dementev_v_v_teoriya_rechevyh_zhanrov

90	ГЛАВА II. Место жанра в речевой системности

Чарняк 1983; Чейф 1983: 43, 45; Шенк 1980; Eysenck 1993; Schank, Abelson 1977].

В последние десятилетия в семантике развивается теория про- тотипов [Rosch 1977; Mervis, Rosch 1981], согласно которой человек воспринимает любую семантическую категорию как имеющую центр

ипериферию и, следовательно, имеющую «более прототипических»

и«менее прототипических» представителей, связанных между собой отношениями «family resemblance». Теория прототипов развивается, по сути, именно как учение об аттракторах, альтернативных языко- вым, — ср. известную статью А. Вежбицкой «Прототипы и инвариан- ты» [Вежбицка 1996: 201–230], в которой, как нам кажется, наиболее четко сопоставляются эти два типа системности. Отметим, что само противопоставление прототипов и инвариантов связано с общим из- менением представления о языковых категориях: на смену бинарно- му представлению (идущему от Аристотеля) приходит категориза- ция, которая связывается с выявлением характеристик по принципу «фамильного родства» [Taylor 1989; Кравченко 1999: 6].

Итак, прямая коммуникация опирается на аттракторы, и прежде всего — систему языка. Мы понимаем язык как один из типов аттрак- торов, а эволюцию языка — как повышение формализации, прямоты системы.

В понимании общей эволюции коммуникативных систем мы со- лидаризируемся с А. Соломоником, который выделяет пять стадий развития коммуникативных систем: естественные знаковые систе- мы; образные знаковые системы; языковые знаковые системы; си- стемы записи; кодовые системы. Именно в такой последовательно- сти, по мнению А. Соломоника, эти системы кодирования реальной жизни появляются в онтогенетическом развитии человечества и в филогенезе отдельного индивидуума. При этом в основе всех осо- бенностей знаковых систем лежит степень абстракции базисного знака и его «удаленности» от обозначаемого: естественным систе- мам соответствует знак в виде материального реального предмета или явления (например, ярко-зеленая трава в определенных усло- виях может указывать на наличие в данном месте болота); образ- ным системам соответствует образ, языковым системам — слово, системам записи — буква или иной аналогичный символ; кодовым системам — символ. Каждый тип знака отражает действительность особым образом: естественный знак указывает, образ отражает, сло- во описывает, буква фиксирует, символ кодирует [Соломоник 1995: 116–117].

Понятия речевой системности и речевого аттрактора	91

Вместе с тем прямая коммуникация, разные аспекты и уровни ко- торой гораздо более широко исследованы в лингвистике и смежных дисциплинах, чем НК, представляет собой лишь незначительную, более того — необязательную часть общего пространства коммуни- кации.

Непрямая коммуникация охватывает целый ряд речевых явле- ний, при использовании и интерпретации которых как в повседневной речевой практике, так и во вторичных, книжных или официальных сферах общения оказываются недостаточными одни лишь правила языка. Часто использование данных явлений вообще осуществляется без непосредственной опоры на систему языковых значений и зна- чимостей. Более того, многие типичные ситуации общения допуска- ют и даже требуют от коммуникантов обращения к нестандартным (неформализованным, не принятым в данном коде) языковым сред- ствам, грамматическим конструкциям, типам предложений, какие должны были бы быть использованы для оформления данного содер- жания в данном языке, требуют выбора «неподходящих» по стилю синонимов и т. д.

Явления, которые мы включаем в обширное поле непрямой ком- муникации, с разных точек зрения привлекали внимание лингвистов, логиков, филологов и рассматривались в ряде научных дисциплин под разными наименованиями, например: имплицитность — как один из принципов передачи содержания текста; эвфемизмы / дисфемиз- мы — как стилистическое средство; косвенные речевые акты типа

Не могли бы вы открыть окно?; тропы типа Ах, Эривань, Эривань! Не город — орешек каленый! Улиц твоих большеротых Кривые люблю вавилоны (О. Мандельштам); иронические высказывания типа: —

... Вы умрете другою смертью. — Может быть, вы знаете, какой именно? — с совершенно естественной иронией осведомился Берли-

оз (М. Булгаков); разновидности знакового общения, определяемые Э. Берном как «игры», типа КОВБОЙ: Не хотите ли посмотреть конюшню? — ДЕВУШКА: Ах, я с детства обожаю конюшни! [Берн

1988: 25] и мн. др.

В традиции, идущей от Э. Бенвениста, все эти явления понимают- ся как отражение общего несемиотического начала в языке, принад- лежности языка к системам особого, «семантического» типа [Бенве-

нист 1974: 80–81, 88].

Данное свойство языка проявляется в том, что в интерпретацию знака включен человеческий фактор, делающий результирующий

92	ГЛАВА II. Место жанра в речевой системности

смысл в конечном счете непредсказуемым. Истоки семантического начала в языке лежат в огромном количестве и разнообразии знаков, в частности, в том, что существуют знаки трех типов: иконические, ин- дексальные и символические [Peirce 1960: 161; ср. также: Кравченко

1999: 4; Кубрякова 1993: 26].

ОтражениемкатегорииНКвязыкеявляетсявсето,чтонепозволя- ет значениям, выражаемым единицами естественного языка, прибли- зиться по прямоте к значениям, выражаемым символами формализо- ванных кодов, — асимметрия, человеческий фактор, проявляющийся в организации и функционировании языковых единиц разных уров- ней, градуируемыеединицы, образующие поля, и т. д.:«Полиморфизм языка — это один из способов допущения “нестрогости” логики при “внешнем” сохранении видимости дедуктивной строгости: он позво- ляет вводить в нашу систему суждений ту “рассогласованность”, без которой она была бы неполна» [Налимов 2003: 79–80].

Для осмысления жанров как средства формализации коммуника- ции является существенным понимание явления РЖ как переход - ного между языком и речью. С одной стороны, жанры — это не коммуникация, а только ее формы [Бахтин 1996: 192]; с другой сто- роны, это форма речевая, хотя здесь уже очень много стандартного. РЖ, таким образом, не язык, но и «не совсем» речь: это переходное явление, обладающее гибридными свойствами. Жанр — это единица такого высокого уровня, когда стираются границы между речевым и языковым. Именно речевые жанры составляют буферное простран- ствомежду«отчужденной»отчеловекасистемойязыкаиеереальным использованием. Жанры привносят в речь и коммуникацию систем- ность, стандарт и семиотическое начало (по Э. Бенвенисту), способ- ствуя развитию и кристаллизации языка в «борьбе» с недостатками непрямой коммуникации, препятствующими эффективному обмену возможно более точными смыслами.

Речевые жанры, представляя собой коммуникативные аттракторы, накладывают ограничения на интерпретацию речевых высказываний, тем самым делая интерпретацию более стандартной и снижая степень неопределенности («непрямоты») коммуникации (ср.: [Богин 1997]). Одна из важнейших функций РЖ — служить опознанию адресатом интенции, на что справедливо указывает М. Ю. Федосюк: «Что же касается полного перечня содержательных признаков речевого жанра,... то он, по-видимому, и составляет ту предназначенную для рас- познавания адресатом характеристику коммуникативных намерений

Понятия речевой системности и речевого аттрактора	93

говорящего, которую М. М. Бахтин называл речевым замыслом гово- рящего и которая в теории речевых актов именуется иллокутивной си- лой высказывания» [Федосюк 1997а: 107]. Ср. определение речевого жанра Ст. Гайды: это «горизонт ожидания для слушающих и модель построения для говорящих» [Гайда 1986: 24]. На данное свойство РЖ как «когнитивно-конструктивный аспект речевого жанра» указывает К. А. Долинин: «Знание жанровых канонов ... обеспечивает иденти- фикацию жанра получателем (для чего часто бывает достаточно не- большого отрезка дискурса), т. е. ориентировку в речевом событии, в котором он участвует, активизацию соответствующего сценария, хра- нящегося в долговременной памяти, и, следовательно, настройку на нужную волну, включение соответствующей установки, перцептив- ной и деятельностной, и как следствие возможность прогнозировать дальнейшие речевые действия партнера, дальнейшее развертывание дискурса и адекватно реагировать на него» [Долинин 1999: 10]. Жан- ры принимают самое активное участие в организации и интерпре- тации семантики коммуникативной ситуации: «В основе РЖ лежат устойчивые, типичные комбинации определенных значений па- раметров коммуникативной ситуации» [Долинин 1998: 38] (выделено мною — В. Д.).

Два типа коммуникативных смыслов, организуемых речевы- ми жанрами, выделяет Ф. С. Бацевич: узуальный коммуникативный смысл (умение строить типичный РЖ с присущей ему интенцией в конкретной конситуации общения и привычное восприятие именно этого смысла адресатом) и очень важный окказиональный коммуни- кативный смысл, само наличие которого свидетельствует о том, что РЖ — не просто тип, жесткая, застывшая форма организации речево- го действия, а «мягкая», гибкая категория живой коммуникации, фор- мирования дискурсов [Бацевич 2005: 118–122].

Системность в речи / коммуникации проявляется в существовании интенциональных диалогов и характере отношений инициальных ре- плик к «вынуждаемым» ответам [Баранов, Крейдлин 1992; Ширяев 2000]. Здесь мы вступаем в область диалога, тех диалогических отно- шений, о которых М. М. Бахтин писал, что они «не поддаются грам- матикализации и сохраняют свою специфическую природу, принци- пиально отличную от отношений между словами и предложениями» [Бахтин 1996: 173–174]. Отношение реплик-стимулов к «вынуждае- мым» ответам в интенциональных диалогах далеко не столь четкая система, как языковые соответствия (например, в синтаксических

94	ГЛАВА II. Место жанра в речевой системности

типах повествования, вопроса, побуждения, отрицания значения до-

статочно жестко закреплены за стандартной формой). Многочислен- ные попытки исчислить закономерности «вынуждения» реакций вся- кий раз демонстрировали очень большую вариативность.

Как уже отмечалось в предыдущей главе, некоторые классифи- кации речевых актов являются таксономиями единиц речевого не действия, но взаимодействия, т. е. имеют дело с последовательно- стями (хотя бы на уровне последовательности «стимул—реакция»)

иобъясняют не только парадигматику, но частично и синтагматику речевых актов как структурных элементов РЖ. Большинство иссле- дований последней посвящены именно двухчленным единствам, при этом чаще всего противопоставляются интенциональные диалоги с вопросительной / побудительной исходной репликой — как имеющие наиболее жесткую и обязательную детерминированность ответной реплики — и все остальные интенциональные диалоги (прежде всего с повествовательной исходной репликой). Это не противопоставле- ние языковой системности и речевой — в обоих случаях имеют место чисто речевые, диалогические отношения, однако для первого случая характерна бóльшая определенность.

Отношения между членами интенционального диалога — это очень тонкие, трудноисчислимые, аморфные отношения. Они при- близительны и принципиально неточны — для коммуникативных смыслов, выражаемых посредством интенциональных диалогов, как

идля коммуникативных смыслов в целом, характерна очень большая вариативность.

Жанровая речевая системность складывается из собственно ре- чежанровых моментов стандартизации и формализации (присущих всем речевым жанрам) и риторических моментов формализации (при- сущих риторическим жанрам).

В риторических жанрах адресант стремится «построить вы- сказывание или их ряд с его точки зрения наиболее эффективным способом» [Сиротинина 1999: 28]). Риторические жанры, делающие коммуникативные действия более воздейственными, придают речи бóльшую организованность, системность. Так, специальное иссле- дование Г. М. Ярмаркиной показало, что в риторических просьбах больше конвенциональных речевых средств по сравнению с прось- бами нериторическими, спонтанными [Ярмаркина 2001: 43]. Автор, однако, не анализирует причину этого явления: используются ли кон- венциональные средства сознательно как более эффективные, воздей-

Понятия речевой системности и речевого аттрактора	95

ственные или лишь как неизбежное следствие того, что обдумывание данных высказываний осуществлялось вне («до») конкретной ситуа- ции общения. Казалось бы, конвенциональных средств должно быть больше в нериторических жанрах, реализующихся в условиях спон- танногообщения,когданетвозможностидлявыборанаиболее эффек- тивного. Нериторические речевые средства обычно понимаются как автоматическое следование за языком, язык же подсказывает именно прямое, конвенциональное. К такому же выводу приходит Г. М. Яр- маркина [Там же: 59]. Остается нерешенным вопрос: откуда вообще

вречи (например, в просьбах) неконвенциональные высказывания? И где — в области речевых или риторических высказываний — источ- ник их? По-видимому, большое число неконвенциональных средств

внериторических жанрах есть следствие того, что наиболее есте- ственно порождаются не прямые (языковые), а неконвенциональные, затрудняющие восприятие коммуникативные средства, т. е. непрямая коммуникация.

Жанр может выступать не только средством уменьшения «непря- моты» коммуникации, но и средством ее увеличения. Естественно, уменьшению и увеличению информационной неопределенности под- вергаются разные участки коммуникации. Жанр, являясь средством индивидуации (по Г. И. Богину), определяет тип текста и тем самым снимает ряд степеней неопределенности, но жанр может требовать от коммуникантов обращения к косвенным речевым актам, эвфемиз- мам и т. д. Очень важно разграничение жанров поверхностной струк- туры высказываний (в таких высказываниях отсутствует смысловая многомерность) и косвенных речевых жанров, включающих такие

требования к организации речи, которые состоят именно в выборе не- прямой коммуникации. Правилами жанра определяется как причина обращения к непрямой коммуникации, так и ее речевое оформление, в том числе: способы взаимодействия коммуникации с контекстом и ситуацией общения (соответственно, способы кодирования и деко- дирования, включающие пошаговую интерпретацию непрямых вы- сказываний), конкретные формальные показатели, обусловленные интенциональными состояниями коммуникантов. Во всех жанрово типизированных высказываниях (это касается и высказываний, типи- зированных только со стороны жанровой системности) субъекту речи предоставляются возможности для творчества (ср. светскую беседу, тост, флирт). Важно, что понятие косвенного речевого жанра позво- ляет рассматривать жанры не только со стороны структуры и типоло-

96	ГЛАВА II. Место жанра в речевой системности

гии, но и со стороны их вариативности (подробнее о косвенных РЖ см. в § 3.3.3).

Здесь следует отметить, что последовательное рассмотрение про- блемы «жанр и язык» (данной проблеме, как уже было сказано, по- священ шестой выпуск сборника «Жанры речи») включает прежде всего изучение жанров лингвистическими методами, в том числе методами узко-лингвистическими (лингвистическая генристика — см.: § 1.3.1).

Кнаиболееочевиднымлингвистическимаспектамжанров,успеш- но изучаемым при помощи лингвистических моделей, относятся про- позициональные (локутивные — в терминологии теории речевых актов) особенности лексических, фразеологических, синтаксических единиц, из которых строятся жанрово оформленные высказыва- ния, — иными словами, на первый план выходит изучение предло- жений, используемых в том или ином жанре речи: « ... исследование речевых действий человека часто превращается ... в исследование типов предложений — в особенности тех типов предложений, кото- рые специализировались как орудия определенных жанров» [Вежбиц-

ка 1997: 101].

Б. Ю. Норман [Норман 2009] анализирует синтаксические осо- бенности номинативного предложения в функции резюме (напри-

мер: Ники ползал на коленях, то так, то эдак прилаживая камеру. Профессионал).

М. Я. Дымарский [Дымарский 2009] рассматривает современные варианты жанра речи (или, по выражению исследователя, «жанра официально-делового стиля») официального наименования, постро- енные по модели словосочетания с номинативным приложением в кавычках (ср. традиционные выражения типа гостиница «Астория»

и новые типа кафедра «Русский язык»).

Вторым по активности (но не по значимости) лингвистическим аспектом жанров речи стало изучение семантикилексем, прежде все- го существительных и глаголов (в том числе перформативных), име- нующихили непосредственно речевые жанры, или речевые действия, соотносимые с данными жанрами (часто разница между такими су- ществительными и глаголами почти исключительно категориально-

грамматическая, например: просьба — просить / попросить, во- прос — спрашивать / спросить, ссора — ссориться / поссориться,

Понятия речевой системности и речевого аттрактора	97

флирт — флиртовать). Главным объектом исследования становятся существующие в лексике и фразеологии языка / языков названия раз- личных жанрово релевантных компонентов речи — соответствующих единиц, правил и норм, моментов системности и типизации.

В исследовании Л. В. Балашовой [Балашова 2009] на основе ана- лиза целого ряда словарей литературного и нелитературных стратов рускогоязыкастроитсясемантическоеполе,котороеобразуютлексе- мы, именующие речевые жанры и их компоненты, в русском языке.

Детальноанализируютсясловообразовательныеисемантические отношения между членами данного поля, представляют большой ин- терес метонимические и особенно метафорические номинации, от- ражающие близость между разными жанрами с точки зрения носите- лей языка. Привлекаются этимологические данные, анализируются сложные словообразовательные процессы (опрощение). Наличие многих неречежанровых членов словообразовательных гнезд, на- пример вина, эмпириокритицизм, а также вхождение членов СОГ в разные типы дискурса, например молить — молиться / молитва (ко- нечно,особенноэтозаметновслучаеироническогопереосмысления, чаще всего в «низких» стратах языка, например: реклама — 1. Угол.,

мол. Шутл. ‘Костюм’; 2. Угол. Шутл. ‘Нижнее белье’; 3. Угол., мол.

Шутл. ‘Лицо’), отражает многие значимые аспекты как языковой, так и речежанровой картины мира.

Исследовательница пытается проследить, как в лексической и словообразовательной системе русского языка представлены раз- ные типы жанров и смежных явлений околожанрового пространства речи. Прежде всего обращает на себя внимание четкое противопо- ставление вторичных, книжных (специализированных) жанров (ис- конно русские и заимствованные номинации) и первичных жанров непосредственого (устного) общения (практически исключительно русские, за исключением только лексемы флирт).

Как и концептуализация явлений природы и человеческих от- ношений языком в целом, данная картина предстает очень сложной, отчасти системной, отчасти противоречивой, неполной, содержащей участки большей интенсивности, оценочности, идиоматизации и ме- тафоризации, причем тяготение отдельных участков коммуникации и коммуникативной системности к отражению в определенных языко- вых явлениях и единицах тоже только отчасти может быть объяснено их настоящей степенью значимости для носителей языка.

Так, например, лексема болтовня / болтать в русском языке развивает два разных значения — и две полярные оценки — из-за

98	ГЛАВА II. Место жанра в речевой системности

возможности актуализации в речи двух разных сем (‘неофициаль- ность’и ‘незначительность’); в русском языке нормально заходи, по-

болтаеми аномально *мненадостобойпоболтать, а также ?заходи,

поговорим (в польском, например, вполне нормально как выражение zachodź pogadamy, так и zachodź porozmawiamy — ср.: Chodź pan! Na co te ceregele? Posiedzimy, pogadamy sobie trochę, ponarzekamy po staropolsku, to nam się lżej zrobi na duszy (Z. Zeydler-Zborowski. «Koty Leokadii Kościelnej»).

Следует отметить, что в узко-лингвистических описаниях жан- рово релевантных компонентов речи не учитывается речевая, социально-диалогическая природа РЖ, тем самым обнаруживается недостаточность такого подхода, справедливо отмечаемая в работах по лингвистике речи (включая использование методики анализа от- дельных речевых актов; см. выше).

Значительно ближе к сущности РЖ методика лингвистики речи / речеведения, при этом одним из наиболее активно разви- вающихся аспектов речеведческого изучения жанров стал опыт

функционально-стилистического изучения РЖ, имеющий наиболее прочные и давние традиции в Перми (см. § 1.4.3).

Изучение РЖ на основе теории и методологии лингвистики речи выводит на более общие проблемы существования и использования речевых жанров, изучаемые внешнелингвистическими дисциплина- ми, — например, психолингвистическое изучение РЖ исходит из того, что «Порождение и смысловое восприятие речевых произведе- ний (дискурсов) в разных коммуникативных условиях опирается на неодинаковые речемыслительные механизмы» [Седов 2007a: 125].

«Важнопонимать,—пишетК.Ф.Седов,—чтожанрыобщенияне являются внешним условием коммуникации, которые говорящий / пи- шущий должен соблюдать в своей речевой деятельности. Они присут- ствуют в сознании языковой личности в виде фреймов, влияющих на процесс разворачивания мысли в слово. При этом в ходе формирова- ния дискурса уже на стадии возникновения коммуникативного наме- рения (следующей после появления мотива речи) происходит настрой натуилиинуюсоциально-коммуникативнуюситуацию(болтовниили разговора по душам, комплимента или ссоры, светского общения или публичного выступления и т. д.), ту или иную модальность общения (конфликтную, центрированную, кооперативную). Именно на этом этапе у говорящего появляется — пока еще смутная — общая цель (интенция, иллокуция) высказывания» [Там же].

Понятия речевой системности и речевого аттрактора	99

Один из важных аспектов проблемы «жанр и язык» — «жанр и языки»2. Здесь на первый план выходят вопросы: как жанры ведут себя в условиях билингвизма / многоязычия, более или менее регуляр- ных языковых контактов, взаимного влияния языков? Что представля- ет собой речежанровая интерференция? Что происходит с речежанро- вой компетенцией в сознании билингва (в частности, иммигранта)?

Эти вопросы обсуждаются в статье Мари Бесемерес [Бесемерес 2009]. Проанализировав обширную мемуарную литературу, иссле- довательница приходит к выводу (фактически тому же, к какому в свое время пришел Бахтин) о важности эмоций (эмоциональных вос- клицаний) для самоопределения билингва, много лет прожившего на чужбине, и для самоопределения жанра: именно эмоциональные восклицания, междометия и частицы (и жесты) остаются у имми- гранта из родного языка / диалекта — например, шанхайские китай- ские в австралийском английском у Женгдао Йе.

Следуетотметить,чтомыисключаемизрассмотрениякультурноречевой аспект. Так, нами не рассматриваются вопросы: разные ли жанры соответствуют разным языкам или в разных языках одни и те же жанры? а также: сравнение разных языков с точки зрения суще- ствующих в них жанров. Конечно, в собственно языках нет жан- ров; жанры организуют только речь на этих языках, и в речевом (культурно-речевом) аспекте подобные вопросы действительно обре- тают смысл (в частности, изучение наборов жанров в рамках той или иной речевой культуры в сравнении с другими культурами или без сравнения) и отчасти уже становились специальным объектом рас- смотрения в четвертом и пятом выпусках сборника «Жанры речи».

Вторая группа аспектов проблемы «жанр и язык» — рассмотре-

ние языка жанроведческими методами. Хотя работ, непосредствен-

но посвященных данному аспекту, почти не было, думается, большой потенциал такого рода исследований при осмыслении собственно языка можно найти у М. М. Бахтина (см. ниже § 3.2.1).

Многие закономерности жанровой организации речи, как и зако- номерности структуры и функционирования речи и коммуникации в целом, могут и должны использоваться для объяснения целого ряда си-

стемных отношений, в которые вступают собственно языковые еди-

2 Хотя существует не меньше оснований считать, наоборот, проблему «жанр и язык» аспектом проблемы «жанр и языки».