы уголовные, и что в них лежит предупреждение преступлений или оным повод.”73 Поскольку, как известно, гражданские законы регулируют имущественные отношения, постольку выдающийся российский мыслитель, по существу, указал на экономические факторы, связанные с порождением преступлений и с их предупреждением. “Имея перед собой судопроисшествия разных годов и разных областей обширной России, видно и ясно будет: какие были побуждения к содеянному преступлению или к начатой тяжбе – недостаток ли в учении, худое ли воспитание или невежество ... – дополнял А. К. Радищев список установленных им причин преступных актов. – Видя источники тяжбы и преступления тому и другому, найти иногда возможно будет преграду.”74

Однако реализовать свои замыслы и дать статистическую картину преступности в России А. К. Радищеву не удалось. Первым, кто проанализировал официальные статистические данные для изучения преступности и ее причин в России, был академик К. Ф. Герман, трудившийся в стенах Санкт-Петербургского университета. Именно он сделал в 1823 году доклад в Академии наук “Изыскание о числе смертоубийств и самоубийств в России в течение 1819 и 1820 гг.”75 При этом для него, как и для А. К. Радищева, статистические данные отнюдь не представлялись самоцелью. К. Ф. Герман пытался доискаться до социальных корней тех явлений, которые выражались в различных статисти- ческих совокупностях. В частности, “важность научных изысканий о насильственной смертности заключается в том, что она до некоторой степени определяет нравственное и политическое состояние народа, ибо главными причинами преступлений обычно являются крайности: дикость нравов или их эгоистическая утон- ченность, неверие или фанатизм, анархия или гнет, крайняя

72Ñì.: Остроумов С. С. Очерки по истории уголовной статистики дореволюционной России. М., 1961. С. 47–65.

73Радищев А. К. Избранные философские и общественно-политические произведения. М., 1952. С. 46.

74Òàì æå. Ñ. 460–461.

75Ñì.: Остроумов С. С. Óêàç. ñî÷. Ñ. 9.

42

бедность или чрезмерная роскошь”76, – писал российский уче- ный. “К. Герман проводит изучение преступности по отдельным губерниям, стремясь объяснить ее различными обстоятельствами: материальным положением, пьянством, влиянием местных условий и т. п.”77, т. е. не ограничивается теоретическими изысканиями, но старается внедрить их в жизнь.

Если учесть, что доклад К. Ф. Германа “Изыскание о числе смертоубийств и самоубийств” был сделан за 13 лет до издания работ А. Кетле, в которых он статистически обосновывал наличие в обществе закономерностей, можно утверждать, что российская наука о преступности начала складываться независимо от европейской и причем даже ранее последней.

Реакционный режим Николая I поставил публикации статистических материалов и их анализов под жесткий надзор цензуры, что резко сузило рамки исследований. Однако, несмотря на цензуру, статистические данные все-таки продолжали публиковаться, хотя иногда даже без комментариев. В периодической печати появился ряд анонимных публикаций о преступности в отдельных странах Западной Европы.78

Уже в 60-е годы среди тех, кто изучал статистические закономерности в России, выделились такие известные исследователи, как П. Н. Ткачев, М. А. Филиппов, Е. Анучин и др79. При этом все они продолжали выполнять завет А. К. Радищева, стремясь увидеть за статистическими данными социальные причины, порождающие изменения объекта статистического изучения. Так, П. И. Ткачев писал: “Статистика, давая нам возможность анализировать причины, производящие преступления, научает нас, что все преступления зависят от невыгодных социальных условий, неравномерного распределения богатств, бедности, отсутствия работы... от неблагоприятных общественных отношений, делающих из одного человека раба, из другого – тирана.”80 Ему вторил М. А. Филиппов, когда писал, что “материальное благосостояние и гражданская пол-

76Ñì.: Остроумов С. С. Óêàç. ñî÷.

77Остроумов С. С. Преступность и ее причины в дореволюционной России. М., 1980. С. 107.

78Òàì æå. Ñ. 107–109.

79Ñì.: Ткачев П. Н. Статистические этюды (опыт разработки русской уголовной статистики) //Библиотека для чтения. 1863. ¹ 10; Филиппов М. А. О судебной статистике в России //Русское слово. 1864. Июнь.

80Ткачев П. Н. Óêàç. ñî÷. Ñ. 8.

43

ноправность должны идти рука об руку с народным образованием, и только при их если не полной, то возможной гармонии можно ожидать улучшения общественной нравственности, а вместе с тем уменьшения числа преступлений.”81

Одновременно в российской науке о преступности существовал и другой подход, который не стремился установить криминогенное значение именно социальных явлений. Его сторонники (И. Орлов, А. Хвостов, И. Вильсон) огромное значение придавали географическим, климатическим, этнографическим, возрастным, половым и другим факторам преступности, не выделяя среди них ни социальных, ни тем более экономических. При этом отмечалась важность охвата при изучении возможно большего числа переменных, ибо “большее или меньшее совершение преступлений в тех или других губерниях происходит от разных причин, и ни одна из них не может служить единственным объяснением.”82

Разрабатывалось в России и направление, искавшее причи- ны преступности в биологических особенностях преступников, в специфике отдельных народностей. Так, И. Вильсон отмечал большую “распространенность преступности отдельных народностей, как-то: цыган, калмыков и др., хотя, естественно, и среди них встречаются честные люди”. 83 Справедливости ради следует отметить, что И. Вильсон указывал на значение не только биологических переменных.

И. Вильсону принадлежит также заслуга разработки и совершенствования техники статистических исследований.

Более последовательного взгляда на природу человека как конечную причину преступлений придерживались такие уче- ные, как профессор уголовного права Н. А. Неклюдов, видевший главный фактор преступного поведения в возрасте индивида;84 юрист Д. А. Дриль, полагавший, что “преступность возникает обыкновенно на почве болезненной порочности и исцеляется или медицинским лечением или благоприятным изменением жизненной обстановки”, и что “эта болезненно-

81 Филиппов М. А. Óêàç. ñî÷. Ñ. 154.

82Орлов И., Хвостов А. Материалы для уголовной статистики России// Журнал министерства юстиции. 1860. ¹ 10. С. 58.

83Вильсон И. Уголовная статистика государственных крестьян по данным за десятилетие 1847–1856 гг. СПб., 1871. С. 4.

84Ñì.: Неклюдов Н. А. Уголовно-статистические этюды. СПб., 1865.

44

порочная природа передается даже путем унаследования различных дефектов”;85 профессор психиатрии З. Ф. Чиж, утверждавший, что корни преступного поведения таятся в самой природе человека и что социальная среда не оказывает никакого влияния на преступность;86 врач П. Н. Тарновская, заявлявшая в докладе “О женской преступности” на IV Международном конгрессе уголовной антропологии (Женева, 1896), что “преступница представляет анатомические и функциональные особенности, отличающие ее от женщины нормальной ...”, и что “особенности эти и ненормальности несравненно резче выступают везде у проституток, чем у преступниц, несмотря на дальнее расстояние... независимо от совершенно различных бытовых условий, климата, расы, различного строя жизни ...”87, è äð.

Имелись и ученые, которые отрицали значение статистики для юридической науки вообще и для науки уголовного права, в частности. Так, крупный российский криминалист Н. С. Таганцев полагал, что “социолог пользуется законами больших чисел, приложением теории вероятности, т. е. приемом, излишним для юридической разработки вопроса”.88

Однако в целом в российской криминологии все более и более укреплялось направление, стремящееся вовлечь в свои исследования возможно большее число различных факторов с выделением среди них социальных и экономических в каче- стве самых важных. Вряд ли можно говорить о полной победе социологической школы, но то, что она выделилась и стала наиболее влиятельной, представляется бесспорным.

В числе представителей этого направления следует прежде всего назвать М. В. Духовского, который в лекции “Задачи науки уголовного права” в 1872 г. призвал выводить научные определения не из “ абстрактного разума, а из действительной

85Дриль Д. А. Преступный человек // Юридический вестник, 1882. Т. 11.

Ñ.101. Справедливости ради следует отметить, что в дальнейшем Д. А. Дриль существенно расширил свои взгляды на причинный комплекс преступности и даже согласился со многими положениями экономического материализма.

86×èæ Ç. Ô. Преступный человек перед судом врачебной науки. СПб., 1894.

Ñ.4–6, 13 è äð.

87Тарновская П. Н. Новые работы по криминальной антропологии. СПБ., 1892. С. 13; см. также: Тарновская П. Н. Женщины-убийцы // Антропологи- ческие исследования. СПб., 1909.

88Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Т. 1. СПб., 1909. С. 10, 16.

45

жизни”. С этой точки зрения, преступление – “не акт свободной воли, а зависит от известных постоянных причин”. Анализируя преступность, он пришел к выводу, что “главная при- чина преступлений – общественный строй. Дурное политическое устройство страны, дурное экономическое устройство общества, дурное воспитание и целая масса других условий – вот те причины, благодаря которым совершается большинство преступлений.”89 Особо им подчеркивалось значение экономических факторов.90

Конкретизируя эти общие установки социологической школы, последователи М. В. Духовского стремились упорядочить накопившиеся знания о различных переменных, влияющих на уровень и структуру преступности. В результате в трудах И. Я. Фойницкого, Е. Н. Тарновского и других, была обоснована классификация факторов преступности, включавшая в себя три их основных группы: 1) социально-экономические (безработица, уровень цен на хлеб, уровень образования и т. д.); 2) физические (время года, климат, географические особенности и т. д.) и 3) индивидуальные (пол, возраст, темперамент и пр.).91 По этой схеме и начало строиться преобладающее большинство исследований преступности, поскольку именно она была положена в основу статистических группировок факторов преступности.

Знаменательно, что труды российских криминологов появились ранее аналогичных работ криминологов Запада.

Однако вершиной развития дореволюционной социологи- ческой школы стал труд Х. М. Чарыхова “Учение о факторах преступности.” Критикуя антропологические воззрения, он указывает, что вылечить преступника “современному буржуазному обществу ... совершенно не под силу, ибо в обществе, где добрая доля государственного бюджета поглощается милитаризмом, где выдвигаются вперед интересы не широких народных масс, а наоборот, обеспеченной группы привилегированных собственников, слишком рискованно искать столько человечности, которая смогла бы заставить общество перекро-

89 Духовской М. В. Временник Демидовского юридического лицея. Кн. 4. Ярославль, 1986. С. 223, 225, 233.

90Òàì æå. Ñ. 233.

91Ñì.: Фойницкий И. Влияние времени года на распределение преступлений // Судебный журнал. 1973. ¹ 1–2; Тарновский Е. Изменение преступности в различных общественных группах // Юридический вестник. 1898.

46

ить свой буржуазный бюджет в интересах врачебного дела для широких народных масс.”92

Х. М. Чарыхов – и в этом его большая заслуга – отказался от деления всех факторов на “плохие”, порождающие преступления, и “хорошие”, преступных деяний не порождающие. Он исходил из диалектического характера взаимоотношений между переменными, справедливо полагая, что преступность порождается не столько самим по себе низким уровнем жизни, недостаточным образованием и т. д., сколько противоречиями общества и связанными с этим разрушительными воздействиями на гармоническое сочетание различных факторов. 93 Отсюда и важный практический вывод, сделанный М. П. Чубинским: “необходимо, чтобы правительство и общество энергично принялись, руководствуясь данными, собранными наукой, за трудную и долгую работу, направленную к ослаблению огромного социального зла, именуемого преступностью. Великая задача борьбы с преступностью не может быть решена с надеждой на успех без целого ряда социальных реформ.”94

Развивалась и та ветвь социологического направления, которая опиралась на марксизм. Придавая особое значение экономическим факторам, марксисты связывали успех борьбы с преступностью с уничтожением капитализма в результате пролетарской революции.95

Оценивая в целом дореволюционную российскую криминологию, есть все основания утверждать, что она развивалась теми же путями, что и криминология Запада, и даже временами опережала ее. В результате ей удалось обосновать взгляд на преступность как социальное явление, выявить наиболее существенные факторы ее генезиса и дать им самую общую классификацию.

Последствия Октябрьской революции первоначально выразились прежде всего в провозглашении марксизма единственно правильной методологией научного познания вообще. Это в принципе означало, что диалектический и исторический материализм должен стать отправным пунктом и теоретической

92Чарыхов Х. М. Учение о факторах преступности. Социологическая школа

âнауке уголовного права. М., 1910. С. 103.

93Òàì æå. Ñ. 14.

94Чубинский М. П. Курс уголовной политики. СПб., 1909. С. 364.

95См., например: Сурский М. Преступность и экономические факторы // Проблемы преступности. Киев, 1924. С. 186.

47

базой всякого исследования. Однако в криминологии конкретно весь марксизм был сведен к объявлению экономических факторов главными причинами преступности и признанию решающего значения принципа классовости при анализе и объяснении этого социального явления. Практические достаточно многочисленные лаборатории, открывшиеся в Петрограде (Ленинграде), Москве, Харькове, Киеве, Одессе по-прежне- му занимались либо факторным анализом преступности, либо изучением личности преступника. Последнее получило особое распространение вследствие вошедшей в моду евгеники (науки, изучающей пути улучшения человека) и дефектологии.96

Однако с начала 30-х годов начал получать все большее распространение тезис, что при социализме нет и быть не может собственных объективных причин преступности. То же, что она все-таки существует, объяснялось пережитками прошлого в сознании масс. Поэтому криминологические исследования свертывались, и публикации по криминологии практически исчезали.

Возрождение советской криминологии началось с 60-х годов, и многие полагают, что формально советская криминологическая наука родилась лишь в этот период. Однако факти- чески она создавалась всеми поколениями российских юристов, включая дореволюционных и тех, кто изучал преступность и ее причины после октября 1917 года.

Дальнейшая история российской криминологии не устранила в ней “белых пятен”. В ней велись и ведутся споры по целому ряду проблем, среди которых проблема причинного комплекса преступности относится, пожалуй, к наиболее острым

èактуальным.

Âроссийской криминологии существовало несколько точек зрения по этому вопросу. Наиболее крайняя позиция (самая малочисленная по числу приверженцев) сводилась к признанию того, что “социальная природа преступности вовсе не означает поиска ее причин с обязательным учетом экономических условий жизни людей”.97 Согласно этой позиции в условиях социализма произошло “столь значительное ослабление

96См. подробнее об этом периоде: Курс советской криминологии; Криминология.

97Íîé È. Ñ. Методологические проблемы советской криминологии. Саратов, 1975. С. 178.

48

криминогенного значения негативных социальных факторов, что сами эти факторы вряд ли способны обусловить преступное поведение”.98 Приверженец данных взглядов на преступность И. С. Ной фактически отрицал существование при социализме каких-либо макроструктурных социальных причин преступности. Эту точку зрения разделяли и некоторые другие авторы.99 Было высказано в литературе также мнение, что “наличие отрицательных правовых эмоций свидетельствует, что именно они непосредственно являются причиной преступности в нашей стране”.100

Большинство криминологов всегда признавали социальный характер причин преступности, расходясь, однако в конкретном указании этих причин. Одни считали, что “причиной, порождающей преступность в социалистическом обществе, служат пережитки прошлого в общественном сознании”101, другие писали об “отставании индивидуального сознания от общественного”102, третьи объясняли преступность самим действием объективного закона отставания сознания от бытия. 103

Высказывалась и такая мысль: “Противоречие между потребностями населения в материальных предметах потребления и средствами к их удовлетворению может порождать антиобщественные мотивы поведения”.104 В. С. Орлов считал, что “принцип распределения материальных благ по труду имеет и некоторые недостатки: он создает определенные условия, способствующие сохранению прежде всего корыстных преступлений в нашей стране.”105

В. В. Орехов полагал, что “поскольку при социализме существует фактическое неравенство как следствие пережиточных

98Íîé È. Ñ. Личность преступника и ее значение в изучении преступности в условиях социалистического общества. 1969. С. 8.

99См., например: Маляров М. Н. Главное – предупредить преступление. М., 1971; Каргаманов В. Советское уголовное право. Баку, 1977.

100Фарбер И. Е. Правосознание как форма общественного сознания. М., 1963. С. 20.

101Лекарь А. Г. Профилактика преступлений. М., 1972. С. 29; см. также: Шляпочников А. С. Советская криминология на современном этапе. М., 1973.

Ñ.22.

102Аванесов Г. А. Криминология, прогностика, управление. С. 76.

103Карпец И. И. Проблема преступности.

104Пионтковский А. А. К вопросу о причинах преступности в СССР и мерах борьбы с ней // Советское государство и право. 1959. ¹ 3.

105Орлов В. С. Субъект преступления. М., 1958. С. 14.

49

форм общественных связей (например, закон стоимости), выражающееся, в частности, в различиях по уровню материального благосостояния, культуры и сознательности, постольку такое фактическое неравенство является непосредственной причиной преступности.”106

Перечень суждений по поводу того, что следовало признать причинами преступности при социализме, можно было продолжить и далее, но для иллюстрации пестроты общей картины, как нам кажется, достаточно и приведенных точек зрения. Данная пестрота – явление, конечно, закономерное, поскольку спор криминологов велся, как правило, на уровне мнений. Почти не делалось попыток выявить саму сущность преступности. Сделать это можно было лишь путем глубокого социологического анализа реальных социальных процессов, происходящих в современной действительности, а не путем одних только логических рассуждений и построения сложных дефиниций. Необходимо исследовать саму логику становления и развития преступности, т. е. нужен анализ этого явления в онтологическом и гносеологическом аспектах. Все это сложнейший научный процесс. Пока же мы в основном встречаемся

âсоответствующей литературе с фиксацией некоторых явлений преступности, которые принимаются и выдаются за ее сущность. Между тем согласно диалектической логике сущность, являясь, является в различных формах, поэтому лишь по явлению никогда нельзя составить истинного представления о сущности. К сожалению, в криминологии мы очень ча- сто встречаемся с положением, когда преступность изучается исключительно по отдельным преступлениям и причины преступности выводятся из обобщения причин конкретных отдельных преступлений. Так, например, А. Г. Лекарь писал: “Как общее, собирательное понятие оно (понятие преступности – авт.) аккумулирует в себе все наиболее существенные признаки и свойства отдельных преступлений, из совокупности которых преступность складывается”.107

Âпоследующие годы во многих науках получила большое распространение идея системного подхода. Проникла она и

âкриминологию. В ряде работ видных советских крими-

106 Орехов В. В. Социальное планирование и вопросы борьбы с преступностью. Л., 1972. С. 22.

107 Лекарь А. Г. Óêàç. ñî÷. Ñ. 28.

50