После спектакля "Царь Эдип"*

На днях я издали видел вас, querida, в "Комеди Франсез". Ваше одеяние

-- белое плиссированное платье, перехваченное золотым пояском, -- делало

вас похожей на злосчастного царя Фив. В доме Софокла* играли "Царя Эдипа".

Я с волнением вспомнил, что впервые увидел вас именно здесь -- в зале

Ришелье. Вы были так хороши!

Спектакль не нарушил вашей обычной безмятежности. Так оно и должно

быть. Возвышенная драма не будоражит зрителя. Страсти в ней упорядочены

поэзией и умерены всемогуществом рока. Заранее известные нам события не

могут нас волновать. Придя в театр, вы уже знали, что Эдип выколет себе

глаза золотой застежкой, а Иокаста повесится. Вот почему вы спокойно

поправляли прическу и улыбались своему соседу.

Вокруг меня раздавались поразительные речи:

-- Какая прекрасная мелодрама!

-- Какой великолепный детектив!

-- Совсем как у Сименона! Помните "Грязь на снегу"*?

Какая-то уже немолодая дама ("И зачем только существуют перезрелые

женщины?" -- удивлялся Байрон) спрашивала:

-- И чего этот болван добивается? В первые же десять минут все уже

поняли то, что ему предстоит обнаружить... Иокаста, она-то отлично видит,

что не следовало бы все это ворошить. У женщин есть чутье:

они умеют не замечать того, что неприятно... Но этому занятому лишь

самим собой мужлану непременно нужно дойти до конца. Тем хуже для него!

Истина состоит в том, сударыня, что Эдип, такой, каким его создал

Софокл, не может поступать по-иному; Судьба предопределила все его слова и

поступки. "Это Рок!" -- поет хор в "Прекрасной Елене"*. Именно в этом и

кроется громадная разница между древними греками и нами. Я полагаю, что

человек может сам определять свою судьбу вопреки воле богов. Софокл так не

считал. Отсюда -- величайшие драматические красоты его пьес и трагические

судьбы его героев. Ибо Эдип, всего лишь покорно выполняющий предсказание

оракула, чувствует себя виновным и достойным самой жестокой кары. "Мне было

предначертано убить своего отца и стать любовником собственной матери, и

тем не менее я должен понести наказание..." Та же суровая мораль характерна

для учений янсенистов и кальвинистов.

Но в одном отношении мы с вами все же походим на древних греков:

кровосмесительство по-прежнему кажется нам чудовищным. Из всех строжайших

запретов, возникших еще на заре человеческой истории, этот запрет -- самый

непреложный, по крайней мере когда речь идет о родстве по прямой линии.

Другое дело -- родство по боковой линии: египетские фараоны даже поощряли

брак между братом и сестрой. Байрон находил в таких отношениях непонятное,

мрачное удовольствие, видя в них вызов общественной морали. Когда я писал

книгу о его жизни, мне пришлось заниматься довольно щекотливыми

разысканиями по этому поводу. Многие английские ученые отрицали, что Байрон

и Августа Ли вступили в преступную связь. В конце концов его родственница (в

то время ей было восемьдесят пять лет) допустила меня к тайным семейным

архивам. Я провел волнующую ночь, расшифровывая при свете двух канделябров

интимные дневники и письма. К утру я уже все знал и с некоторым смущением

отправился к достопочтенной хозяйке дома.

-- Увы, леди Ловлас, -- сказал я ей, -- отпали все сомнения... Я

обнаружил доказательства кровосмешения. Как добросовестный историк, я буду

вынужден рассказать обо всем этом в полном согласии с документами... Заранее

прошу меня извинить. Она с изумлением воззрилась на меня.

-- А собственно, в чем вы извиняетесь?.. -- спросила она. -- Байрон и

Августа? Ну конечно! Неужели вы в самом деле сомневались?.. Как же иначе?

Два юных существа разного пола оказались вдвоем в занесенном том мрачном

замке и провели взаперти много времени... Как же, по-вашему, они должны были

вести себя?

Из этого разговора я понял, что пресловутый запрет

соблюдался в Англии XIX века не столь неукоснительно как в Древней

Греции. И все же я считаю, что он необходим для поддержания спокойствия и в

семьях, душах. Убедитесь в том сами, посмотрев "Иокасту", "Федру", "Землю в

огне". Ищите любовь за пределами своего рода. Прощайте.