Колеров М. - Война- внешняя политика России и политическая борьба 1999-2009 - 2009

Das Futur Zwei: 2008 – 2009

1.

Главным героем «Вех» стала русская интеллиген- ция, которая­ в истекшие 100 лет изрядно измучила русскую интеллектуальную сцену в высшей степени бессодержательным изучением своих духовных высот и трагических глубин. На деле же она была одним из на-

циональных образов политического класса, вплоть

до 1991 года реализовывавшего себя чаще сугубо те- оретически. Главным классическим наследием «Вех»

стали систематические критика и анализ собственных идейных, исторических и политических оснований того безграничного интеллигентского социализма, который в интеллектуальной практике того времени доминиро- вал почти абсолютно и составлял предмет многолетнего идеологического консенсуса упомянутого русского по- литического класса. Подвергнуть нелицеприятной кри- тике, попытке преодоления весь образный строй и язык

собственного политического класса могли только клас-

сики. Ими и стали авторы «Вех». Но вслед за тем и надо- лго драгоценное наследие «Вех» отошло на второй план перед его же скандальной славой и его же скандальным лоялизмом и властелюбием.

В 1910–1916 гг. каждый из авторов издал сводный том своих сочинений, в который одним из централь- ных элементов включил и свою «веховскую» статью. Кое-кто попробовал доформулировать «веховскую» са- мокритику до целостного миросозерцания — до «либе- рального консерватизма», в котором политическая прак-

тика должна была вдохновляться религиозным образом мира, из чего вытекали бы концепции социально-поли- тической «середины», гражданского компромисса и т. п.

111

ВОЙНА: ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОССИИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА

Однако проект «веховского» «либерального консер- ватизма» проиграл. Его политические возможности стремились к нулю, а историческая плоть менялась так быстро, что «веховцам» оставалось лишь — каждому по своему — искать личное место в национально-куль- турной катастрофе.

Национальная катастрофа сыграла с «Вехами» жес- токий спектакль: идейное семя, посеянное ими, взошло

совершенно не так, как хотелось бы «Вехам». Почти солидарно поставив в центр своего нового мира органическое государство, в значительной степени осво-

бодив его проект от правовых рамок, дискредитировав революционную борьбу как заведомо антигосударствен- ную, позволив государству стать главным носителем национального мифа, «Вехи», скорее всего, хотели спас- ти от уравнительного, утопического разрушения всё, что было связано с многогранным образом цивилизации в России, — и «подыгрывали» государству in idea, закры- вая глаза на его уже крайнюю «усталость» in concreto. В дни «защиты культуры от хаоса» государству прощали

многое.

Но в 1917–1918 гг. хаос победил. И, следуя своей логи- ке, прямые наследники «Вех» стали требовать для России хоть какого нибудь государства, по результатам граж- данской войны оказывавшегося всё более коммунис- тическим, то есть тем, что ещё вчера угрожало самим основам исторической государственности. Прямой продолжатель «веховского» этатизма — сборник «Смена Вех» (1921) — породил даже особое движение, в рамках которого антикоммунистический политический класс, под руководством советских карательных органов, по-

112

Das Futur Zwei: 2008 – 2009

мог советской власти преодолеть блокаду западного мира, сформулировать основные военно-стратегические и экономические приоритеты новой государственности.

И растворился без остатка.

Не случайна прямая, линейная связь Бердяева «Вех» и Бердяева 1922 года, до и после высылки из советской России твердившего (к неописуемому гневу Струве), что потайной религиозный ренессанс масс настолько не- сомненнее большевистского террора, что именно он и от-

менит в скорости советскую власть. Эта национал-боль- шевистская казуистика — не более чем повторение его же «веховского резюме», которое там пока ещё выглядело по- каянием и просветлением: «Мы освободимся от внешнего гнёта лишь тогда, когда освободимся от внутреннего раб­ ства, т. е. возложим на себя ответственность и перестанем вовсёмвинитьвнешниесилы.Тогданародитсяноваядуша интеллигенции». Но разве не сам Струве, собственноруч- но создавший дебютные литературные успехи Бердяева, Франка,Кистяковского,Изгоева,твердилвтехже«Вехах»: «самоеположение«политики»видейномкругозореинтел- лигенции должно измениться… ибо в основу и политики ляжет идея не внешнего устроения общественной жизни, а внутреннего совершенствования человека».

Разве не Франк, рассорившийся в начале 1920 х гг. сосвоимдругомиучителемСтрувевокруг«непризнания» (Струве) и «признания» большевиков органическим фак- том(Франк),ступилнаэтотпутьпримирениясбудущими большевиками именно в «Вехах», когда писал: «Если в до- революционную эпоху фактическая сила старого порядка ещё не давала права признавать его внутреннюю истори- ческуюнеизбежность,тотеперь,когдаборьбазакончилась

113

ВОЙНА: ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОССИИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА

неудачей защитников новых идей, общество не вправе снимать с себя ответственность за уклад жизни, вырос- ший из этого брожения. Бессилие общества, обнаружив- шееся в этой политической схватке, есть не случайность инепростоенесчастие;систорическойиморальнойточки зрения это есть его грех»1.

Вслед за тем нужда в «веховском» лоялизме отпала, на первый план вышла критика революционной интелли- генции (наследники которой правили в СССР), а для более узкого употребления актуализировался миф о якобы при- сутствующем в «Вехах» проекте религиозно переосмыс- ленной политики и общественности.

После 1991 года, гибели коммунистического строя

в России,­ обширная советская интеллигентная среда,

выросшая с представлением о «Вехах» как о манифесте альтернатив (социализму, интеллигенции, атеизму) всё с меньшей готовностью узнавала себя в герое этого сбор- ника. Пока не перестала узнавать себя вовсе: ибо более несобираласьреволюционнымпутёмдостигатьсоциализ- ма, предпочитала по умолчанию быть лояльной к церкви ивласти,неиспытывала особеннойлюбвиксобственному народу, не готовилась к его усиленному просвещению,

1Не вполне корректно, но зато достаточно убедительно — в первую очередь, для представления о пути, пройденном русской мыслью после «Вех», — сравнение этого этатистского «греха» Франка с положением «Основ социальной концепции Русской православной церкви»: «Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении. Христианин, следуя велению совести, может не исполнить повеления власти, понуждающего к тяжкому греху… Священноначалие… может… призвать народ применить механизмы народовластия для изменения законодательства или пересмотра решения власти… обратиться к своим чадам с призывом к мирному гражданскому неповиновению» (III. 5).

114

Das Futur Zwei: 2008 – 2009

вмассовомфундаментесвоёмужепросвещённомукомму- нистической властью.

Историческая плоть «Вех» ушла в прошлое. Изоли­ ­ рованные от социального контекста бывшие политики, генетически чужие политике бюрократической, «веховцы» сами начали инициативно и добровольно изолироваться от культурной среды, большинства своего политическо- го класса. Но воссоединить некогда, в XIX веке, общий для всех партий язык описания общенациональных про- блем до- и пореформенной России — с общенациональ- ными проблемами государственности ХХ века, вывести

его из раскола агиток «классового анализа» и «народной

религиозности», — не удалось. И во все годы раздельного существования русской эмиграции и советской метро- полии этот языковой раскол проходил через все взаимно враждебные интерпретации «Вех».

После 1991 года, по мере превращения «Вех» в просто самый известный памятник русской мысли, игровое, под- ражательное отношение русских читателей «Вех» стало сменяться ревнивым сопоставлением их собственного исторического опыта 1990 х и 2000 х годов с опытом того, как боролись «Вехи», насколько успешна была их ви- висекция, рентабельна их история интеллектуального успеха. Вслед за этим в России вырос собственный, уже не миметический,политический класс, пропитанный сме- сью показной, лживой лояльности к своему государству и калейдоскопом самых завиральных идей о социальной реальности и собственном в ней призвании. Прожило, провалялось в пыли, провоевало своё первое двадцатиле- тие и поднялось новое государство.

115

ВОЙНА: ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОССИИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА

И «Вехи» вернулись: им есть что рассказать о насту- пившем кризисе. Внимательного читателя не оставляет

ощущение дежавю: его вновь не покидает «околовеховс- кий» протест — против религиозности или власти, само- законного политического класса или русской вторичнос- ти. Даже столетней давности политический язык «Вех» невоспринимаетсякакпрепятствие:настолькоонвплетён в дискурсы даже тех, кто «Вехи» терпеть не может. Ведь отнюдь не устарела преподанная ими классика самокри- тики. Самокритики интеллектуальной моды и левизны, о которой смешно говорить, что она устарела.

2.

Поэтомусудьба«Вех»неимеетпрецедентовиповторе- ний,сколькобыихниискалиисследователиинипредпри- нималипоследователи.Развечто—помногимпараметрам близкий к жанру «идейного сборника», принципиально враждебный «Вехам» сталинский «Краткий курс ВКП(б)» может сравниться с ними масштабом своих интеллекту- ально-общественных претензий и длительностью воз- действия на язык описания русской (советской) истории. Но за спиной влияния «Краткого курса» — тотальный террор, а за «Вехами» — двойственная сила почти тоталь- ного отторжения современников и почти всеобщей любви потомков, одновременно видящих себя генетическими продолжателями тех, кто был «Вехами» осуждён.

Эта странная «околовеховская» шизофрения еди- ной традиции русской интеллигенции составляет один из главных уроков этой книги: «Вехи» исповедовали те же главные политические цели, говорили на том же языке

116

Das Futur Zwei: 2008 – 2009

и мыслили теми же образами интеллигенции, политичес- кой и исторической смерти которой желали. Современная им русская интеллигенция вполне законно обвинила ав- торов «Вех» в неоригинальности, несамостоятельности, банальности их самокритики и откровений, но главное — впредательствевсейвырастившейихполитической,куль- турной и интеллектуальной традиции.

Позднесоветские наследники, ценя компетентный, «инсай­ дерский­ » антисоциализм «Вех», однако, не очень хорошо понимали всей меры политической наглости

ироскоши «Вех», которые — при вполне вегетарианском полуконституционном самодержавии, свободе союзов

ислова — истекали презрением к «внешнему устроению жизни». Наследники не понимали, как можно, в советской практике, с чистой общественной совестью исполнить вслед за «Вехами» это же презрение к внешней свободе. Кажется,советскимипоклонниками«Вех»двигаланежаж- да антиобщественной внутренней свободы или, например, «предательства идеалов», а тайная жажда свободы от правящего социализма.

Теперьужеупрежнихгероевисовременныхчитателей «Вех» генетического противоречия нет. Если понимать под исследованной в «Вехах» «интеллигенцией» гораздо более лапидарный, менее эмоционально окрашенный, столь же отдельный от бюрократии, но пересекающий- ся2 с ней «политический класс», то многое становится

на свои места: и критика «Вех» перестаёт быть герметич-

2Гершензон: «Русская бюрократия есть в значительной мере плоть от плоти русской интеллигенции»; Кистяковский: «Не есть ли наша бюрократия отпрыск нашей интеллигенции».

117

ВОЙНА: ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОССИИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА

ной, и их актуальность не блуждает в исторически умер- ших обстоятельствах.

Булгаков прямо изображает интеллигенцию как по- литический класс, чей западный аналог укоренён в рели- гиозной (идеальной) этике и особом культурном укладе народного хозяйства. Даже в традиционно полной корот- ких формул и деклараций, а не описаний, статье Бердяева довольно внятно определена «кружковая интеллигенция» (политический класс), как и бюрократия, противостоящая общенациональной жизни и «деспотически» оперирую- щая риторикой «народолюбия», то есть — в современных условиях — формулирующая свои политические цели на языке, как минимум, электорального большинства и популизма. Современный политический класс столь же близок к политически равнодушной к нему бюрократии, сколь близок он к прежней интеллигенции, ибо они, ста- рые формулы интеллигенции и бюрократии, и описывают сейчас полноту «политического класса». Сейчас одинако- во и у искренних, и у миметических поклонников «Вех» другая беда — они солидарны со своим политическим классом, но его интеллигенция и бюрократия, в отличие от «Вех», далеки от риторики большинства, пафоса соци- ального знания, практики христианской совести.

После происшедших в 1990–2000 е гг. социально-по- литических чудес — освобождения от коммунизма, спа- сения от гражданской войны и полного государственного распада, экономического роста, — когда всевластная ин- теллигенция умерла, — можно было поверить в чудо пре- вращения старой «неправильной», порождающей «Вехи», русской политики: в новое «правильное», исполняемое университетскими фарисеями процедурное пережёвы-

118

Das Futur Zwei: 2008 – 2009

вание общественных интересов в жвачку «общего блага». Нопослечудеснаступилмировойкризис,вернуласьполи- тика, и фарисеи — в силе и славе, свободе и слове — вновь клеймят «кровавый режим» за отсутствие свобод и более всего — за актуальность «Вех». Впрочем, исчезала ли эта актуальность? Ведь пережили же «Вехи» как методичес- кий инструмент не только ушедшие уже в тень 1990 е

годы, но 1917–1918 и 1941–1945 годы.

3.

Как бы ни лукавили они вокруг «самосовершенство- вания», у самих авторов «Вех» — абсолютный консенсус политического освобождения, который они считали недо- стигнутымв1905году.Откудажеэтолукавствоприорите- та «внутреннего устроения жизни»? Если Булгаков девять летспустяпосле«Вех»,ужевпослевеховском«Изглубины» 1918 года цитировал своё «веховское» — «интеллигенция погубит Россию», то, может быть, это осознание неминуе- мой катастрофы заставило авторов сборника радикально пойти против своего политического класса? Но с чем? Понятно, что, оказываясь от самодостаточной, самоза- конной сферы политического, в условиях массовой по- литической несвободы, «веховский» политический класс искал для страны спасения от угрозы хаоса, охлократии и одновременно не мог признаться в своей капитуляции перед действующей государственной властью, на которую

он на деле мог повлиять лишь посредством политического

шантажа, угрозой, провоцируемой интеллигенцией ох- лократии. И более ничем. Не сборниками же статей.

119

ВОЙНА: ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОССИИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА

Булгаков признаётся: «Русская государственность не обнаруживает­ пока признаков обновления и укрепления, которые для неё так необходимы… Революция поставила под вопрос саму жизнеспособность русской гражданс- твенности и государственности, не посчитавшись с этим историческим опытом, нельзя делать никакого утверж- дения о России… Русская революция развила огромную разрушительную энергию, но её созидательные силы оказались далеко слабее разрушительных». Исподволь надеясь на фактическую смерть традиционной, конфлик- тной внутренней политики, Струве, очевидно, главные надежды свои связывал с тем, что русская интеллиген- ция (как «политическая категория») стала значимым фактом исключительно в ходе рецепции западного со- циализма и вокруг его задач и теперь (в 1909 году), когда западный социализм входил в «кризис и разложение» и поглощается синдикализмом и социальной полити- кой. Струве полагал, что такое приземление и русского социалистического политического класса — только дело

времени. Прогностическая нищета и примитивность

такого экономико-материалистического взгляда Струве на социально-политический прогресс бросается в глаза. Пользуясь завоёваннымиреволюцией1905годасвободой слова и возвращением из эмиграции в Россию, Струве, тем не менее, видит «поражение» революции 1905 года в том, что она в своём радикализме пошла дальше кон- ституционных требований и вызвала на себя и страну огонь реакции, поставив под сомнение завоевания 1905 года. Но все остальные авторы «Вех», по видимому, не разделяют столь филигранного толкования Струве. Для них нераздельное на революционеров и конституци- оналистов общее поражение чаемой радикальной рево-

люции — главное преступление русской интеллигенции,

120