Глава 3 теория тождества

Нет никаких оснований предполагать, что психика тождественна мозгу, поскольку мертвый или неподвиж­ный мозг (как и мертвое или неподвижное тело) не про­являет никаких свойств, которые в принципе могли бы оправдать приписывание ему психических свойств. Оче­видно, мы можем говорить о психике только тогда, ког­да мозг или тело функционирует характерным для него образом, согласованным со всем поведением чувствую­щего или обладающего интеллектом существа. Это поло­жение сразу же выводит нас на проблему: как избежать объяснения психики, содержащего в себе круг? Благо­даря тому обстоятельству, что указанная проблема ка­сается любогопсихического свойства, она представля­ется даже более глубокой, чем так называемая пробле­ма «других сознании» (Уиздом [1952]).Она также на­водит на мысль, что приписывание психических свойств нельзя осуществить, не учитывая концептуальных свя­зей между различными видами психических свойств (скажем, между интенциями и мнениями или мнения­ми и желаниями). Однако отложим на некоторое время рассмотрение этой проблемы и вернемся к попытке трактовать психику как часть тела. В лучшем случае эта попытка может привести нас к заключению, что пси­хическиесостояния(процессы или события), по сущест­ву, являются состояниями мозга или нервов (соответст­венно процессами или событиями). Какие же перспекти­вы открывает такая теория для реализма? Прямой от­вет должен звучать так: никаких!

Прежде всего следует установить, что мы подразуме­ваем, когда говорим о тождестве? Мы принимаем пред­посылку, что всякий предмет тождествен самому себе, ^к как отрицание этой предпосылки самопротиворечи-^ß0-В этом смысле не может быть «случайных» тождеств,

79

висимо—для каждого из этих объектов.Еслимы дейст­вительно примем этот принцип, то теория тождества немедленно опровергается. Однако можно пойти и по другому пути: не связывать себя упомянутым принци­пом, а прямо признать, что состояние нервов тождест­венно рассматриваемому состоянию сна. Тогда вопрос о том, имеются ли в нашей языковой практике стереотипы, позволяющие говорить, что состояние нервов Питера(N)испугало Питера, уже не должен нас беспокоить. Высказывание: если состояние сна испугало Питера, то состояниеNиспугало Питера—либо становится три­виально истинным, либо его истинность признается под угрозой противоречия. Оба рассмотренных случая по существу можно объединить при помощи следующего утверждения: полноценное эмпирическое суждение о тождестве можно получить только тогда, когда либо (1) мы можем показать, что эпистемически независимые приписывания предикатов подтверждают наличие тож­дества, либо (2) эмпирически подтвердив факт тожде­ства, мы без дальнейших размышлений оправдываем при его помощи построения ряда других пар предикатов и трактовку их как обозначающих одно и то же свой­ство.

Наши затруднения при решении вопроса об истин­ности или ложности теории тождества во многом связа­ны с неопределенностью тех предпосылок,в которых нуждается теория тождества. Она определенно не тре­бует, по мнению ее сторонников, ни синонимии парных психических и физических предикатов, ни даже их вза­имозаменимости (сохраняющей языковую связность со­ответствующих контекстов—Смарт [1962]). Действи­тельно, весьма сомнительно, чтобы выражение «сон» моглоозначатьто же самое, что икакое-либовыраже­ние, указывающее исключительно на состояние нервов. Поэтому из осмысленности утверждения «Начало сос­тояния мозгаВвключалокединиц из corpuscallosum'» (в предположении, что состояние мозга тождественно некоторому состоянию сна) не обязательно следует, что в равной степени осмыслена и конструкция «Начало со­стояния сна Dвключалокединиц изcorpuscajjosum». Здесь скрываются глубокие проблемы, с которыми нам

Мозолистое тело (лат.), обеспечивающее связь между двумя шариями головного мозга. — Пеоев.

- —-^ і.-"-. ./ , ^ДД-^ІІСЧШ

полушариями головного мозга. — Перев.

•Q Дж. Марголис 81

еще предстоит разбираться. В данный момент достаточ­но отметить, что обычно любая теория тождества с са- ^! могоначала строится так, чтобы соответствовать упо­мянутым требованиям.

Тождество предмета самому себе предполагает, что истинное относительно этого предмета является истин­ным именно относительно него. Однако такая самотож­дественность не требует, чтобы все истинные утвержде­ния, которые можно высказатьо некотором предмете в одном языковом контексте, можно было бы высказать о нем в любом другом возможном языковом контексте. Это условие было слишком сильным, так как привело бы нас к отрицанию факта тождества даже в наиболее элементарных случаях. Высказывание (обычно именуе­мое законом Лейбница) о том, что на практике все ут­верждения о тождестве конструируются именно таким образом, является ложным (а этот закон—неверным). Как известно, даже в контекстах, не связанных с про­блемой соотношения духовного и телесного, сообозна-чающие термины не всегда взаимозаменимыsalveveri-tate. К примеру, хотя Сэмюэл Клеменс и Марк Твен— одно и то же лицо, вы, не зная этого, вполне можете счи­тать, читая «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура», что вы читаете повесть Марка Твена, и (без всякого противоречия) не считать при этом, что вы чи­таете повесть Сэмюэла Клеменса. Мы, конечно, объяс­няем это несоответствие, не прибегая к отрицанию тож­дества Марка Твена и Сэмюэла Клеменса, а при помо­щи уточнения тех логических характеристик, определен­ных видом предложений и языковых выражений (в част­ности, выражений, включающих пропозициональные ус­тановки¹),которые не позволяют явно выразить факт тождества.

Обращение к закону Лейбница в этом случае — во­обще при проверке предложений естественного языка, которые еще не получили канонической формулировки с целью устранения встретившейся аномалии (предпола--гая в пределах данного аргумента, что это вообще воз­можно),—как мы уже видели, ничего не решает (Карт-райт [1971]). К тому же, если данная проблема носит столь общий характер (как это, по-видимому, рацио-

' Языковые конструкции, включающие интенсиональные опера-j торы, выражающие отношение субъекта а к высказыванию р, типа! «а верит, что р», «а знает, что р», «а надеется, что р». — Перев. j

82 ¹

нально предположить), то самого по себе критерия взаи­мозаменимости недостаточно для оправдания теории тождества.

Конечно, в некотором отношении закон Лейбница должен быть истинным. Поскольку все существующее необходимо тождественно с самим собой, то необходи­мо, чтобы истинное относительно некоторого предмета было истинно именно относительно него, а то, что мо­жет быть истинно высказано об этом предмете, могло быть истинно высказано о нем (Чизом [1973]). Однако в этой формулировке закон Лейбница утверждает только то, что в принципе должен существовать некото­рый способ речи, позволяющий говорить, что истинное относительно некоторой вещи истинно именно относи­тельно нее, но не подразумевающий, что все лингвисти­ческие контексты допускают взаимозаменяемость со-обозначающих терминов salveveritate. Так, относитель­но данного человека (назовем его Сэмюэл Клеменс или Марк Твен) истинно, что он написал повесть «Янки из Коннектикута», а также истинно, что, исходя из имею­щегося у вас мнения, вы должны считать относительноэтого человека,что вы читаете его повесть. Однако от­сюда не следует, что если утверждения«Sсчитает, что Марк Твен написал „Янки из Коннектикута"» и «Марк Твен = Сэмюэл Клеменс» истинны,- то утверждение «S считает, что Сэмюэл Клеменс написал „Янки из Кон­нектикута"» также истинно. Здесь все равно остается не­которая двусмысленность относительно интенциональной и неинтенциональной интерпретации заключения, соот­ветствующая отмеченной ранее двусмысленности слова «говорить» (Куайн [I960]). К тому же самый слабый пункт всех программ, предлагающих парафразы для контекстов мнения (особенно Куайн [I960]), заключа­ется в том, что экстенсионально ясное определение того, о чем 5 имеет мнение, логически зависит от нашей спо­собности определить референт, о котором идет речь впервоначальном интенциональном контексте,то есть в таком контексте, в котором, как утверждает Куайн, ре­ференция не является прозрачной (Марголис[1977e]).В схематическом виде: пусть Sсчитает, что /^предположим, что нам каким-то образом дан рефе-

¹ Судя по всему, автор предполагает, что р само включает пропозиционную установку и поэтому является референциально не­прозрачным контекстом. — Перев.

б*

83

рент для контекста «что р», окотором Sимеет мнение. Тогда, согласно выдвинутой гипотезе, мы все равно не сможем (экстенсионально) определить референт (назо­вем егоR),на который направлена наша пропозицио­нальная установка, не отрицая того референта, который уже был определен для контекста «чтор».Например, предположим, что Том считает, что Цицерон осуждает Катилину. Если «Цицерон осуждает Катилину» являет­ся референциально непрозрачным контекстом, то как мы можем определить истинность предложения «Том счи­тает относительно Цицерона и Катилины (в данном слу­чае явно отождествленных), что предложение «первый осуждает второго» истинно»?

Очевидно, для того чтобы критерий взаимозаменимо­сти успешно работал, необходима независимо обоснован­ная и адекватная теория тождества, которая устраняла бы двусмысленность при употреблении слова «гово­рить». Напомним, что, даже если х==уи«Fx»имеет смысл, отсюда не следует, что«Fy»также имеет смысл;

к тому же из того, что «Fy»не имеет смысла, не следу­ет, чтох=удолжно обязательно быть ложным. Рассмот­рим, к примеру, (сомнительное) утверждение, согласно которому желания Смита тождественны с возбуждени­ем нейронаN.При этом из того, что утверждение «воз­буждение нейрона имело место в трех дюймах от осно­вания черепа Смита» имеет смысл, не следует, что ут­верждение «желание имело место в трех дюймах от ос­нования черепа Смита», также должно иметь смысл.

Иначе говоря, из того, что утверждения о тождестве должны удовлетворять закону Лейбница, не следует, что должен выполняться и (так называемый) Закон перено­са эпитетов (Фодор [1968]). В общем плане можно ска­зать, что нет никакой определенности при решении во­проса о том, когда приписывания интересующих нас предикатов нарушают какое-либо правило языка, а так­же при решении вопроса о критерии приемлемости или неприемлемости нововведений в использовании языка (Р. Рорти [1965]). Вместе с тем следует отметить, что случай, когда, скажем, «Fy»не имеетсмысла, а«Fx» имеет смысл,ненарушает закона Лейбница, ибо в та­ких случаях этот закон просто неприменим. Следова-З тельно, возможны варианты тезиса тождества более* гибкие, чем те, с которыми мы встречались ранее. I

Однако этот вывод может оказаться слишком по-|

84

спешным. Одно дело, когда речь идет об образцах пред­ложений, в которых референция затемняется введением так называемых интенциональных трактовок мнения-(Чизом [1957]), и совсем другое дело, когда утвержда­ется, что свойства, считающиеся существенными и наи­более характерными для психических состояний, вообще не могут быть приписаны физическим состояниям, счи­тающимся тождественными первым, и наоборот. Так, психические состояния обычно относят к тому виду со­стояний, которые люди осознают «непосредственно»-(Брентано [1973]; Чизом [1966]). В таком случае из признания тождественности состояний нервов и психиче­ских состояний следует странное заключение, согласно' которому состояния нервов также должны — в интенцио-нальном смысле—осознаваться нами. (Сформулирован­ное возражение не обязательно является решающим.)

Следовательно, даже если мы ослабим условия тож­дественности ниже (предполагаемого) уровня строгости-закона Лейбница, нам придется провести еще одну раз­делительную линию — мы должны решить, какого рода предикатам отводится решающая роль при проверке существования действительного тождества. Однако и эта программа наталкивается на ряд затруднений. В частности, до сих порнесуществует общепринятого-соглашения о смысле слабого соответствия психических и физических предикатов, которое поддерживало бы те­зис тождества. Такое соглашение представляется мало­вероятным, поскольку ни один из наиболее характерных способов определения психических состояний не может-быть использован для определения физических состоя­ний, а ни один из наиболее характерных способов опре­деления физических состояний не подходит для опреде­ления психических состояний (Корнмен [1968а]). (Это, конечно, не исключает существования нейтральных оп­ределений, одновременно характеризующих оба вида со­стояний. Так, каждое психическое и каждое физическое состояние имеет определенную продолжительность.)' Таким образом, наше рассуждение показывает, что тео­рия тождества либо просто ложна, либо нуждается в' поддержке иной стратегии, не связанной непосредствен­но с применением закона Лейбница.

^Увеличение множества пар эквивалентных предложе­ний, соотносящих психические и физические состояния? (предикаты, приписываемые так называемым психиче"

85

•ским состояниям, при этом могут независимо, salveve-ritate, приписываться так называемым физическим со­стояниям, что служит основанием для признания тож­дества таких состояний), является совершенно беспер­спективным. Действительно, имеющиеся в нашем распо­ряжении языковые средства не позволяют приписывать психическим состояниям четкую физическую локализа­цию (если, конечно, нам не удалось до этого независимо

•обосновать какую-либо форму теории тождества). В то же время обычно считается, что психические состояния в отличие от соответствующих физических состояний об­ладают признаком непосредственной, или интроспектив­ной, осознаваемости. Уже этих примеров достаточно, чтобы показать, что теория тождества не выдерживает испытания по критерию взаимозаменимости.

Поэтому единственной осмысленной стратегией в деле обоснования теории тождества является, скорее, поиск теоретических оснований, позволяющих подтвер­дить сам факт тождества физических и психических со­стояний. Обращение к этой альтернативе включает по­строение выделенного множества соответствий и ис­пользование его при обосновании утверждений о теоре­тическом тождестве. Однако и эта стратегия почти ниче­го не дает для обоснования теории тождества. Хотя спо­собы речи, порождаемые такой стратегией, не приводят к противоречиям, мы всегда можем сказать (сохраняя при этом всю полученную информацию), что то, что мы выдаем за тождество, на самом деле есть не что иное, как всего лишь некоторое соответствие между психиче» скими и физическими состояниями (Брандт и Ким [1967]; Ким[1966]).

Однако и независимо от различия между понятиями соответствия и тождества у нас имеются достаточные ос­нования для неприятия теории тождества. Нарушения взаимозаменимости, о которых мы уже говорили и ко­торые еще будут отмечены, непосредственно сказывают­ся на подтверждении любойтеории, говорящей о тож­дестве духовного и телесного. Решающую роль в опро­вержении теории тождества призвано сыграть следую­щее соображение: при желании мы можемприписывать (интенциональное) содержание мысли некоторому кон­кретному состоянию нервов, азатемуже говорить о тож­дестве этой мысли и состояния нервов, однако мыни­когда не сможем независимо обнаружитьпри помощи

86

любых физических методов, что данное состояние нервов само по себе действительно имеет такое (интенциональ­ное) содержание или может быть удовлетворительным образом поставлено в соответствие такому содержанию-(что бы это ни значило—вопреки Деннитту [1969]). Соответствующие характеристики психических состояний не выразимы на языке физических состояний, и гово­ритьо наличии этих характеристик у физических сос­тояний можно только при помощи некоторого «припи­сывания», то есть основываясь на какой-либо уже при­нятой теории об отношении между психическими и фи­зическими состояниями. Но именно эту теорию нам и необходимо было обосновать.

Продолжая наше рассуждение, представим, к приме­ру, что Пол находится в состоянии размышления о фа­зане, которого он хотел бы съесть на обед. Каким обра­зом мы сможем установить то состояние его мозга, ко­торое соответствовало бы психическому состоянию и имело бы. то же самое содержание?Таким образом, либо рассматриваемый проект обоснования теории тож­дества является принципиально нереализуемым, либо' сторонникам тезиса тождества следует показать несо­стоятельность нашего рассуждения. Во всей литературе мы не найдем ясного разрешения этой дилеммы. Следуя этой дилемме, мы можем заключить, что либо теорию тождества (в предварительном порядке) следует отбро­сить (при условии, что это не приведет к дуализму сущ­ностей), либо теория тождества не является более убе­дительной, чем другие—не эквивалентные ей—теории,. и поэтому мы пока не в состоянии доказать ее правиль­ность. (Конечно, в связи с этим возникают проблемы,. которые нуждаются в дальнейшем исследовании.)

В любых рассуждениях о тождестве психических и физических состояний встречается ряд принципиальных недостатков. Это, во-первых, отсутствие ясного пред­ставления о том, к какому родуотносится тот объект,. примерами которого являются данное психическое со­стояние и данное физическое состояние (иначе говоря,. к какому роду принадлежитобъект,примерами которо­го являются психическое и физическое состояния?); во-вторых, отсутствие ясного понимания того, к какому роду объектов они могут быть отнесены как представ­ляющие одно и то же (одинаковыми состояниямичего-они являются?), и, в-третьих, тот факт, что установле-

87

•ниєэтого предполагаемого рода само по себе порождает уже упоминавшиеся затруднения с тождеством{состоя-

•ниемчего они должны быть?). Рассуждая о тождестве Марка Твена и Сэмюэла Клеменса, мы имели возмож­ность убедиться в том, что они являются одним и тем .же человеком, поскольку мы могли бы указать на од­ного и того же человека, используя любое из этих двух имен. Однако если мы утверждаем, чтоличностьтож­дественна некоторомутелу,точто же заобъект — какой объект и какогорода—представляло бы собой то, что

•отождествляется под именами «личность» и «тело»? Если нам отвечают, что это одна и та же сущность,то к выдвинутому утверждению добавляется только исполь­зование практически совершенно пустого термина—наи-

•более абстрактного родового термина, для которого не имеется никакого ясного критерия индивидуализации и 'отождествления. Если же нам говорят, что они представ-.ляют собой одно и то же тело(Уильямс ^löTO]),то та­кой ответ, очевидно, требует понимания,каким образом

•происходит редукция личности к телу (физикализм). Первый тезис вообще не является полноценным ответом на наш вопрос, второй тезис отвечает на наш вопрос, но в его поддержку нельзя выдвинуть каких-либо убеди­тельных аргументов.

іНиодин естественный язык не дает четких критери­ев, позволяющих индивидуализировать и отождествлятьсущностикак таковые, хотя такие критерии существуют применительно к людям и личностям, то есть для обыч­ных видов объектов (Уиггинс [1967]; Хёрш [1977]). Сходная ситуация возникает и в случае, когда утверж­дают, что боль тождественна состоянию нервов, или, иначе говоря, что они представляют стобой одно и то жесостояние.Используемый при этом родовой термин «со-

. стояние» хотя и не столь бессодержателен, как термин «сущность», но в равной степени лишен критериев, по­зволяющих индивидуализировать и отождествлять при­меры. Заметим также, что точность, достижимая при ин­дивидуализации психических событий (например, бо­ли), значительно уступает точности, достижимой при индивидуализации физических событий (например, поте­ри определенного количества веса).

Мы располагаем очень точными теориями, открыты­ми для объяснения аномальных случаев, в отношении которых должны выполняться эквивалентности, если

88

требуется доказать, что индивиды, фигурирующие в двух различных референциальных контекстах, на самом деле являются одним и тем же человеком. Но мы не распо­лагаем никакими методами, которые бы позволяли нам в общем случае показатель, что то, что объявляется дву­мя сущностями,двумясостояниями,двумяпроцессами^ двумясобытиями,двумяусловиями,двумяобъектами. или двумясвойствами,на самом деле является одним и тем же. Используемые при отождествлении категории(sortais)должны быть более определенными, чем толь­ко что упомянутые, и должны быть связаны с эффектив­ными критериями для распознания их частных случаев.

В свете сказанного становится понятным и тот факт, что утверждения о тождестве обычно выдвигаются в связи с уже установившимися категориями (Стросон [1959]; Уиггинс [1967]). Дело в том, что установившая­ся категория есть не что иное, как родовой термин, по отношению к которому устоявшийся способ ее использо­вания обеспечивает готовые критерии для индивидуали­зации и отождествления примеров. (Существование та­ких критериев не исключает возможность аномальных случаев или потребности в пересмотре теории, а также не отрицает возможности существования широкого кру­га объектов более фундаментальных, чем это допускает­ся критериями, связанными с конкретной категорией, объединяющей субъектов таких объектов (Хёрш [1977]).) В соответствии с этим можно выделить два вида трудных случаев, каждый из которых может быть использован для защиты теории тождества. В первом случае предполагаемое тождество включает в себя сущ­ности, соответствующие пустым или почти пустым кате­гориям, для которых у нас нет разработанных критери­ев индивидуализации (например, психические и физиче­ские состояния, рассматриваемые как одно и то же со­стояние) ;во втором случае предполагаемое тождество включает в себя сущности, индивидуализируемые в со­ответствии с различными категориями (например,пси­хические состояния,рассматриваемые какфизические состояния).

Обавида стратегии имеют много общего. Так, в рам­ках первого всякий раз, когда языковые ограничения, налагаемые согласно закону Лейбница, приводят к ис­пользованию предположительно различных категорий (например, психических состояний и физических состоя-

89

ний),допускается, что отнесение их к одной и той же категории (пустой или почти пустой—например, про-•сто состояниям) позволит обойти указанные ограничения или сделать их неопасными. В рамках второго вида стратегии предполагается, что, несмотря на такие огра­ничения, некоторые сущности, отнесенные к различным категориям, в действительности оказываются примерами одной из этих категорий. Первый вид стратегии (Т. На­гель [1965]) использует закон Лейбница (в уже рас­смотренной нами форме). Второй вид стратегии отстаи­вает то, что можно назвать межкатегориальными тож­дествами, то есть тождествами объектов, относимых к различным категориям (Корнмен [1962]). Поэтому по­следний не может строиться на законе Лейбница. Для межкатегориальных тождеств закон Лейбница применим только в следующей (уже отмечавшейся нами) форме:

все, что истинно относительно некоторого объекта, ис­тинно именно относительно него (и к тому же может быть высказано о нем). Однако та форма закона Лейб­ница, согласно которой замена сообозначающих терми­нов должна сохранять истинность '[абсолютно] во всех или же во всех подходящих языковых контекстах, в данном случае не применима. Отстаивание межкатего­риальных тождеств дело нелегкое, но нельзя сказать, что оно вовсе невозможно.

Смарт [1962] предложил в качестве примера межка­тегориального тождества (не используя сам этот тер­мин) тождество молнии и электрического разряда опре­деленного рода. Корнмен в качестве явного примера та­кого тождества приводит тождество температуры газа и средней кинетической энергии молекул газа. В связи с этими примерами следует отметить, во-первых, что до сих пор никому еще не удавалось сформулировать удовлетворительную общую стратегию, позволяющую обосновывать межкатегориальные тождества, и, во-вто­рых, что самые убедительные из приводимых примеров (хотя и не только они—Фейгл |[1967]) включают в себя передовые физические теории о микротеоретиче­ской композициимакроскопических физических или ма­териальных сущностей. Однако, когда мы рассматрива­ем психические явления и личности, мы не можем опе­реться на такие теории — их просто не существует. К тому же, по справедливому замечанию Корнмена, теория тождества как таковая не является материали-

90

стической теорией. По его мнению, так называемые «требования науки» (то есть теории тождества) совме­стимы и с «двухаспектными» и с идеалистическими тео­риями.

Однако решающее значение в нашей критике межка­тегориального варианта теории тождества имеет сле­дующее соображение: межкатегориальное тождество по существу своему противоречит требованию переводимо-сти предикатов. Это происходит потому, что, несмотря на признание (с позиции Смарта или Корнмена) психи­ческих процессов тождественными физическим, на са­мом деле психические свойства приписываются процес­сам, обычно характеризуемым как психические, но не приписываются тем же самым процессам, характеризуе­мым как физические, и наоборот. Корнмен, например, рассматривает утверждение о «затухающих или слабо­выраженных мозговых процессах» как «категориаль­ную ошибку»', тогда как более радикальные редукцио-нисты (упоминаемые Шеффером i[1961]) вообще не до­пускают никаких межкатегориальных ограничений на приписывание предикатов. Достоинство межкатегори­ального подхода (взятого в его материалистической, «двухаспектной» или идеалистической форме) заключа­ется именно в его совместимости с характерными чер­тами обычных рассуждений о духовном и телесном, а его недостатки (как и у ранее рассмотренных концеп­ций) связаны с зависимостью от неформулируемого яв­но допущения ограничений более сильных, чем те, кото­рые налагаются законом Лейбница. Фактически в тео­рии Корнмена вся сила межкатегориальных тождеств обязана их видимой слабости: поскольку межкатегори­альные приписывания предикатов включают в себя ка­тегориальную ошибку (Райл [1949]), эти приписывания не имеют истинностных значений, а следовательно, даже не могут привести в действие лейбницевский принцип тождества неразличимых. К сожалению, ни в одной межкатегориальной теории не указывается, дейст­виекакогопринципа могло бы оправдать тезис тождест­ва, поскольку этот тезис рассчитан на ниспровержение самой проблемы категорий.

' Термин Г. Райла, обозначающий «незаконный» перенос при­знаков той или иной лингвистической категории на иную катего­рию. — Ред.

91

Существует по крайней мере еще одна фундаменталь­ная трудность, свойственная любым теориям тождества .независимо от их формы. Корнмен указывает на нее в контексте проведения различия между тождеством и психофизическим параллелизмом. Обе теории, утвержда­ет он, в качестве необходимого условия предполагают «од-но-однозначное временное соответствие». Это сразу же исключает возможность определения психических предикатов в терминах тех физических предикатов, ко­торые удовлетворяют некоторому избранному соответ­ствию, так как в таком случае данное соответствие должно было бы быть эмпирически обусловленным.

Далее Корнмен пытается показать, что указанное со­ответствие само по себе может быть интерпретировано совершенно по-разному—и в терминах тождества, и в терминах параллелизма (в соответствии с последним рассматриваемые явления отличны друг от друга и при­чинно независимы, согласно первой концепции—все как

-раз наоборот),—но сама проблема от этого не изменя­ется и имеет следующий вид: можно лисформулировать для теории тождества — a fortioriдля теории паралле­лизма —какое-либоустойчивое одно-однозначное соот­ветствие? В некотором смысле это эмпирический вопрос. Тем не менее достаточно просто можно показать, что никакое удовлетворительное одно-однозначное соответ­ствие эмпирически недостижимо и, более того, вообще

-невозможно. Предположим, что имеется некоторый нервный процесс и некоторый акт мышления, в предва­рительном порядке связанные определенным утвержде­нием тождества. Тогда нервный процесс рассматривае­мого типа может быть эмпирически поставлен в соответ­ствие актам мышления, имеющим неопределенное раз­нообразие интенционального содержания, а актам мыш­ления рассматриваемого типа может быть эмпирически поставлено в соответствие неопределенное множество различных нервных процессов.

Имеются серьезные основания считать, что такое по­ложение действительно имеет место, так как, с одной стороны, роль физиологических процессов, соотносимых с мышлением, определяется функционально (Патнэм [1967а]), а с другой стороны, возникает концептуальная необходимость в приписыванииинтенционального со­держания данной мысли некоторому данному нервному процессу, с которым она связана (ведь такое содержание

92

не может быть обнаруженов самом процессе). Короче говоря, вместо одно-однозначного соответствия (или одно-многозначного соответствия, которое представляет собой лишь ослабленный вариант одно-однозначного со­стояния) мы, по-видимому, получаем много-многознач­ное соответствие (вопреки Фейглу [1967]). Много-много­значное соответствие представляет собой соответствие, сформулированное при помощи неограниченного мно­жества альтернатив, тогда как одно-многозначное (и одно-однозначное) соответствие есть соответствие, сфор­мулированное при помощиограниченногомножества альтернатив.

Мы еще вернемся к более полному рассмотрению приписываний интенционального содержания, однако уже теперь ясно, как утверждают Фейгл и Корнмен (а также Парфит [1971]), что если необходимым усло­вием для такого приписывания является некоторое од­но-однозначное соответствие, то это вполне может при­вести к крушению теории тождества. Иначе говоря, установление одно-однозначного соответствия в случае чувствующих существ и личностей было бы равносиль­но обнаружению конечной машинной программы для всего множества психических состояний таких существ. Следовательно, мы не можем утверждать, что теория тождества непоследовательна в концептуальном отноше­нии, но имеются солидные основания считать, что она неудовлетворительна для объяснения личности и весь­ма неправдоподобна в области объяснения психики выс­ших животных.

Приведенные рассуждения подсказывают еще одно соображение, которое часто остается в тени. Дело втом, что предполагаемые сущности типа состояний или собы­тий определенным образом зависят от принятия сущно­стей, которым, по-видимому, принадлежит более фунда­ментальное место в обычных рассуждениях,—сущно­стей типа личностей и физических тел. События проис­ходят с некоторыми существами и физическими объек­тами, а состояния являются состояниями некоторых су­ществ и физических объектов. (Здесь вполне возможно принять и более радикальную онтологию, но рассмотре­ние этого вопроса выходит за пределы нашего нынешне­го исследования (Стросон [1959]). Очевидно, что инте­ресующие нас утверждения о тождестве выдвигались вне всякой связи с этими онтологиями.) Конечно, верно,

93

что некая личность не может существовать, не находясь в том или ином состоянии или вне рамок того или иного» события, происходящего с ней. В этом смысле личность столь же зависит от событии и состояний, сколь и собы­тия и состояния зависят от личности и тела. Однако здесь существует и некоторое различие. Вполне возмож­но отождествить личность, не обращаясь к какому-либо конкретному событию или состоянию, и фактически го­ворить уже об этой личности,что она находится в том или ином состоянии или что то или иное событие проис­ходит с ней. Однако мы обычно не можем отождеств­лять события или состояния (имеются и некоторые ис­ключения) иначе,каксобытия или состояния той или иной личности, связанной с некоторым телом. (Здесь нам следует принять асимметрию между «категорией» и «характеристическими универсалиями»—Стросон [1959].)

К примеру, событие смерти Цезаря предполагает отождествимость Цезаря и истинность того, что он умер. Следовательно, если дано существование Цезаря (су­ществование определенного человека) и дан предикат, который может быть истинно приписан Цезарю (то, что он умер), то мы можем при помощи чисто грамматиче­ского именования (получая при этом самые разнообраз­ные удобства, включая и логические преимущества, связанные с употреблением многоместных предикатов) говорить о данном событии—смерти Цезаря. В дальней­шем это событие может рассматриваться (в контекстах, где это необходимо) как «неразложимая» сущность, за­нимающая Цезаря-и-некоторые-приписывания-ему пре­дикатов (к рассмотрению таких сущностей мы вернемся чуть позже). Но тогда вопрос о том, можно ли сказать, что данная сущность—Цезарь—находится в некотором отношениик предполагаемой сущности — смерти-Цеза­ря, — будет зависеть от тех предикатов, которые припи­саны Цезарю. Ведь речь идет о том, находится ли Це­зарь, характеризуемый данным набором предикатов, в каком-либо отношении к предполагаемой сущности (смерти-Цезаря). Например (вопреки Дэвидсону [1970]), Цезарь не мог умереть «смертью-Цезаря», по­скольку признание «смерти Цезаря» в качестве некото­рой сущности зависит в свою очередь от того, истинно ли, что Цезарь умер. Любая попытка утверждать, что от­ношения обычного типа, свойственные независимым сущ-

94

ностям, имеют место между некоторой вещью, с которой нечто случается, и соответствующим событием (или со­стоянием), всегда будет приводить к некоторым изли­шествам, умножать еущности, угрожать бесконечным регрессом и в конце концов уничтожить весь смысл первоначальной стратегии. Например, нам тогда бы пришлось говорить о мертвом Цезаре, умершем смертью Цезаря. Следовательно, нам следует трактовать такие сущности, как «индивиды низшего сорта» (Марголис [1973а]), рассматривая их как именные суррогаты не­которых предикатов.

Мы уделили столько внимания данному различению только потому, что оно полнее раскрывает слабость не­которых кандидатов на роль межкатегориальных тож­деств. Так, если мы выдвинем утверждение о тождестве боли и некоторого состояния нервов, то мы не сможем удовлетворительно оценить значение этого утверждения, пока не определим, какие предикаты могут приписывать­ся более фундаментальным сущностям. Видимо, не сов­сем корректно говорить о тождестве подчиненных эле­ментов, хотя они в предварительном порядке и тракту­ются как сущности. Тогда нередко затемняется сущест­венное различие между тем, что может являться преди­катом личностииобладающего чувствами существа, и тем, что может быть предикатом простофизического тела.К примеру, если Питериспытываетболь (или мыслит), это утверждение о том, что некоторое физиче­ское тело испытывает боль (или мыслит), вполне мо­жет считаться бессмысленным (оказаться «категори­альной ошибкой»). Если же мы рассматриваем только (неразложимые далее) состояния испытывания-боли и наличия-нервного-возбуждения-такого-то-и-такого-то- ви­да, мы, несмотря на отмеченное потенциальное разли­чие, вполне можем прийти к предположению, что эти состояния могут рассматриваться как тождественные. При этом упомянутая выше опасность будет только ка­заться устраненной или нейтрализованной. Суть же дела остается прежней — поскольку состояния или события являются «подчиненными элементами целого», об их тождестве ничего нельзя сказать до тех пор, пока не бу­дет выяснено, что можно сказать о сущностях более фундаментальных для нашей концептуальной схемы. Короче говоря, нельзя утверждать, что психические со­стояния и состояния мозга являются тождественными,

95

если прежде не было продемонстрировано, что предика­ты, приписываемые чувствующим существам и физиче­ским телам, сами по себе тождественны, а это возвра­щает нас к затруднениям, связанным с законом Лейб­ница и межкатегориальными тождествами. Иначе гово­ря, такие состояния могут рассматриваться как тождест­венные только в рамках такой теории, в которой лично­сти и обладающие чувствами существа есть не что иное, как физические тела и их физические свойства. Эта по­зиция, обычно называемая физикализмом, является наи­более бескомпромиссным вариантом теории тождества. Но и она сталкивается со специфическими трудностями.