11.3.3. Избирательность признания и тщеславия творца

Как писалГ. Селье, "ученые тщеславны, им нравится признание, они не безразличны к известности, которую приносит слава, но очень разборчивы в отношении того, чьего признания им хотелось бы добиться и за что им хотелось бы стать знаменитыми" (Селье, 1987. С. 29-30). "Однако эта жажда признания не должна превращаться в главную цель жизни", "ни один подлинный ученый не примет желанного признания ценой превращения в мелкого политикана, вся энергия которого до такой степени поглощена "нажиманием на рычаги", что для науки уже не остается сил" (Там же. С. 169).           Таким образом, стремление к успеху, к тому, чтобы стать лучше, чтобы добиться выдающегося результата и благодаря этому приблизиться к ощущению собственной значимости в обществе и в своем деле, характерное уже не для обывателя, а для творческого человека (например, для настоящего ученого) отличается тем, что оно достаточно избирательное - это не элитарность любыми путями, а элитарность, признание в среде уважаемых, посвященных, значимых для ученого людей.           Но в творческой деятельности нередко случается так, что даже близкие коллеги и соратники могут не оценить по достоинству то или иное достижение. Наука и искусство принадлежат к тем сферам, где иногда приходится трудиться без надежды на быстрое признание и тогда получается, что настоящий ученый и художник внутренне всегда должны быть готовы и к непризнанию. Кто-то из великих сказал, что "настоящий философ начинается с того момента, когда он начинает писать в стол". По этому поводу другой известный философ М. Мамардашвили сказал, что "это не так просто - для работы "в стол" нужны мужество и терпение, особая моральная закалка", а также "особая экстерриториальность собственного положения - завоеванная и выстраданная", что даже создает ситуацию, когда у истинного мыслителя может и не быть учеников, которые должны были бы разделить со своим учителем непонимание и изгнанничество (Мамардашвили, 1990. С. 177).

11.3.4. Проблема нравственного выбора в профессиональном творчестве

Проблема многих представителей творческих профессий (включая психологов) заключается в том, на чье мнение им больше ориентироваться: на мнение невзыскательной массы или на мнение избранных и посвященных? Проблема такого выбора имеет много граней, например, приходится учитывать свои возможности, особенности ситуации, перспективы развития сознания тех, кого пока относят к невзыскательной массе и т.п. Но главное в таком выборе - это нравственная составляющая.           Еще совсем недавно, интерес к новому фильму или спектаклю определялся не только его чисто художественными достоинствами, но и созвучностью тем общественным проблемам, которые волнуют думающих и переживающих людей. Зрители всеми правдами и неправдами пытались попасть на фильмы или спектакли, где в общий контекст были включены лишь намеки на правду реальной жизни (или недавней истории страны). Но удивительное дело, в современной России, когда о многих проблемах можно говорить свободно, почему-то нет выдающихся произведений искусства. Быть может, есть еще правда, которая даже на уровне интуитивной догадки пока еще не вырисовывается. Но настоящий художник (как и ученый, и другой творческий работник) первым должен эту правду хотя бы почувствовать.           Проблема настоящего художника или ученого не в том, что у него не хватает мастерства, а в том, что не хватает смелости, нравственного духа для того, чтобы отойти от общепринятых стереотипах в отношении к сегодняшним общественным проблемам. Для людей, пытающихся творить культуру, неплохо было бы вспомнить слова известного философа М. Мамардашвили о том, что "культура - это вечность в настоящем, в существующем" и она "нуждается в открытом пространстве и свободном слове", должны быть "живые точки коммуникации" (Мамардашвили, 1990. С. 176). И эти "живые точки коммуникации" в первую очередь должны проходить через души поэтов, художников и ученых.           Анализируя судьбы и трагедии великих мыслителей и художников, И. Гарин отмечает: "Своей предсмертной судьбой Вагнер предвосхитил падение всех крупных художников, рано или поздно, рационально или иррационально ассимилированных индустрией культуры. Ибо что такое падение - Ницше, Шёнберга, Джойса, Элиота, Пикассо, Беккета?Падение есть усвоение тем лавочным миром, которому они бросили вызов. Падение и вина - в независимости от собственной воли, от личного начала: все мы дети своего времени, а оно уж, будьте уверены, позаботится..." (Гарин, 1992. Т. 1. С. 731). Уместно напомнить, что "усвоение тем лавочным миром" очень беспокоило и В.С. Высотского, и многих других поэтов...           Для психологов как представителей творческих профессий, эта проблема осложняется следующими обстоятельствами: с одной стороны, нельзя однозначно подыгрывать своим клиентам (или испытуемым) или "заигрывать" ради дешевой популярности с аудиторией; с другой стороны, нельзя и однозначно ставить себя выше клиента или учебной аудитории (иначе не получится сотрудничества при решении его проблем и при постижении новых истин).           Есть еще одна грань проблемы, связанная с признанием таланта творца: действительно выдающийся и даже великий Творец вполне может оказаться и негодяем в личностном плане. Например, представители той части нашей интеллигенции, которая "холуйствует" перед властями, превратившими страну в позорище. Но возникает вопрос: как к такому "творцу" должен относиться простой смертный (его поклонник)?           Происходит как бы раздвоение личности зрителя или читателя по отношению к такому творчеству: с одной стороны, признание объективной ценности созданного творцом шедевра (художественного образа, идеи, открытия), с другой стороны, неприязнь к примитивной нравственности данного творца. Конечно, возможен вариант, когда поклонники просто не задумываются о нравственности своего кумира (а некоторые "звезды" даже специально подогревают интерес к себе с помощью скандалов и сомнительных выходок), но в подсознании поклонников все-таки зарождается некоторое сомнение в подлинной "элитарности" такого кумира.           Творческие люди иногда неплохо чувствуют не только "конъюнктуру" на "рынке творчества", но и степень искренности восхищения собой другими людьми. Можно предположить, что у некоторой части творцов, совершивших сделку с совестью, также что-то может измениться в самооценке и в чувстве собственной значимости, т.е. может измениться чувство элитарности.           Важно то, что при этомнарушается общая эстетика восприятия(или эстетика восхищения), поскольку происходит как бы "отчуждение" творческого труда от личности самого творца уже в сознании других людей. Но при этом и сам творец чувствует, что его не воспринимают как целостную личность, как единство личности и ее творений: личность творца сама по себе, а его дело, творчество - само по себе.           Вероятно, все это также не способствует полноценному ощущению значимости собственной жизни творца (полноценному ощущению элитарности), ведь для творческих людей все-таки важно, чтобы признавали не только их "дела", но и саму жизнь их личности как своеобразное произведение (научное или художественное). Недаром некоторые авторы отмечают, что творческие люди часто и планируют свою жизнь как будто пишут "поэму" о самих себе (Розин, 1992).           При формировании своего отношения к творцу (или исполнителю) очень важен еще и общий контекст конкретного восприятия творчества. Мы приводим личный пример, где нам удалось сравнить силу художественного воздействия при исполнении одного и того же произведения - известной песни "Варяг". В первом случае, запись этой песни прослушивалась в квартире одного профессионального музыканта. Сам музыкант-хозяин был в восторге от исполнения этой песни одним из лучших хоров страны.           В другом случае, песня была услышана в подземном переходе сразу же на следующее утро после заключения известных Беловежских соглашений зимой 1992 г. Ранним утром в переходе появился старик-ветеран, одетый во все чистое, с орденами и с шапкой на голове (а не на земле, как это делают многие подрабатывающие музыканты в переходах). Раньше этот старик никогда не выходил в переход со своим аккордеоном. Но в это утро он вышел и играл, быть может, не очень хорошо. А мимо шли еще толком не проснувшиеся люди. Было такое ощущение, что это все "по-настоящему", что гордый человек, действительно, "не сдается" и что это его, быть может, самый главный и решительный в жизни бой… Больше этого старика мы не видели. Но на работу приехали в слезах...           Этот старик-ветеран, видимо, не только на нас оказал гораздо более сильное впечатление, чем все высокопрофессиональные варианты исполнения песни "Варяг" вместе взятые, поскольку в данном случае известная песня была вплетена в контекст сложнейшей проблемы страны и ее не раз обманутого народа. Песня была соединена с нравственным поступком и потому была "настоящей". Ее эстетический уровень оказался намного выше всех других "высокохудожественных" исполнений именно потому, что подлинная эстетика во многом определяется нравственностью. Сам старик-ветеран вряд ли может быть назван элитой в традиционном понимании, но и обывателем его не назовешь. В каком-то смысле, старик - святой, т.к. продемонстрировал "последний бой" самому страшному врагу - обывательскому безразличию, а это уже выходит за рамки привычного обывательского понимания элитарности.           Когда творец, стремящийся увековечить свое имя и стать "элитой", не понимает связи эстетического (как и научного, философского, сакрального) и нравственного, то он рискует выпасть из контекста культуры, довольствуясь лишь "признанием при жизни".