57. Ведущие тенденции развития русской прозы конца XX - начала XXI веков в произведениях в. Пелевина, л. Улицкой, м. Веллера, т. Толстой, б. Акунина - по выбору студента.

ЛИТЕРАТУРА 80-х ГОДОВ XX ВЕКА - НАЧАЛА XXI ВЕКА

В эти годы воздаяние (поистине трагическое) продолжалось. Взорва­лись Чернобыльская АЭС. Техногенная катастрофа была следствием юггастрофы антропогенной. После Чернобыля произошел еще один «взрыв», куда более страшный и потрясающий по своим моральным последствиям: распался Союз Советских Социалистических Республик. Давать подлинную оценку этим двум проявлениям исторического воздаяния придется нашим потомкам. Но уже сейчас очевидно, что упомя­нутые катастрофы создали совершенно непривычную атмосферу в ду­ховной жизни человечества. Настроения литературы этого времени можно определить выражением ПОИСКИ СВЕТА: оказалось, что, идя почти столетие к свету, мы попали во тьму. Но выход найти необходимо. Как говорят сегодня многие политики, надо искать свет в конце туннеля. Если по поводу тоталитарного времени мы до сих пор задаем себе вопрос: «Что это было?», то видя происходящее ныне, общество со все большим ощущением опасности вопрошает: «Что же наступило?». Для ответа на этот животрепещущий вопрос литература осмысливает суть бытия, соотнося современную ей реальность с бесспорными константа­ми: вечностью, трагедией, будущим, сутью человеческой натуры, при­родой, красотой, техническим прогрессом и т.д.

В литературе последних лет ведущая моральная тема - «испытание» вечностью. В.Дудинцев, рассказывая в романе «Белые одежды» о муче­ниях ученых-генетиков в сталинские годы, восходит к образности Апо­калипсиса (отсюда и название романа), к страданиям первохристиан в Древнем Риме. В. Максимов в романе «Заглянуть в бездну» показыва­ет события гражданской любви через историю великой любви между мужчиной и женщиной. В. Астафьев решается превратить детектив­ный жанр в по-достоевски углубленное познание вечного в натуре чело­века (повесть «Печальный детектив»).

В. Войновичу для сатирического изображения событий Великой Оте­чественной войны понадобились традиции фольклора (роман «Жизнь и необыкновенные приключения солдата Ивана Чонкина»).

Литература «испытывает» современность, обращая свой взор в сторону трагического: Астафьев в романе «Прокляты и убиты» рассказывает о жизни сибирских солдат-новобранцев в годы ВОВ, Жигулин – о сталинских лагерях (повесть «Черные камни»). Петрушевская реалистически показывает ментальность сегодняшних людей, но представляет эту ментальность в таком необычном ракурсе, что читатель попадает как бы в некую страшную сказку («Ну, мама, ну», «Младший брат»).

В романах Пелевина «Чапаев и пустота», «Жизни насекомых» и др душевный мир современного человека предстает устрашающих хаосом внутреннего космоса, который способен проявить себя в реальности и как добро и как зло.

Роман Пелевина «Жизнь насекомых» состоит из двенадцати глав, каждая из которых имеет свое название и свой отдельный замкнутый сюжет. Пос­ле глав следует ЭНТОМОЭПИЛОГ. Персонажи романа - люди, свобод­но превращающиеся в насекомых, и насекомые, свободно превращающиеся в людей. Название произведения не оставляет сомнения в том, что та жизнь, которую мы ведем, это ничто иное, как жизнь насекомых, комариные укусы_, муравьиная похоть, стремление, подобно жуку-скарабюе, скатывать шар из навоза и толкать его перед собой в течение всей жизни. Мир, окружающий нас, призрачен и непонятен. В главе «Инициация» мальчик-жук говорит папе-жуку: «мне сейчас вдруг показалось, что мы с тобой давно заблудились. что мы только думаем, что идем на пляж, а никакого пляжа на самом деле нет. И даже страшно стало». Слово «Инициация» означает посвящение. Папа-жук, толкающий перед собой навозный шар, посвя­щает сына в премудрости жизни. Премудрость – в этом шаре. Создать его нелегко. Сын перестарался, шар, над которым он трудился, оказал­ся слишком большим, он перевернул юного скарабея и протащил его по бетону. Сын поражен: «- И всю жизнь вот так, мордой о бетон... - И все-таки жизнь прекрасна, - с лёгкой угрозой сказал отец».

Пересказывать (хотя бы приблизительно) фабулу этого романа - за­нятие невозможное. Можно только сказать о том, что время от времени в сюжет входят Сэм, Артур и Арнольд, которые и люди, и комары, Марина и ее дочь Наташа (которые одновременно и люди, и мухи), насекомые Дима и Митя (которые философски рассуждают о призрач­ности мира).

Квинтэссенцией мыслей романа можно считать стихотворение «Памяти Марка Аврелия». Этот римский император несколько раз упоминается в романе. Известно, что жил он в 121-180 гг. н.э., был последователем школы стоиков, оставил потомкам сочинение «К самому себе», где в виде афоризмов изложил опыт своей жизни. в своих этич-х взглядах склонялся к фатализму, не верил в возможность совершенствования политического строя, но настаивал на необходимости морального самосоверш-я. В стих-и «Памяти Марка аврелия» (его прочитал Арнольд на крыльях прилетевшего неизвестно откуда бумажного самолетика) те же мысли:

«Размышляешь об этом, выполняя назначенную судьбой работу, И все больше напоминаешь себе человека, построившего весь расчот на том, что в некоей комнате и, правда, нет никакого комода, Когда на самом деле нет никакой комнаты, а только Коммод». Луций Элий Аврелий Коммод (161-192) сын Марка Аврелия, римский Император. Вошел в историю как символ расточительства, себялюбия и гонения на инакомыслящих.

Итак, мира нет, есть воплощение амбиций (возможно, не только человека, но и, кого-то неизвестного нам). Нам же известно только, что «...что этот мир – галлюцинация наркомана Петрова, являющегося, в свою очередь, галлюцинацией какого-то пьяного старшины». Человек вообще – только «...круг ослепительно-яркого света, Кроме которого во вселенной ничего никогда не было и нет». Подобное писательское суждение, на наш взгляд, совершенно реалистично отражает душевное состояние современника конца XX века, когда пали устои большевистской идеологии и заполнившаяся образовавшийся вакуум западная культура предстала перед постсоветским обществом в блеске и нищете. Идеологические клише XX века синонимичны для героев романа Певина сильнодействующим наркотикам. В главе «Черный всадник» идет речь о плане ГОЭЛРО, плане Маршалла, ленинском кооперативном пли не и т.д. Но эти явления предстают не в традиционном их понимании. «Планом Маршала называется один удивительный сорт с Дальнего Востока», то есть идет речь о сорте наркотика. План - это, как пояснено в «толковом словаре уголовных жаргонов», «высококачественный гашиш, приготовленный из пыльцы конопли». Таким образом, нравственным пафосом романа В. Пелевина стало ироническое осмысление морального прошлого, пройденного советской страной, да и всем человечеством XX века вообще. А может быть, это даже насмешка над человеческой натурой как таковой. В главе «Полет над гнездом врага» насекомые Наташа и Сэм курят марихуану и разглядывают пузырящийся ручеек грязной воды, стекающий с тротуара на мостовую. Пузыри появляются и лопаются. «- Видишь, Наиташа, эти пузыри? - спросил Сэм. - Вот так и мы. Насекомые убивают друг друга, часто даже не догадываясь об этом. И никто не знает, что будет с нами завтра». Роман завершается песенкой, которую распевает насекомый Дмитрий: ...Завтра улечу // В солнечное лето // Будду делать все, что за хочу. Именно так: «Будду» и «за хочу». В такой транскрипции прогляды­вает надежда на то, что человек - все-таки не насекомое, а Будда, кото­рый может подняться над своим мелочным «хочу», зайти за «хочу». Это надежда несколько высветляет мрачную, по сути, романа. «Жизнь насекомых» - очень точное выражение той ошарашенности, в которой оказалось общество 80-х годов XX века, уразумевшее, что его прежние нравственные ориентиры, основанные на вере в значительность человека, разрушены, растоптаны. Какая-то обида на предшественни­ков или на самих себя охватила людей. Закрутился круговорот вопро­сов. Вместо высокопарных словес о человеке - царе природы пришло полярно противоположное: снижение человека до насекомого.