Колеров М. - Война- внешняя политика России и политическая борьба 1999-2009 - 2009

Das Futur Zwei: 2008 – 2009

что и сам исследователь, к сожалению, не далеко эволюци- онировал от либералов, чьим риторическим коньком была именно теоретическая экономика.

Скругом практических экономических вопросов

висследовании вообще беда. Не снижая агитации в поль- зу либерального усекновения государства, Афанасьев парадоксально приводит в пример социалистическую Швецию, легендарно известную своими чрезвычайно вы- сокими налогами, от которых сбежали долой из страны «Вольво» и «Эрикссон»… «Есть мнение, — иронизирует Афанасьев, — что для прорывного роста и глобальной конкурентоспособности необходим государственный контроль над ключевыми отраслями и активами наци- ональной экономики… Альтернативное мнение: нужно не усугублять монополизацию и концентрацию экономи- ческих выгод в узкой группе государственных компаний, асоздаватьблагоприятныеусловиядлявсехнациональных экономических игроков… стимулировать развитие малого и среднего бизнеса, по уровню и влиянию которых Россия сильно отстает от развитых стран». Что будет формулиро- вать Афанасьев, узнав из учебников, что госкорпорации

включевыхотрасляхпридуманы,действовалиидействуют не только в современной России, а нынешнее массирован- ное вмешательство государства в экономику — не Путина изобретение? И как автор может в принципе оценить уро- вень развития малого и среднего бизнеса в России, если его

примерные 40% в ВВП не учитываются госстатистикой?

Чем, как не наивностью, является просвещённое пред- ставление Афанасьева, что пользующийся поддержкой элитного большинства «опережающий рост бюджетных расходов на здравоохранение, образование и професси-

161

ВОЙНА: ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОССИИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА

ональное обучение, науку, информатизацию» и «госу- дарственное стимулирование частных и корпоративных инвестиций в основной капитал» — либерализм, а не эта- тизм, ничего общего с его карикатурным либерализмом не имеющий? И как это можно считать альтернативой

«созданию государственных корпораций»?

Настаивая, что альтернативой «государству» должно выступать «общество», Афанасьев почему то не рад там, где хором «элиты развития» голосуют против солидарнос- ти с государством: «мы наблюдаем психологический эф- фект «бегства от государства», явно нарастающий в боль- шинстве элитных групп. В тех же группах, которым избе- жать государства трудно или невозможно — владельцы бизнесов,армейскиеофицеры,экспертыианалитики—от- носительноелибоабсолютноебольшинствопрямоговорит о том, что государство своей политикой им не помогает, а мешает». Разве это не либеральная замечательность?

«КаксоотносятсяВашисобственныеуспехипоследних лет с политикой государства в сфере Вашей профессио- нальной деятельности?» — задаёт вопрос Афанасьев и не- доумевает: «Неожиданным оказался не столь уж высокий

показатель позитивного влияния, точнее восприятия

такого влияния как позитивного: у чиновников — 51%, среди работников органов госбезопасности и охраны пра- вопорядка — 46%… Среди предпринимателей самым час- тым (38%) оказался ответ: «Мои успехи достигнуты скорее не благодаря, а вопреки воздействию и результатам поли- тики государства»…». Такая мера независимости элиты от государства, очевидно, не входит в сценарии комикса.

162

Das Futur Zwei: 2008 – 2009

Буквари

Чем больше недоумений испытывает Афанасьев, тем больше вопросов возникает к его репутации трезво- мыслящего социолога. Он постулирует: «Важным полити- ческим элементом национальной жизни и государствен- ногоустройствадолжнабыявлятьсяпартийная система». Почему — разъяснений не следует.

Но любые разъяснения гаснут в итогах: партийность элиты — не редкость (у региональных чиновников — 28%, уармейцев—23%),новерасамихпартийцеввэтусистему

минимальна, а сторонников «правительства партийного

большинства» — заведомое меньшинство (федеральные чиновники—9%,региональные—8%,армия—2%,чекис- ты — 5%, юристы — 5%). И лишь предприниматели (28%) и офицеры армии (40%) жаждут партийной реформы.

«Глубокоенедовериекполитическимпартиям»взрыва- етмозг:поАфанасьеву,вэлитахРоссиипартии«восприни- маются исключительно как чьи то частные политические предприятия, преследующие корыстные личные и груп- повые, но никак не общественные интересы». А как же иначе? — рвутся из уст либеральные слова. С каких это пор либеральные буквари отказались от партийности ин- тересов и перестали считать «партии всего народа» при-

знаком авторитаризма? И вновь исследователь недоволен: «Стремящиеся к личному благополучию россияне избе- гают общественной активности». Странная у либералов философия: либо общественность, либо благополучие!

Через две страницы Афанасьев, похоже, берётся уже за другой букварь: «Большинство… выступает за поли-

163

ВОЙНА: ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОССИИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА

тическое обновление и приведение партийной системы

всостояние, достойное граждан свободной и цивилизованной страны». «Достойное состояние цивилизованной страны» — это как? Как в странах «организованного элек- тората»? Их реальность будет неутешительна для буква- ря. Но ведь и Афанасьев это знает и убеждает, наверное, кого то другого: «Западная политологическая литература буквально переполнена свидетельствами того, что партии теряютдоверие,электоральнаяактивностьгражданпадает, даидругиеформыихобщественно-политическогоучастия

вместных и национальных делах также скорее деградиру- ют». Так какому же прикажет он следовать букварю?

Исследуя парламентскую функцию партийных инсти- тутов, Афанасьев вновь обнаруживает в России что то не- цивилизованное, шкурно-партийное и гражданское: «Факт есть факт: не в начале 1990 х, а в конце 2000 х, на пике бюрократической централизации, абсолютное большинствороссийскихпредпринимателей(55%),менед- жеров (53%), юристов (69%), работников здравоохранения, образования и науки (58%), экспертов и журналистов (66%) и даже большая часть региональных чиновников (46%) выступают за усиление парламентского контроля над исполнительной властью… для них парламентский контроль над исполнительной властью — отнюдь не де- мократический лозунг, а институциональный способ уси- ления своего политического представительства и влияния

на правительство». Прекрасно формулирует Афанасьев, именно это и должно его радовать — институционализа- ция неадминистративной элиты.

За возвращение прямых выборов глав субъектов фе- дерации выступает добрая половина или большинство

164

Das Futur Zwei: 2008 – 2009

почти в каждой элитной группе: федеральные чинов- ники — 46%, региональные чиновники — 42%, армей-

цы — 58%, чекисты — 33%, юристы — 65%, бизнес — 48%,

менеджеры — 42%, социальная сфера — 48%, медиа и экс- перты—55%:«Действующий порядокназначенияглавре- гионов России президентом совершенно не устраивает… абсолютноебольшинствореспондентоввовсехбезисклю- чения элитных группах (78% всех респондентов) высказы- ваютсязапереходотназначенийкиномупорядку»—пря- мым выборам или выборам в легислатурах по результатам открытого конкурса.

И вновь сравнивает автор данные по образцовой Шве­ ции, США и российским элитам. В Швеции, например, в благотворительных объединениях участвует 20,8% насе- ления, а в России — лишь 2,3% элиты. Из этого Афанасьев делает особые выводы: ««Благотворительность» [в России] сегодня понимается как удел богатых и знатных, чуть ли не как статусная характеристика… забота о стариках и не- дееспособных и воспитание подрастающих поколений яв- ляются в России сферой социального отчуждения, а вовсе не широкого общественного участия и взаимодействия граждан… прагматичные шведы и сверхпрагматичные американцы не просто числятся в каких то ассоциациях, но и довольно активно занимаются общественной рабо- той… В России же таких «тимуровцев» сегодня днём с ог- нём не найдёшь, неоплачиваемая общественная работа — это не для нас».

После таких заявлений остаётся порекомендовать ав­ тору­ оставаться уважаемым автором — и не делать бес- смысленных обобщений, касающихся сфер, в которых его компетентность стремится к нулю. Среда благотворитель-

165

ВОЙНА: ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОССИИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА

ности и бесплатного систематического самоорганизован-

ного труда десятков тысяч волонтёров на благо стариков, детей, инвалидов в России уже многие годы является развитой, информационно насыщенной и состоявшейся частью общественной активности, детально описываемой в СМИ. Но в мои задачи не входит подловить уважаемого коллегу на некомпетентности.

Мне интересна особая «слепота», демонстрируемая им при сравнении Швеции и элиты в России. Например, он не спешит с выводами при почти полном совпадении по- казателей партийности: Швеция — 10,5%, США — 19,2%, элита в России — 11,2%. И почему то совершенно не стре- мится к «цивилизационным» суждениям при сравнении доли участников «деятельности местных сообществ» в Швеции (9,4%) и США (12,9%) с долей участников «ТСЖ и иных соседских объединений» в российской элите (15,4%), хотя «общественный капитал» ТСЖ вызывает его высокую оценку12.

И уж совершенно не укладываются в риторику автора об антизападной «самобытности» — и именно поэтому прямо им игнорируются — данные об участии элиты России в религиозных обществах (3,3%) в сравнении с та- кими же данными из Швеции (71,4%) и США (57,1%). Я бы понял объективность автора, если бы он уделил внимание «протестантскому духу» в «капиталистической свободе», но, думаю, это не укладывалось в его чёрно-белую схему. Верно пишет Афанасьев: «В России традиционные устои взорваны, а гражданские связи и принципы слабы», но до-

12Активность участия отдельных элитных групп в ТСЖ (товариществах собственников жилья — формах кондоминиума) ещё выше: федеральные чиновники — 22%, юристы — 24%.

166

Das Futur Zwei: 2008 – 2009

говорить вслед за шведскими цифрами — что эти необ- ходимые устои церковны и религиозны — не позволяет

риторический ряд «Либеральной миссии».

Измордовавшись о реальность, исследователь добросо-

вестно признаёт: «результаты социологического исследо- вания не подтвердили тиражируемые утверждения о пол- ной поддержке российскими элитами правящего режима

и«преемственности курса». Более того, данные опроса фиксируют широко распространённые в российских эли- тах развитие ожидания качественных перемен — запрос на новый курс государственной власти». Сказки о русской элите Афанасьев вынужден опровергнуть: она НЕ «очень тесно связана с государственной властью» и отнюдь НЕ «не хочет иметь своего собственного мнения, отлично- го от мнения власти», НЕ «исповедует мировоззренческий релятивизм», ВПОЛНЕ «принимает западные правила гражданской ответственности, публичной открытости

иподотчётности» и «заинтересована в построении обще- ства, основанного на открытой конкуренции».

Итог Афанасьева звучит так (и он чем то напоминает выводыЛевада-Центра):«Вэлитахразвитияявнопреобла- дает критический взгляд на сложившуюся в стране систе- мууправленияиеёрезультативность.Какизвестно,правя- щая администрация рассматривает выстроенную в 2000 е годы «вертикаль власти» в качестве своего главного до- стижения и залога социальной стабильности. Но как раз в этом центральном пункте мнение правящей админист- рации резко расходится с мнением национальной элиты: абсолютное большинство участников опроса считают, чтомероприятияпоукреплениювертикаливластивитоге привели к чрезмерной концентрации власти и бюрокра-

167

ВОЙНА: ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОССИИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА

тизации всей системы управления, снизив тем самым ее социальную эффективность… Бюрократия… расколота… Во всех остальных элитных группах число сторонников старого курса совсем не велико, не достигая ни в одной из групп и четверти респондентов… При этом институци- ональная недостаточность самой системы очевидна почти всем — даже во властных элитных группах, не говоря уже об экономических и общественных»13.

Афанасьеввыделяетвкачестветочек элитного консенсуса и подобие позитивной программы «элит развития»: госинвестиции в человеческий капитал; политическая конкуренция; выборы глав регионов и др. Признаться, всё это выглядит крайне несерьёзно. Если перевести эти приоритеты на практический, «ресурсный» язык, то это значит,чтоконсенсусэлитсостоитвидееподдержки самих элит за счёт государства, их «человеческого капитала» и инфраструктуры их влияния, обеспечения их большего веса в ходе административного торга.

Одно дело, когда это исповедовали олигархичес- кие элиты 1990 х, сознательно отодвинутые Путиным

на край политического большинства. Но в исследовании

Афанасьева речь идёт уже о другой, демократической эли- те развития, о «верхнем среднем классе» 2000 х, полити- ческая мобилизация которого так и не состоялась.

13«Вертикаль власти» позитивно оценивает большинство только в одной элитной группе: 56% федеральных чиновников. Негативно оценивают её итоги: федеральные чиновники — 33%, региональные чиновники — 43%, армейские офицеры — 70%, чекисты — 46%, юристы — 65%, бизнес — 67%, менеджеры — 63%, социальная сфера — 64%, медиа и эксперты — 79%.

168

Das Futur Zwei: 2008 – 2009

А ведь в самом существенном, не сильно искажён- ном играми в «цивилизационный выбор», исследование Афанасьева обнаруживает много из того, что на социаль- ных перекрёстках, выговаривая каждый свою «групповую правду», вся эта гремучая смесь правящих чиновников, служилых, экспертов, хозяев, начальников и юристов тол- кует о переменах…

Они действительно недовольны, они действительно хотят перемен, они действительно остро чувствуют бюро­ кратическую и интеллектуальную слабость государства.

Они на самом деле — давно уже — главный субъект институциональной и неформальной, ресурсной и ин- формационной борьбы, который — очень по русски, спо- койно, критично и жёстко — ждёт серьёзного разговора с политической властью.

Они презирают верхушечные «оттепели» и «обще- ственные договоры», для них возвращение либераль- ных банкротов 1990 х годов равносильно возвращению

Березовского в Кремль. Состоявшись как независимая

и суверенная элита, они ждут нового, адекватного себе государства.

Май 2009

Государство Путина:

школа консенсуса и война большинства

Общественное и политичес-

кое сознание России XIX–XX веков, сам националь- ный консенсус в России и у её союзников развивались в рамках двух преобладающих утопий — утопии справедливости и утопии безопасности. Ни та, ни другая,

разумеется, не могут быть реализованы в полной мере. Но самой нереализуемой из нереализуемых, безусловно,

является задача полной безопасности России. И не толь-

ко потому, что она сама волей-неволей лежит на «циви- лизационном разломе», но и потому, что практика всех без исключения систем глобальной и континентальной безопасности сводится, как минимум, к недружествен- ному «сдерживанию России», а более всего — к построе- нию «безопасности» России против и без России.

Втаких условиях — любой национальный лидер

иустанавливаемый им в России режим — не менее, но

ине более, чем фигура, отвечающая национальному консенсусу о справедливости и безопасности.

170