9. Проблема смертной казни

Смертная казнь привлекала и, без сомнения, будет всегда привлекать острейшее внимание людей, вызывая горячие, порой ожесточенные споры, снова и снова вызывая к жизни, как правило, одни и те же аргументы. В этом плане показательны стереотипные названия многих публикаций на эту тему: «за» и «против», не оставляющие иногда возможностей взаимопонимания. Примечательно и то, что водораздел между сторонниками и противниками смертной казни проходит не между теоретиками (философами, правоведами, вообще гуманитариями) и другими людьми, – по разные стороны «баррикады» оказываются и представители юридического сообщества. Можно понять чувства людей, потерявших близких от рук жестокого убийцы, тем не менее, решение вопроса о допустимости смертной казни не может быть целиком поставлено в зависимость от чувств и эмоций, как бы ни было велико горе. В то же время недопустимо навязывание «сверху» определенного отношения к смертной казни – это всегда личностный мировоззренческий выбор со всей полнотой интеллектуальной и нравственной ответственности за него.

Проблема смертной казни – не просто проблема одного из видов уголовного наказания, она стягивает в тугой узел разные предельные измерения жизни и смерти человека в обществе – нравственное, религиозное, метафизическое, и, конечно же, правовое. Смертная казнь – не только институт уголовного права и инструмент уголовной политики, но и социокультурный феномен, неотделимый от особенностей цивилизации, ее религии, ментальности, уровня общественного развития, отношения к человеку.

В связи с этим сразу отметим, что смертная казнь относится к числу наиболее политизированных форм наказания, поскольку к ней, во-первых, наиболее чувствительно общественное мнение. Например, спустя годы выяснилось, что судебно-медицинских экспертов по делу геростратовски знаменитого убийцы-маньяка Чикатило вынудили дать заключение о вменяемости последнего – можно представить взрыв возмущения пострадавших и вообще населения, который последовал бы за вердиктом о признании его психически больным. (Отсюда, кстати, нравственная проблема: больных лечат или казнят?)¹ Во-вторых, смертная казнь выступает как дискриминирующая мера, поскольку среди казненных преступников большинство относится к беднейшим слоям населения, расовым, этническим и религиозным меньшинствам. В-третьих, наличие или отсутствие смертной казни выполняет критериальную функцию по отношению к уголовной политике государства, определению меры ее гуманности. С этой точки зрения Конституция РФ 1993 года сделала решительный шаг в сторону сокращения применения смертной казни. В соответствии с ч. 2 ст. 20, «смертная казнь впредь до ее отмены может устанавливаться федеральным законом в качестве исключительной меры наказания за особо тяжкие преступления против жизни при предоставлении обвиняемому права на рассмотрение его дела с участием присяжных заседателей». В этом контексте объяснимы и мотивы введения моратория на применение смертной казни в современной России – они преимущественно внешнеполитические, руководство страны стремилось войти в Совет Европы, в сообщество цивилизованных стран. Но уголовная политика должна руководствоваться не сиюминутными соображениями целесообразности, а исходить из принципа согласованности правовых средств и нравственных ценностей.

В новом Уголовном кодексе РФ по сравнению с предыдущим произошло значительное сокращение числа составов преступлений, предусматривающих смертную казнь, – с 27 до 5. Остались только особо тяжкие преступления, посягающие на жизнь: убийство при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 105), посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст.277), посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование (ст. 295), сотрудника правоохранительного органа (ст. 317), геноцид (ст. 357). Кроме того, санкции всех статей Особенной части УК, предусматривающих возможность вынесения смертного приговора, допускают альтернативный выбор судом наказания в виде либо смертной казни, либо пожизненного лишения свободы, либо лишения свободы на срок от 8 или 12 до 20 лет. Смертная казнь не назначается женщинам, лицам, совершившим преступления в возрасте до 18 лет, достигшим к моменту вынесения приговора 65-летнего возраста.

Смертный приговор может быть приведен в исполнение только после вынесения окончательного приговора компетентным судом (ст. 6 Международного пакта о гражданских и политических правах). Это значит, что жалоба приговоренного к смертной казни должна пройти все судебные инстанции, прежде чем приговор будет исполнен. В соответствии со сложившейся практикой уголовное дело, по которому вынесен смертный приговор, будет истребовано Верховным Судом РФ для проверки в порядке надзора даже при отсутствии жалобы осужденного. Лицо, имеющее право принести протест в порядке надзора, может приостановить исполнение приговора. После отклонения жалобы всеми судебными инстанциями, человек, приговоренный к смертной казни, может быть помилован Президентом РФ (п. «в» ст. 89 Конституции РФ).

В связи со вступлением России в Совет Европы¹ был издан Указ Президента РФ «О поэтапном сокращении применения смертной казни в связи с вхождением России в Совет Европы» от 16 мая 1996 г. В нем намечен ряд мер организационного характера, направленных на присоединение России к Протоколу № 6 от 22 ноября 1984 г., к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. Статья 2 Конвенции допускает возможность применения судами смертной казни в случаях, исчерпывающе предусмотренных законом. Протокол № 6 к этой Конвенции предусматривает, что государства – члены Совета Европы отменяют смертную казнь, сохраняя возможность ее применения в законе только в военное время.

Все эти документы были подписаны Президентом РФ, Россия взяла на себя обязательство в течение трех лет отменить смертную казнь, заменив ее пожизненным заключением, а до этого ввести мораторий на ее применение. Мораторий действует и поныне, но Протокол № 6 так и не ратифицирован Государственной Думой. Депутаты обращаются к мнению избирателей, подавляющее большинство которых выступают за отмену моратория на смертную казнь и даже требуют увеличения числа составов преступления, предусматривающих ее применение. Это подтверждают опросы общественного мнения, периодически проводимые социологами, на мнение своих избирателей ссылаются депутаты Государственной Думы.

Но и в ряде стран Европейского Союза, давно исключивших эту меру наказания, опросы могут свидетельствовать о том же самом. По этому поводу утверждается, что законодатель должен быть выше, интеллектуально и нравственно, среднего уровня населения; законодательный запрет узаконенного убийства должен служить примером преодоления архаичной жестокости. Апелляция к демократии как воле большинства народа должна быть соотнесена с нравственными критериями отнесения населения к народу и проблематичностью решения вопросов истины и справедливости на референдумах.

Существует и сугубо юридическая оценка незаконности моратория, поскольку:

- его объявление не предусмотрено Конституцией РФ и соответствующими федеральными законами;

- с момента издания Указа Президента РФ № 724, а позже – принятия Постановления Конституционного Суда РФ 3-П от 2 февраля 1999 г. (о запрете наказания в виде смертной казни до введения суда присяжных на всей территории России) прошло много лет, но соответствующие изменения (дополнения) в федеральные законы так и не внесены. Правда, в ноябре 2009 г. Конституционный суд РФ определил, что мораторий на смертную казнь не может быть отменен и после введения судов присяжных с 1 января 2010 г. на всей территории РФ в связи с обязательствами по протоколу № 6.

- Протокол № 6 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод не ратифицирован, значит, все его нормативные предписания не имеют юридической силы.

Но философию права интересуют, в первую очередь, содержательные аспекты проблемы смертной казни.

Перечислим основные аргументы сначала противников смертной казни (аболиционистов), расположенные по степени убывания их убедительности в глазах общественного мнения¹, с которым нельзя не считаться в демократическом государстве, хотя, видимо, нельзя и возводить в абсолют в связи с его ситуативностью, подверженностью эмоциям, зачастую – некомпетентностью.

Конечно же, не случайно самым убедительным доводом «против» считается возможность судебной ошибки, которая непоправима в случае приведения смертной казни в исполнение. Однажды, с известной долей шутки было замечено, что, если среди белого дня на улице обычного европейского города внезапно, без объяснения причин, задержать мужчину старше тридцати пяти лет, то он всегда будет знать – за что. В случае же смертной казнью дилемма абсолютна: человек или виновен, или невиновен. Но что может быть чудовищней, чем казнь абсолютно невиновного человека?

Далее следует сомнительный аргумент о том, что, коль скоро смертная казнь все равно не восстановит положения, существовавшего до убийства, то предпочтительнее потерпевшим получить хоть какую-то материальную компенсацию, помимо удовлетворения морального чувства мести, от оставшегося в живых преступника. Мало того, что трудно ожидать от человека, приговоренного к пожизненному или длительному сроку заключения, всплеска трудового энтузиазма – можно представить стоимость охранных мер производства, на котором будут заняты такого рода осужденные.

Традиционные, от века существующие, взаимосвязанные между собой доводы: во-первых, смертная казнь не останавливает преступников (не оказывает предупредительного воздействия) и, во-вторых, не влияет на количество совершенных тяжких преступлений.

В первом случае необходимо принять во внимание различия частной превенции (предупреждение преступного поведения в будущем человека, ранее совершившего преступление) и общей превенции, направленной на предупреждение преступного поведения других членов общества. Причем, в общем случае при назначении наказания ведущая роль отводится соображениям именно частной превенции. В отношении смертной казни вопрос о частной превенции естественным образом отпадает; что же касается общей превенции, то она практически не действует для так называемых случайных или ситуативных преступников. Это люди, не умеющие сдерживать себя в конфликтной ситуации, неспособные прогнозировать отдаленные последствия своих поступков, совершающие преступление в состоянии аффекта, импульсивно, в состоянии острого алкогольного отравления. Психология и психиатрия накопили достаточно фактов, убедительно свидетельствующих: для сознания обычного человека возможная смертная казнь не становится смыслообразующей побудительной силой. Психологические механизмы защиты человека от неблагоприятной информации вытесняют страх перед наказанием. Криминологические исследования говорят о том, что лица, совершающие тяжкие преступления, либо вообще не думают о последствиях, либо самонадеянно рассчитывают на свою изворотливость, сообразительность, на то, что они не будут пойманы.

Вряд ли угроза казни действенна для фанатичного террориста-смертника или маньяка. Что же касается представителей криминального мира, замышляющих тяжкое преступление с расчетом на безнаказанность, то категорический вывод об отсутствии у них страха перед смертной казнью представляется как минимум спорным. По «экспертному» мнению «авторитетов» уголовной среды, смертная казнь частично выполняет сдерживающую роль по предотвращению тяжких преступления; пусть не для всех (точно – не для наемных убийц), но, тем не менее, выполняет. Но, замечает С. Вицин: «Если и существуют люди, которых угроза смертной казни может остановить, то – в силу общей статистики – по суммарному эффекту – эта категория «компенсируется» ожесточающим эффектом, который оказывает наличие смертной казни на общество в целом»¹.

По поводу второго аргумента обычно рассуждают так: ввели ли смертную казнь, отменили ли и снова ввели, статистика тяжких преступлений не меняется, остается одной и той же. Еще добавляют, что в средние века, когда на городской площади жестоко наказывали воров- карманников, именно во время этого публичного спектакля совершалось наибольшее количество карманных краж. Сегодня, по мнению специалистов, связь между количеством тяжких преступлений – и системой наказаний, характером общественных отношений, внутриполитической обстановкой, уровнем алкоголизации населения и другими факторами – сложна и неоднозначна, требует тщательного изучения².

Отмену смертной казни связывают с условием вхождения в Совет Европы³. В 1983 г. 21 страна (члены Совета Европы) одобрили дополнение Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод Протоколом № 6 об отмене смертной казни в мирное время. Протокол стал первым документом международного права, сделавшим отмену смертной казни правовым обязательством государства, подписавшего и ратифицировавшего его. Но, подчеркивает В.В. Бойцова, подписание и ратификация Протокола № 6 является правом, но не обязанностью суверенного государства¹.

Жестокость наказания люди психологически верно связывают со слабостью государственной власти, неспособной предупреждать преступность другими средствами.

Мало кто разделяет мнение о том, что смертная казнь подает людям пример жестокости и тем самым способствует увеличению числа тяжких преступлений. Действительно, если бы в России казнь производилась публично, такой вывод был бы безусловен. Сейчас же лучше попенять на отечественные телевизионные программы, по разным каналам в течение дня и ночи обильно демонстрирующие сцены насилия, жестокости, убийств. Ссылка же на то, что смертная казнь отнимает у преступника возможность исправления, обычно встречает иронию и напоминание народной мудрости – «горбатого могила исправит!». Между тем и этот аргумент не абсолютен, поскольку известны факты духовного перерождения убийц за время длительного ожидания казни, их глубокого и искреннего раскаяния в содеянном. Возникает парадокс, неразрешимый рационально-утилитарным сознанием: убивал один человек, а казнить будут другого. Разумеется, при принятии тезиса о том, что человек определяется душевно-духовными качествами, а не внешностью.

Для большинства населения явно неубедительны доводы, порой действительно звучащие абстрактно: казнь – это убийство ради убийства; отмена казни – признак цивилизованного государства; государство не имеет права отнимать жизнь даже у преступников. К большому сожалению, не пользуется популярностью, казалось бы, безусловная идея о сдерживании преступников не строгостью наказания, а его неизбежностью. Рационально объяснить такое отношение можно только оценкой реальной эффективности деятельности правоохранительных и судебных органов¹. В США, стране, большинство штатов которой практикуют применение смертной казни, развито аболиционистское движение. Многие его участники пострадали от тяжких преступлений и даже пережили потерю своих близких, в том числе детей. Но они полагают, что государство должно принимать другие меры по защите от преступности. Казнь же уводит от этих мер, поскольку государство считает свой долг по обеспечению безопасности общества выполненным. То есть фактически смертными казнями государство оправдывает свою бездеятельность по предупреждению преступлений. За последнее десятилетие, по данным официальной статистики, количество пропавших без вести в России примерно в три раза превышает количество убийств. Понятно, что в подавляющем большинстве случаев «пропавшие без вести» – жертвы тяжких, но хорошо скрытых убийств. О какой превенции умышленных убийств можно говорить при такой эффективности работы правоохранительных органов?

Практически на периферии массового сознания находится положение о том, что казнь попирает самое важное из основных прав человека – право на жизнь как высшую ценность общества. Существуют формулы, по которым жизнь человека – «дар бесценный» (А.С. Пушкин), «дарована свыше», «естественное право», не принадлежит обществу и государству и т.п., по этой причине никто не вправе ее отнимать, пусть даже по закону. Обычно они наталкиваются на встречный вопрос – по какому праву убийца отнимает жизнь у других людей?

Спор в плоскости формально-логических аргументов и утилитарного подхода к проблеме смертной казни ведет в тупик, поскольку игнорирует экстраутилитарные, метафизические ценности – нравственные, религиозные, эстетические.

Из нравственных и религиозных аргументов относительно убедителен тезис о бесчеловечности смертной казни, разжигающей низменные, грубые инстинкты, ведущие к пренебрежению человеческой личностью. При этом достаточно поразительно то, что подавляющему большинству не приходит в голову мысль о трагической роли и незавидной человеческой судьбе палача – исполнителя смертной казни. Какие бы технические ухищрения для лишения человека жизни ни создавались, как бы палач ни был специально подготовлен – убежден в справедливости исполняемого приговора по отношению к преступнику, для нормального человека «убийство по закону» не проходит бесследно, калеча его душу и ломая судьбу. Более того, судебные процессы, в которых возможно вынесение смертного приговора, по свидетельству их участников, всегда проходят в состоянии крайнего эмоционального напряжения, а вынесенный приговор приводит к психологическому шоку всего судебного присутствия.

Позиция сторонников смертной казни, как правило, зеркально противоположна аргументам ее противников¹. На первое место выходит ее роль защиты общества от самых тяжких и неисправимых преступников². Здесь она рассматривается как правовое ограничение, исключительное по своим последствиям для человека, преступившего все мыслимые и немыслимые нормы нравственности и права, как сдерживающий элемент правовой регуляции. Государство имеет легитимное право на пресечение преступности, тем самым – на физическое уничтожение преступника, гарантирующее обществу безопасность от повторения этим лицом тяжкого преступления.

Далее мы сталкиваемся с идеей, справедливо оцениваемой в качестве циничной, к тому же неверной по существу – смертная казнь дешевле пожизненного содержания. Но для стран с судом присяжных смертная казнь как способ наказания обходится дороже, чем длительный срок заключения¹. Как свидетельствует опыт США, судебные процессы, связанные с вынесением в итоге смертного приговора, обходятся гораздо дороже, чем пожизненное содержание заключенного, так как дела рассматриваются по нескольку раз с подробной проверкой всех материалов. Отвлекаются денежные ресурсы не только судебной системы и государства в целом, но и сторон, участвующих в рассмотрении дел. Один процесс, приводящий к смертному приговору, обходится в среднем суммой примерно в три миллиона долларов. Содержание же в тюрьме стоит примерно 25 тысяч долларов в год, что гораздо дешевле, даже если допустить средний срок жизни пожизненно заключенного в сорок лет.² Правосудие не может быть дешевым – в ином случае оно ведет к девальвации человеческой жизни, чести и достоинства, закономерно множит судебные ошибки, произвол и несправедливость.

Аналогичной ситуация была бы и в России. Между тем, пожизненное заключение – достаточно суровая мера и эффективно выполняет функцию наказания, соразмерную тяжести содеянного: ограждение общества от опасных преступников.

Говорится, что если нельзя применять какую-либо меру наказания из-за возможности ошибки следствия, то нужно отменить уголовное преследование вообще. Суд присяжных, участие адвокатов, независимость судебного разбирательства, индивидуальность наказания и возможность помилования – достаточные условия при назначении исключительной меры наказания. Несостоятельность этой аргументации следует из сравнения каждого условия с реальной практикой судопроизводства.

Люди полагают, что отмена казни при ныне действующей системе наказаний, «либеральной» по отношению к убийцам и насильникам, при халатности розыска и следствия, будет предсказуемо порождать чувство безнаказанности. Поэтому она должна сохраняться временно – в условиях кризиса и анархии в обществе, поскольку, пусть в малой степени, но сдерживает преступления, связанные с убийством, удовлетворяет чувство мести пострадавших и является единственно справедливой мерой наказания за наиболее тяжкие преступления. (Порой сторонники исключительной меры наказания выступают за сокращение составов преступлений, ее предполагающих, и полную отмену в будущем по мере вызревания соответствующих условий.)

В связи с перечисленными рассуждениями трудно понять логику опровержения пожизненного заключения как более гуманного наказания в качестве альтернативы смертной казни. Сторонники расстрела указывают на крайнюю суровость содержания лиц, осужденных на пожизненное лишение свободы: жесткий распорядок дня, практически полная изоляция от внешнего мира, недостаток информации и впечатления, бедность и ограниченность жизненного пространства, специфические формы общения с охраной. Закономерная участь таких заключенных – медленная, мучительная умственная и физическая деградация, в итоге – неизбежная смерть. Здесь непонятно, собственно говоря, почему для лиц, совершивших тяжкие преступления, должны создаваться комфортные условия? Почему нормальных людей должны заботить постоянные психологические переживания, связанные с осознанием тяжести преступления и ужасом содеянного? Как, наконец, узаконенное убийство может претендовать на большую гуманность, чем, безусловно, суровое, но справедливое наказание? Если кара – неотъемлемое свойство уголовного наказания, то тяжкое преступление предполагает тяжкое наказание, причем в ряде случаев пожизненное заключение должно быть без права помилования и условно-досрочного освобождения.

Существует и «религиозный» аргумент, отсылающий к Ветхому Завету – «око за око, зуб за зуб», следовательно, убийца должен умереть. Его значение в определенном смысле противоположно ссылке на заповедь «не убий» из Нагорной Проповеди Христа, поэтому реальное значение всегда имеет официальная социальная доктрина той или иной церкви. На Юбилейном Соборе 2000 года Русская Православная Церковь отказалась осудить смертную казнь, сославшись, помимо Ветхого Завета, на Священное писание Нового Завета, на предание и историческое наследие Православной Церкви. Поскольку в них нет прямых указаний, то вопрос об отмене или неприменении смертной казни должен решаться обществом с учетом состояния преступности, правоохранительной и судебной систем, а также соображений охраны жизни благонамеренных членов общества.

Но религиозные аргументы действуют на приверженцев религии, для атеистов они действительны в случае совпадения с общечеловеческими нравственными нормами. Например, как известно, Бог не лишил жизни братоубийцу Каина, но обрек на презрение и раскаяние, заклеймил каиновой печатью: «Будешь искать смерти, но никто не убьет тебя и даже не тронет».

Католическая же церковь сегодня настаивает на новых подходах государства в понимании неприкосновенности, неотъемлемости и уважения человеческой жизни: заповедь «не убий» должна совмещаться с великодушием, позволяющим дать шанс на жизнь даже виновному в тяжком преступлении, которую он должен будет посвятить исцелению. Предоставляя виновному возможность заслужить прощение, общество становится более человечным¹.

«Ветхозаветные» аргументы свойственны и теоретикам, правда, они облекаются в иную лексическую форму. Например, из сути права вытекает требование равенства между преступлением и наказанием, как восстановлением нарушенного права. Поэтому отмена смертной казни за убийство – это не просто замена одной санкции другой, а отказ от принципа равной правовой ответственности применительно к одному из самых важных и напряженных пунктов правовой регуляции вообще².

Существуют две основные теории наказания: теория «социальной защиты», предусматривающая изоляцию (уничтожение) преступника от общества, вменяющая ему полноту ответственности за преступное деяние, и теория «некарательного воздействия», исходящая из негативного влияния на личность преступника социальной среды и допускающая возможность его перевоспитания. Ни одна из них не может претендовать на исчерпывающую полноту в объяснении причин преступности и убедительность способов ее преодоления. Абсолютизация оснований каждой из них в правоприменительной практике способна приводить к негативным социальным последствиям.

К сожалению, очень часто приверженцы смертной казни – это люди, которые вообще абсолютизируют применение силы в качестве универсального метода решения любых проблем, начиная от воспитания детей и отношений в семье и заканчивая управлением государством. Многие поколения граждан России воспроизводят социокультурный «ген» насилия и жестокости, неуважения к жизни и достоинству человека, сформированный драматическими коллизиями ХХ века – мировые войны, гражданская война, сталинский террор. Ссылаясь на кризисное состояние российского социума, в котором культурные, религиозные, нравственные нормы неэффективны в сдерживании и предотвращении девиантного поведения и преступности, они не понимают, что практики смертных казней увеличивают степень жестокости в обществе, препятствуя тем самым развитию иных – гуманных способов социальной регуляции поведения индивидов.

Смертная казнь отбрасывает общество в те исторические времена, когда объектом наказания считалось тело человека, поэтому свод наказаний изобиловал самыми разнообразными изощренными способами причинения мук и боли¹. Социально-психологический и политико-правовой инфантилизм, инерция патерналистского отношения к государству замещает в этих случаях личную ответственность и гражданскую активность по обустройству нормальной жизни общества. Уповать на будущее «истинно» гражданское общество и правовую государственность, в которых цивилизованность и человечность станут нормой жизни и естественным образом вытеснят идею смертной казни – значит отказываться от важного фактора становления этого будущего. Никто не собирается снимать личную ответственность с преступника за совершенное злодеяние, но известно и другое: преступность и преступников порождает само общество – смертная казнь нигде и никогда не устраняла причин, порождающих убийц.

Контрольные вопросы к теме 9

1. Как меняется отношение к смертной казни в связи с развитием человечества?

2. Приведите основные аргументы против смертной казни.

3. Как связано отношение к смертной казни с уровнем развития культуры, общественных отношений, характером цивилизации?

4. Как доказывается необходимость смертной казни?