17. Характеристика политических режимов.

Признаком любой демократии, прежде всего, яв­ля­ются хотя бы минимальные по­литические свободы, обеспечивающие формально равный доступ всех (или всех полноправных граждан) к формированию и осуществлению государственной власти, свободную политическую конкуренцию.

Всеобщее формальное равенство в политике предполагает принятие государственных решений по принципу большинства или от имени большинства. Но демократия – это не власть большинства как таковая и не охлократия. Даже реальная власть большинства – сама по себе, не ограниченная принципом верховенства прав индивида, вне развитой правовой культуры – легко вырождается в тиранию меньшинства, в авторитарный режим.

Демократия как устойчивая государственная форма существует лишь постольку, поскольку в национальной правовой культуре достигнут некий консенсус по поводу прав человека и соблюдается конституционный запрет отменять или умалять признанные в государстве права и свободы человека и гражданина – запрет, действующий для любого большинства. Таким образом, реально демократия возможна лишь как правовая демократия, в которой “воля народа” или “власть народа” ограничены требованием признавать, соблюдать и защищать права человека. Декретирование политических свобод там, где эти условия не соблюдаются, оборачивается “одноразовой” демократией – закономерно приводит к тому, что, пользуясь политической свободой, к власти приходят такие группы, которые первым делом ликвидируют эту свободу и устанавливают авторитарный режим.

Либеральная демократия

В частности, К уча­стию в выбо­рах до­пускаются все полноправные граждане и их объ­единения – за исключением тех, кто преследует цель сверже­ния демокра­ти­ческого государственно-правового режима и иные ан­типравовые цели.

Так называемая социальная демократия (аналог “социального правового государства”)

“Суверенная демократия” – это, на первый взгляд, плеоназм, такой же как и “суверенное государство” – если исходить из понятия государственного суверенитета. Но если иметь в виду потестарную трактовку суверенитета (“власть суверенная – ничем не ограниченная”), то на поверку оказывается, что эта вербальная конструкция, тесно связанная с идеей “народного суверенитета”, призвана обосновать неограниченность воли большинства (правящей группы, выступающей от имени большинства) при определении общественного и политического строя. Идеология, пропагандирующая “суверенитет народа”, утверждает, что “народ” (некая абстрактная целостность) волен устанавливать такой режим государственной власти, какой ему выгоден и угоден, и при этом не связан никакими правами индивида: нет неотъемлемых прав и свобод, “народ” как суверен волен определять, что можно и что нельзя в рамках правовой свободы, и никто не может навязывать “суверенному народу” какое-то иное видение демократии.

Действительно, реальная демократия не может быть выше уровня правовой культуры в стране, демократию нельзя “экспортировать”, и в неразвитой правовой культуре не может быть демократии. Но в науке, следуя завету Конфуция, нужно называть вещи своими именами, и если в стране формируется авторитарный режим, не нужно обзывать его “суверенной демократией” – от этого он не перестанет быть авторитарным.

Принято различать непосредственную (прямую) и пред­ста­ви­тель­ную формы демократии. Представительной демо­кра­тией на­зывают осуществление государственной власти избираемыми представителями народа. По суще­ству, пред­стави­тельная демократия – это и есть демо­кратия в совре­мен­ном смысле. В современном демокра­ти­че­ском госу­дарстве власть осу­ществляется “от имени на­рода” и “в интересах на­рода”. При­чем де­мокра­ти­ческие выборы – это не прямая де­мократия, а необходимая предпосылка и проце­дура пред­ста­вительной де­мократии.

В демократическом государстве легитимность (рацио­нально-пра­вового типа) обеспечивается представительным ха­рактером высших органов государственной власти. “Предста­ви­тель­ный” не значит обла­дающий прерогативой нормотворче­ства. Однако де­мо­кратия предпо­лагает, что ос­нов­ные законо­твор­ческие полномо­чия принад­лежат пред­ставительным орга­нам. Представитель­ными яв­ля­ются не только коллегиальные, но и еди­ноличные органы госу­дарст­венной вла­сти. Однако между ними есть различие. Еди­нолич­ный орган (избираемый народом президент) явля­ется предста­вителем большин­ства избирателей, участво­вав­ших в выборах. В колле­гиальных же представ­лены и мень­шин­ства. Правда, и в колле­гиальных органах, на­пример пар­ламенте, представители боль­шинства могут игнорировать ин­те­ресы мень­шинства (фак­тиче­ски это во­прос политической куль­туры).

Непосредственная демократия (“прямое народоправ­ство”) оз­начает принятие политических решений, непосред­ственное осу­ще­ствление государственной власти всей сово­купностью полно­прав­ных граждан или их большинством (в данном кон­тексте народ – это совокупность полноправ­ных граждан). Та­кая форма демокра­тии характерна для го­судар­ства типа ан­тич­ного полиса (граждан­ской общины), т.е. для ис­торически не­развитой государ­ственности респуб­ликан­ской формы при от­но­сительно малой численности на­селе­ния, проживающего на ма­лой территории. Признаком пря­мой демократии является на­родное собра­ние, в ко­тором уча­ствуют все полноправные гра­ж­дане. Прямая демо­кра­тия не характерна для современ­ного тер­риториального государ­ства и возможна скорее как форма мест­ного самоуправле­ния.

Элементы прямой демократии сохранились, например, в не­ко­торых швейцарских кантонах, в которых раз в году прово­дится собра­ние гра­ждан, имеющих право голоса. Такое соб­рание от­кры­тым голосо­ванием принимает ре­шения по во­просам ком­петен­ции кантона и выбирает должностных лиц кантона. Но и в таких кантонах действуют кантональ­ные пар­ламенты. В других кан­тонах, как и на уровне федерации, су­ще­ствует представи­тельная и так назы­ваемая полупрямая де­мо­кратия. Последняя оз­на­чает, во-пер­вых, право на рефе­рендум по ини­циативе на­рода: прави­тельство представляет народу все наме­чен­ные законопро­екты, и в случае инициа­тивы определен­ного числа гра­ждан зако­нопроект или закон, принятый парла­ментом, но еще не всту­пив­ший в силу, выно­сится на рефе­рен­дум. Во-вторых, “полупрямая демократия” гаран­тирует права на зако­нода­тельную и конститу­цион­ную инициативу народа: населе­ние кантона путем сбора не­обхо­димого ко­личества под­писей может потребовать изменения или от­мены суще­ствую­щего за­кона либо принятия нового за­кона; также население мо­жет по­требовать изменения консти­ту­ции кан­тона. На уровне федера­ции действует только право на конститу­ционную ини­циативу на­рода.

Плюрализм (полицентризм) и “народовластие”. Обычно демократию объясняют как “народовластие”. В этом кон­тексте поня­тие “народ” не имеет этнического смысла и не совпа­дает с понятием “население”. Имеется в виду народ как некая аб­страктная целостность – субъект власти. Однако такого субъекта в действительности не существует, и то, что называется народом, состоит из индивидов (граждан), образующих группы с разными и даже противоположными интересами. В процессе формирования и осуще­ствле­ния государствен­ной вла­сти сталкиваются политиче­ские элиты, представляющие эти интересы. Если этот процесс происходит по принципу свободной конкуренции множества групп с разными интересами, то это и есть реальная демократия, в условиях которой никакая группа не претендует на то, что она якобы осуществляет “власть народа”. Если же одна из групп монополизируетформирование и осуще­ствле­ние государствен­ной вла­сти, то она может, с целью легитимации своего господства, называть его “народовластием”, отождествлять себя с народом-целостностью, объявлять себя выразителем “общенародных интересов”, представлять себя в качестве руководящей и направляющей части “всего народа”.

“Народовластие”, как и “непосред­ст­вен­ная власть народа”, “народный суверени­тет”, в совре­менном госу­дар­стве – это фикции, призванные легитимиро­вать реаль­ное господ­ство отдельных групп.

Ре­ально в современном де­мократиче­ском государстве нет ни­ка­кой “вла­стинарода”, тем более – “непосредственной власти на­рода”, а есть демо­кратиче­ски организованная государст­венная власть – система отношений повеления-подчинения, объединяющая людей (народ) в государство. Строго говоря, идея на­родовластия и понятие народ­ногосуве­рени­тета ис­кажают смысл государственной власти, создают впечатление дуа­лизма власти: есть государственная власть, а есть еще ивласть на­рода, и обе они суверенные.

Так называемым ис­точ­ни­ком власти (источником – в смысле демократической легитимации) является не “народ” (абстрактное це­лое), а боль­шинство (часто относительное боль­шин­ство) поли­ти­чески ак­тивных граждан – большинство тех, что реально участвуют в фор­мирова­нии го­судар­ственной власти и, возможно, со­ставляют лишь мень­шинство народа-совокупности граждан. На вы­борах конкури­руют группы или пар­тии, каж­дая из кото­рых пред­ставляет лишь часть на­рода – нередко очень малую часть. По­беж­дают партии, не обязательно выражающие интересы большинства граждан, но имеющие большие ре­сурсы влия­ния на избирателей. Попутно заме­тим, что при тота­литарных режимах на­род тоже провозглашается источни­ком власти, а меха­низм то­тальной власти изображается как “на­родовластие”.

Смысл демократии не в том, что народ провозглашается ис­точ­ни­ком власти, и не в том, что через органы государственной власти якобы “народ осу­ществляет свою власть”, а в том, что все полноправные гра­ж­дане (их объ­е­динения, организованные группы) фор­мально в равной мере до­пускаются к власти. Такой формально равный дос­туп озна­чает фак­тически не­равную меру политического участия граж­дан, фак­тически неравное вы­раже­ние государ­ством ин­тересов разных групп. Существует неравенство ре­сурсов поли­ти­че­ского влияния: есть группы с ма­лыми ре­сур­сами (безработ­ные, пен­сионеры, ин­валиды и т.п.), а некоторые финансово-промышленные группы спо­собны чуть ли не предопреде­лять резуль­таты выбо­ров. Но пока сохраняются формальное равенство и свободная конкуренция множества групп, пока политиче­ское участие не яв­ля­ется привилегией какой-то одной группы, в государстве будет не моноцентризм, а полицентризм, не “народовластие”, не олигархия и не “моно-архия”, а поли­архия (как предложил называть реальную демократию Р. Даль).

Далее, поскольку государственная власть осуществляется аппаратом, то “осуществление народом своей власти непосред­ственно” (следовательно, помимо аппарата государст­венной вла­сти) – это нонсенс. В современной демократии не может быть “прямого народоправства”. Выборы должностных лиц госу­дар­ства и референ­дум – это не “высшее непо­средственное выражение вла­сти на­рода”, а лишь участие политически активных граждан и их объединений в процессе формирования государственной власти (выборы) и в процессе принятия государственно-властных решений (референдум).

Так, сами по себе выборы и выборность государственных ор­ганов являются атрибутом республиканской формы прав­ле­ния, а не демокра­тии. О демократическом характере вы­боров свидетель­ствует то, в ка­кой мере все политически активные граждане и их объе­динения до­пущены к участию в выборах. Вы­боры мо­гут быть пря­мыми и косвенными; прямые выборы означают большую меру уча­стия граждан, но вовсе не “прямое на­ро­доправство”. Депутаты реально могут и не выражать интересы своих из­бирате­лей: на свободных выборах побеждает не тот, кто представляет интересы большего числа избирателей, а тот, чья программа будет составлена и представлена так, что она окажется для избирателей более привлекательной нежели другие программы. Так что демократические выборы – это отнюдь не “осуществление народом своей власти непосред­ственно” (такого субъекта просто нет), а конкуренция за доступ к власти внутри народа-совокупности граждан.

Референдум – это принятие государственно-властного решения непосредственно гражданами. Но и в этом случае следует говорить лишь об участии граждан: вопрос, выносимый на референ­дум, форму­лируется компетент­ным государственным орга­ном. И только если референдум проводится по инициативе граж­дан, это – элемент “полупрямой демократии” швей­царского типа. Однако референдум “в порядке на­род­ной ини­циативы” – это редкость для демократических стран. Практика показывает, что обычно ре­ферен­дум про­водится то­гда, когда ком­петентный го­сударст­венный ор­ган заин­тересован в его проведении, а вопрос ре­фе­рендума формулируется так, чтобы га­рантиро­вать нужный от­вет.

Иначе говоря, иногда в представительной демократии высшие государственные органы при решении не­ко­торых во­просов ссы­лаются на прямое во­леизъявление большинства (референдум), и в этом слу­чае они вы­сту­пают не только как номинальные, но и как реальные представители этого большинства.

Авторитаризм означает такой способ власт­ного управления, при котором сигналы обратной связи, показы­вающие реакцию обще­ства на управ­ление, блокируются и не воспринимаются аппаратом власти. Сама управ­ляющая система (аппарат автори­тарной власти) пере­крывает каналы движения этих сиг­налов, исходящих от управ­ляемой системы. А именно: в условиях авторитар­ных государствен­ных режимов действует предваритель­ная цензура, нет сво­боды выражения мнений, сво­бодных выбо­ров, свободы объ­единений и других полити­че­ских свобод (либо они сущест­венно ограничены). Здесь – в меру авторитарности – либо просто нет ле­галь­ных оппозицион­ных политических партий, не контро­ли­руемых вла­стью проф­сою­зов, либо правящие группы препятст­вуют дея­тель­ности оппо­зиции. Средства мас­совой инфор­мации формально могут быть и негосударственными, но реально они контроли­ру­ются авто­ритарной властью.

Практически любой авторитарный режим представляет собой диктатуру меньшинства над большинством граждан (подданных). Устойчивость диктатуры меньшинства над большинством обеспечивается благодаря тому, что госу­дар­ство (правительство) строго контролирует и ограничивает возможности самоорганизации в обществе: весьма ограниченно санкционирует соз­да­ние и деятельность общественных институтов и формирований, средств массовой информации, проведение любых публичных мероприятий и т.д., а также применяет жесткие полицейские меры для пресечения несанкционированной публичной активности. В результате власть меньшинства оказывается непреодолимой для неорганизованных или недостаточно организованных индивидов и социальных групп из состава большинства, поскольку они по отдельности противостоят всему организованному меньшинству.

В зависимости от иерархии в правящей политической группе различаются авторитарные режимы автократические и олигархические.

Авторитарные режимы можно различать и по их социальной ориентации: они могут быть направлены либо на изменение существующей социальной системы, либо на ее консервацию. Эти два вида авторитарных госу­дар­ст­венных режимов можно обозначить как прогрессистские и консервативные.

Прогрессистские режимы в XX в. возникали в условиях неразвитого гражданского общества. Цель таких ре­жимов – модернизация, догоняющее индустриаль­ное разви­тие на основе экономиче­ского принуждения (на­пример, анти­ком­мунистический режим А. Пиночета в Чили).

Консерва­тив­ные режимы (например, му­суль­манские фундаменталистские ре­жимы) возникают в условиях раз­рушения традиционного об­щества под влиянием индустри­альной ци­вилизации. Они представляют со­бой ре­акцию традиционно правящей по­литической элиты на ос­лабление ее гос­подства.

Авторитарное воздействие на общество, даже самое прогрессивное, происходит незави­симо от воли большинства чле­нов общества (диктатура). Но самый прогрессивный ав­тори­тар­ный режим, тем не менее, имеет вероят­ность успеха 50%. Это вытекает из самого смысла государствен­ного ав­то­рита­ризма, разрушающего механизмы обратной связи между госу­дарством как управляющей и обществом как управляе­мой сис­темами. Управляющая система воздейст­вует на управляе­мую, не обла­дая при этом достаточной ин­форма­цией о резуль­татах воздей­ствия, имея ограниченные возмож­ности для кор­ректи­ровки воз­действия.

Известны менее жесткие (легитимные) и более жесткие (нелегитимные и поэтому репрессивные) авторитарные ре­жимы. Так, автократия в условиях неразвитой правовой культуры, при традиционном типе легитимного господства опирается не столько на силу, сколько на культурно-политиче­скую тра­дицию и согласие под­данных, для большинства которых политическая свобода не имеет ценности. И если при таком режиме еще и обеспе­чивается благосостояние (на­пример, в современных нефтедобы­вающих странах), то нет радикальной оппозиции режиму, и режим не прибегает к ре­прессиям. (Присущий неразвитым правовым культурам авторитарный режим всегда является правонарушающим, поскольку авторитаризм не дает гарантий прав и свобод в частной сфере – гарантий от полицейского произвола. Иначе следует оценивать авторитаризм с точки зрения политической свободы. Если отстающая правовая культура не доросла до политических прав и свобод, то нельзя говорить и о нарушении этих прав авторитарным режимом).Наобо­рот, режим Ф. Франко в Испании и подобные, возникавшие в ХХ веке в условиях кризиса европейской правовой культуры (с ее традициями политической свободы), противостоявшие либерально-демократическим тенденциям, – это более же­сткие ав­торитарные режимы, со­провож­давшиеся массовыми грубыми наруше­ниями прав чело­века.

Современные авторитарные режимымогут имитировать демократические выборы и тем самым создавать иллюзию легитимности режима. Так, в посттоталитарных странах, с неразвитым гражданским обществом, с неразвитой правовой культурой нет достаточной политической свободы, чтобы считать их либерально-демократическими. Это так называемая управляемая демократия (эвфемизм, за которым скрывается “полуавторитарный” режим, разновидность менее жесткого авторитаризма), при которой имитируются многопартийная система и свободные выборы. И “партийное строительство”, и выборы высших государственных органов происходят под контролем олигархической группы. Таким образом, формально соблюдаются некоторые демократические процедуры, но реально власть остается у олигархии – той самой, которая “управляет демократией”.

Реальная оппозиция, если таковая здесь существует, заведомо проигрывает, не может прийти к власти, действуя по “правилам игры”, установленным при таких режимах. Во-первых, в условиях неразвитого гражданского общества оппозиция недостаточно организованна и не консолидирована. В то же время олигархия формирует хорошо организованную и консолидированную “партию власти”, опирающуюся на государственные ресурсы – политические и экономические. Во-вторых, законодательство о партиях и о выборах строится так, чтобы максимально способствовать победе на выборах “партии власти” и препятствовать реальной оппозиции. Используются избирательные технологии, позволяющие срежессировать выборы таким образом, чтобы получить нужный результат. В-третьих, олигархические группы используют в процессе выборов так называемые административные ресурсы, в силу чего “партия власти” и оппозиция оказываются в формально неравном положении, причем последняя – в явно невыгодном. Наконец, на крайний случай, когда избирательные технологии не срабатывают, у режима есть возможность фальсифицировать результаты выборов.

В итоге оказывается, что реальная оппозиция может прийти к власти не в рамках легальных процедур, а лишь революционным путем – когда в результате массовых акций гражданского неповиновения олигархические группы утрачивают контроль за проведением выборов и подсчетом голосов избирателей. Однако такого рода революционные события, хотя и заключают в себе некий элемент прогресса правовой свободы, вовсе не означают какой-то радикальный переход от авторитаризма к реальной демократии. Государственный режим не может быть выше уровня развития политической и правовой культуры, гражданского общества. Посттоталитарная культура такова, что группы, находящиеся у власти и в силу этого имеющие возможность перераспределения национального дохода в свою пользу (такова посттоталитарная действительность), добровольно не пойдут на смену власти демократическим путем. И эта культура не меняется от того, что правители вынуждены уйти под давлением “снизу”. На месте старых олигархических групп формируются новые, и авторитарный режим, имитирующий демократию, по существу сохраняется. Переход от посттоталитарного авторитаризма к либеральной демократии – длительный исторический процесс, невозможный без модернизации и надлежащего развития правовой культуры.