MONGOY

Остается неясным, что подвигло великого князя Ярослава Всеволодича так покорно принять ‘иго’: явных соперников или противников его власти, как-будто, не было, ни о каких насильственных действиях татарских ханов против него, в отличие от Даниила галицкого и Михаила черниговского, ничего не известно; суздальский летописец вообще обходит вопрос о причине или цели поездки великого князя, буднично сообщая под 6751/1243 г. Великъıи кнѧз̑ Ӕрославъ. поѣха к Батъıєви. а сн̃а своѥго Костѧнтина посла къ Канови. Батъıи же почти Ӕрослава великого чс̑тью… и реч̑ єму. Ӕрославе буди тъı старѣи всѣм̑ кнѧзем̑ в Русском̑ ӕзъıцѣ; новгородский, как обычно в случаях неблаговидных поступков князей, словно бы невзначай проговаривается, что князь не сам поехал, но был в 6750/1242 г. позванъ цесаремь татарьскымь Батыемь, иде к нему въ Орду (по мнению галицкого летописеца в 1242 г. Не быс̑ ничтож̑, а в 1243 вернувшиеся татары много зла створше)^].

Вполне определенно против признания власти монгольских ханов и сопряженных с этим платежей и повинностей были настроены правители северо-западных земель, не подвергшихся Батыеву нашествию (в представлении позднейшего летописца, не желая признать власть Орды, Новгород отделился от Руси: въ тоя же горкая Батыева времчина отвергоша они (новгородцы) работнаго ига, видевше держаще державныхъ Рускихъ нестроение и мятежь. и отступиша тогда. и отделишася отъ Руси. царства Владимирскаго. Оставше бо Новгородцы отъ Батыя не воеваны и не пленены²). Отношения Ярослава Всеволодича с Новгородом, как и с князьями черниговским и галицким – и из-за Новгорода, и из-за Киева³, накануне татарского нашествия были напряженными [по мнению Дж.Феннела, ‘в период между татарскими нашествиями’ не Киев, а именно Новгород был ‘причиной княжеских раздоров’: с 1224 г., когда новгородцы приняли Михаила Всеволодича, и до 1233 г., когда Ярослав окончательно расправился со сторонниками черниговского князя в Новгороде, княжескую резиденцию ‘Ярославль двор’ занимали попеременно то Михаил и его 5-летний сын Ростислав, то Ярослав Всеволодич с двумя своими сыновьями-подростками Федором и Александром⁴. Борьба на два фронта – с татарами и новгородцами, не желавшими безропотно повиноваться князю – не сулила успеха Ярославу Всеволодичу, несмотря на устранение с арены черниговского великого князя⁵, тем более великий князь галицко-волынский сохранял значительный военный потенциал и ориентировался на Запад, откуда также исходила угроза Новгороду. С точки зрения региональных и сеньориальных, сугубо личных интересов Ярослава Всеволодича мир с монголами – в нашествии которых видели набег кочевников (необычно мощный, но все же набег, а с набегами тех же половцев давно уже умели обходиться, в частности, на условиях дани-откупа) – был предпочтительнее войны, означавшей потерю Новгорода и Киева.]

Кроме того, великий князь должен был считаться с существованием в самой Суздальской земле князей, сторонников подчинения власти татарских ханов, хотя бы и формального, тем более что завоеватели не предпринимали шагов по созданию своего военно-административного аппарата на русских землях¹. К числу сторонников примирения с завоевателями обычно относят Константиновичей, старшую ветвь потомков Всеволода Юрьевича, оттесненных от великокняжеского стола и засевших в северных, коренных ростовских землях – Владимира Константиновича углицкого, Василия Всеволодича ярославского, Бориса Васильковича ростовского, его брата Глеба белозерского, которые поехали к Батыеви про свою отчину и скоро превратились в настоящих служебников золотоордынских ханов, при том что их уделы и столицы наименее пострадали от нашествия 1238 г. (Ростов и Углич, вероятно, сдались без боя и не были разорены, до Белоозера завоеватели вообще не дошли, сильно разрушен был только Ярославль). Именно наличие этой группировки князей, имевших преимущественное – перед Ярославичами – право претендовать на великокняжеский стол, заставляло Ярослава, помня недавнее прошлое, быть особенно осмотрительным.

[Следует учитывать, что завоевательный поход Чингизидов 1237-1242 гг. был не завершением, а лишь началом процесса формирования самой государственности Золотой Орды. Новые хозяева кипчакских степей в политическом отношении не были самостоятельны, Улус Джучи являлся частью Монгольской империи, и Бату-хан (1242-1256) обязан был отчислять известную долю военной добычи и даней в Каракорум, правитель Золотой Орды не имел права утверждать великих князей, а только обладателей более низких рангов, поэтому великие князья Ярослав, а затем и его сын Александр должны были совершать поездки в Монголию. Стремясь воспрепятствовать центробежным процессам, великий хан Менгу/Монкэ (1251-1259), едва вступив на трон, провел в 1252 г. поголовную перепись населения в Китае, в следующем году – в Средней Азии, в 1257 г. ‘исчисление народа’ докатилось и до Руси. Учет жителей покоренных земель проводился и раньше, в первые годы после Батыева погрома, причем власти Золотой Орды быстро поняли, что в сборе дани удобнее положиться на князей, получивших свои ярлыки в Сарае. Так вопрос о порядке утверждения русских князей оказался центральным во взаимоотношениях правителей Золотой Орды и всемонгольского великого хана: в 1246 г. Батыев ставленник великий князь Ярослав был отравлен в Каракоруме, где прекрасно понимали, что, если дань с покоренных земель пойдёт через руки улусных ханов, они станут полновластными владыками и превратят Каракорум в чисто символический центр. Эту ситуацию русские князья не могли не использовать для ослабления своей зависимости от монгольских ханов как Золотой Орды, так и Каракорума.]

_{* * *}

^[Столкновение интересов имперского центра, отстаивавшего свое право назначать правителей покоренных стран, и Бату-хана, как владетеля улуса, желавшего взять под свой контроль отбор кандидатов, обнаружилось сразу, при первом же назначении великих князей Руси. Уже в 1243 г. старший из владимиро-суздальских князей Ярослав Всеволодич, уже фактически занявший Владимирский стол, поѣха в Татаръı к Батъıєви. а сн҃а своѥго Костѧнтина посла къ Канови. Батъıи же почти Ӕрослава великого чс̑тью и мужи ѥго. и ѿпусти и реч̑ єму. Ӕрославе буди тъı старѣи всѣм̑ кнѧзем̑ в Русском̑ ӕзъıцѣ. Ӕрослав же възвратисѧ в свою землю с великою чс̑тью (новгородский летописец уточняет, что Ярославъ был позванъ цесаремь татарьскымь Батыемь², а годом раньше отца, в 1242 г., у Батыя, возможно, уже побывал Александр Ярославич³). Создается впечатление, что Батый соблазнял князя, оказывая ему великую чс̑ть и суля старейшинство среди всех русских князей, в Каракорум же къ Канови был отправлен представлять отца седьмой [!] сын Константин (не старше 16 лет). В 1245 г. он вернулся с чс̑тью. того ж̑ лѣт̑. Великъıи кнѧз̑ Ӕрославъ с своєю брат̑єю и с съıновци поѣха… к Батъıєви. Никаких подробностей этого ‘съезда’ князей в Орде летописи не сообщают, но новгородская IV отмечает, что со следующего, 1246 г. великий князь Ярославъ Всеволодовичь… началъ дань давати въ Золотую Орду ⁴. В том же 1245/46 г. Батый принял в Орде великого князя галицкого Даниила⁵, а вслед за ним и его соперник Михаил Всеволодич еха Батыеви просѧ волости своее. Михаил дерзко ответил Батыю законоу ѡц҃ь твоихъ и твоемоу бо҃нечс̑тивомоу повелению не кланѧемьсѧ⁶ – и был убит, но его внука почтивъ кнѧзѧ Бориса ѿпусти; Даниил смирил гордыню и поклонисѧ по ѡбычаю ихъ, коумоузъ выпил (ты оуже нашь Тотаринъ. пии наше питье), стерпел, что холопомъ называеть. и дани хотѧть, и в итоге ѿпоущенъ быс̑ и пороучена быс̑ землѧ его емоу. И только Олег Ингваревич рязанский, вызванный к Батыю в 1243 г., был отправлен им в Каракорум⁷, где реакция на самоуправные действия Бату последовала незамедлительно: Олега задержали в ставке¹, а Ярослава вызвали, под предлогом интронизации Гуюка, в Каракорум, откуда князь уже не вернулся.^]

Источники однозначно говорят о насильственной смерти Ярослава: по свидетельству Плано Карпини, великий князь умер в Каракоруме, будучи отравлен матерью Гуюка, чтобы ‘свободнее завладеть его землею’²; новгородская³ летопись уточняет, что великий князь обаженъ же бысть Федоромъ Яруновичемъ царю и многы дни претерпевъ… преставися въ Орде нужною смертию⁴. Очевидно, что в противоборстве имперского Каракорума и улусного Сарая великий князь Ярослав сделал ставку на Батыя и проиграл, обаженъ бысть…

Историки спорят, считать ли эти события следствием личной вражды Батыя и Гуюка⁵, или каких-то контактов Ярослава Всеволодича с папским престолом⁶, но действительной, объективной их причиной была борьба за власть, в которую были вовлечены великие князья крупнейших русских княжеств, после формального признания ими своего подданства и вассальной зависимости от монгольских ханов⁷. Следствием событий 1246 г. в Каракоруме явились распри суздальских князей о великокняжеском столе и, особенно, отправка Батыем кандидатов-соперников за разрешением их спора къ Канови, что означало признание за великим ханом прерогативы назначать правителей покоренных народов. Суздальские летописцы умалчивают о распрях своих князей и подробностях их отношений с татарами⁸, и о событиях во Владимирском княжестве, последовавших за насильственной смертью Ярослава, пишут крайне лаконично: по Ярославе его брат, Святослав Всеволодич, сѣде в Володимери на столѣ ѡц̃а своѥго, но старшие племянники его, Александр и Андрей, которых дядя посади по городом̑. ӕкож̑ бѣ имъ ѡц̃ь оурѧдилъ Ӕрославъ⁹, почему-то один за другим отправились к Бытыю в Орду, откуда тот послал их к великому хану в Каракорум: Того ж̑ лѣт̑. Поѣха Андрѣи кнѧз̑ Ӕрославич̑. в Татаръı к Батъıєви. и Ѡлександръ кнѧз̑ поѣха по братѣ же к Батъıѥви. Батъıи же почтивъ єю. и посла ӕ ^[к^] Каневичем̑; ситуацию проясняет, как обычно, новгородская IV летопись: на великом княжении Святослав седе лето едино и прогна и князь Михайло Ярославичь¹⁰, после скорой смерти которого зимой 1247/48 г. ѿ поганъıӕ Литвъı (причем похоронили его в стольном Владимире!)¹ прю о великом княжении затеяли старшие Ярославичи, Александр и Андрей², о правах своих дядьев Святослава и Ивана Всеволодичей, братьев убитого в Каракоруме Ярослава, они, словно, забыли³, а после возвращения в 1249 г. Александра и Андрея, получившего от хана великое княжение Владимирское, занявший было опустевший великокняжеский стол Святослав вынужден был уступить его племяннику, и его обращения к Батыю ни к чему не привели⁴. И то, что Ярославичи начали борьбу за великое княжение одновременно с началом схватки великого хана Угедея с Бату, который стал продвигать на трон Мункэ, и оба конфликта окончились победой ставленников Бату – едва ли может быть случайностью.

Решение великого хана [если его принял Гуюк, умерший, едва начав поход против Бату в начале 1248 г.⁵] или, скорее, его вдовы Огул-Гаймыш о назначении великим князем Владимирским Андрея Ярославича, в обход его старшего брата Александра, первым, в 1242 г., явившегося в ставку Батыя, как принято считать, было продиктовано тем, что в Каракоруме его, видимо, не без основания считали креатурой Бату. Суздальская летопись, единственная, сообщает об этом под 6757/1249 г., как всегда, без подробностей и комментариев: Приѣха Ѡлександръ. и Андрѣи ѿ Кановичь. и приказаша Ѡлександрови Къıєвъ и всю Русьскую землю. а Андрѣи сѣде в Володимери на столѣ.

^[Дальнейшие события, вплоть до 1252 г., когда Андрей был изгнан Батыем с великого княжения и заменен Александром, обычно исследователями опускаются без внимания, между тем, известия летописи за эти годы, при всей их лапидарности, обнаруживают определенную последовательность: сразу после возвращения Александра и Андрея Тоє же зимъı [1249/50 г.] Володимеръ кнѧз̑ Костѧнтиновичь. престависѧ в Володимери. на памѧт̑ ст̃го первомч̑нка Стефана [27.12.49]. плакасѧ над ним̑ Ѡлександръ и с брат̑єю… и везоша в Углече поле… Тоє же зимъı. Василии кнѧз̑ Всеволодичь престависѧ в Володимери. на памѧт̑ стаг̑ Феѡдора [8.02.50]. и повезоша и на Ӕрославль. и Ѡлександръ кнѧз̑ проводи и. и Борисъ. и Глѣбъ, сыновья Василька Константиновича. Эти две смерти ослабили клан Константиновичей, старшей ветви княжеского дома, сотрудничавшей с татарами; тем же летом Борис Василькович и осенью Святослав Всеволодич с сыном съездили к Сартаку, в Татары. И тоє же ѡсени. приѣха митрополитъ Кирилъ на Суждальскую землю. Тоє же зимъı ѡжени сѧ кнѧз̑ Ӕрославичь Андрѣи. Даниловною Романовича. и вѣнча и митрополитъ в Володимери оу ст̃оє Бц̃и. съ єпс̑пмь Кириломъ и много весельӕ бъıс̑. Митрополит Кирилл (1247-1281), креатура Даниила галицкого (ранее был у него печатником), объехав пастырски земли митрополии, посетил всех, если верить Никоновской летописи, главных князей⁶, и скрепил сближение между Владимиром и Галичем браком Андрея Ярославича с дочерью Даниила, что всегда имело политическую подоплеку и сопровождало заключение князьями военных союзов. А весной 1251 г., наконец, Поѣха митрополитъ в Новъгородъ Великъıи ко Ѡлексанъдру. съ епс̑пмь Кирилом̑. и оумоленъ бъıвъ Новгородци. поставиша блж̃наго Далмата єпс̑помь. мс̑ца маӕ въ. к҃е. на памѧт̑ Ѡбрѣтеньѥ главъı стаг̑ Іѡан̑ Прд̑тчи. Того ж̑ лѣт̑. Бъıс̑ болѣзнь тѧжка кнѧзю Ѡлександру [как это непохоже на весельӕ Андрея!]. но Бъ҃ помилова и. и млт̃ва ѡц̃а ѥго Ӕрослава. и блж̃наго митрополита. и єпс̑па Кирила. Похоже, Александр проболел все время пребывания митрополита в Новгороде и избежал необходимости открыто заявить свою позицию.Того ж̑ лѣт̑. Поѣха Глѣбъ на Бѣлоѡзеро. в свою ѡч̃ину [оставаться с Андреем стало опасно?]. Тоє же зимъı бъıс̑ мирно. Открытый конфликт между Ярославичами вспыхнул в следующем, 1252 г.: Иде Ѡлександръ кнѧзь Новгородьскъıи… в Татаръı. и ѿпустиша… давше ѥму старѣишиньство во всеи братьи ѥго. В то же лѣт̑. здума Андрѣи кнѧз̑ Ӕрославич̑. с своими боѧръı. бѣгати нежели цс̑рмъ служити. и побѣже на невѣдому землю. со кнѧгъıнею своѥю. и с боӕръı своими. и погнаша Татарове в слѣдъ ѥго и постигоша и оу города Переӕславлѧ. Бъ҃ же схрани и и млт̃ва ѥго ѡц̃а. Татарове же россунушасѧ по земли. и кнѧгъıню Ӕрославлю ӕша и дѣти изъимаша. и воєводу Жидослава ту оубиша. и кнѧгъıню оубиша. и дѣти Ӕрославли в полонъ послаша. и людии бещисла поведоша. до конь. и скота. и много зла створше ѿидоша. Того ж̑ лѣта. Пустиша Татарове Ѡлга кнѧзѧ Рѧзаньского. в свою землю [жест Батыю нового хана Монкэ?]. Того ж̑. лѣт̑. Приде Ѡлександръ. кнѧз̑ великъıи. ис Татаръ. в град̑ Володимерь. и оусрѣтоша и со крс̑тъı оу Золотъıх̑ воротъ. митрополитъ и вси игумени. и гражане. и посадиша и на столѣ ѡц̃а ѥго Ӕрослава. тисѧщю предержащю Роману Михаиловичю… и бъıс̑ радос̑ велика в градѣ Володимери. и во всеи земли Суждальскои. А тут, кстати, в тоже лѣт̑. Престависѧ хс̑олюбивъıи кнѧз̑ Ст̃ославъ Всеволодичь. Александр Ярославич мог праздновать успех.^]

Летописи избегают даже намеков на связь Александра Ярославича с низведением татарами Андрея с великого княжения, но ее выдает сама последовательность событий: ‘Неврюева рать’ следует сразу после приезда Александра в Татары, где он получает старѣишиньство во всеи братьи ѥго, и направлена именно против Андрея и его союзников¹: Прииде Неврюнъ и прогна князя Андрея за море (Лавр., стлб.524); прииде Неврюи на Суздальскую землю на князя Андрея (НПЛ. С.304); приде Неврюй. и Котия. и Олабуга храбры на землю Суждалскую… на великого князя Андрея Ярославича (Софийск./ ПСРЛ. Т.5. С.186). Главный удар татар был направлен на Переяславль и Суздаль, отчину Андрея: Неврюй бродиша Клязму под Владимиром, но его не тронул – придоша къ граду Переяславлю таящеся, но срете ихъ великыи князь Андреи съ своими полкы… и бысь сеча велика. и погаными побеждени быша, после чего татары россунушасѧ по земли, хватая людей и скот. Никто из князей не пришел на помощь великому князю…

Со времен Татищева² принято искать причину передачи Батыем великого княжении Александру в том, что Андрей Ярославич, получивший ярлык на владимирский великокняжеский стол от имени великого хана, видимо, полагал себя достаточно независимым по отношению к золотоордынскому правителю: за время его великого княжения летописи не отмечают ни поездок князей в Орду³, ни посылки ‘даров’ хану (В.Н.Татищев считал, что ‘дани и выходы’ платились ‘не сполна’, и именно этим воспользовался Александр, жаловася [Сартаку] на брата своего великого князя Андрея, яко сольстив хана, взя великое княжение над ним [Александром], яко старейшим, и грады отеческие ему поимал, и выходы и тамги хану платит не сполна⁴. Хан же разгневася на Андрея и повеле Неврюи салтану идти на Андрея и привести его перед собой. И в тот же год пришел из Орды Неврюй султан, и князь Катиак, и князь Алыбуга храбрый ратью на великого князя Андрея’)⁵.

^[Но, во-первых, князья не ездили в Орду без веских причин; во-вторых, до проведения переписи населения дань и не могла быть точно определена, тем более в условиях восстановления хозяйства после нашествия; и, наконец, главное, Андрей действительно был поставлен в Каракоруме противниками Бату и золотоордынский правитель должен был сместить его при первой возможности просто, чтобы доказать свою власть над Русью, а сделать это раньше 1252 г. ему мешали внешние обстоятельства: в конце 40-х годов он готовился к войне с Гуюком и его преемниками, в 1251 г. отправил значительные силы с Берке и Сартаком для утверждения на троне Мункэ, Бурундая – в Отрар на подавление сопротивления Чагатаидов; кроме того, войска Золотой Орды участвовали в походах Хулагу на Закавказье и подавлении продолжавшегося сопротивления горцев Кавказа¹, вели военные действия против Польши и Литвы, и выделить большие силы для похода на них удалось только в 1258 г., после утверждения в Золотой Орде власти Берке², причем Бурундай должен был привлечь в свои походы на литовцев и поляков дружины галицких князей, которые в значительной степени обеспечили успех. Так что Андрей почувствовал ослабление хватки Орды, и Даниил верно выбрал время выступления, однако уклончивая позиция Александра Ярославича нарушила их замыслы (Андрей… смутился) и позволила Батыю, одержавшему, наконец, верх в междоусобной борьбе Чингизидов за каракорумский трон, нанести удар первым и разбить ‘заговорщиков’ поодиночке, начав с более слабого Андрея, которого не поддержали другие владимиро-суздальские князья (обиженные дядья, завистливые братья и сыновцы).]

‘Неврюева рать’ сыграла значительную роль в установлении татарского ига над Восточной Русью: она принесла победу князьям, которые стояли за примирение с завоевателями, за подчинение их власти. Поражение антитатарской группировки привело к тому, что в течение длительного периода ни одно из старых северо-восточных русских княжеств уже не могло стать организационным центром борьбы с захватчиками, а также явилось главной причиной отделения от Владимиро-Суздальской Руси, признавшей власть Орды, западных русских княжеств – Киевского, Черниговского, Смоленского, Полоцкого, Галицко-Волынского, для которых переход к Литве означал избавление от татарского ига – при определенном совпадении также и внешнеполитических интересов (защита от крестоносной агрессии) и наличии родственных связей князей, которые обеспечивали известное равноправие, в отличие от отношений господства в условиях Золотой Орды.

При Александре Ярославиче усилившаяся великокняжеская власть предприняла шаги к расширению сферы своего влияния и подавлению сепаратистских выступлений отдельных региональных центров; при этом, однако, деятельность Александра, несмотря на внешнее сходство ее проявлений с объединительной политикой великих князей Владимиро-Суздальских домонгольского периода, в новых условиях получила принципиально иное содержание. Желая подчинить себе земли за пределами собственного княжества, Александр, признав свою зависимость от ордынского хана и разгромив с его помощью своих соперников, фактически, независимо от его намерений, содействовал распространению на них власти Орды, и сопротивление Новгорода или Твери владимирской великокняжеской администрации (проводившей по сути монгольскую политику) объективно являлось борьбой против установления иноземного ига. И в тех русских землях, куда не доходили завоеватели, а ‘татарское иго’ несла великокняжеская власть, уже не боярство, а ‘черные люди’ выступают против великого князя, причем их выступления вовсе ‘чужды всякого пресмыкательства перед грозными завоевателями’³. Эти различия в отношении разных слоев населения Руси к иноземным поработителям вполне отчетливо проявляются в событиях политической истории середины – второй половины XIII в., когда в процессе утверждения ‘монгольского ига’ на Руси сопротивление народных масс подавлялось совместными усилиями татарских ханов и русских князей.

_{* * *}

В первый же год своего великого княжения Александр предпринял наступление на Тверь, где сидел его брат, сторонник Андрея, Ярослав Ярославич. Подробности конфликта с ним великого князя неизвестны, но в 1253 г. выбежа князь Ярославъ Ярославич на зиму изъ Низовьскои земли и посадиша его въ Плескове⁴. Сообщивший об этом новгородский летописец помещает под следующим 1254 годом единственную запись, выдающую настроения новгородцев: Добро бяше христьяномъ. – за которыми последовали и действия: В лѣто 6763 [1255]. Выведоша новгородьци изъ Пльскова Ярослава Ярославича и посадиша его на столѣ, [явно именно как противника подчинения Орде, а сына великого князя Александра] Василья выгнаша вонъ. В ответ Александр немедля поиде ратью к Новугороду… съ многыми полкы и с новоторжьци, Ярослав побѣглъ, но ‘меншие люди’ собрали вече и цѣловаша святую Богородицю… стати всѣмъ, любо животъ, любо смерть за правду новгородьскую, за свою отчину. И бысть въ вятшихъ свѣтъ золъ, како побѣти меншии, а князя въвести на своеи воли. Один из ‘вятших’, Михалко Степанович, перебежал со своим полком к великому князю, но горожане не подчинились, и стоя всь полкъ по 3 дни за свою правду; и въ 4-и день присла князь, река тако: аже Онанья лишится посадничьства, язъ вамъ гнѣва отдамь. И лишися посадничьства Онанья, и взяша миръ на всеи воли новгородскои. И поиде князь в город… даша посадничьство Михалку Степановичю ¹. Таким образом, конфликт 1255 г. закончился компромиссом в пользу великого князя – его влияние на городские власти Новгорода усилилось, но лишь на короткое время, до нового выступления новгородцев против ‘татарской’ политики Александра, потребовавшего от Господина Великого Новгорода уплаты ордынской дани.

Проведению переписи населения в Северо-Восточной Руси предшествовала оживленная дипломатическая подготовка: в 1256 г. новому правителю Золотой Орды Улавчею великим князем были посланы ‘дары’, их отвез старейший из ростовских князей – Борис Василькович; зимой следующего 1257 г. поехаша в Татары² великий князь Александр с братом Андреем и с Борисом ростовским и чтивше Оулавчѣӕ. приѥхаша въ ѡч̃ину [вряд ли это можно назвать ‘оживленной подготовкой’: князья ездили с поздравлениями к новому хану], а Тоѥ же зимъı приѥхаша численицї исщетоша всю землю Сужальскую и Рѧзаньскую. и Мюромьскую и ставиша десѧтники. и сотники. и тъıсѧщники и темникї. и идоша в Орду. толико не чтоша игуменовъ. черньцовъ. поповъ. крилошанъ. кто зрить на ст̃ую Бц҃ю. и на влд̑ку.³

Перепись населения явилась важной вехой в оформлении монгольского владычества над покоренными народами [а не только над русскими землями, как считает В.В.Каргалов], завершая процесс установления ига: до этого власть ордынских ханов не имела каких-то определенных форм. Сначала усобицы между сыновьями Ярослава Всеволодича ослабляли великокняжескую власть, на которую рассчитывали опереться монголы в организации властвования; затем мешало сопротивление Андрея владимирского и Даниила галицкого; но и после прихода к власти Александра его администрация не сразу смогла преодолеть сопротивление со стороны отдельных феодальных центров. Перепись проводилась специальными чиновниками монгольской имперской администрации во всех покоренных странах с целью создания единой податной системы, которая сдерживала бы центробежные тенденции владетелей улусов. В 1252 г. она началась в Китае, в 1253 г. на Русь также прибыл из Каракорума чиновник Бецик-Берке для проведения переписи⁴, но приступили ордынские власти к определению ‘числа’ не раньше, чем обеспечили собственные интересы, фактически добившись определенной независимости джучиева улуса внутри империи. При этом, в условиях значительной внутренней самостоятельности русских княжеств по отношению к Орде и отсутствии на их территории ордынских войск, участие княжеской администрации и дружин в проведении переписи и обеспечении сбора ‘ордынского выхода’ представляется неизбежным. Отсутствие в летописях упоминаний о каких-либо выступлениях в Суздальской и Муромо-Рязанской землях против ордынских ‘численников’ косвенно подтверждает это предположение.

Сообщения же новгородских летописей о введении ‘числа’ в Новгороде, где и собственная городская, и великокняжеская администрация были слабее и сопротивление населения потребовало применения силы, прямо указывают на активное участие великого князя и других князей и бояр новгородских в ордынской переписи, без чего осуществить ее татарские ‘численники’ были не в состоянии.