Глава X. Становление российской многопартийности: основные тенденции и программы.

1. ПРОЦЕСС ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКИХ ПАРТИЙ И ЕГО ОСОБЕННОСТИ.

Начало 90-х годов оказалось серьезным поворотом в судь­бе России. Развал Советского Союза, крушение прежней по­литической и экономической системы страны, изменение цен­ностных ориентации означали переход России в постсоциали­стическую фазу развития. Он сопровождался усилением борь­бы различных социальных и политических тенденций, все активнее проявлявшихся в жизни общества. Среди нефор­мальных общественных движений, возникших в большом ко­личестве в период перестройки, к концу 80-х годов укрепился ряд протопартийных формирований [1]. Именно в это время идеи многопартийности, плюрализации всех сторон полити­ческой жизни российского общества стали особенно актуаль­ны и привлекательны, хотя и рассматривались на данном эта­пе большинством политиков и обществоведов достаточно от­влеченно. Так, профессор Ф. Бурлацкий утверждал, что лю­дей, поднимающихся в своих требованиях создания новой партии до серьезной дискуссии, он не знал; соответственно это явление было названо «детской болезнью в социалистичес­ком плюрализме» [2]. Ему вторил Л. Гордон: «...вопрос о мно­гопартийной системе у нас является совершенно несвоевре­менным. Он нынче попросту не имеет смысла» [3]. Аналогич­ной была позиция Т. Заславской: "Я не вижу социальной ос­новы для создания какой-либо дополнительной партии» [4]. Эти известнейшие ученые, как и большинство российских интеллигентов, воспитанные на идеях бесконфликтности развития советского общества и его однородности, исходили из того, что для возникновения многопартийности, которая яв­ляется «лучшей формой политического плюрализма» [5], не­обходимы более глубокие, чем имеющиеся в наличии факто­ры. В частности, нужны соответствующие социальная диффе­ренциация и традиции развития гражданских структур, от­сутствие гипертрофированных функций государственных органов власти, командно-административной экономики и т.д. Именно поэтому в общественном мнении тех лет возобладала точка зрения, согласно которой процесс складывания реаль­ной российской многопартийности в ближайшем будущем рас­сматривался как дело бесперспективное.

Однако, несмотря на пессимистические прогнозы не толь­ко апологетов монополии КПСС на власть, но и сторонников плюрализации политической жизни, в 1989—1990 гг. на базе общественных самодеятельных групп стали активно создаваться партии и партийные движения. Этому во многом способство­вали выборы в Верховный Совет СССР (лето 1988 г.), кото­рые, проведя первоначально аморфную оппозиционную массу через горнило избирательных компаний, дифференцировали ее, создав, тем самым, благоприятные условия для складыва­ния в стране многопартийности.

«Первенцем» многопартийности стал «Демократический Союз» (ДС), первый съезд которого состоялся 7—9 мая 1988 года. В программном документе Союза — «Временном варианте про­граммы ДС» — было зафиксировано, что ДС — политическая партия, оппозиционная тоталитарному государственному строю СССР, ставит своей целью ненасильственное его изменение и построение правового государства на началах гуманизма, де­мократии и плюрализма [6]. ДС была разработана четкая программа действий, направленная, по словам одного из его лидеров В. Новодворской, на усиление конфронтации в обще­стве посредством проведения кампаний гражданского непови­новения с тем, чтобы народ отверг существующую государ­ственную власть [7]. В соответствии с данной программой члены ДС (к 1989 г. их число достигло около 2 тыс.) и орга­низовали свою конкретно-практическую деятельность. Так, осенью 1988 г. была проведена серия несанкционированных митингов в Москве на Пушкинской площади и в Ленинграде на площади у Казанского собора, завершившихся серьезными инцидентами с органами правопорядка. В ответ на организо­ванные акции гражданского неповиновения, которые многи­ми в стране были расценены как скандалы ради скандалов [8], последовали аресты и обыски. Итак, действия первой политической партии, формировавшейся в качестве активной оппозиционной силы существующему порядку, были воспри­няты обществом скорее в русле фрондирующей оппозицион­ности, нежели серьезной политической силы, исходящей из реальной политической ситуации и претендующей на поддер­жку широких масс населения.

Другой активной оппозиционной силой в обществе с мо­мента образования стала Демократическая партия России (ДПР). На учредительной конференции этой партии (май 1990 г.) и на I съезде (декабрь 1990 г.) подчеркивалась ан­тикоммунистическая направленность, а значит радикальная оппозиционность ее деятельности [9]. Еще в процессе выра­ботки программных документов ДПР пережила ряд раско­лов: первый привел к отпочкованию Свободной демократи­ческой партии, второй — к образованию фракции свобод­ных демократов [10], с последующим ее выходом из ДПР [11]. Оба размежевания произошли в процессе выработки идеологических и организационных принципов деятельности партийных образований. В принятых, в конечном итоге, программных документах подчеркивалось, что ДПР создана для активного противодействия попыткам «реставрации пре­жних порядков». Вместе с тем, прогнозируя социальные пре­образования в обществе, партия ориентировала своих чле­нов на обеспечение ненасильственного процесса модерниза­ции России [12].

В период становления ДПР оппоненты, прежде всего из рядов КПСС, а также из демократического движения, упре­кали ее в яром радикализме [13], при этом в расчет брали не столько конкретно-практическую деятельность партии, которая строилась на «принципах конструктивной оппозиции», сколько критиковали публичные выступления соперников Н. Травкина — Г. Каспарова и одного из будущих организато­ров движения «Демократическая Россия» А. Мурашова. Их радикализм, расходившийся с официальной линией партии, стал возможен, в первую очередь, из-за различий в понима­нии сущности партийно-политического представительства. Так, у Н. Травкина и его сторонников сущность и методы деятель­ности партии определялись их представлениями о ДПР как о политической партии классического типа со всеми присущими ей признаками: единой организационной структурой и дис­циплиной, уставными и программными документами, сетью пропагандистов и т.д. Его оппонентов привлекали в качестве образца так называемые постклассические или движенческие общественно-политические организации, внутренние отноше­ния в которых имели ярко выраженный вариантный и нели­нейный характер. Позже эти представления и были реализованы бывшими соратниками Н.Травкина в рамках либераль­но-демократической организации «Демократическая Россия». В целом, в конце 80-х — начале 90-х гг. процесс формирова­ния российской многопартийности был определен двумя тен­денциями: с одной стороны — создавались политические партии, исходя из эталонной модели КПСС — широкомасш­табного социально-политического института, обладавшего раз­ветвленной системой воспроизводства управленческих функ­ций и жесткой организационной структурой. С другой сторо­ны — оппозиция оформлялась в «движенческие» обществен­но-политические организации, имеющие большие возможности для волеизъявления своих членов, большую свободу действий и общения. Эти альтернативные возможности в процессе со­здания новых партий вызывали среди учредителей серьезные дискуссии. При этом внутрипартийные разногласия разре­шались самыми разными способами: от принятия компро­миссных решений о создании одновременно того и другого (так разрешилась дискуссия в Российском христианском де­мократическом движении в апреле 1990 г.), до организаци­онного размежевания, которое пережили, кроме ДПРовцев, например, приверженцы конституционно-демократического движения.

Конституционно-демократическое движение в стране было возрождено в октябре 1989 г. На базе слияния неформальной Московской группы «Гражданское достоинство» с демократи­ческой фракцией Московского народного фронта был создан Союз конституционных демократов (СКД), провозгласивший себя политической организацией граждан, «объединенных стремлением продолжать и развивать лучшие демократичес­кие традиции отечественного либерализма» [14]. В принятой политической декларации СКД определял свою роль в совре­менной политической жизни как оппозиции существующей власти, готовой к конструктивному сотрудничеству с правя­щей КПСС и со всеми политическими силами, признающими самоценность человеческой личности» [15]. По заявлению одного из лидеров партии В. Золотарева: СКД поддерживали не только интеллигенты, но и рабочие, которые составляли в числе ее сторонников более 30% [16]. Однако кадеты, стре­мившиеся опираться на достаточно широкую социальную базу, как и другие молодые партии, не избежали внутрипартийных разногласий. В мае 1990 г. в Москве организационно-партий­ной группой конституционных демократов был проведен ре­ферендум среди общественно-политических объединений, при­держивающихся принципов конституционной демократии. В референдуме приняли участие группы и организации ряда союзных и автономных республик, краев и областей РСФСР. По его итогам было принято решение о возобновлении деятель­ности Конституционно-демократической партии (Партии На­родной свободы), запрещенной 11 декабря 1917 г. Эта, отпоч­ковавшаяся от СКД, партия (председатель М. Астафьев) свою стратегическую цель видела в эволюционном обновлении об­щества «конституционным путем, методом исключительно по­литической борьбы, причем обязательным является отказ не только от насилия, но и от дезинформации» [17]. Одновре­менно была создана Партия конституционных демократов (ПКД — сопредседатели В. Золотарев, М. Глобачев, И. Сур­жиков). Эта партия не претендовала на «прямое историческое правопреемство», считая таковое спекуляцией, и ставила пе­ред собой задачу «стать не подражателями, а продолжателя­ми» дореволюционного конституционного движения» [18].

Формально размежевание было вызвано «упорным неже­ланием Исполкома СКД отличать конституционно-демократи­ческие идеи от широчайшего либерализма» [19], т.е. стремле­нием отколовшихся групп кадетов конкретизировать свои про­граммные цели и установки на фоне всеобщего увлечения популистско-либеральными лозунгами. Вновь созданные партии разошлись во взглядах на национально-государственное уст­ройство России, конкретные модели рыночной экономики, место и роль государства в либерализации общественно-поли­тических и социально-экономических отношений и т.д.

Подобная тенденция образования российских политичес­ких партий посредством раскола организаций бывших едино­мышленников и соратников была характерна для многих вновь образованных политических партий в конце 80-х — начале 90-х гг. Она была вызвана как объективными причинами: размытостью социальной базы создаваемых партий, стремле­нием четче определить Свои программные и организационные принципы деятельности, так и субъективными мотивами: имели место попытки новоявленных лидеров удовлетворить невост­ребованные политические амбиции.

В целом, в условиях России личностный фактор в процес­се становления плюралистической политической системы сыг­рал огромную роль. Было создано множество партий и движе­ний, общественно-политической лицо которых определял тот или иной лидер. Так, широкую популярность в России полу­чили партии Н. Травкина, С, Шахрая, Е. Гайдара, В. Жири­новского и др.

Партия В. Жириновского была создана как оппозицион­ная официальным властям в конце 1989 г. За первые два года ее трижды проверяли правоохранительные органы, дважды запрещали. Однако партия продолжала существовать, более того, множить своих сторонников. Ее лидер баллотировался на первых выборах во время избрания Президента России и получил поддержку более 6% россиян. Тогда, в мае —- июне 1991 г., как и на декабрьских 1993 г. выборах в Государствен­ную Думу, ЛДПР достигла значительного успеха, который все средства массовой информации связывали с так называемым «феноменом» Жириновского. Одни объясняли победу «особым магнетизмом этой выдающейся личности», другие обвиняли Жириновского в сотрудничестве с КГБ, в пропаганде идей коммуно-фашизма и т.д. Действительно, с одной стороны, на политическом небосклоне России появилась неординарная личность: два высших образования, знание четырех иностран­ных языков, обладание ораторским искусством и образным мышлением, организаторские способности. С другой стороны, перед россиянами предстал лидер, практически сразу зарабо­тавший имидж «несерьезного, а потому опасного скандалис­та». Этому, помимо политической конъюнктуры, во многом способствовали его чересчур темпераментные, а для серьезного политика и безответственные выступления, которые позволяли интерпретировать, к примеру, его позицию русского национа­листа, свойственную сегодня многим политическим лидерам, как проявление «русофильства» [20]. Его же, сторонника силь­ной государственной власти, обвиняли в «великорусском им­перстве» и т.д. Эти и многие другие «клише» были основаны на безудержном популизме политического поведения Жири­новского, корни которого кроются в характере социальной базы его партии.

Как и многие другие российские партии, ЛДПР всю свою деятельность строила в расчете на так называемый средний класс [21]. Однако в конце 80-х — первой половине 90-х гг., в самом начале формирования этой новой социальной базы, она представляла собой аморфную массу индивидов с обо­рванными этнокультурными и социальными связями. Серьез­ной трансформации в условиях рушившихся экономической и политической систем общества были подвержены и другие социальные слои. Эту маргинализацию социальной структуры и учитывал Жириновский, делая ставку на «свой» маргинали­зированный электорат. Об этом он сам без колебания при­знался в беседе с известным профессором А. Яновым [48], не задумываясь о том, что рост его последователей и сторонни­ков объективно ограничен процессом социальной стратифи­кации российского общества.

Раньше других Жириновский почувствовал, что большин­ство дезориентированных россиян ждет от новых политиков не разрушения российской государственности в угоду монета­ристским рецептам модернизации страны, а ее укрепления для обеспечения безопасности и социальной защищенности большинства населения. Сформулировав соответствующие лозунги, направленные на сохранение и приумножение тра­диций российской государственности в ходе либерального ре-формирования России, Жириновский смог сплотить вокруг себя не только соратников по партии, одержав победу над другими претендентами на руководящую роль в ЛДПР [23], но и объединить под лозунгами партии простых избирателей. Его либеральное мировоззрение, по мнению идеологов партии, скорее охранительного, нежели оппозиционного толка [24], основано на национализме в сочетании с идеями укрепления власти и законности. «Я нисколько не оправдываю то, что было до восемьдесят пятого года, — заявил Жириновский в июле 1991 года, — но все хорошее надо было сохранить, а плохое — постепенно отсекать... Нельзя лечить больного, од­новременно убивая его» [25]. Так формулировал основы сво­ей оппозиционной деятельности лидер, который в отличие от многих иных оппонирующих КПСС политиков не имел за пле­чами членства в КПСС, практических навыков или связей советского номенклатурщика. По отношению к КПСС либе­рально-демократическая партия, отвергая коммунистические идеи, высказывала готовность вести четкую конкурентную борьбу в свободных выборах на многопартийной основе, а «...если обстоятельства так сложатся, то быть и ее партнером в любой коалиции или соглашении» [26]. Безусловно, в нача­ле 90-х гг. Жириновский представлял тот немногочисленный слой новых политиков, духовная эволюция которых была ти­пичной для недиссидентствующей и не изменяющей своим коммунистическим убеждениям части интеллигенции России: от безусловной поддержки Горбачева и сочувствия Ельцину до решительного размежевания с политическим курсом офици­альных реформаторов.

Среди оппозиционных по отношению к КПСС партий, став­ших на более бескомпромиссные антикоммунистические пози­ции, особое место заняли политические организации, провоз­гласившие возврат к «христианским идеалам, пронесенным через века нашими предками» [27]. Первой такой организа­цией стал Христианско-демократический союз России (ХДСР), возникший на базе христианско-демократической фракции Демократического союза и двух редакций: «Бюллетеня граж­данской общественности» и бюллетеня «Воскресенье» в авгус­те 1989 г. По мнению одного из лидеров данного политичес­кого объединения христиан, диалог с коммунистами во имя гражданского согласия и общечеловеческих ценностей был невозможен, ибо такие призывы со стороны КПСС «созна­тельно или по глупости вызывают... глухое раздражение и решимость бороться против лжи и лицемерия до победного конца» [28]. Это противостояние предполагало, согласно про­граммным документам ХДСР, исключительно мирные консти­туционные средства политической борьбы [29], включая об­ращения к гражданам через средства массовой информации, мирные демонстрации, митинги, кампании гражданского не­повиновения [30].

Создавая свое политическое объединение по типу «партия — движение», демохристиане попытались объединить под свои­ми лозунгами не только верующих всех христианских кон­фессий: православных, католиков, протестантов, но и «не­имущих дара Веры» [31], т.е. атеистов, признающих христи­анские заповеди; не только активных и бескомпромиссных антикоммунистов, но и людей, которые были готовы идти на конструктивный диалог с КПСС [32]. Их программные лозун­ги формулировались на базе основных христианских ценнос­тей, а следовательно, имели много общего с основными де­мократическими принципами кадетов, социал-демократов и других партий, что не могли не признавать и сами лидеры демохристиан [33]. Одновременно ими предпринимались на­стойчивые теоретические поиски собственно христианских позиций для политической деятельности, которые, в свою оче­редь, приводили к многочисленным размежеваниям и раско­лам. Так, к осени 90-го года в христианском демократичес­ком движении можно было наблюдать следующие организа­ционно оформленные политические объединения: ХДС Рос­сии (лидер А. Огородников), ХДП (группа А. Чуева), Московский (В.А. Ротта) и Ленинградский ХДС, Российское христианское демократическое движение (РХДД — В. Аксю­чиц) и другие аналогичные группы по регионам страны. Та­кая фрагментация политического движения демохристиан не была исключением из общих тенденций развития российской многопартийности. К концу 1990 г., помимо уже перечислен­ных партийных объединений, были созданы Демократическая партия (ноябрь 1989г.), Крестьянская партия России (сен­тябрь 1990 г.), Республиканская партия Российской Федера­ции (ноябрь 1990г.), Партия свободного труда (декабрь 1990 г.) и ряд других оппозиционных по отношению к КПСС политических партий. Всех их объединяло, во-первых, стрем­ление создать в России общество, основанное на отечествен­ных и западных либеральных традициях, т.е. общество с раз­витой системой частного предпринимательства, многопартийной политической системой, признающее приоритеты прав личности по отношению к правам социальных групп или госу­дарства в целом. Во-вторых, большинство либеральных партий свою основную социальную базу видели в так называемом среднем сословии или третьем классе. В начале 90-х гг. этот социальный слой находился в стадии формирования за счет представителей иных социальных страт, с которыми в силу различных причин им приходилось расставаться. Учитывая ото, а также тот факт, что в рамках нового социального слоя еще отсутствовала собственная субкультура, общие статусные и профессиональные характеристики, можно предположить, что данная социальная база, на которую уповали либералы, пред­ставляла в российском обществе начала 90-х гг. маргинализи­рованные слои населения. Этот факт во многом объясняет надежды либералов на чудеса рыночной экономики, которые они связывали не с длительным процессом становления ры­ночных структур на протяжении жизни нескольких поколе­ний, а с немедленным вхождением в рыночную цивилизацию. При этом еще до того, как вопросы методов создания рыноч­ной экономики были поставлены в практическую плоскость, у либералов уже наметились существенные различия в их опре­делении. Условно (в конце 80-х — начале 90-х гг.) либе­ральные партий и движения можно было разделить на класси­ческих либералов западного толка, либерал-аппаратчиков и либерал-популистов [34].

Либерал-популисты (ЛДПР, ДС, НПР и др.) призывали к «мирной революции снизу», включая в отдельных случаях в свой арсенал борьбы акты гражданского неповиновения, за­бастовки, создание параллельных структур власти. Они убеж­дали своих сторонников, что только решительный демонтаж старой общественной системы и энергичное создание нового демократического общества способно создать достойные для человека условия жизни и решить назревшие проблемы раз­вития страны.

Классические либералы западного толка (РПРФ, ПЭС, ПСГ и др.) так же делали ставку на либерально-демократические ценности. Но ориентируясь, в основном, на городскую науч­но-техническую и производственную интеллигенцию, высоко­квалифицированных рабочих, они рассчитывали создать ры­ночную экономику путем немедленного превращения всех граж­дан России в полнонравных собственников посредством пере­распределения госсобственности.

Либерал-аппаратчики (РДДР, РДПП, «Обновление» и др.) предполагали действовать в духе либеральной парадигмы XIX в. «революции сверху». Представители этого направления функционировали преимущественно во властных структурах. По их мнению, система рыночной экономики могла быть воссоздана только по плану, благодаря государственной политике.

Другой общей линией в программных установках либера­лов был антикоммунизм, который, определяя их мировоззрен­ческо-философские позиции, воплощался в антитоталитарных лозунгах, в том числе по отношению к правящей КПСС (от требования «отстранить КПСС от власти» до запрещения и суда над нею).

В целом, деление новоявленных политических объедине­ний на сторонников и противников КПСС служило своеобраз­ным критерием в размежевании политических сил в обществе вплоть до августа 1991 г. Типологизация и самоидентифика­ция политических партий и движений, а соответственно обо­снование процессов их дифференциации или консолидации но этому критерию было простым и достаточно эффектив­ным. Так, на противоположном от либерального («обновлен­ческого») полюса находились партии и движения социалисти­ческого лагеря, («охранители») левого или левоцентристского толка. Эти политические объединения, создаваемые сторон­никами «социалистического выбора и коммунистической пер­спективы», а также людьми, разочаровавшимися в его совет­ской версии, так же представляли собой весьма пеструю кар­тину: от сталинских и неосталинских объединений и ассоциа­ций (группа «Единство», «Объединенный фронт трудящихся», Инициативное движение коммунистов России) до партий со­циалистически-обновленческой ориентации (левые социал-де­мократы, социалисты, группа «Марксизм XXI века» и др.).

История возникновения левых партий, так же как и либе­ральных, была тесно связана с оформлением оппозиционных сил, в первую очередь в самой КПСС. Так, образованию партий крайне левого толка непосредственно предшествовали процессы идейного, а затем и организационного размежевания членов КПСС, которая в конце 80-х гг.объединяла в рамках, каза­лось бы, общей доктрины людей неоднозначных политических взглядов и настроений.

Сначала в КПСС появились внеуставные организации, так называемые партийные клубы, в рамках которых и происхо­дила конкретизация политико-идеологических позиций мно­гих членов правящей партии. Затем в ходе предсъездовской партийной дискуссии эти клубы выдвинули собственные плат­формы к XXVIII съезду КПСС, что способствовало дальней­шей дифференциации различных политических направлений. И наконец, на базе консервативно-сталинского крыла в КПСС организационно оформились две партийные структуры, объявившие себя самостоятельными, но в составе КПСС. Это были Марксистская рабочая партия — партия диктатуры пролета­риата (МРП —ПДП, март 1990г., Москва) и Российская коммунистическая партия (РКП, апрель 1990 г., Ленинград). Первая — видела в КПСС идеологического противника ввиду ее усиливавшейся социал-демократизации, высказывая в то же время готовность к сотрудничеству с теми ее членами, которые стояли на «позициях рабочего класса» и осуждали проходившие в стране кампании гражданского неповинове­ния, забастовки и прочие формы деструктивного протеста {35],

Вторая партия — РКП заняла еще более консервативные позиции, выступая против многопартийности, развития ры­ночных отношений, за сохранение партии коммунистов как государственного механизма управления [36].

Интересна история становления еще одной крайне левой, просталинской партии ВКП (б). Ее путь начался с публика­ции статьи Н.А. Андреевой, преподавателя и будущего лидера партии, «Не могу поступиться принципами», а затем создания Всесоюзного общества «Единство — за ленинизм и коммунис­тические идеалы» (май 1989г.). Позднее была оформлена «Большевистская платформа в КПСС» и, наконец, собственно ВКП (б). На начальных этапах становления своей организа­ции члены ВКП(б) ставили перед собой задачи защиты исто­рии большевизма и борьбы за большевизацию КПСС [37]. И только после августовских событий 1991 года, когда учреди­тельный съезд, состоявшийся в Санкт-Петербурге 8 ноября 1991 г., провозгласил создание самостоятельной партии, на повестку дня был поставлен вопрос о воссоздании социализ­ма, восстановлении Союза ССР посредством возрождения в новых условиях государства рабочего класса [38]. Возвраще­ние к диктатуре пролетариата ВКП (б), как и РКП, связыва­ли с развитием неосталинизма и непримиримостью к оппорту­низму [39]. Причем под «оппортунистами всех мастей» лиде­ры ВКП(б) подразумевали все прокоммунистические и соци­алистические партии России. Некоторые исключения «андреевцы» делали лишь в отношении к РКРП.

Российская коммунистическая рабочая партия (РКРП) была учреждена 23 ноября 1991 г. на Свердловском 1 чрезвы­чайном съезде коммунистов республики. В политическом за­явлении участников этого съезда была отмечена преемствен­ность вновь созданной партии по отношению к коммунисти­ческой партии РСФСР. У истоков РКРП стояло так называе­мое Инициативное коммунистическое движение, которое в условиях действия Указа Президента России от 6 ноября 1991 г. «О деятельности КПСС и КП РСФСР», а также ранее изданного указа от 23 августа 1991 г. «О приостановлении деятель­ности коммунистической партии РСФСР», создало новую раз­ветвленную сеть своих низовых парторганизаций. Именно РКРП, объединяясь с советами рабочих и рабочими кружка­ми, сформировала ядро массового прокоммунистического движения «Трудовая Россия». Свой характер как «партии ле­нинского типа» РКРП определила спустя год в партийной про­грамме, принятой на II этапе Учредительного съезда (декабрь 1992 г.). В программе были сформулированы лозунги борьбы с капитализацией общества и за восстановление СССР, возвра­щение к социалистическим ценностям и идеалам [40]. Одна­ко лидеры РКРП — В. Тюлькин, Ю.Г. Терентьев, В.И. Ан­пилов, А.А. Сергеев и др. — не были одиноки в своем стрем­лении возродить под собственными знаменами КП РСФСР. Аналогичная работа была проделана организационным коми­тетом бывших руководителей ЦК КП РСФСР В.А. Купцо­вым, Г.А. Зюгановым, А.Н. Ильиным и др., которые, правда, были исключены из рядов КП РСФСР группой Анпилова и Тюлькина в феврале 1993 г. на II Чрезвычайном съезде КП РСФСР. На этом съезде лидеры РКРП предприняли попытку реанимировать один из крупнейших отрядов КПСС, дав ему свое название и программные документы.

Собственно, в феврале 1993 г. проходило два чрезвычай­ных съезда коммунистов России. В те же дни, помимо съезда РКРП, на Клязьме состоялся другой, тоже II Чрезвычайный съезд КПРФ, которым была завершена восстановительно-объе­динительная работа группы Зюганова. Этот съезд выглядел более внушительно. По докладу мандатной комиссии на съезд прибыло 695 делегатов (из 830 избранных), среди них не­сколько десятков народных депутатов РФ из полдюжины пар­ламентских фракций [41]. Безусловно, вновь созданная партия Зюганова была менее радикальна по своим идейным позици­ям, чем РКРП, РКП, МРП-ПДП, ВКП (б). Ее лидеры отказа­лись от наиболее ортодоксальных коммунистических догм. Так, о коммунистах, придерживающихся классовых позиций, но­вый лидер КПРФ отозвался как о «левых ортодоксах, остав­шихся в прошлом веке» [42].

Еще более центристских, по существу, социал-демократи­ческих позиций, придерживалась группа депутатов парламент­ской фракции «Коммунисты России» (Р. Медведев и др.). Они отказались от идеи восстановления КПСС и в сентябре 1991 г. выпустили обращение с призывом к образованию левой партии, которая смогла бы заменить ее в условиях запрета [43]. Так была создана в октябре 1991 г. Социалистическая партия тру­дящихся (СПТ — председатель Л. Вартозарова).

Чуть раньше на базе фракции «Марксизм XX», сформиро­вавшейся в движении Марксистская платформа в КПСС, А. Бузгалиным и А. Колгановым (лето 1991 г.) была создана еще одна социал-демократическая партия — «Партия труда». Эта партия была тесно связана с крупнейшими профсоюзны­ми организациями России, в частности, с ФНПР. Она объе­диняла несколько идеологических течений от социал-демокра­тического до революционно-марксистского и делала ставку на создание широкой партии лейбористского толка. Отсюда оп­ределенная размытость и теоретическая неопределенность про­граммных установок партии. Вообще, увлеченность многих фракций и групп в КПСС социал-демократическими ценнос­тями ставила их в сложное положение: с одной стороны, со­здавая свою политическую организацию, они должны были отмежеваться от прежних установок КПСС, которая на пос­леднем этапе своей деятельности сама значительно эволюцио­нировала в сторону социал-демократизма, а с другой, — надо было размежеваться с уже существующим в России социал-демократическим движением. Его начало было положено в мае 1989г. на конференции дискуссионных политических клубов 10 городов созданием Социал-демократической ассо­циации (СДА). Первый учредительный съезд СДА, на кото­ром были приняты Устав и Декларация принципов, состоялся в январе 1990 г.

Своей целью ассоциация провозгласила борьбу за «утверж­дение политической, экономической и социальной демокра­тии», при этом духовной основой СДА объявлялись «идеи де­мократического социализма, наследия российской социал-де­мократии». Однако спустя три месяца оргкомитет, образован­ный СДА, провел Учредительный съезд Социал-демократической партии России (СДПР), в программе которой теоретическая целевая установка на «демократический социализм» смени­лась на «общество социальной демократии». И если в про­граммах западной социал-демократий данные понятия имеют единую смысловую нагрузку, то отечественные социал-демок­раты их резким противопоставлением стремились еще больше дистанцироваться от прежней коммунистической фразеологии. Эта тенденция в оформлении программных позиций прояви­лась практически у всех левоцентристских партий и движе­ний, которые во множестве создавались в начале 90-х гг.

Итак, в процессе своего разложения КПСС из собственных рядов рождала широкую политическую оппозицию. Причем, вновь создаваемые политические партии и движения были не только либерального толка, но и левой ориентации. Более того: уже после краха КПСС в новых прокоммунистических партиях процент членов, не состоявших ранее в КПСС, колебался от 10% (СПТ) до 40% (РПК), а в ВКП(б) по некоторым данным их количество превышало половину [44].

Таким образом, в конце 80-х — 1991 г. в России завер­шился первый этап формирования многопартийности. Новые партии и движения возникали как на базе самостоятельных клубов и организаций, так и в недрах самой КПСС в условиях крушения существовавшей политической системы. Этот про­цесс характеризовался следующими чертами: — партии и дви­жения в большинстве своем создавались социально активны­ми гражданами, состоявшими или состоящими на тот период в рядах КПСС, при этом сам факт признания преемственнос­ти со сходящей с политической арены КПСС не всегда озна­чал идентичность идейных позиций; — в процессе выработки своих идеологических и программных установок партии пере­живали многочисленные расколы и размежевания (ДПР, РПРФ, СКД и др.) — при активном поиске собственной со­циальной базы многие партии претендовали на поддержку еще не сложившихся социальных страт в обществе; — процесс организационного становления и укрепления новых партий­ных структур был связан с поисками адекватных организаци­онных форм политического объединения (от классических до движенческих); — огромное значение в процессе создания по­литических партий и выработки политических «правил игры» в условиях правовой неурегулированности их взаимоотноше­ний с органами власти имел личностный фактор; — «анти­коммунистическая» направленность деятельности либеральных партий и стремление сохранить или модернизировать КПСС партиями социалистического выбора представляли собой два основных направления политической жизни России данного периода.

2. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ РОССИИ ОБ ИДЕАЛЕ ОБЩЕСТВЕННОГО УСТРОЙСТВА СТРАНЫ (1989-1991 гг.).

1987—1992 годы стали временем бурной полемики об идеале общественного устройства страны, что было обусловлено процессом развивавшейся многопартийности. Выходившие на политическую арену партии, их лидеры предъявляли обществу свои программы, в которых отражались представления о данном идеале. В последующие годы судьба этих партий складывалась по-разному. Они раскалывались, объединялись, меняли политическую тактику, но эти бурные процессы весьма несущественно влияли на сложившиеся в процессе генезиса российской многопартийности теоретические представления.

Анализируя подходы различных общественно-политических сил России к проблеме идеала устройства страны, целесооб­разно типологизировать эти представления. Поскольку про­блема исторического выбора осознается российским обществом в сопоставлении состояния страны с достижениями западной цивилизации, отношение к последней и выступает основани­ем для типологизации, выделяющей три основных типа идеа­ла общественного устройства страны: западнический, почвен­нический и центристский.

Современное западничество представлено в России широ­ким спектром идейных и политических течений, вдохновляе­мых опытом развития индустриальных стран Запада, привер­женных либеральным ценностям. Под либерализмом в дан­ном случае понимается не столько идеология и политика ли­беральных партий, сколько интеллектуальная установка на определенную систему ценностей, в основе которой примат экономических и политических прав индивида, ограниченных законами, выражающими естественные потребности цивили­зованного человека. Эта установка пронизывает социальное миросозерцание представителей достаточно широкого спектра политических сил современной России: от правых либералов до социал-демократов.

По укоренившейся в России традиции западникам противо­стояли почвенники, стремившиеся выявить и учесть в своих программах обновления страны ее особенности и самобытность. Ориентация на интересы государства, примат обязанностей индивида по отношению к его правам, вытекающий из пред­ставлений почвенников о том, что служение Отчизне —- выс­шая гражданская ценность, стремление к возрождению русско­го национального самосознания, духовности, культуры — это те цели почвенников, которые объединили весьма разнородные силы: от монархистов до коммунистов-государственников, со­хранивших верность традициям национал-большевизма.

Между западниками и почвенниками стремились обрести свое место общественно-политические силы центристской ори­ентации, разрабатывавшие идеал общественного устройства, воплощающий синтез общецивилизационной тенденции миро­вого развития и российской специфики.

Особое место в этой структуре занимает коммунистичес­кий идеал будущего страны. На духовную эволюцию россий­ских коммунистов заметное влияние оказывали как почвен­ники, так и западники, разделявшие ценности европейской социал-демократии. Однако процесс обновления коммунистического движения в России оказался более сложным, чем в странах Восточной Европы, где бывшие коммунисты безбо­лезненно трансформировались в социал-демократов. Незавер­шенность на момент 1991 г. эволюции российских коммунис­тов служит основанием для выделения коммунистического идеала из предлагаемой триады.

Итак, в конце 80-х годов, когда политический спектр в России был необычайно широк, в программах политических партий и общественных движений, оппонирующих КПСС, все более явственно начали звучать фрагменты оценок, теорий, вытекающих из основных постулатов либерализма. Разделяе­мые поначалу элитарной частью интеллигенции, эти идеи ста­ли активно восприниматься массовым сознанием по мере того, как в обществе усиливалось разочарование в реформаторской деятельности коммунистической элиты, сопровождавшиеся ростом антикоммунистических настроений. Либерализм с его ярко выраженной антикоммунистической ориентацией стал базой, на которой консолидировались оппозиционные КПСС политические силы российского общества. Чем же объяснить столь убедительную победу либерализма над коммунистичес­кой идеологией на этом этапе?

Для объяснения этого феномена необходимо уяснить сущ­ность идеологии либерализма, особенности политической мен­тальности тех социальных сил, которые с восторгом воспри­няли идеи, казалось бы, чуждые политической традиции Рос­сии, тактику политиков, взявших на вооружение идеалы ли­берализма.

Характерной чертой либерализма является то, что он все­гда стремился быть комплексным и универсальным учением, основные положения которого можно было бы применить не только в экономике. В результате современный либерализм представлен тремя основными компонентами:

а) экономический либерализм собственников и предпри­нимателей, стремящихся максимально активизировать хозяй­ственную деятельность индивида в обществе;

б) культурный либерализм интеллигенции, нацеленный на раскрепощение интеллектуального творчества;

в) политический либерализм, ориентирующий общество на всемерное развитие демократических прав и свобод.

Таким образом, либерализм претендует на учет интересов и потребностей довольно широких слоев общества. Это во многом способствовало тому, что к 1989 году в условиях «глас­ности», снявшей многие идеологические ограничения, либе­ральные идеи достаточно полно и адекватно отражали устрем­ление большинства активной части электората в СССР: нарождающегося слоя предпринимателей, интеллигенции, нако­нец, просто думающей части общества, уставшего жить за частоколом ограничений и установлений.

Следует учитывать и конкретно-исторические обстоятель­ства, без осмысления которых данный вывод будет неполным.

Ядром движения за преобразования в СССР выступила интеллигенция, для которой культурный и политический ли­берализм являлся условием профессиональной деятельности, возможностью реализовать себя. Добавим к этому традицион­ное стремление российской интеллигенции опереться в лич­ном и общественном поведении на абстрактную и отвлечен­ную идею, как правило, заимствованную. Приверженность же либеральной идее вытекала не только из названных выше фактов.

Напомним, что в дореволюционной России интеллигенция представляла собой особого рода «партию» образованных лю­дей, объединенную общим умонастроением — «партию наро­да», выступающую против «партии власти». Народ — вот ее Бог, ее религия, ее главная идея, которой она поклонялась и служила. Далекая от народа по культуре, образованию, обра­зу жизни, она видела в нем высшую инстанцию при решении вопросов религиозно-нравственного толка и социально-поли­тического порядка. Вера в народ приобрела у интеллигенции черты едва ли не религиозной веры. Отсюда желание «постра­дать» за народ, посвятить себя борьбе за его счастье.

Соответственно источник зла сосредоточен для нее на дру­гом полюсе общества — в государстве и власти, угнетавших народ. За народ против царя — таков был главный девиз русской дореволюционной интеллигенции.

Такие взаимоотношения интеллигенции с властью не яв­ляются исключительной особенностью XIX века. Как показал опыт XX века, они возникают при любом режиме, где власть несовместима с политической свободой и гражданскими пра­вами. Отсюда вполне логично признание интеллигенцией и такой характерной черты либерализма, как антиэтатизм.

Таким образом, можно заключить, что положение интел­лигенции в СССР, ее профессиональные устремления и поли­тические симпатии в период перестройки вполне логично обус­ловили принятие ее основной частью идей либерализма. Именно с ними вышла интеллигенция на арену борьбы мнений, тео­рий, идей о путях переустройства России.

Для российских либералов коммунистическое прошлое стра­ны — это зигзаг исторической случайности, вырвавшей Рос­сию из общецивилизационного потока, в который она вошла во второй половине XIX века, начав буржуазные реформы.

Коммунисты, волею случая оказавшиеся у власти, навязали стране утопический эксперимент, итогом которого стала эко­номическая и социальная катастрофа. Достаточно определен­но это понимание в свое время выразил А. Ципко: «Мы пола­гали, что связали свою судьбу с единственной, никому не до­ступной истиной, а как выяснилось, мы доверились мечте-призраку, интеллектуальной фантазии, которой не суждено было никогда воплотиться в кровь и плоть человеческой жиз­ни. Мы полагали, что являемся первопроходцами, ведем за собой все остальное человечество в царство свободы и духов­ной благодати, а оказалось, что наша дорога была дорогой в никуда, в тупик...» [45].

Обращает на себя внимание, что многие сторонники либе­рализма не видели в большевизме и его «эксперименте» ниче­го от исторической органики России. Не стремясь опроверг­нуть этот подход и не солидаризируясь с ним, тем не менее, необходимо констатировать, что такая установка формирует облегченное отношение к реформированию страны, создавая несколько иллюзорное представление о том, что достаточно «выправить» этот «зигзаг» случайности, каким стали 70 с лиш­ним лет советской власти, и российская птица-тройка лихо покатит по столбовой дороге мировой цивилизации.

Каким же представляли идеологи либерализма оптималь­ное для России общественное устройство?

В экономической сфере — рыночная экономика, в кото­рой доминируют отношения частной собственности, единствен­ной гарантии свободы индивида. Государство выступает га­рантом необходимых для свободной предпринимательской де­ятельности правовых норм, служит инструментом проведения таможенной и валютной политики, осуществляет меры по со­циальной поддержке населения, защите окружающей среды — такой виделась роль государства теоретикам партии конститу­ционных демократов, провозгласившей себя наследницей «луч­ших традиций отечественного либерализма» [46]. Свобода предпринимательской деятельности — так можно выразить экономическое кредо либерализма, отразившееся в програм­мах не только кадетов, но и Республиканской, Демократичес­кой партии России, Партии экономической свободы. В эконо­мической платформе кадетов утверждалось: «Предпринима­тельство преобразует производителя в собственника, трудо­вые усилия — в ресурсы для новых инвестиций, а энергию личного интереса — в энергию экономического роста» (47]. Этому вторил сопредседатель Партии экономической свободы К. Боровой: «Если налоги будут маленькими, а экономика ли­беральной, если государство не будет участвовать в крупных предприятиях и не будет мощного государственного сектора — получим очень эффективную... экономику» [48]. Следует от­метить, что среди российских либералов особую популярность приобрела праволиберальная, антикейнсианская экономичес­кая идеология. Государственный сектор в экономике рассмат­ривался ими как «источник коррупции, питательная среда для переплетения государственных и криминальных интересов и структур» [49}. Будущая экономика должна быть жесткой. «Надо будет крутиться и крутиться каждому, крутиться по-страшному», — восклицал К. Боровой. В экономике будущей России не должно быть патернализма, социальной благотво­рительности. Социальная поддержка населения возможна и оправдана лишь в условиях переходного периода. Как утвер­ждал К. Боровой: «Новое поколение окажется уже в состоя­нии вести нормальную либеральную экономику. Нынешнему — надо помочь. Надо помочь ему элементарно выжить. А это значит — следовать чуточку устаревшей и в чем-то не вполне либеральной концепции» [50]. По сути дела эти взгляды иг­норировали богатый опыт либерализма, накопленный в XX ве­ке. Неолиберализм или «социальный» либерализм включил в себя осознание того, что экономическая свобода индивида имеет свои границы, определяемые обстоятельствами, перед кото­рыми человек оказывается бессилен, и посему нуждается в общественной поддержке, социальных гарантиях, достойных человека условий бытия.

Если в области экономической российские либералы в своем видении будущего колебались между социал-либерализмом и либерализмом, отдавая, в конечном счете, свои симпатии пос­леднему, то в сфере политической все партии придерживались ценностей классического либерализма. Партии либеральной ориентации стремились к ограничению объема и сферы влия­ния государства на жизнь общества и индивида, декларируя необходимость формирования гражданского общества как про­тивовеса государственному началу. Кадеты, например, провоз­глашали признание приоритета прав личности по отношению к правам государства и любых общественных групп [51].

Политическое устройство общества должно зиждиться на принципе конституционализма, предполагающего формирова­ние выборного представительства, чья законотворческая дея­тельность строго регулируется конституционными нормами, ориентированными на защиту прав и свобод индивида, а так­же систему «сдержек и противовесов» во взаимоотношениях законодательной, исполнительной и судебной властей [52].

Таким образом, в России должно возникнуть и граждан­ское общество, и правовое государство, строящие свои отношения на договорной основе, что и обеспечит верховенство закона, являющегося гарантом свободы автономного индивида. Как известно, в истории России особой сложностью отли­чалась сфера межнациональных отношений. Идеология либе­рализма проходила серьезное испытание на прочность своих принципов, когда она вторгалась в эти отношения, предлагая свои видения их оптимизации. В отношении к нациям, вхо­дившим в состав бывшего СССР, все партии либеральной ори­ентации декларировали право наций на самоопределение вплоть до создания независимых государств. Но в отношении судеб этносов России проявлялась некоторая сдержанность, отра­жавшая понимание особой органичности судеб народов Рос­сии, соединившихся в живое геополитическое, экономическое, социальное тело, разрушение которого может стать гибельным для страны. Наиболее радикально настроенные либералы дек­ларировали лозунг «каждому национальному образованию столько независимости, сколько оно сможет освоить, допол­нив его: общее у нас — только денежная система и армия». Предлагалось заложить в Конституцию Российской Федера­ции максимальную независимость субъектов Федерации, воз­можность разноуровневого, в том числе — конфедеративного, участия в Российской Федерации, объединяемой только мак­симально демократичным Основным законом и Федератив­ным договором, денежной системой и наличием общих (феде­ральных) вооруженных сил.

Все программы партий либеральной ориентации провоз­глашали равенство гражданских прав человека вне зависимо­сти от его социального и национального происхождения. Это требование рассматривалось как важное условие сохранения мира в отношениях между нациями. Правовое государство, гарантируя формально-юридическое равенство людей, долж­но было стать достаточным основанием снятия межнациональ­ной напряженности. И, наконец, программные документы и политические декларации российских либералов предполага­ли широкое использование принципов культурно-националь­ной автономии как одного из средств оптимизации межнаци­ональных отношений. Таким предстал в 1987—1991 гг. в сво­их основных чертах либеральный идеал будущего обществен­ного устройства России. Достаточно близкой к нему оказалась и социал-демократическая модель.

Идеи социал-демократии в период упадка коммунистичес­кой идеологии приобрели известную популярность в полити­чески активных слоях российского общества, однако в после­дующем под натиском либерализма были оттеснены на пери­ферию политического сознания. Однако это не означает, что у них нет перспективы. Учитывая сложность осуществления либеральных реформ в России, неоднозначную реакцию мас­сового сознания на неизбежное социальное расслоение, рез­кое ухудшение материального положения, падение уровня и качества жизни, можно прогнозировать рост интереса обще­ства к социал-демократическим идеям.

В программных документах Социал-демократической партии России подчеркивалось, что она ориентируется на «пример развитых стран, в которых социал-демократия смогла реали­зовать свой творческой потенциал, построила общество высо­кого жизненного уровня и социального равновесия» [53]. Оп­ределяя цель демократов, Манифест о провозглашении Соци­ал-демократической партии Российской Федерации деклари­ровал намерение, партии содействовать построению общества политической, экономической, социальной демократии, осно­ванного на народном самоуправлении, гармоническом сочета­нии развитых производительных сил с общественными отно­шениями, гарантирующими каждому члену общества уровень жизни, достаточный для достойного существования, и в то же время создававший условия для полной реализации инициа­тивы и творческого потенциала личности в любых сферах че­ловеческой деятельности.

Социал-демократическая партия Российской Федерации формировалась из социал-демократических групп, входивших в созданную в январе 1990 г. Социал-демократическую ассо­циацию. В декларации принципов этой ассоциации раскрыва­лись средства реализации целей, провозглашенных россий­скими социал-демократами. Такими средствами выступали: по­литическая, экономическая и социальная демократия. Поли­тическая демократия предполагала реализацию принципов классического либерализма: правовое государство, полнота гражданских прав и свобод и пр.

Экономическая демократия понималась как такая форма организации экономической жизни общества, которая утвер­ждает регулируемый рынок, равноправие всех форм собствен­ности, преодоление государственного монополизма. Однако в отличие от классического либерализма, социал-демократичес­кая экономическая концепция выступает против превраще­ния рынка и денег в «единственный организующий принцип общества, что может привести к фетишизации экономики» [54]. С точки зрения социал-демократов, не менее важны и такие принципы как эффективность, экологичность, соревно­вательность, справедливое распределение по результатам уси­лий, затраченных на благо общества. Выступая против по­вальной реприватизации, теоретики социал-демократии настаивали на создании условий для превращения возможно боль­шего числа работников в сохозяев, совладельцев предприя­тий, на формировании системы перераспределения части до­ходов в пользу неимущих социальных слоев.

Социальная демократия означала органичное увязывание «рыночной экономики» и «нерыночной» социальной политики, цель которой — максимальная социальная защищенность че­ловека. Таким образом, этот принцип должен был утвердить в обществе социальную солидарность, без которой оно обрече­но на острые социальные конфликты.

Программа социал-демократов не содержала особых поло­жений, определяющих политику партий в сфере межнацио­нальных отношений, распредмечивающих представления тео­ретиков этого политического движения о государственном ус­тройстве России, способствующем снижению уровня межна­циональных противоречий, остроты их конфликтности. Эта проблема снимается по мере утверждения в обществе неотъем­лемых прав и свобод человека вне зависимости от его нацио­нальности. Общество, гарантирующее каждому своему члену равные права, создает все необходимые условия для снятия межнациональной напряженности. В эти права теоретики со­циал-демократии включали свободу национального самосоз­нания и самоопределения, не конкретизируя свои представле­ния о форме этого самоопределения.

На левом фланге политических партий, ориентированных на западнический тип российского общества, находились Со­циалистическая партия и Социалистическая партия трудящих­ся. Социалистическая партия, в отличие от социал-демокра­тов, прямо провозглашала свою приверженность социалисти­ческому идеалу общественного устройства. Идеологи этой партии рассматривали социализм как неизбежный результат естественноисторического процесса развития индустриальной и постиндустриальной цивилизации, а именно этот вектор, по их мнению, будет определять эволюцию России. Социалисты отрицали подход к социализму как к некоторому законченно­му идеалу, который должен быть осуществлен раз и навсегда. Под социализмом они понимали длительный процесс преобра­зования старых общественных форм и создания новых, осно­ванных на сочетании экономической и политической демокра­тии, вследствие чего и возникает «общество, гарантирующее людям максимальную свободу на основе равноправия, в том числе на основе равного доступа к принятию экономических решений, равного доступа к участию в управлении обществен­ной собственностью» [55].

Социалисты критически относились к либеральному идеа­лу общественного устройства, который, по их мнению, не из­бавляет человека от отчуждения, эксплуатации, власти де­нежного метка. Каким же предстал идеал общественного ус­тройства России в программных документах российских соци­алистов?

Основу общества составляет многоукладная экономика, развивающаяся на основе рыночных отношений. В экономике функционируют пять основных типов собственности и управ­ления. Государственный сектор, действующий в рамках ди­рективного централизованного планирования, охватывающий базовые отрасли промышленности. Трудовые коллективы этих предприятий обладают ограниченными правами управления, участвуя в принятии решений только по вопросам охраны и организации труда. Второй тип — самоуправляющиеся пред­приятия, составляющие основу обрабатывающей промышлен­ности. Коллективы этих предприятий имеют возможность выбора руководителей и принятия всех ключевых решений. Третий тип — муниципальные предприятия торговли, мест­ной и пищевой промышленности —- передаются в аренду тру­довым коллективам. Четвертый тип — предприятия коллек­тивной трудовой собственности, принадлежащие тем, кто на них работает, и, наконец, предприятия частно-кооперативно­го сектора. В принципе, не отрицая частной собственности на средства производства, социалисты полагали, что ее удельный вес должен быть минимальным [56].

В политической сфере социалисты выдвигали несколько расплывчатый идеал подлинного народовластия и демократии, реализуемый через различные формы общественного самоуп­равления, политический плюрализм, утверждение граждан­ских прав человека. Гарантией политической демократии мо­жет быть только экономическая демократия, открывающая доступ трудящимся к собственности и управлению государ­ственной и другими формами собственности. Социалисты пред­почитали для России федеративный тип государственного ус­тройства; оптимизация межнациональных отношений должна быть достигнута за счет представления нациям права террито­риальной и культурной автономии.

Таким образом, стремление социалистов отразить в своих программных документах особенности России отражалось, в лучшем случае, в экономическом разделе программы этой партии. Отдавая приоритет государственной и коллективным формам собственности, они в известной мере учитывали исто­рическую традицию России, отразившую активную экономи­ческую функцию российского государства и коллективистские настроения российского общества. Однако в целом следует признать, что проблема своеобразия российского пути к соци­ализму теоретиками Социалистической партии не была реше­на, хотя она логично Вытекала из признания социалистами большого влияния на тип эволюции особенностей той или иной страны.

Социалистическая партия трудящихся, в отличие от соци­алистов, включила в свой идеал не только ориентацию на социализм, но и перспективную цель, традиционно отстаива­емую коммунистами, — формирование общества, в котором «свободное развитие каждого служит условием свободного развития всех» [57]. Таким образом, эта партия не отказа­лась от коммунистической перспективы, определяя ее в самой осторожной форме. Однако и свои представления о социализ­ме теоретики этой партии формулировали в предельно общих описаниях. По их мнению, Россия должна продвигаться по пути общественного прогресса, создавая общественную систе­му, «которая совместит надежные социальные гарантии с до­стоинствами многоукладной экономики и соревновательнос­тью, при действенном участии трудящихся во владении и уп­равлении производством, в распоряжении ими результатами своего труда» [58].

В политической сфере Социалистическая партия трудящихся декларировала необходимость создания правового государства, укрепления гарантий прав индивида. Федерация рассматри­валась как оптимальный тип государственного устройства для многонациональной России.

Таким образом, ни одна из партий социалистической ори­ентации не стремилась распредметить свои представления о социализме как идеале общественного устройства, предпочи­тая говорить о движении, эволюции, в процессе которой реа­лизуются принципы демократии, свободы, солидарности. Эта позиция отражала стремление этих партий опираться на опыт западноевропейской социал-демократии и партий, примыкав­ших к такому политическому движению, как еврокоммунизм.

Итак, западнический вектор политических сил России уже на этапе генезиса включал все многообразие идей и ценнос­тей, существующих в индустриально развитых странах: от либерализма до еврокоммунизма, идеология которого просле­живалась в программных документах Социалистической партии трудящихся. Эта пестрота политических идеалов свидетель­ствовала о том, что на первоначальной стадии становления плюралистической политической системы в России большую роль играло политическое творчество интеллигенции, различ­ные группы которой ориентировались на заимствование политических и идейных стандартов, сложившихся либо в истори­ческом прошлом России, либо в странах, ставших для полити­зированного российского общества образцом для подражания.

Одновременно формировались российские «почвеннические» партии.

Российское почвенничество — сложное, многогранное яв­ление, опирающееся на глубокую историческую традицию поиска особого пути России, который вела российская обще­ственно-политическая мысль. Вступая в острую идейную по­лемику с западниками, почвенники не приемлют стремление своих оппонентов «выпрямить» путь развития российского общества, вписав его в общецивилизационную магистраль ис­торического процесса.

Основанием для типологии почвеннических идеалов обще­ственного устройства России может служить отношение идео­логов-почвенников к выбору путей возрождения России. В отношении к этой проблеме в литературе, политических дек­ларациях сил почвеннической ориентации прослеживаются два основных подхода. Первый можно определить как «движение в будущее через возврат в прошлое» (почвенники-реставрато­ры) ; второй — как движение в будущее на основе модерниза­ции российского общества, но модернизации особого рода, осуществляемой в форме, отражающей особенности России, ее неповторимую природу (почвенники-модернизаторы).

Первый тип в 1987—1992 гг. был представлен в программ­ных документах общественно-политических организаций: Пра­вославной конституционно-монархической партии России, других общественно-политических движений, чьи идеи несут на себе печать реставраторских увлечений. Так можно, види­мо, говорить о зарождении в эти годы идеологии своеобразно­го православного фундаментализма, о чем свидетельствуют публикации Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожско­го Иоанна [59]. Реставраторские идеи звучали и в работах некоторых публицистов, связанных с почвенническим движе­нием [60].

Идеология реставраторов не пользовалась широкой под­держкой в стане почвенников. Гораздо большую популярность имели идеи модернизаторов, представленные в программах таких партий, как Национально-республиканская, Русская партия национального возрождения, Социалистов-народников и др.

Наиболее типичными в их среде оказались возникшие в 1992 гг. блоки национал-патриотических сил: Российский об­щенародный союз, Российское народное собрание, Русский национальный выбор, Фронт национального спасения. В.своих политических декларациях их лидеры были увлечены, преж­де всего, проблемами текущей политической борьбы и не да­вали развернутых обещаний относительно будущего устрой­ства России, что диктовалось самим характером подобного рода объединений, создававшихся для борьбы за власть и объеди­нивших достаточно разнородные силы.

Первоначально важное место среди национал-патриотичес­ких сил занимало движение «Память», включившее несколько групп» претендовавших на это название. Возникшее на рубе­же 60—70-х годов, оно приобрело политизированный харак­тер во второй половине 80-х годов. В документах групп, вхо­дивших в это движение, не было развернутых представлений о будущем общественном устройстве России. Свои усилия эти группы сосредотачивали главным образом на борьбе за «ду­ховное возрождение и объединение русского народа», основ­ным условием которого их лидеры считали преодоление влия­ния «сионизма, талмудического атеизма и космополитическо­го ростовщичества», что придавало специфический характер программным документам этих групп, включавших, как пра­вило, набор основных требований, предъявлявшихся к власть имущим.

Идеология почвенников включала некое единое поле цен­ностей и смыслов, на периферии которого возникли идейные образования, отражавшие особенности позиций тех или иных движений, политических партий и групп. В это единое поле ценностей входило лояльное отношение к досоветской Рос­сии. Эпоха господства коммунистов оценивалась как истори­ческая катастрофа, главным итогом которой стала деградация русского народа, разрушение российской государственности в ее исторически сложившихся формах, колоссальное растран­жиривание гигантских материальных и духовных ресурсов страны на достижение целей, чуждых национальным интере­сам русских. Необходимо отметить, что столь категорическая оценка советского периода была свойственна идеологам наци­онал-патриотических сил до раздела Советского Союза. После декабря 1991 г. эти оценки корректировались с учетом теку­щей политической борьбы, в которой начало активно эксплу­атироваться ностальгическое отношение массового сознания к относительно устроенной жизни в бывшем СССР. Как когда-то в 20-е годы часть российской интеллигенции признавала историческую полезность большевизма в связи с сохранением единства государства, так в наши дни некоторые идеологи национал-патриотов готовы признать целесообразность и не­обходимость даже такого зловещего явления советской исто­рии, как сталинский террор. Так, Э.Лимонов укорял А.Солженицына за то, что тот, живописуя зверства ГУЛАГа, не осознавал, что это насилие было защитительным, спасшим страну от «демонов национальных страстей» [61].

Безусловно, эти оценки проистекали из признания нацио­нал-патриотами такой ценности, как единое государство и его геополитическое пространство, сохранение которого рассмат­ривалось как одна из важнейших задач, стоявших перед пат­риотическими силами страны.

Важнейшей ценностью национал-патриоты считали особый духовный облик русского народа. Его возрождение рассмат­ривалось как важнейшая предпосылка воссоздания государ­ства российского. Если реставраторы рассматривали право­славие как единую основу возрождения русской духовности, то модернизаторы, не отрицая роли православной церкви в этом процессе, стремились учесть конфессиональную неодно­родность российского общества, возражая против попыток абсолютизировать роль православия в формировании нацио­нального самосознания русского народа. При этом констати­ровалась недостаточность православия, определяемая самой его природой как вселенского вероучения, в силу чего право­славие в значительной степени космополитично, охвачено иде­ями экуменизма и «всеми силами пытается отодвинуться не только от политических или национальных, но даже некото­рых, имеющих политическую окраску, этических проблем» [62]. Это суждение, принадлежавшее лидеру Национально-республиканской партии Н.Лысенко, достаточно красноречи­во свидетельствует о противоречиях, существовавших в стане национал-патриотов по поводу оценок духовного потенциала православия, его возможного вклада в процесс возрождения русского самосознания.

Большое значение в идеологии национал-патриотов прида­валось развитию нравственных отношений в российском об­ществе. Возрождение нравственного облика русских, особен­но в сфере семейных отношений, рассматривалось в качестве важнейшей задачи патриотических сил. Однако нравственные отношения в силу их универсальности должны были пронизы­вать все сферы общественной жизни, включая и экономичес­кую. В этом идеологи патриотических сил от А. Солженицына до митрополита Иоанна были едины. «Нельзя допустить напор собственности и корысти — до социального зла, разрушающе­го здоровье общества» [63], — призывал А. Солженицын. «Не­обходимо восстановить отношение к труду, как к служению, имеющему непреходящую нравственную ценность, а не как к средству заработка, обогащения или удовлетворения прихо­тей», — вторил ему митрополит Иоанн [64]. Почвенники не забыли и такую ценность, как социальная справедливость. Так, митрополит Иоанн отмечал необходимость развития многоук­ладной экономики, призывая при этом тщательно соблюдать принцип социальной справедливости.

В сфере экономики национал-патриотические силы пред­почли развитие, опирающееся на собственные силы. Они вы­ступали против внедрения в общественное сознание идеалов обогащения любой ценой и потребления как главной цели общественного развития. Разумное самоограничение, как ус­ловие выживания в условиях грядущего экологического и сы­рьевого кризиса, рациональное производство, ориентирован­ное на удовлетворение разумных потребностей, — оптималь­ный вариант экономического развития страны.

Полагая, что Россия обладает самодостаточными условиями для экономического развития, идеологи национал-патриотов проповедовали умеренный изоляционизм в отношениях с вне­шним миром. На формирование представлений национал-пат­риотов о взаимоотношениях с Западом большое влияние оказа­ла традиция, идущая от Н. Данилевского, И. Ильина, видев­ших в Западе силу, относящуюся к России враждебно. Раз­мышлениями о зловещем влиянии на развитие России «мировой закулисы», стремящейся развалить ее, были наполнены мно­гие публицистические выступления национал-патриотов [65].

Таким образом, возрождение российской государственнос­ти, высокой нравственности, здоровой семьи, трудовой морали, разумный изоляционизм — образовали поле важнейших смыс­лов и ценностей общественно-политических сил национал-пат­риотической ориентации. Каким же представлялся идеологам этих сил идеал будущего общественного устройства России, осуществление которого позволило бы решить эти задачи?

Почвенники-реставраторы призывали Россию «.. .восстано­вить свое историческое государство — благословенную Вели­кую Россию, вернуться к своей тысячелетней истории, веко­вым традициям и укладу, к самобытному, овеянному славой и подвигом домостроительству, к Духу и Вере своих великих предков» [66].

Для возрождения Великой России необходимо, прежде всего, восстановить законную верховную власть. Идеал рес­тавраторов — монархия. Государь — душа государства — носитель нравственного идеала нации. Поскольку не было за­конного отречения от престола Николая II, то сохраняются правовые основы для возвращения его наследников на рос­сийский престол. Следует отметить, что сторонники монархии в России не стремились восстанавливать ее в том виде, в ко­тором она потерпела исторический крах. Православная конституционно-монархическая партия России выступала за кон­ституционную монархию. Однако и монархически настроен­ные идеологи стремились учесть последствия развития демок­ратии в XX веке. Так, Ф.Шипунов в книге «Истина Великой России» в своей модели государственного устройства России пытался найти оптимальную форму сочетания монархическо­го, аристократического и демократического принципов орга­низации управления в России. Государь должен формировать высшую управительную власть из «государственных служи­лых людей, подготовленных к этой деятельности, но с обяза­тельным участием выборных «советных людей». Средняя уп­равительная власть так же перепоручалась и государственным служилым, и «советным людям». К местной управительной власти обязаны быть призваны органы самоуправления «по воле народа». Итак, возникала система, в которой «на местном уровне преобладал демократический принцип управления, на среднем — сочетание демократического и аристократического принципов и на высшем — господство Верховной власти, оли­цетворенной Государем, с участием советных людей, как нрав­ственного представительства науки и народа» [67].

Россия — многонациональное государство. Идеологи по­чвенников — реставраторов пытались решить проблему со­хранения единого государства, нейтрализовав влияние нацио­нал-сепаратизма. С этой целью предполагалось вернуться к исторической традиции, особой государственной роли русско­го этноса. Он законодательным путем должен признаваться основной нацией, которая играет ведущую роль в государ­ственной политике, «призывает другие нации и племена к мирному и процветающему рядом жительству» [68]. Влияние основной нации на межнациональные отношения обеспечива­ется тем, что она гарантирует всем народам свою помощь и защиту. Россия возвращается к дореволюционным формам тер­риториального устройства: губерниям, уездам, волостям.

В экономической сфере почвенники-реставраторы вына­шивали идеи формирования органичной для России экономи­ки «не капиталистической» и «не социалистической», а слож­ной, многоукладной, разносторонней, «самоудовлетворяющей и завершенной, т. е. из установленных нацией и народом со­четанных долей государственной, общественной, общей и лич­ной ее отраслей» [69]. На основе многоукладной экономики в социальной сфере должны восстановиться основные сословия дореволюционной России. Особое значение придавалось воз­рождению крестьянского сословия как социального слоя, со­ставляющего основу нации, хранителя ее самобытности, куль­турно-исторической традиции, православной духовности.

Этим взглядам на будущее устройство России были близки воззрения сторонников своеобразного православного фунда­ментализма, идеологом которого стал уже упоминавшийся митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн. Пра­вославному фундаментализму было свойственно стремление утвердить ценности православия во всех сферах обществен­ной жизни. Особое значение придавалось духовной сфере, где влияние церкви должно стать доминирующим. Здесь «.ника­кой религиозно-нравственной, идеологически-мировоззренчес­кой альтернативы у России нет» [70]. В области государствен­ного устройства митрополит Иоанн исходил из признания са­мобытности политической традиции России. Верховная власть едина по своей природе, она должна быть сосредоточена в одних руках, в одном органе управления. Принцип разделе­ния властей не приемлем, так как он порождает взаимные интриги и парализует власть. Однако при этом признавалась необходимость дифференциации функций власти — законо­дательной, исполнительной, судебной, для исполнения кото­рых необходимы специальные государственные институты. Таким образом, предлагалась концепция авторитарной влас­ти, подчиняющей свои усилия возрождению российской госу­дарственности в соответствии с христианскими религиозно-нравственными, морально-этическими идеалами [71].

Особое значение придавалось информационной политике государства. Средства массовой информации должны опираться в своей деятельности на «исторически устоявшиеся нормы ре­лигии, этики, нравственности» [72].

Идеал общественного устройства России, предлагавшийся почвенниками-реставраторами, нес на себе печать влияния архаичных представлений, которые едва ли были способны вызвать повышенный общественный интерес. Гораздо боль­шего внимания заслуживали идеи модернизаторов, стремив­шихся соединить российскую традицию с тенденциями, по­рожденными современным цивилизационным процессом.

В среде модернизаторов при известной общности воззре­ния на экономическое устройство России, о котором будет сказано ниже, расхождения возникали по вопросу о геополи­тических границах российского государства. Впервые в исто­рии российского почвеннического движения возникли пред­ставления, ставившие под сомнение целесообразность сохра­нения многонационального государства в границах, совпада­ющих с границами дореволюционной России или бывшего СССР. Сторонники этой позиции (А.И. Солженицын, лидеры Национально-республиканской партии России и др.) полага­ли, что, учитывая огромные потери, понесенные Россией в XX веке, она для своего возрождения должна освободиться от тяжкого бремени экономических и других усилий, необходи­мых для сохранения империи. Достаточным условием возрож­дения российской государственности является единство сла­вянских народов: русских, украинцев, белорусов. К этому со­юзу может быть допущен и Казахстан, учитывая большую чис­ленность славянского населения в этой республике и мощь се экономического потенциала, его связь с экономикой России. Однако по мере того, как стали проявляться отрицательные экономические, политические и социальные последствия распа­да СССР, стали усиливаться позиции сторонников восстановле­ния утраченного в 1991 г. геополитического пространства [73].

В границах единого российского государства должна быть решена проблема государственного устройства русских. Эту идею поддерживала Русская партия национального возрожде­ния, программа которой предлагала создание в структуре Рос­сийской Федерации русского национального государства — Великороссии. Формами этого государства могли стать: суве­ренная парламентская республика с мощным институтом пре­зидентской власти, конституционная монархия, самодержа­вие. Выбор должен будет сделать народ на основе общенарод­ного референдума [74].

Такой подход встретил решительные возражения сторон­ников имперской идеи. Лидер Национально-республиканской партии России Н.Н.Лысенко заявил от имени партии: «Мы предлагаем всем народам России и, прежде всего, русскому народу начать борьбу за построение новой великой Империи — Империи технологического и интеллектуального превосходства над всем миром» [75].

Идея технологического прорыва в будущее пользовалась большой популярностью в среде модернизаторов. Именно по­этому они вступили в яростную полемику с либералами, пола­гая, что поглощенность последних переходом к рыночной эко­номике как самоцелью приведет к катастрофическому отста­ванию России от цивилизованного мира. В работах одного из идеологов модернизаторов С.Кургиняна будущее человеческой цивилизации в XXI веке представало далеким от мировой гар­монии и торжества общечеловеческих ценностей. Человече­ство, по его мнению, окажется в условиях тотальной кон­фронтации за технологическое лидерство, источники сырья и энергии. Страны, задержавшиеся в рывке к новым технологи­ям, будут обречены на технологический геноцид, превратив­шись в объект эксплуатации своих сырьевых и людских ре­сурсов, в среду концентрации высокотоксичных и других гряз­ных технологий [76].

Исходя из этого видения перспектив развития человече­ства, идеологи модернизаторов, прогнозируя экономическое развитие страны, настаивали на необходимости сохранить ве­дущую роль государства в экономике России. Политика госу­дарства должна была обеспечить сохранение, поддержку и развитие островков технотронной цивилизации, которые ста­нут своеобразными локомотивами, вытягивающими экономи­ку России в будущее. Модернизаторы не отрицали необходи­мости перехода к рыночной экономике, подчеркивая при этом ее социальную ориентацию. Однако они не абсолютизировали регулирующую функцию рынка, подчеркивая необходимость сочетания рыночных регуляторов с государственными [77].

Критическое отношение к рыночным механизмам было свойственно всем почвенникам, включая и тех, кто отнюдь не был озабочен превращением страны в технологическую империю. Несмотря на свои критические высказывания в адрес государственного регулирования экономики, А. Солже­ницын в экономическом разделе своего эссе «Как нам обуст­роить Россию» постоянно подчеркивал необходимость отка­заться от безумного перехвата чужого типа экономики, скла­дывавшегося на Западе веками, ибо такое заимствование грозит разрушительными последствиями для страны, возра­жал против неограниченной концентрации капитала, разви­тия монополий, формирования могущественного банковско­го капитала [78].

В сфере государственного строительства почвенники-мо­дернизаторы не разделяли иллюзий реставраторов по поводу возможности восстановления в России монархии. Лидер На­ционально-республиканской партии России Н. Лысенко зая­вил по этому поводу: «Россия уже никогда не станет монархи­ческой страной... Она, возможно, будет авторитарной, но даже в этом случае ее авторитаризм станет уделом не конкретного, наследственно избранного лица, а авторитаризмом нового слоя — национальной управленческой элиты» [79]. Эта кон­цепция национальной меритократии разделялась отнюдь не всеми почвенниками. Идеологи национал-патриотических сил не исключали возможности установления демократических форм власти. Но в отличие от западников, предпочитающих копировать уже имеющиеся образцы государственного устрой­ства, почвенники искали формы синтеза национальной тради­ции с опытом демократических институтов и процедур, на­копленных человечеством.

Таким образом, в среде почвенников-модернизаторов выя­вилась неоднозначность подходов к будущему государственно­му устройству России.

Этот раскол проявился и в подходах к такой важной про­блеме, как политика в национальном вопросе. Здесь опреде­лились сторонники мягкой и жесткой линии. Мягкая нацио­нальная политика должна строиться на основе традиций рос­сийского государства, которые, по мнению сторонников этой точки зрения, всегда ориентировались на отказ от стремления обеспечить жесткую гегемонию русских, от чрезмерного наси­лия в отношении других народов, предпочитая завоевывать их лояльное отношение помощью, ролью третейского судьи в национальных распрях.

Примером жесткой позиции в национальном вопросе мог­ли служить декларации лидеров Национально-республиканс­кой партии России. В своих программных документах они представили, казалось бы, вполне цивилизованные подходы к разработке национальной политики, выступив за свободное развитие народов России, поддержав идею сотрудничества и равноправного диалога всех населяющих страну народов, осу­див насилие, шовинизм и национальную нетерпимость в отно­шениях между нациями и народностями, населяющими Рос­сию. Однако в выступлениях лидеров партии звучали совер­шенно иные мотивы. Н. Лысенко в статье «Политика разум­ного устрашения», разделив народы России на «чистые» и «нечистые», так сформулировал главную цель национальной политики в отношении последних: «эффективная нейтрализа­ция сепаратистских и национальных тенденций, поиск эф­фективных способов торможения их националистической до­минанты. Разумное устрашение, проводимое на законной ос­нове с максимальной энергией и в возможно сжатые сроки, и, одновременно, полное невмешательство во внутренние дела национальных кланов, если только они не затрагивают рос­сийских государственных интересов, — вот единственно ус­тойчивое основание для новой русской национальной полити­ки в исходе XX века» [80].

Эти взгляды Н. Лысенко свидетельствовали о том, что в национально-патриотическом движении сформировались весьма опасные для будущего страны идейно-политические движе­ния, несущие в себе заряд экстремизма, националистической нетерпимости, открытого шовинизма. И это явление не было случайным. Распад СССР больно ударил по национальному сознанию русских такими последствиями, как утеря статуса великой державы, упадок науки, снижение уровня военного могущества, традиционно являвшегося объектом повышенно­го внимания и национальной гордости русских. Не случайно лидеры Национально-республиканской партии России апел­лировали к научно-технической интеллигенции, болезненно переживавшей эти процессы. На этой почве и возникла ост­рая конфронтация между либеральной и национальной идеей и их сторонниками.

Понимая все опасности, которыми угрожает этот раскол будущему России, антагонистов стремились примирить центри­стские силы, формирующиеся с начала 90-х годов. С 1992 года на роль центра стали претендовать «Гражданский союз», Де­мократическая партия России, союз «Обновление». Из партий, входивших в этот блок, только союз «Обновление», обладая неплохой интеллектуальной поддержкой, представил обще­ственности развернутые программы действий в важнейших сферах общественной жизни. Центризм, как политическое течение, формировал свой имидж, декларируя идеологичес­кую неангажированность, прагматизм, что предопределяло повышенное внимание к текущим проблемам политической жизни страны и несколько отстраненное отношение к, отда­ленной перспективе. И, тем не менее, свое понимание буду­щего России центристы стремились основывать на осмысле­нии «...истории и традиций нашего Отечества, подлинных интересов России, на освоении мирового опыта» [81]. Они выступили против стремления либералов воплотить схемы копирования общественных моделей, сложившихся в иных культурных условиях. Центристы предстали сторонниками обновления, опирающегося на многовековую традицию отста­ивания государственных интересов, впитавшую стремление к личной свободе, счастью и благосостоянию, сохранявшую цен­ности коллективизма, сострадания и поддержки обездоленных. Их идеалом стала вечно обновляющаяся Россия, призванная органически вобрать как весь свой драматический опыт, так и все прогрессивные достижения человечества.

Центристы — сторонники сильной российской государствен­ности. Однако их позиция в вопросе о будущем этой государ­ственности была несколько противоречива. Так, в Программе союза «Обновление» утверждался демократический характер будущего российского государства [82].

В выступлениях же лидеров центристов на страницах рос­сийской печати нередко звучали иные мотивы. Учитывая тра­дицию сильной государственной власти в России, лидеры цен­тристов утверждали, что центральная власть в России неиз­бежно останется патерналистской и будет основываться на сильном президентстве при сдерживании от возможного вы­рождения в тоталитаризм институтами демократии, парламен­том, судебной властью и свободной прессой [83]. При этом, по их мнению, было важно обеспечить сочетание сильной цен­тристской власти с «местным общинным духом». В этом центристы были солидарны с А.И.Солженицыным и его идеей «де­мократии малых пространств». Местное самоуправление дол­жно быть максимально дифференцированным, учитывающим исторические и культурные особенности российских террито­рий: это может быть меджлис в мусульманских районах, каза­чий круг на Дону и Кубани, шахтерские комитеты в Воркуте и Кузбассе, где-то могли сохраняться Советы. Центр должен будет признать значительную степень политической автономии в рамках Федерации, представив ее субъектам право на свою политическую систему, собственные силы но поддержанию по­рядка, на свою внешнеэкономическую деятельность. Одновре­менно должны будут решительно пресекаться любые попытки развала единой России вплоть до использования жестких си­ловых мер против носителей сепаратистских тенденций.

В области экономики взгляды центристов на будущее Рос­сии оказались близки социал-либерализму. Они выступили в поддержку рыночной экономики, за ограниченное государствен­ное вмешательство в экономические процессы. Границы этого вмешательства должны определяться не только необходимос­тью установления правовых норм экономической деятельнос­ти, но и потребностями социально ориентированной экономи­ческой политики. Именно государство должно гарантировать справедливое вознаграждение, обеспечить достойные условия жизни обездоленным, создать условия для физического и ду­ховного развития граждан. Центристы не полагались на авто­матизм действий рыночных механизмов. В экономике, по их мнению, должен сохраняться сильный государственный сек­тор, в котором сосредотачиваются «отрасли-локомотивы» с наиболее развитыми технологиями, способные интегрировать Россию в мировую экономику.

В программных документах центристов большое внимание уделялось поискам духовных основ интеграции будущего рос­сийского общества. Фундаментом общественного согласия дол­жно стать осознание национальных интересов России, про­свещенный патриотизм, который бы учитывал геополитичес­кие, экономические, социокультурные факторы развития Рос­сии, ее историю, а также объективные мировые тенденции.

Итак, в своем видении будущего страны центристы стре­мились выразить позицию просвещенного патриотизма, объе­диняющего национальную традицию с мировым опытом, из­бегающего крайности «левого» и «правого» радикализма.

Наряду с западниками, почвенниками и центристами в политической жизни России активно участвовали партии ком­мунистической ориентации. Если западники, национал-пат­риоты и центристы в своих поисках стремились выйти за пределы коммунистической доктрины, покончить с эксперимен­том, в основе которого, по их мнению, лежала утопия, то коммунисты, пытаясь осмыслить причины своего поражения, отнюдь не были намерены отнести социалистические поиски в России к разряду исторических нелепостей. В коммунистичес­ком движении России в изучаемый период существовало не­сколько политических партий, предъявивших обществу свои программные заявления с ярко выраженной ориентацией на восстановление социализма в стране с последующим перерас­танием его в коммунизм. Наиболее влиятельными среди них стали Коммунистическая партия Российской Федерации и Российская коммунистическая рабочая партия. История лю­бит повторяться. Как и в далеком прошлом, коммунисты рас­кололись на своеобразных большевиков — РКРП и меньше­виков — КП РФ, если судить об этом по степени ортодок­сальности программных заявлений той и другой партии. Ка­ким же видели идеологи этих партий будущее России?

На коммунистическую ортодоксальность претендует Рос­сийская коммунистическая рабочая партия. Даже советский период отечественной истории она рассматривает сквозь при­зму концепции классовой борьбы, обвиняя лидеров КПРФ в переходе их на социал-демократические позиции. Восстанов­ление социализма, обновление его в соответствии с требова­ниями ортодоксального подхода к коммунистической доктри­не — так можно определить политическое кредо лидеров РКРП.

В политической сфере РКРП отстаивает Советскую власть как власть трудящихся, основу которой составляют органы самоуправления, формирующиеся в трудовых коллективах. Советы должны сохранить полноту власти, соединяя функции представительных и исполнительных структур.

В экономике должна осуществиться ее советизация, что предполагало развитие советской формы собственности, ис­ключающее частную собственность. Трудовые коллективы, создавая первичные ячейки Советов, объединяются в ассоци­ации советских предприятий, полновластно распоряжающие­ся средствами и результатами своего труда. Сплошная совети­зация заменяет всевластие партократии, которое, как полага­ют лидеры РКРП, стало одной из причин исторического пора­жения коммунистов [84].

В программных документах современных «меньшевиков» — Коммунистической партии Российской Федерации — причи­ны поражения коммунистов усматриваются не в обострении классовой борьбы, а в ошибках партии, которая не смогла ответить на вызов времени, не использовала достижения ми­ровой технологической революции; ее официальная идеология отличалась догматизмом, а руководство беспринципностью и политиканством.

Определяя в Программном заявлении свое видение буду­щего России, КП РФ подчеркивала свою преданность социа­листической и коммунистической идеям. Добровольное воз­вращение страны к социализму — так определяет партия пер­спективы России. В политической сфере должна быть обеспе-

чена социалистическая демократия в форме Советов, гарантированы широкое самоуправление народа, права чело­века, свобода слова, политических объединений. В области экономики КП РФ выступает за формирование «планово-ры­ночного, социально ориентированного, экологически безопас­ного хозяйства». Признавая многоукладность в экономике, партия отстаивает определяющую роль общенародной и кол­лективной собственности. Ведущей формой реализации обще­народной собственности должны стать самоуправляемые на­родные предприятия с безвозмездной передачей средств про­изводства в полномочное хозяйственное владение трудовых коллективов [85]. Таким образом, в отличие от ортодоксов из РКРП идеологи КП РФ отнюдь не рассматривают социализм как общество, в котором исчезают различия между классами, в известной мере приближаясь к социал-демократическому видению социалистической тенденции в общественном разви­тии страны.

В сфере национальной политики и те и другие выступают за сохранение единой России. Идеологи РКРП, сохраняя вер­ность классическому большевизму, отстаивали право наций на самоопределение, вплоть до отделения. Одновременно, не усматривая в этом праве высшую гарантию демократических начал в сфере межнациональных отношений, они призывают крепить единство России, утверждая, что в едином государ­стве каждая национальность сможет реализовать свои устрем­ления эффективней, чем в ситуации распада страны на от­дельные государственные образования. Из программного за­явления КП РФ требование права наций на самоопределение было исключено. Партия предпочла гарантировать нациям широкий спектр свобод, которые должны обеспечить полно­ценное развитие каждому этносу, входящему в состав России. Вероятно, эта позиция отражает уступки партийного руко­водства национал-патриотическим силам России, с которыми оно стремилось блокироваться.

В целом, коммунисты России сохраняли свое традицион­ное видение идеала общественного устройства страны, рас­считывая использовать инерцию массового политического со­знания, сохранявшего стереотипы прежней идеологии, жизнеспособность которых усиливалась под влиянием трудностей и просчетов, возникавших в политике реформаторов.

Анализ концепций идеала общественного устройства Рос­сии, выработанных основными политическими движениями и партиями, действовавшими в стране в 1989—1992 гг., свиде­тельствует о том, что, несмотря на существенные расхожде­ния во взглядах, большая часть партий декларировала свою приверженность демократическим ценностям в политике, мно­гоукладной рыночной системе в экономике, отдавала приори­тет идее сильной, обновленной России.

Казалось, это создавало потенциальную базу для формиро­вания политики национального согласия. Однако этот шанс на согласие не был использован политиками, о чем свидетель­ствует трагические события октября 1993 г.

Россия вновь, как уже неоднократно случалось в ее исто­рии, оказалась вовлеченной в логику развития, когда «вре­менное» жертвование идеалом во имя политической целесооб­разности трансформировалось в устойчивую систему, далекую от первоначальных упований на торжество демократии и под­линного прогресса.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Протопартийные формирования — «... включают в себя группу идеологов и организаторов, несколько представителей в парла­менте и собственное информационное издание». См.: Россия се­годня. Политический портрет в документах 1985—1990 гг. М.,1991. С.22.

2. В пресс-центре. Встречи на высшем уровне // Аргументы и факты. 1988. № 22.

3. Гордон Л.А. Возможен ли плюрализм в советском обществе // Постижение: Социология. Социальная политика. М., 1989. С.329.

4. В пресс-центре. Встречи на высшем уровне // Аргументы и факты. 1988. № 22.

5. Гордон Л.А. Указ. соч. С.328.

6. Партия «Демократический Союз». II съезд. Документы. Рига—Москва, 1989. С.6.

7. Взгляд из тюремной камеры // Огонек. 1990. №40. С.27-29.

8. Андреев С. Один год из жизни страны: результаты и перспективы. М., Прогресс, 1990. С. 155.

9. Россия сегодня. С. 199.

10. Там же. С.191.

11. Для Демократической партии России кровь недопустима. Интер­вью с председателем ДПР Н.Травкиным и его заместителем М.Тол­стым // Диалог. 1991. №12. С.61.

12. Россия сегодня... С. 154.

13. Иваницкий В. Куда идет ДПР? // Диалог. 1991. №12. С.66.

14. Россия сегодня. С. 154.

15. Там же. С. 158.

16. Литературная газета. 1990. №12. С.2.

17. Россия сегодня. С. 161.

18. Политический автопортрет: ПКД // Российская газета. 1992. №12. Февраль.

19. Новые общественно-политические организации, партии и дви­жения. Информационно-аналитический обзор. Июнь 1990. С..14.

20. Московский комсомолец. 1991. 11 июня. С.2.

21. Жириновский В.В. VII съезд ЛДПР. М., 1996. С.49.

22. Янов А. Феномен Жириновского // Новое время. 1993. №41.

23. Куликова Я.С. Феномен Жириновского. М., 1992. С.28.

24. Там же.

25. Жириновский В.В. Мы не позволим разрушать наш дом // Со­ветская Россия. 1993. 30 июля.

26. Россия сегодня... С. 188.

27. Там же. С.128.

28. ХДС: жить не по злу // Диалог. 1990. №10. С.33.

29. Россия сегодня... С.132.

30. Там же. С.129.

31. Там же. С.132.

32. Там же. С 150.

33. ХДС: жить не по злу... С.32.

34. См.: Рябов А.В. Опыт типологизации политических партий и течений современности // История политических партий в ву­зовском курсе полит, истории. Проблемы теории, методологии, методики. Вып. 2. М., 1991. С.55,

35. Россия сегодня... С.88.

36. Гальперин А.Э. Уйти от сегодняшней КПСС // Судьбы партии: проблемы, перспективы, прогнозы. М., 1990. С.91.

37. К 1-й годовщине ВКПБ // «Андреевская правда». 1992. № 10.

38. Выжутович В. Кто доигрывает партию? // Известия. 1992. 7 мая.

39. Зюганов Г. «Не хочу, чтобы на Россию смотрели, как на побеж­денную страну» // Правда. 1994. 10 августа.

40. Информационное сообщение о II Чрезвычайном съезде Компар­тии РСФСР // Молния. 1993. № 51.

41. Ермаков Я. Г., Шавкунова Т.В., Якунечкин В.В. Коммунисти­ческое движение в России в период запрета: от КПСС к КПРФ // Кентавр. 1993. № 3. С.80.

42. Выжутович В. Кто доигрывает партию? // Известия. 1992. 7 мая.

43. Там же.

44. Ермаков Я.Г., Шавкунова Т.В., Якунечкин В.В. Указ. соч. С.71.

45. Ципко А.С. Насилие лжи, или как заблудился призрак. М., Молодая гвардия. 1990. С.255.

46. Россия сегодня. Политический портрет. 1985—1990. М., Между­народные отношения. 1991. С. 161.

47. Россия сегодня. Политический портрет. 1985—1990. С. 165.

48. Боровой К. Права личности и экономическая свобода. Между­народная жизнь. 1993. № 1. С. 107.