Универсальный человек боккаччо

1. Джованни Боккаччо (1313 – 1375) – великий итальянский гу­манист, основоположник психологизма в европейской литерату­ре. Этот писатель определил основные черты жанра новеллы, был одним из создателей итальянского литературного языка.

«Декамерон» – самая значительная книга Боккаччо, один из величай­ших памятников Возрождения.

С подробного описания чумы Боккаччо начинает свою книгу. Чума пришла с Востока. В 1348 году она ворвалась во Флоренцию, а затем прокатилась по всей Европе, захлестнув даже островную Англию. В Средние века «черная смерть» была явлением обычным, однако эпидемия 1348 года поразила даже ко всему привыкших итальянских и французских летописцев. Во Флоренции чума унесла две трети населения. У Боккаччо умерли отец и дочь, у Петрарки – Лаура. Всех охватила паника. Даже Петрарка призывал в это время к религиозному покаянию. Так что Боккаччо пишет об этом как очевидец, хорошо зная, что среди читателей «Декамерона» могут быть люди, пережившие в недалеком прошлом это страшное бедствие. Врачи и служители церкви были бессильны перед грозной стихией. Чума разрывала и извращала естественные человеческие отношения, становясь символом распада и общественного разложения старого мира. Боккаччо изобразил флорентийскую чуму не как историк, а как первый великий прозаик Нового времени. В «Декамероне» чума не исторический факт, а масштабный образ кризисного состояния мира. Чума – это и символ распада и общественного разложения старого мира. При описании эпидемии Боккаччо особенно подчеркивает, что чума вовлекла Флоренцию в хаос анархии, разорвав все сугубо человеческие и естественно-социальные связи между людьми.

Общество рассказчиков «Декамерона» рождается из стремления преодолеть его хаос и анархию, противопоставив ему гармонию и свободу нового, «естественного человека». По словам писателя, семь девушек и трое юношей вязаны между собой «дружбой, соседством, родством», они «рассудительные, родовитые, красивые, благонравные, пленительные в своей скромности». К сказанному автором следует еще добавить, что они все были образованны, любознательны, наделены художественным чутьем. Приняв решение покинуть зачум­ленный город, они удаляются в принадлежащие им загородные име­ния и там проводят время среди благопристойных развлечений, окруженные цветущей природой и превосходными архитектурными сооружениями. Желая сделать свой загородный досуг достойным и разумным, они решают на протяжении десяти дней рассказывать друг другу по одной новелле в день. С этой целью для поддержания естественного порядка они избирают королеву или короля. Их венчают на царство лаврами – также как в эпоху Возраждения венчали великих писателей. Общество «Декамерона» не коституционная монархия и даже не просто республика – это республика гуманистов, интеллигентов и поэтов. Так возникает книга, состоящая из ста новелл, рассказанных на протяжении десяти дней; отсюда и название «Декамерон» (греч.), что означает «Десятидневник». Книга с подобным названием существовала в средневековой Европе и была широко читаемой – «Шестиднев»: история сотворения мира и человека Богом, занявшая, согласно Библии, именно такой срок – шесть дней. Вольно или невольно своим названием Боккаччо бросил вызов и как бы пообещал сотворение нового мира и нового человека.

Интересно отметить, что из новелл первого дня добрая половина содержит антиклерикальные мотивы, а ведь в этот день рассказчикам дано право толковать «о том, что каждому больше по душе». Впрочем, не только в новеллах первого дня появляются колоритные фигуры церковнослужителей, мелькают они и на других страницах «Декамерона». Здесь и озорные новеллы о монастырском садовнике, о монахе, который учит простодушную девицу, как загонять дьявола в ад, и новелла о сластолюбивом монахе, в обличье архангела Михаила посещавшем доверчивую венецианку.

Конечно, Боккаччо не был бы Боккаччо, если бы в самом своем значительном произведении не отвел достойного места земной человеческой любви. С неподдельным весельем рассказывает Эмилия, как ловкая жена каменщика наставила рога простоватому мужу. Озорной Дионео предлагает вниманию собравшихся новеллу о жене судьи, которая своему чахлому мужу предпочла лихого корсара. Подобных новелл в «Декамероне» великое множество. В то же время любовь в «Декамероне» не только буйство плоти, это – большое чувство, способное преобразить человека, поднять его на значительную высоту. О силе и стойкости любви повествуют многие новеллы «Декамерона». Весь пятый день, день правления Фьямметты, посвящен рассказам о том, как влюбленным после мытарств и злоключений улыбалось счастье. «Силы любви безграничны: любовь вдохновляет любящих на смелые подвиги и помогает им выдерживать испытания чрезвычайные и неожиданные», – говорит одна из героинь «Декамерона» – Пампинея. У нее есть свои герои, свои благородные подвижники, но также и благородные мученики. Смерть от любви завершает пятую, восьмую и девятую новеллы. Для героев Боккаччо без сильной любви нет подлинной жизни на земле. Среди причин, ведущих к трагической развязке, – сословное и имущественное неравенство. Этой теме посвящена трагическая новелла о Гисмонде и Гвискардо. Отец Гисмонды, Танкред, принц Салернский, приказывает убить ее худородного любовника. В новелле голос чувственной любви приобретает патетические интонации декларации прав нового, ренессансного человека: «Взгляни немного на сущность вещей: ты увидишь, что у всех нас плоть от одного и того же плотского вещества, и все души созданы одним творцом с одинаковыми силами, свойствами, качествами». Так говорит Гисмонда, обращаясь к своему отцу. Почти все писавшие об этой первой новелле Четвертого дня говорили о ее неествественности, риторичности. В новелле о Гисмонде и Гвискардо нова была не тема – о любви, ломающей социальные преграды, рассказывалось еще в романах о Тристане и Изольде – а именно ораторская логика ее обоснования. Уже в ранних своих произведениях Боккаччо чисто человеческие достоинства ставил выше сословных прерогатив.

Мир хитроумия в «Декамероне» обширен и многообразен. Находчивость и изобретательность – его характерные черты, вполне соответствующие духу нового времени, неудержимо пробивающему­ся сквозь толщу сословных ограничений. Первые герои книги – новые люди, но не гуманисты или влюбленные, а дельцы. Сер Чепарелло, за свой маленький рост прозванный Чаппелетто – уменьшительное от слова «венок», оказывается тем человеком, на кого по своем отъезде Мушьятто Францези возложил взимание долгов в Бургундии. Дело чрезвычайно трудное. Итальянцы, или, как их знают по всей Европе – ломбардцы (отсюда и до сих пор центральная улица лондонского Сити носит имя Ломбард-стрит), широко ссужают деньги. Деньги у них берут, но их самих не любят. Как и не любят возвращать долгов, взятых к тому же под хороший процент. Чаппелетто не тот человек, который мог бы улучшить мнение окружающих народов об итальянской нравственности. Жизнь его такова: «был он нотариусом, и для него было бы величайшим стыдом, если бы какой-нибудь из его актов... оказался не фальшивым...» К счастью, в Бургундии, куда он отправился с поручением, его никто не знал, кроме двух флорентийцев, в доме которых он остановился. Их-то он и привел в ужас, когда сначала захворал, а потом стало ясно, что умирает. Дать умереть без исповеди невозможно, но предоставить местному священнику исповедовать Чаппелетто – значит окончательно погубить репутацию итальянцев и, скорее все­го, никогда не получить розданных в долг денег. Чаппелетто, однако, спокоен. Он просит пригласить монаха, славного своей святостью и, до конца верный собственной безнравственности, хитроумной ложью на смертном одре совершенно покоряет благочестивого мужа, а когда молва о его добродетельной жизни распространилась, то и всю округу, в которой он по своей смерти становится известен как святой Чаппелетто. Покарал ли его Бог – неизвестно, но во мнении людей он возвысился совершенно несоответственно прожитой им жизни.

Изображение мира, «как он есть», и мира «наизнанку» постоянно противопоставляется изображению мира, «каким он должен быть». По замыслу Боккуаччо, спокойный и гармоничный мир жизни в «благом уединении» на фьезоланской вилле контрастирует со всеобщим разложением флорентийского общества, снедаемого алчностью и себялюбием. Возникает образ идеального человечества, в котором благородство, взаимное согласие, любовь становятся высшим законом, так как они отвечают глубинным, естественным человеческим побуждениям. Находясь в идеальной атмосфере (как бы вне времени и пространства) рассказчики могут возвышенно рассуждать о сильных страстях и доблести независимо от конкретной сути изображаемых событий.

СМЕХ ФРАНСУА РАБЛЕ

1. Творение Рабле столь велико по своему воздействию, что часто заслоняет собой личность автора. О жизни писателя ходили самые разнообразные легенды. Ученым потребовалось немало усилий, чтобы отделить вымысел от правды. Создатель знаменитой книги появился на свет в городе Шинон в провинции Турень. Мы до сих пор не знаем, когда он родился – вероятнее всего в1494 году (умер в 1553). Время, в котором жил и творил Рабле, было удивительно пестрым и динамичным. Во Франции средневековая культура и идеология была по сравнению с Италией значительно более стойкой, но и тут она в данный период уже не в состоянии была противостоять потоку и собственных, и идущих из соседней страны гуманистических идей.

Писатель рано остался сиротой. С 10 лет Рабле скитался по монастырям и в 25 лет постригся в монахи. В 1527 г. он бежал из монастыря, учился в различных университетах, пока в 1530 г. не получил в университете Монпелье звание бакалавра. В Ли­оне Рабле работал врачом в госпитале. Он осуществляет смелый научный шаг: впервые публично анатомирует труп (труп пове­шенного, что в какой-то мере ограждало от церковных преследо­ваний). Рабле занимается медицинской наукой, в 1532 г. публикует выверенный текст «Афоризмов» «отца медицины» Гиппократа. Позже он издает труды по юриспруденции, археологии и другим дис­циплинам, пишет роман «Гаргантюа и Пантагрюэль», в 1537 г. в Монпелье получает ученую степень доктора медицины, наконец. Рабле счел за благо расстаться со своим шатким положением беглого монаха и отправляется в Рим просить прощения у папы. Был наконец прощен и после долгих лет скитаний получил приход в Медоне (Турень). Тем не менее его жизнь и взгляды человека эпохи Возрождения оставались столь неизменны, что окружающие дали ему прозвище «Веселый медонский священник». Вспомним, что и главный герой его эпопеи – Гаргантюа, фантастический обжора, силач и весельчак – наделен типичными житейскими чертами человека того нового для средневековых аскетических взглядов времени и всеми своими поступками и словами выступает как ниспровергатель и хулитель старых обычаев. Перед смертью Рабле отказывается от прихода. Рабле, подобно Леонардо да Винчи и другим деятелям эпохи Возрождения, воплотил в жизнь идеальное представление гуманистов об «универсальном человеке», будучи крупнейшим писателем, лингвистом, медиком. И везде, чем бы он ни занимался, он всегда находил возможность утверждать и отстаивать новые гуманистические идеалы.

В 1532 г. Рабле прочел вышедшую в Лионе народную книгу «Великие и неоценимые хро­ники о великом и огромном великане Гаргантюа» – анонимную пародию на рыцарские романы. Рабле нашел в народной смеховой культуре ту занимательную форму, которая позволяла ему сделать гуманистические идеи доступными широкому кругу чита­телей. В следующем году он опубликовал свое продолжение на­родной книги – «Страшные и ужасающие деяния и подвиги преславного Пантагрюэля, короля дипсодов, сына великого велика­на Гаргантюа».

В самой творческой истории «Гаргантюа и Пан­тагрюэля» зафиксирована связь романа с его важ­нейшим источником – фольклором, со всей стихией смеховой народной (карнавальной) культуры сред­невековья и Ренессанса, которую блестяще исследо­вал М.М.Бахтин. Однако генеалогия романа еще шире и универсальнее: здесь и разнообразные сочи­нения античных авторов – поэтические и прозаиче­ские, эпические и драматические, и Библия, средне­вековые богословские, философские трактаты, ме­дицинские труды, исторические хроники, ры­царские романы и богатая новеллистическая тради­ция средневековья и Возрождения, и ученые диало­ги, и забавные комические поэмы и т.д.

В романе из многочисленных образов-персонажей выделяются три. Образ короля-гуманиста представлен сразу тремя персонажами: король Грангузье, его сын Гаргантюа и сын Гаргантюа Пантагрюэль, все они изображаются великанами, любящими жизнь с ее радостями, но в 3 – 5 книгах рома­на Пантагрюэль становится вполне соразмерным обычному чело­веку, утрачивает непобедимость и подчас оптимизм. Гаргантюа – обаятельный великан, проживающий неподалеку от Шинона. Отец его, Грангузье (большая глотка»), носящий пышный титул короля Утопии, на самом деле всего лишь деревенский помещик, владения которого занимают несколько квадратных миль. Гаргантюа с детства отличается невероятным аппетитом, в остальном он такой же, как все подрастающие дети. Отец его, недовольный традиционным образованием, посылает сына учиться в Париж. Его сопровождает наставник Понократ («крепкий, сильный»), прививающий Гаргантюа новые гуманистические воззрения своего времени.

Рабле жил в эпоху бурных перемен. Возрождение античных наук и искусств преобразило облик европейской культуры. Новое знание требовало иного подхода к образованию; программа обучения должна была стать гораздо более полной и отводить больше места светским наукам, чем раньше. Рабле подшучивает над старой системой в лице Тубала Олоферна, софиста, которому потребовалось пять лет, чтобы научить Гаргантюа читать алфавит в прямом и обратном порядке. Представителем новой системы выступает гуманист Понократ. В главах 23 и 24 книги «Гаргантюа» описывается курс наук, который, по мнению Понократа, необходимо знать либерально образованному человеку. Невероятно насыщенная программа поражает широким кругозором и сочетанием теоретических и практических дисциплин. Помимо привычного изучения языков и литератур она предусматривает занятия музыкой, живописью и скульптурой, ботаникой, садоводством, медициной, а также фехтованием, плаванием и спортивными играми. При этом Рабле думал не о подготовке узких специалистов или витающих в облаках ученых; нет, он мечтал о всесторонне и гармонично образованном человеке.

В городе с Гаргантюа приключается несколько историй. Одна из них – кража колоколов собора Парижской Богоматери, которые Гаргантюа собирается повесить вместо бубенцов на шею своей кобылы. Тем временем между Грангузье и соседом, монархом Пикрохолом, вспыхивает настоящая война.

Поводом к войне послужил сущий пустяк: подданные короля Пикрохола украли несколько лепешек, но война разыгралась нешуточная – с подвигами и кровопролитием. Получив известие от отца, Гаргантюа спешно возвращается домой и наголову разбивает противника. В этом ему помогает бесшабашный монах по прозвищу Жан-Зубодробитель, напоминающий французского монаха Тука. Образ выход­ца из народа, физически мощного, несколько неотесанного, но смекалистого и честного монаха – брата Жана Зубодробителя под­черкивает идею деятельного добра. В благодарность Гаргантюа строит для брата Жана роскошное аббатство, жизнь которого основана на принципах, диаметрально противоположных средневековой монастырской жизни. Обитатели монастыря, как мужчины, так и женщины, могут вступать в брак: они проводят время не в молитвах, но в занятиях спортивными играми и в изучении гуманитарных наук. Об этом красноречиво гласит монастырский девиз «Делай, что хочешь».

Вторая книга является в чем-то более слабым повторением первой. Ее главный герой Пантагрюэль – сын Гаргантюа, унаследовавший от отца добрый нрав и ненасытный аппетит. Как и его отец, он едет в Париж, где становится известным благодаря участию в юридических и философских дебатах. Здесь он заводит дружбу с неким Панургом, антигероем книги, плутом, отношения которого с Пантагрюэлем напоминают отношения Фальстафа и принца Хела («Генрих IV» Шекспира, имеются в виду отношения некоронованного короля низов и королевского сынка). Третий центральный образ – умного, но бесчестного плута Панурга.

В книге третьей Панург, помня, что по закону только что вступившие в брак мужчины получают отсрочку на год от призыва на воинскую службу, намерен жениться, в связи с чем просит совета у друзей. Те пускаются в пространные споры, обсуждая характер и общественное положение женщин, обращаются к нескольким ученым авторитетам, в числе которых теолог, законовед, астролог, врач, философ и шут. Их ответы, все как один, неутешительны, но неунывающий Панург намерен выслушать еще одно мнение: он предлагает обратиться за помощью к Оракулу Божественной Бутылки.

Четвертая и пятая книги содержат описание путешествия через океан в Китай в поисках Оракула. (В этих книгах ученые усматривают влияние рассказов о путешествиях). Перед нами схемы «Одиссеи» (от­сюда посещение героями различных островов с фантастическими персонажами) и «романа дороги». Путешественники высаживаются во многих диковинных землях, которые аллегорически представляют различные институты, высмеиваемые Рабле, – среди них духовенство, суд, казначейство, философские школы и прочее. С каждой главой усиливаются сатирические аллегории, направленные на уклад католической церкви. Вот остров, где царствует враждебный всему естественному Пост, это типичный религиозный фанатик. Далее следовали острова Папефигов (показывающих фигу папе, т.е. кальвинистов) и папоманов. Некогда папефиги были веселы и богаты, но однажды их угораздило показать папе фигу, и тогда папоманы вторглись на их остров и разорили его. Зато папоманы чувствуют себя отлично.

Конец пятой книги написан в сугубо аллегорическом ключе. По мнению большинства комментаторов, Божественная Бутылка содержит в себе не столько вино, сколько саму Истину, которую жаждут все ищущие ее. Прежде чем достичь цели, путешественники минуют Фонарную страну, населенную честным и усердным народом. Чтобы освещать себе путь, они выбирают некоего Пьера Ами. Здесь Рабле воздает дань признательности старому другу, носившему это имя, монаху-францисканцу, который обучал Рабле греческому языку. Наконец они прибывают к Оракулу, находящемуся в ведении жрицы Бакбук. Она дает всем стакан кристально чистой воды, в которой каждый узнает свой любимый напиток, – такова и Истина, которую каждый из людей понимает на свой лад. Изречение Оракула также нужно толковать символически; смысл его сводится к одному: «ПЕЙ!» Некоторые ученые высказывали догадки, что Рабле предполагал продолжить свое повествование, во всяком случае до того момента, когда Пантагрюэль вернется на родину. Как бы то ни было, книга завершается на благородной ноте.

Выдающийся русский мыслитель М.М.Бахтин (1895 – 1972) в работе «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса» (1940) отмечал: «Рабле – труднейший из всех классиков мировой литературы, т.к. он требует для своего понимания существенной перестройки всего художественно-идеологического восприятия, требует глубокого проникновения в мало и поверхностно изученные области народного смехового творчества».

Комедийно-праздничная, неофициальная жизнь общества – карнавал – несет радостное жизнеутверждение. Карнавальный смех не только казнит несовершенство мира, но и, омыв мир свежей эмоциональной волной радости и веселья, преображает и обновляет его. Он столь же отрицающая, сколь и утверждающая сила. Бахтин дал яркую характеристику карнавала: «…карнавал не знает разделения на исполнителей и зрителей. Он не знает рампы даже в зачаточной ее форме. Рампа разрушила бы карнавал. Карнавал не созерцают – в нем живут, и живут все, потому что по идее своей он всенароден. Пока карнавал совершается, ни для кого нет другой жизни, кроме карнавальной. От него некда уйти, ибо карнавал не знает пространственных границ. Во время карнавала можно жить только по его законам, то есть по законам карнавальной свободы». Карнавал – это жизнь, ставшая искусством, и искусство, ставшее жизнью.

Почти четверть жизни (в общей сложности до трех месяцев в году) человек средневековой Европы жил на карнавале. Народное празднично-смеховое мировосприятие восполняло серьезность и односторонность официальной религиозно-государственной идеологии, сакрально-аллегорического и рыцарско-романтического искусства средневековья.

Бахтин характеризует карнавальный смех как праздничный, все­народный, универсальный (направленный на все и на всех), ам­бивалентный (веселый, ликующий – и насмешливый, высмеива­ющий, и отрицает – и утверждает, и хоронит – и возрождает).

Отсюда вытекает новое представление о характере смеха у Рабле: это и не сатирический, как считали многие исследователи, и не чисто развлекательный, бездумно веселый смех, а карнавальный, амбивалентный: «Величайшим носителем и завершителем этого народно-карнавального смеха в мировой литературе был Рабле. Его творчество позволит нам проникнуть в сложную и глубокую природу этого смеха», – отмечал Бахтин, открывший в ходе при­стального изучения романа Рабле целую исчезнувшую, почти не оставившую письменных памятников культуру – народную смеховую культуру Средневековья и Ренессанса. Творческие открытия Рабле связаны с карнавальным натурализмом средневековья.