2. Рабочие предупреждают

Повсеместно считают, что самые важные черты сексуаль­ной революции в Советском Союзе можно увидеть на при­мере изменений, проявившихся в законодательстве.Мы, однако, имеем право только в том случае придавать обще­ственное значение законодательным или каким-либо другим внешним, формальным изменениям, если они действитель­но "овладевают массами", то есть преобразуют их психиче­скуюструктуру.Только таким образом, то есть единственно посредствомглубокихизменений в чувствах и инстинктив­ной жизни масс, идеология или программа может стать силой, осуществляющей исторический переворот. Ведь "субъективный фактор истории", который так часто упоми­нают и так мало понимают, заложен только и исключительно в психической структуре масс. Он имеет решающее значение для развития общества независимо от того, терпят ли массы пассивно произвол и угнетение, приспосабливаются ли к процессам технического развития, начатым господствующи­ми силами, или сами активно вмешиваются в ход обществен­ного развития, как, например, во время революции. Поэтому никакой способ рассмотрения общественного развития не может назвать себя революционным, если в соответствии с ним психическое состояние масс воспринимается просто как результат экономических процессов, а не как их двигатель.

При нашем подходе последствиясоветской сексуальной революции следует оценивать не в соответствии с изданными законами (они свидетельствуют лишь о тогдашнемдухе боль­шевистского руководства),а по революционным потрясени­ям, которые масса русского народа пережила после издания законов, и по итогам этой борьбы за "новую жизнь".

Какова была сексуально-политическая реакция масс на коренные изменения в законодательстве? Как реагировали низовые партийные функционеры, теснее всего связанные с массами? Какую позицию заняло позже партийное руковод­ство?

Ознакомимся сначала с отчетом Александры Коллонтай, которая очень рано задумалась над проблемами бушевавшего сексуального кризиса:

"Чем дольше длится (сексуальный. — В. Р.)кризис, чем более хронический характер он принимает, тем безысходнее представляется положение современников и тем с большим ожесточением набрасывается человечество на всевозможные способы разрешения "проклятого (?! —В.Р.)вопроса". Но при каждой новой попытке разрешить проблему пола запу­танный клубок взаимных отношений между полами лишь крепче заматывается, и как будто не видать той единственно правильной нити, с помощью которой удастся наконец со­владать с упрямым клубком. Испуганное человечество в исступлении бросается от одной крайности к другой, но заколдованный круг сексуального вопроса остается по-преж­нему замкнут... "Сексуальный кризис" на этот раз не щадит даже и крестьянство. Подобно инфекционной болезни, не признающей "ни чинов, ни рангов", перекидывается он из дворцов и особняков в скученные кварталы рабочих, загля­дывает в мирные обывательские жилища, пробирается и в глухую русскую деревню... От сексуальных драм "нет защи­ты, нет затворов". Было бы величайшей ошибкой вообра­жать, что в его темных безднах барахтаются одни представи­тели обеспеченных слоев населения. Мутные волны сексу­ального кризиса все чаще и чаще захлестывают за порог рабочих жилищ, создавая и здесь драмы, по своей остроте и жгучести не уступающие психологическим переживаниям "утонченно-буржуазного" мира"¹⁸.

Разразился кризис скромной частной сексуальной жиз­ни, жизни семейной. Новый закон о браке, провозгласивший "упразднение брака", лишь внешне проложил дорогу этому процессу. Действительная же сексуальная революция проис­ходила в реальной жизни. Для начала один только факт, что руководители государства занялись половыми проблемами, означал революцию, важность которой не следовало недо­оценивать. Затем этим вопросом занялись функционеры более низкого уровня. Поначалу крах старого порядка вызвал лишь хаос. Простые, непросвещенные носители революции мужественно и бесстрашно подошли к задачам невероятной сложности, "образованные" же и благородные представители интеллигенции, напротив, предавались "размышлениям", если они вообще догадывались о сути процессов, происхо­дивших в обществе.

В своей небольшой книге "Вопросы быта" Троцкий при поддержке московских партийных функционеров обратил внимание советской общественности на скромную повсед­невную жизнь. Он не поднимал половые проблемы! Он просто дал функционерам возможность высказаться по ак­туальным проблемам повседневности. И те, будто они уже разбирались в сексуальной экономике, говорили почти иск­лючительно о "семейном вопросе". Речь шла, однако, не о правовых или социологических вопросах семейной жизни, а о неопределенности и неуверенности, касающихся преобра­зования сексуальнойжизни, то есть о том, что прежде было связано с семьей как экономической единицей, а теперь, с ее распадом, породило вопросы, неизвестные ранее.

В первые годы революции поведение низовых функцио­неров было образцовым для каждой будущей революции. Подходк сексуальной революции (как к ядру всякой куль­турной революции) был правилен не только с точки зрения законодательства, но и в том, что касалось способов рассмот­рения трудностей и постановки вопросов. Вот некоторые примеры.

Функционер Казаков высказывался следующим образом:

"С внешней стороны переворот в семейную жизнь вне­сен, то есть стали смотреть на семейную жизнь проще. Но коренное зло не изменилось, то есть облегчение семье от повседневных семейных забот не получается и остается преобладание одного члена семьи над другим. Люди стремят­ся к общественной жизни, и когда этим стремлениям нет достижения из-за семейных нужд, получаются склока, бо­лезнь неврастенией, и тот, который уже с этим не может мириться, или бросает семью, или мучает себя, пока не становится сам неврастеником".

В нескольких фразах Казаков осмыслил следующие про­блемы:

1) ситуация в семье внешне основательно изменилась, внутри же семьи все осталось по-прежнему;

2) семья оказывала тормозящее воздействие на револю­ционный порыв, устремленный к созданию коллектива;

3) препятствия, имеющиеся внутри семьи, отрицательно сказывались на психическом здоровье ее членов, что равнозначно снижению трудоспособности и радости труда, а также возникновению душевных заболеваний.

Следующие высказывания раскрывают воздействие глу­боких экономических изменений на прогрессирующий рас­пад семьи.

Кобозев: "Несомненно, революция внесла большие из­менения в семейно-бытовую жизнь рабочих; в частности, если работают на производстве муж и жена, то последняя считает себя материально независимой и держит себя как равноправная; с другой стороны, изживаются такие предрас­судки, как то: что муж есть глава семьи и т.д. Патриархальная семья распадается. Под веянием революции как в рабочей семье, так и в крестьянской возникает большое стремление к разделу, к самостоятельной жизни, как только она почув­ствует материальную базу своего существования".

Кульков: "Революция, несомненно, внесла изменения в семейную жизнь, даже в отношении раскрепощения жен­щин. Мужчина привык себя чувствовать главой в семье... далее идет религиозный вопрос, отказ жене в мещанских запросах, а так как по наличным средствам многого провести нельзя, то начинаются скандалы. Со своей стороны, жена тоже предъявляет требования быть более свободной, сдать куда-либо детей, чаще быть с мужем там, где он бывает. От этого и начинаются всякие скандалы и сцены. Отсюда раз­воды. Коммунисты, отвечая на такие вопросы, обыкновенно говорят, что семья, в особенности ссоры мужа с женой, — это частное дело".

Трудности, охарактеризованные здесь как "религиозный вопрос" и "отказ жене в мещанских запросах", мы можем понять, без сомнений, как выражение противоречия между привязанностями членов семьидруг к другу и сексуальными стремлениями к свободе. Недостаток материальных возмож­ностей, например помещений, должен был привести к скан­далам. Представление о том, что "сексуальность — частное дело", имело вредные последствия. Члены коммунистиче­ской партии оказались перед задачей осуществления рево­люции в личной жизни, но очень часто отходили под защиту формулы закона, не имея ответа на возникшие проблемы.

Это понял партработник Марков: "Я предупреждаю, что на нас надвигается колоссальное бедствие в том смысле, что мы неправильно поняли понятие "свободной любви". В результате получилось так, что от этой свободной любви ком­мунисты натворили ребятишек... Если война нам дала массу инвалидов, то неправильно понятая свободная любовь на­градит нас еще большими уродами. И мы должны прямо сказать, что в этом направлении в области просвещения мы ничего не сделали, чтобы рабочая масса правильно поняла этот вопрос. И я вполне согласен, что если нам зададут этот вопрос, то мы не в состоянии будем на него ответить".

О том, что у коммунистов тогда не было мужествадля решения вопроса, речь и не заходила. Далее будет видно, что это мужество оказалось ни к чему, так как они не могли справиться с трудностями, которые вызывало обращение к унаследованным богатствам.

Тот же, кто рассматривает эти высказывания с учетом позднейшего развития событий, должен прийти к такому выводу: все было похоже на великолепную симфонию, в которой аккорды и темы финала были слышны как бы случайно, едва заметно уже в первых звуках. То были темы, возвещавшие трагедию.

Партийный функционер Кольцов предупреждал: "Вопро­сы эти нигде не обсуждаются, как будто их избегают поче­му-то. До сих пор я никогда их не продумывал... Сейчас для меня это новые вопросы. Я считаю их в высшей степени важными. Над ними стоит призадуматься. По этим же, правда, неопределенным причинам, думаю, они и не выно­сятся на страницы печати".

В свою очередь, функционер Финковский рано обнару­жил определенный аспект сути сексуального страха: "Разго­воры на эту тему редко поднимаются потому, что они слиш­ком близко всех касаются... Не поднимали их до сих пор, по моему мнению, чтобы не портить себе кровь... Все понима­ют, что выходом из положения может быть взятие государ­ством на себя целиком воспитания и содержания всех детей рабочих (держа их где-то рядом с родителями), освобождение женщины от кухни и пр. Коммунисты на это прекрасное будущее обычно ссылаются, тем самым снимая острый воп­рос с дальнейшего обсуждения... Рабочие знают, что в семье у коммуниста этот вопрос обстоит еще хуже".

Цейтлин доказал, что обладает революционным инстин­ктом, заявив: "Совершенно не освещается в литературе воп­рос брака и семьи, вопрос отношений между мужчиной и женщиной. Между тем, это те вопросы, которые интересуют работниц и рабочих. Когда мы ставим такие вопросы на собраниях, работницы и рабочие знают об этом, они запол­няют наши собрания. Кроме того, масса чувствует, что эти вопросы замалчиваются, и мы действительно их как бы замалчиваем. Я знаю, что некоторые говорят о том, что у коммунистической партии нет и не может быть определен­ного мнения по этому вопросу... Этот вопрос не освещается, и рабочие и работницы часто задают этот вопрос и не находят на него ответа".

Такие заявления рабочих, совершенно не сведущих в сексуальной науке, черпавших свои знания только из самой жизни, значили гораздо больше длинных трактатов о "социо­логии семьи". Они доказывали, что разрушение авторитар­ной государственной власти высвободило ранее незамечав­шийся потенциал критики и размышления. Цейтлин ничего не знал о сексуальной экономике и тем не менее точно описал именно то, что утверждает эта наука: интерес средне­статистических масс направлен не на государственную, а на сексуальную политику.Он констатировал безмолвную крити­ку масс в адрес революционных вождей, охваченных бояз­нью сексуальности. Он верно отметил, что пролетарское руководство, если оно ведет себя таким образом, очевидно, не сформировало мнения по данному вопросу и поэтому было вынуждено уклоняться от ответа. Массы же ожидали ответа как раз наэтот вопрос.

Не было недостатка также и в критике нежизненного, толькоисторического рассмотрения актуальных вопросов, неспособности по-новому применить живую теорию.

Гордон сообщал, что докладчик, который должен был говорить о половом вопросе, рассказывал только о работе Энгельса "Происхождение семьи" и ничего не добавил к этому выступлению.

"Конечно, я не говорю, что это плохо, но нужно было сделать выводы из этого сочинения Энгельса для настоящего времени, а этого мы как раз не можем сделать. Между тем вопрос этот чрезвычайно назрел".

Таким образом, функционеры указывали самым настоя­тельным образом на заинтересованность масс в разъяснении сексуальных отношений и их переустройства, на требования дешевой и хорошей просветительной литературы. Говоря о "семье", имели в виду сексуальность. Было понятно, что старый уклад прогнил, что мириться с ним невыносимо, но суть нового устройства пытались осмыслить с помощью старых понятий или, что было еще хуже, с использованием одних только экономических данных. Так, партработник из Москвы Лысенко пытался понять "явления улицы", вызы­вавшие всеобщее беспокойство. Можно было видеть, что дети "балуются". Они играют, например, "в Красную Армию". Хотя в этой игре и обнаруживали справедливо "привкус милитаризма", ее считали "хорошей", но иногда наблюдались "другие" игры, "похуже", а именно сексуальные. При этом наблюдатель с удивлением констатировал, что никто не вмешивался, чтобы прервать такие забавы. Тем не менее приходилось поломать голову над тем, как можно было бы "направить ребят на правильный путь". Революционное на­чало проявлялось в этом случае в правильном инстинкте, подсказывавшем, что нельзя"вмешиваться", консервативная же боязнь сексуальности вызывала озабоченность.

Если бы старый образ мыслей, принявший форму страха перед сексуальностью, не противостоял новому, то не воз­никла бы забота о том, как направить детей по "верному", то есть асексуальному, пути. Те, кто наблюдал проявления детской сексуальности, задались бы вопросом о том, как с ней обращаться. Но так как сексуальность представлялась явлением, не имеющим ничего общего с детством, результа­том таких наблюдений оказывался страх. Естественные про­явления, приобретавшие, возможно, дикий характер, так как они были неорганизованны, воспринимались как проявле­ние вырождения. "Нужно знать, что дать детям читать — может быть, в смысле физкультуры или что-нибудь другое, что было бы полезно".

Революционеры напоминали: "Нам часто говорят, что мы рассуждаем только о широких материях, а надо бы лучше говорить о том, что ближе к жизни. Надо обращать внимание на мелочи жизни". В конкретном применении к детским играм это означало постановку следующих вопросов:

1. Должны ли мы быть за эти игры или против них?

2. Естественна ли сексуальность ребенка?

3. Как нам надлежит понимать и регулировать отношение детской сексуальности к труду?

Контрольные комиссии были обеспокоены. Функционеры утешали рабочих: "Контрольной комиссии нечего голо­вой кивать! Он (коммунист. — Прим. пер.)пойдет туда и будет проводить там свою деятельность, то есть их удержи­вать. А если мы не будем с ними жить, то мы оторвемся от масс".

Задача заключалась, однако, не только в том, чтобы коммунисты поддерживали теснейшую связь с массами, но и в использовании контактов с конкретными людьми. Одно уже желание удерживать массы означало непонимание того, что надо делать с новыми проявлениями жизни, которые только что сбросили оковы авторитарной власти. Обнаружи­вать такое желание означало воздвигнуть новый авторитет на месте старого (и в старом же смысле). На деле же задача заключалась в создании новогоавторитета, чтобынаправлять пробудившуюся жизнь масс к самостоятельности,то есть сделать их способными в конце концов обходиться без постоянного авторитарного наблюдения.

Рабочие, наделенные чувством ответственности, стояли, не умея точно сформулировать это, перед решением: вперед, к новым формам жизни, или назад, к старым.Так как комму­нистическая партия на деле не сформировала взгляды на сексуальную революцию, так как с помощью исторического анализа, предпринятого Энгельсом, можно было практиче­ски понять только социальные причины, но несущность происходящего переворота во всей жизни, разгорелась борь­ба, которая самым впечатляющим образом демонстрирует всем будущим поколениям родовые муки культурной рево­люции.

Сначала утешались, указывая на недостаток чисто эко­номических предпосылок. Но позиция "Сначала решение экономических вопросов, потомзабота о мелочах жизни!" была неправильна и лишь выражала неподготовленность к культурной революции, проявлявшейся в хаотических фор­мах. Зачастую такая позиция означала не более чем отговор­ку. Общество, глубоко погрязшее в бедности, все в кровото­чащих ранах гражданской войны и не имевшее сил, чтобы сразу и в достаточном количестве создать общественные кухни, прачечные, детские сады, должно было сначала по­думать о самых простых экономических предпосылках. Эти предпосылки революции в области культуры, в особенности в сексуальной жизни, были поняты абсолютно правильно.

В стране отсталости и крайне тяжелого порабощения, которой была прежде Россия, надлежаловзяться сначала за приучение масс рабочих и крестьян к чистоте, к чистке зубов, к тому, чтобы не ругаться и не плеваться. Но речь не шла только о том, чтобы поднять массы до уровня культуры, существующего в развитых капиталистических странах. В этом состояла лишь ближайшая задача. В более широкой перспективе следовало начинать уяснениекачествано­вой — социалистической и коммунистической — культуры.

Вначале еще никто не был виноват в том, как развивалась ситуация. Революция столкнулась с неожиданными пробле­мами, и практический опыт преодоления гигантских трудно­стей мог появиться только тогда, когда и сами трудности проявились в полном объеме и потребовали решения. Дви­жение вспять неизбежно, если вовремя не увидеть и не понять этот процесс. Не следует забывать, что русская рево­люция сталапервойуспешной социальной революцией. Борьба за постижение ее чисто научных и политических предпосылок была трудна. Но сегодня оказывается, что культурная революция поставила гораздо более трудные воп­росы, чем социальная. Иначе и быть не может, так как политическая революция требует "только" закаленного, обу­ченного руководства и веры масс в него. Культурная же революция требуетперестройки психологической структуры масс.Ее результаты не выражаются статистическими данны­ми, и едва ли существовали идеи, означавшие научное вы­яснение ее сути. Вот иллюстрация, показывающая итог раз­вития такой ситуации к 1935 г.

29 августа в журнале "Вельтбюне" появилась статья Луи Фишера, который бил тревогу по поводу нарастания реакци­онных тенденций в сексуальной идеологии в Советском Союзе. Публикация такой статьи в коммунистическом жур­нале свидетельствует, насколько опасна была ситуация, сло­жившаяся к 1935 г. В статье подчеркивались следующие факты.

В переполненных городских квартирах молодежь не на­ходит места для любовной жизни. Девушкам внушается, что аборт вреден, опасен и нежелателен, гораздо лучше иметь детей. Фильм "Частная жизнь Петра Виноградова" представ­ляет собой пропаганду добропорядочного заключения брака. По словам Фишера, "это фильм, который нашел бы отклик в консервативных кругах некоторых консервативных госу­дарств". Газета "Правда" пишет: "В Стране Советов семья — серьезное и большое дело". Луи Фишер полагал, что больше­вики в действительности никогда не нападали на семью. Правда, они знали, что в определенные периоды истории человечества семьи не было, теоретически допускали ее упразднение, но никогда не подрывали семью, а напротив, укрепляли ее. Режим, которому теперь не надо бояться плохого влияния родителей на детей(!), приветствует их "необходимое моральное и культурное влияние", то есть функцию старшего поколения по отношению к подрастаю­щему, заключающуюся в подавлении сексуальности.

Передовая статья одного из номеров "Правды" провозг­лашала в 1935 г., что плохой отец семейства не может быть хорошим советским гражданином. "Что-либо подобное было невообразимо в 1923 году", — писал Фишер. Он приводил и другие цитаты из "Правды": "Только большая, чистая и гордая любовь может и должна быть в Советском Союзе причиной брака". "Тот, кто еще сегодня утверждает, что интересоваться семьей — мещанство, сам является мещани­ном худшего сорта". Запрет на умерщвление первого ребенка в утробе матери, вероятно, покончит с беспорядочными половыми связями и будет поощрять "честный брак". За последние месяцы в газетах множатся статьи профессоров, в том числе руководителей клиник, посвященных рассужде­ниям о вреде, который аборт наносит организму.

"Если печать ежедневно мечет громы и молнии против аборта, если эта пропаганда сопровождается восхвалением торжественных брачных церемоний, если подчеркивают свя­тость брачных обязательств и возвещают об особых наградах матерям, родившим тройню или четверню, если публикуют­ся статьи о женщинах, которые никогда не прибегали к аборту, а низкооплачиваемая сельская учительница, мать четверых детей, удостаивается публичных восхвалений за то, что она не отказалась родить пятого, "хотя и трудно кормить их всех", — начинаешь думать о Муссолини, — пишет Фишер. — Обретя внутреннюю и внешнюю безопасность, думают, что следует сократить ограничения рождаемости... Развернется борьба против легкомысленных "летних рома­нов". Девушки, противостоящие домогательствам мужчин, не будут считаться "консервативно" или даже "контрреволюционно" настроенными. В качестве основы семьи будет рассматриваться любовь, а не удовлетворение физических потребностей".

Эта краткая выдержка показывает, что сегодня в сексу­альной идеологиируководящих кругов Советского Союза мы не усмотрим более отличия от идеологии руководящих кру­гов любого другого государства. Возвращение к сексуальной морали, отрицающей жизнь, неоспоримо. Все дело лишь в том, как отнесется к этим процессам молодежь, которая однажды уже была свободной, какова будет позиция про­мышленных рабочих. Воздействие официальной идеологии Советского Союза проявилось и на Западе.

В "Юманите" от 31 октября 1935 г. появилось следующее обращение:

"Спасем семью!Помогите нам провести 17 ноября боль­шой опрос в защиту права на любовь.

Известно, что рождаемость во Франции падает с ужаса­ющей быстротой... Коммунисты столкнулись с очень серь­езной задачей. Французскому миру, который они хотят на­править по верному пути,стране, которую они должны преобразовать в соответствии со своей исторической зада­чей, угрожает опасность оказаться изуродованной, значи­тельно снизить численность своего населения.

Зловредность умирающего капитализма, безнравствен­ность, пример которой он дает, эгоизм, порождаемый им, нужда, создаваемая этим строем, кризис, который он вызы­вает, пропагандируемые им социальные болезни, провоци­руемые им тайные аборты — все это разрушает семью.

Коммунисты хотят бороться в защиту французской семьи.

Они раз и навсегда порвали с мелкобуржуазной, индиви­дуалистической и анархистской традицией, возводящей сте­рилизацию в идеал.

Они хотят унаследовать сильную страну и многочисленную расу.СССР указывает им путь. Но необходимо именносейчас применить действенные средствадля спасения расы.

В своей книге "Несчастье быть молодым" я назвал труд­ности, с которыми сталкивается молодежь, обзаводясь семьей, и вместе с нею я защищал ее право на любовь.

Право на любовь, любовь мужчины и женщины, любовь одного человека к другому, любовь ребенка, родительская любовь — такова должна быть тема нового опроса... Я вижу, что его идею поддерживают письма наших читателей, рас­сказывающих о своих трудностях, страхах и надеждах.

Это опрос, который должен изучить средства для спасе­ния французской семьи, такие как обеспечение достойного места материнству, ребенку, предоставление преимуществ многодетным семьям,которыми они должны обладать в стра­не. Пишите нам, молодые люди, пишите нам, отцы и мате­ри...П.Вайян-Кутюрье".

Так думает коммунист, соперничающий с национал-со­циалистами в приверженности расовой теории и поддержке многодетных семей. Такая статья в социалистическом органе печати — просто-напросто катастрофа. Соперничать беспо­лезно: фашисты понимают в этом деле гораздо больше.

Надменные критиканство и всезнайство были бы в такой ситуации всего лишь явным признаком ее непонимания. Прежде всего, необходимо всерьез относиться к величию, сложности и широте задач. В этом — важнейшая предпосыл­ка обретения необходимых мужества и серьезности, которых требуют сложные исторические процессы.

"Новая жизнь", неузнанная и непонятая, внезапно вы­рвалась в ходе русской культурной революции из старого уклада, но старое оказалось сильным тормозом.

Старый образ мыслей и чувств вкрался в новое.

Новое поначалу освобождалось от старого, боролось за ясные формы своего выражения, но не нашло их и поэтому было побеждено.

Попытаемся понять, каким образом старое задушило новое, чтобы в следующий раз вооружиться против него.

Ход русской революции должен научить нас тому, что рука об руку с экономическим переворотом, с ликвидацией частной собственности на средства производства и установ­лением социальной демократии (диктатуры пролетариата) идет революция во взглядах и сексуальных отношениях. Как экономическую и политическую, так и сексуальную револю­цию следует понять и сознательно продвигать вперед.

Но как конкретно выглядит это "движение вперед", ко­торому предшествует распад старого? Очень немногие знают, какой горячей, какой неистовой была в Советском Союзе борьба за "новую жизнь", в том числе и за половую жизнь, приносящую удовлетворение.