I. Теоретические выводы.

1. По существу необходимая оборона - это разновидность крайней необходимости, которую законодатель оформляет в виде отдельной нормы. Необходимая оборона - частный случай крайней необходимости, когда опасность исходит от конкретного физического лица, осуществляющего нападение на обороняющегося.

2. Полагаем, что лишение нападающего жизни при защите личности и прав обороняющегося или других лиц, охраняемых законом интересов общества или государства возможно только в тех случаях, когда иными способами было нельзя защититься от нападения.

3. Особенности военной службы и статуса военнослужащих в определенных ситуациях обусловливают признание необходимой обороны не только правом военнослужащих, но и их правовой обязанностью.

4. В настоящее время порядок применения военнослужащими оружия при осуществлении обязанностей по военной службе и специальных обязанностей, возложенных на них общевоинскими уставами, в основном регламентирован подзаконными актами, а не установлен федеральными законами.

5. В настоящее время, как в теоретическом плане, так и в практике применения, отсутствует единый правовой подход к определению порядка применения оружия и допустимых пределов причинения вреда.

6. Противоречия между положениями ст. 37, 39 УК РФ и положениями подзаконных актов в части наделения военнослужащих правом применения оружия и установления допустимых пределов причинения вреда должны быть устранены безотлагательно.

II. Предложения по совершенствованию действующего законодательства.

1. Часть 1 ст. 37 УК РФ дополнить предложением:

"Лишение нападающего жизни допускается при отсутствии иной возможности для защиты".

2. Часть 3 ст. 37 УК РФ представляется необходимым изложить в следующей редакции:

"Положения настоящей статьи не распространяются на лиц, для которых защита прав личности, охраняемых законом интересов общества и государства от общественно опасного посягательства является служебной или профессиональной обязанностью, возложенной на них законами либо иными нормативными правовыми актами".

Причинение смерти при крайней необходимости как форма легитимации насилия

Гончаров Денис Юрьевич, доцент Академии Следственного комитета РФ, доцент Российского государственного профессионально-педагогического университета, кандидат юридических наук, доцент.

Гончарова Светлана Германовна, доцент Российского государственного профессионально-педагогического университета, кандидат юридических наук, доцент.

Уголовное законодательство регулирует не только отношения, возникающие в результате совершения преступления, но и те, которые возникают вне совершения преступления лицом, вовлекаемым в сферу уголовно-правового регулирования. К ним, в частности, относят отношения, связанные с причинением вреда охраняемым интересам, в обстоятельствах, исключающих преступность деяния. Так, необходимая оборона - это инструмент для отражения начавшегося посягательства, причинение вреда в порядке ст. 38 УК РФ допускается в отношении лица, совершившего преступление, и это - средства борьбы с совершенными (совершаемыми) посягательствами. В иных случаях (ст. 39 - 42 УК РФ) вред причиняется невиновным лицам <1>; с помощью уголовного права легитимируется имеющееся в обществе насилие <2>. При этом важным в теоретическом и практическом смыслах является вопрос о пределах допустимого насилия, т.е. о границах вреда, причиняемого в обстоятельствах, исключающих преступность деяния.

Крайняя необходимость - это состояние, в котором вред причиняется для устранения опасности причинения другого вреда. Поэтому условно можно назвать такое причинение вреда средством предупреждения иного, более значительного вреда. Вместе с тем границы наносимого в состоянии крайней необходимости вреда в настоящее время нуждаются в новом осмыслении. Давно известное выражение "Сам погибай, а товарища выручай!", приписываемое авторству А.В. Суворова, перекочевавшее на страницы уголовно-правовых комментариев, в которых применительно к превышению пределов крайней необходимости пишется о том, что "нельзя спасать свою жизнь за счет жизни другого человека" <3>, сегодня требует проверки. В литературе все чаще появляются в разной степени конкретизированные обоснования разрешенного умышленного причинения смерти другому человеку, в том числе "при определенных условиях крайней необходимости" <4>.

Например, Дж. Флетчер и А.В. Наумов рассуждают о ситуациях, "когда у людей нет иного выбора, кроме как предпринять... с опасными последствиями действия". Авторы приводят в пример людей, которые оказались в открытом море, и для того, чтобы выжить, им приходится вырвать спасительную доску из рук тонущего. Тем самым совершаются противоправные действия, направленные "против невиновных людей или, по крайней мере, против тех, кто не предпринимал никаких агрессивных действий в их отношении" <5>. Учеными описан следующий пример из судебной практики: "...в конце XIX в. после длительного пребывания в открытом море без воды и пищи Дадли и Стивенс решили убить и съесть юнгу Паркера, благодаря чему выжили и впоследствии были обвинены в убийстве. Английский суд отверг попытки найти в общем праве основания для признания обстоятельств, исключающих виновность по причине действий in extremis (в экстремальной ситуации)" <6>.

Есть, думается, основания утверждать, что понимание теорией и практикой сути крайней необходимости сдвигается в сторону признания возможности причинения смерти невиновным лицам для устранения опасности, непосредственно угрожающей личности и правам этих или иных лиц, охраняемым законом интересам общества или государства. Если это так, то нужно решить: на чем основано принятие правоприменительными органами решений о непреступном характере причинения смерти человеку для устранения иной опасности?

Часть 2 ст. 39 УК РФ содержит норму о превышении пределов крайней необходимости с оценочными категориями "явное несоответствие характеру и степени угрожавшей опасности и обстоятельствам, при которых опасность устранялась", "вред равный или более значительный, чем предотвращенный". Оценивая характер и степень угрожавшей опасности, а также вред, причиненный для устранения этой опасности, можно сопоставить устраненную опасность гибели нескольких людей с "ценой" гибели меньшего количества людей. Здесь характер опасности и вреда, причиненного для ее устранения, равный - человеческая жизнь. Однако степень угрожающей опасности может считаться тем более высокой, чем большему количеству жизней она угрожает в сравнении с количеством жизней, приносимых в жертву для устранения опасности. И на таких рассуждениях может строиться база для признания причинения смерти человеку во избежание большего количества смертей правомерной крайней необходимостью.

Примеры признания причинения смерти другому человеку правомерной крайней необходимостью обнаруживаются в судебной практике, многократно упомянутой в учебной и научной литературе. Так, машинист Б. во время движения электропоезда со скоростью 70 км/час заметил в сорока метрах от электровоза неожиданно выехавшую на неохраняемый переезд автомашину. Машинист принял решение не применять экстренное торможение, так как это вызвало бы крушение поезда с пассажирами. Для того чтобы смягчить удар при столкновении поезда и машины, Б. применил простое торможение. В результате столкновения электропоезда с автомашиной ее водитель погиб, один пассажир поезда получил ранение средней тяжести, несколько человек получили ушибы. Техническая экспертиза подтвердила правомерность принятого Б. решения. Суд признал, что Б. осуществлял акт крайней необходимости, а следовательно, его действия общественно полезны. В данном случае существовала реальная угроза гибели значительно большего числа людей, если бы опасность не была предотвращена <7>. "В этом и подобных случаях, возникающих в экстремальных условиях, превышения пределов крайней необходимости не будет" - пишут ученые. <8>

Такая практика не противоречит ст. 39 УК РФ, поскольку в данном случае нет явного несоответствия ни характеру, ни степени угрожавшей опасности и обстоятельствам, при которых опасность устранялась, а причиненный вред не равен и не превышает предотвращенного вреда, он менее значительный.

В тех же случаях, когда причиненный вред равен или превышает тот, который был предотвращен, при наличии иных условий правомерности причинения вреда при крайней необходимости, следует установить, помимо прочего, субъективное отношение лица к причинению вреда. В связи с этим А.В. Наумов указывает на то, что "уголовная ответственность за причинение вреда при превышении крайней необходимости может наступать лишь при наличии умысла". Автор приводит следующий пример. Водитель автомобиля С., предотвращая наезд на внезапно появившегося на проезжей части улицы подростка, сделал крутой поворот, выехал на тротуар и сбил проходивших А. и Т., от чего первый скончался, а второму были причинены тяжкие телесные повреждения. "Очевидно, что у С. по отношению к наступившим тяжким последствиям отсутствовал умысел, в связи с чем в его действиях нет состава преступления (превышения вреда при превышении крайней необходимости)" - комментирует ситуацию ученый <9>.

В законодательстве ряда стран, в том числе России, имеются антитеррористические нормы, допускающие ликвидацию вместе с экипажем и пассажирами захваченного террористами воздушного или водного судна. На то, что в подобных случаях ликвидация невинных жертв, находящихся на борту, вступает в коллизию с ответственностью за убийство по уголовному праву, обращает внимание Д.А. Шестаков в своих работах <10>. В России эти антитеррористические нормы, закрепленные в специальном Федеральном законе <11>, направлены на умышленное причинение вреда во избежание опасности гибели людей либо наступления экологической катастрофы. Этот узаконенный вред можно было бы признать причиняемым в обстоятельствах, исключающих преступность деяния, если бы он причинялся только посягающим (необходимая оборона) или его размер был меньше предотвращаемого вреда (крайняя необходимость). Однако, на наш взгляд, если судно сбито в ситуации неочевидного риска для жизни массы людей, превышающей количество находящихся на борту, ни одного, ни другого обстоятельств здесь нет: отсутствуют условия правомерности. Значит, это не уголовно-правовая мера, а иная, сегодня ее называют одной из "мер безопасности".

Как за рубежом, так и в нашей стране развивается теория безопасности, построенная на идее достижения безопасности одних интересов путем причинения вреда другим интересам. В ФРГ развивается Sicherheitsrecht <13> - право безопасности (термин, привнесенный в отечественную юриспруденцию из германской Д.А. Шестаковым) <14>, в рамках которого причинение вреда регулируется в том числе нормами, аналогичными приведенным нормам российского антитеррористического закона.

На наш взгляд, коллизия между российскими антитеррористическими нормами и нормой об убийстве существует из-за того, что зачастую истинная цель террористов, захвативших судно, может быть установлена только после таких действий, как добровольное или вынужденное прекращение движения либо ликвидация. До полного устранения опасности в таких ситуациях неясно соотношение между степенью причиняемого вреда при уничтожении судна и характером и степенью устраняемой опасности (в том числе неясно, существует ли угроза чьим-то жизням и в каком количестве, существует ли угроза экологического вреда и в каком масштабе). Это соотношение весьма трудно бывает оценить и впоследствии как самому лицу, причиняющему вред, так и лицу, оценивающему правомерность причинения вреда. А направленность умысла на причинение вреда экипажу и пассажирам, напротив, является очевидной. В таких случаях нередко до умышленного причинения вред может сравниваться только с тем гипотетическим вредом, который был устранен. В связи с этим следует указать на то, что с помощью предусмотренного сегодня регулирования может оказаться объективно невозможным установление условий правомерности крайней необходимости при уничтожении вместе с экипажем и пассажирами захваченного террористами воздушного или водного судна.

В других случаях смерть одному человеку причиняется во избежание смерти другого человека, количество предотвращенных смертей равно количеству причиненных. При этом по правилам крайней необходимости следует оценивать действия лица, причинившего вред под воздействием преодолимого физического и любого психического принуждения. Так, вердиктом присяжных заседателей установлено, что Е. и другое лицо принудили Я. лишить жизни А., для чего Е. передал ему нож. Я., находясь под психологическим воздействием этих лиц, которые пообещали оставить его в живых в случае, если он лишит жизни А. или Я.Н., нанес А. удары ножом, после чего задушил ее руками. Признав доказанным совершение подсудимым Я. действий, повлекших за собой смерть А., коллегия присяжных заседателей оправдала Я., дав отрицательный ответ на вопрос о его виновности в этих действиях. Тем самым коллегия присяжных заседателей, как мы полагаем, признала, что Я. действовал в условиях, исключающих преступность содеянного им. В связи с этим в отношении Я. вынесен оправдательный приговор. Основываясь на этом, суд пришел к выводу о том, что исполнителем убийства А. является Е., который совершил не пособнические действия, как это было расценено государственным обвинителем>.

Очевидно, что суд в приведенном случае по правилам крайней необходимости расценил как правомерное причинение смерти другому человеку тем лицом, которое спасало свою жизнь, находясь под принуждением. Вероятно, проанализированное судебное решение возымело резонанс в среде юристов, специалисты взяли его на вооружение. Так, по другому делу адвокат Г. в защиту интересов осужденной Е. просил обвинительный приговор отменить, в частности, на том основании, что, по его утверждению, Е. способствовала совершению убийства потерпевшего под принуждением Р., угрожавшего ей лишением жизни в случае отказа выполнять его требования. Эти действия Е., по мнению адвоката, совершены в состоянии крайней необходимости. Суд, однако, не нашел оснований для отмены приговора в отношении Е. <16>. И хотя в опубликованном по делу и проанализированном нами документе не удалось обнаружить описания всех действий подсудимой, налицо желание защиты распространить действие норм о крайней необходимости на случаи причастности к причинению смерти человека нескольких соучастников. Эта тенденция заставляет задуматься о необходимости поиска способов оценки причинения смерти при крайней необходимости одному лицу во избежание смерти другого лица.

В связи с этим следует учитывать правило о том, что при наличии к тому оснований уголовная ответственность за причинение вреда невиновному лицу должна возлагаться на посредственного причинителя этого вреда, например на то лицо, которое оказало психическое или физическое воздействие на человека, не подлежащего в этой связи такой ответственности.

Следует ожидать, что потребуют своего разрешения и связанные с этим вопросы причинения смерти невиновным лицам <17> в иных ситуациях, например во избежание последствий дорожно-транспортных происшествий и др. Так, в Постановлении Верховного Суда РФ от 16 августа 2011 г. N 16-АД11-8 указано: "Выезжая на полосу дороги, предназначенную для встречного движения, Г. действовал в целях предотвращения лобового столкновения автомобилей, то есть в состоянии крайней необходимости". Суд отменил постановления, вынесенные ранее в отношении Г. по делу об административном правонарушении <18>. Очевидно, можно представить ситуацию, когда отступление от Правил дорожного движения, вызванное состоянием крайней необходимости, повлечет смерть невиновного человека. Исходя из наблюдаемой, хотя и немногочисленной практики оценки судами причинения смерти при крайней необходимости, такое деяние, на наш взгляд, сложно будет квалифицировать по ст. 264 УК РФ, поскольку отступление от Правил дорожного движения, признанное правомерным, вряд ли можно будет признать нарушением - обязательным признаком преступления, предусмотренного в данной статье.

В таких ситуациях участники дорожного движения не должны привлекаться к уголовной ответственности при наличии следующих условий: отсутствие умысла на причинение вреда другим лицам, в том числе большему количеству в сравнении с количеством лиц, причинение вреда которым предотвращается; соблюдение иных условий правомерности крайней необходимости.

Результаты анализа законодательства и складывающейся судебной практики позволяют прийти к выводу о том, что правоприменительные органы могут признавать причинение смерти невиновным лицам актом правомерной крайней необходимости. Этот вывод может быть распространен как на случаи причинения смерти лицу, которому угрожает очевидная опасность, вызванная его состоянием, так и на случаи причинения смерти лицам, которым не угрожает очевидная для их жизни опасность. По сути, причинение смерти одним лицам становится необходимым для того, чтобы избежать причинения смерти иным лицам. Практика причинения смерти невиновным лицам во избежание иной опасности расширяется в России и в других странах, однако эта тенденция заставляет искать возможности поставить заслон необоснованному причинению смерти для достижения благих целей.

В ситуации, когда смерть причиняется невиновному лицу во избежание наступления смерти иного лица, в особенности в ситуациях, когда причиненный вред равен или превышает предотвращенный, следует говорить не о предупреждении опасности, а о применении насилия. Поскольку такое насилие считается применяемым в состоянии правомерной крайней необходимости, урегулированной нормами уголовного закона в их нынешней редакции, то следует признать, что норма о крайней необходимости легитимирует уголовно-правовое насилие над человеком, чье поведение не является общественно опасным.

"Руководитель бюджетной организации", 2018, N 4