0857

Вопрос об автономности науки как особого института тесно связан с тем, что А. Пуанкаре определил как «этос ученого». Т. Кун писал, что «одним из строжайших, хотя неписанных, правил научной жизни является запрет на обращение к властям и народу в научных вопросах». Это значит, что только члены научного сообщества обладают уникальной профессиональной компетенцией и являются исключительными арбитрами научных достижений. Соответственно, только они могут диктовать правила игры.

Однако существует простой механизм вторжения прочих социальных институтов на территорию науки, например, ограничение или поощрение исследований, связанных с интересами этих институтов. Следовательно, необходимы некоторые контр-механизмы, действующие в научной практике. Отсюда и возникает идея автономности научной практики, которая должна выступать как непременное условие беспристрастности и нейтральности. Требование автономности предполагает не только передачу абсолютной власти научному сообществу в плане постановки проблем и оценки теорий, но и в плане определения квалификационных требований к членам сообщества и контроля над содержанием научного образования. Но это означает требование некоего «этоса ученого», что в свою очередь выступает как ценность.

Сама идея автономности науки имеет этический компонент, так как возникает в противовес внешнего давления на науку, которое выразилось в суде над Галилеем, инквизиции, деятельности креационистов, а также в готовности самих ученых участвовать в специальных исследованиях ради национальной безопасности, сохранять свои результаты в секрете, следуя государственным интересам или соображениям корпоративной выгоды.

Но есть определенный тип «вмешательства извне», который не только не порицается, но напротив, приветствуется: это финансирование науки и научных проектов. В этом случае исследовательские приоритеты формируются не в соответствии с внутренней динамикой науки, а на основе соглашений с носителями вненаучных ценностей и интересов. Все это делает идею «этоса ученого» довольно уязвимой.

91

РАЗДЕЛ 3. МОДЕЛИ РАЗВИТИЯ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ

На современном этапе философы науки выделяют два подхода к научному знанию: нормативный и исторический. Каждый из них предлагает свои идеалы и стандарты научности. Нормативный подход начал складываться параллельно с возникновением в Новое время самой науки современного типа. Те, кто следует ему, сначала создают идеальную модель, а потом стараются уложить в нее реальную науку. Альтернативный, исторический подход, был предложен уже в середине XX века Томасом Сэмюэлем Куном (1922 - 1996), который старался исходить в своих построениях из реального развития науки. Кун понимал науку не просто как набор некоторых знаний, но как деятельность по получению знаний, протекающую в определенных условиях. Поэтому-то подход Куна положил начало еще одному направлению – социологии науки.

Нормативный подход

В рамках нормативного подхода выделяют три модели научного знания, каждая из которых предлагает свои идеалы научности и научного знания: дедуктивнорационалистическая модель, индуктивная модель и гипотетико-индуктивная модель. Первые два сложились еще в Новое время, когда в философии дедуктивные и индуктивные методы находились в определенном противоречии друг с другом, что явилось причиной возникновения двух крупнейших направлений: рационализм (континентальная традиция) и эмпиризм (англоязычная традиция).

Дедуктивно-рационалистическая модель

Эта модель сложилась в рамках философии Рене Декарта (1596 - 1650), основателя новоевропейского рационализма. Декарт развивал рационалистические тенденции, заложенные еще в античности, согласно которым мышление (или разум, ratio) является единственным источником и гарантом достоверного знания. Критерием истины Декарт считал ясное и отчетливое восприятие. Максимальной ясностью обладает лишь непосредственное восприятие разумом своего идеального объекта (т.е. объекта мыслимого). Восприятие физического объекта такой ясности не достигает, поскольку является опосредованным органами чувств. В качестве критерия достоверности научного знания Декарт выдвигал дедуцируемость (т.е. выводимость) этого знания из некоторого самоочевидного суждения. В поисках абсолютно достоверного суждения он поставил под сомнение почти все «истины» своего времени: законы науки, аксиомы математики и даже принцип бытия Бога. Декарт пришел к мысли, что искомой основой научного знания (достоверного знания, а значит и знания вообще) служит суждения «Я мыслю, следовательно, существую». Сомневаться в этом суждении – значит сомневаться в самом акте сомнения (т.к. это сомнение – модус мышления), а это невозможно: сомневаясь, я лишь подтверждаю истинность этого положения. Исходя из этого суждения, Декарт вывел принципы своей метафизики и физики. Правда, вывести всю физику из исходного положения путем дедукции Декарт не смог (а может, и не стремился). Поэтому эта наука в его формулировке наряду с достоверными принципами включает и гипотезы.

Практически все философы Нового времени усвоили декартовское понимание науки как достоверного знания, построенного путем дедукции из самоочевидных принципов, поэтому критика декартовского идеала, развернувшаяся в конце 17 – начале 18 века, носила и характер самокритики. Эта критика развернулась, в первую очередь, в рамках британского эмпиризма. Джон Локк значительно сужает сферу достоверного знания, и для него собственно сферой науки были лишь некоторые философские положения и аксиомы математики. Джордж Беркли еще больше подорвал декартовский идеал. Хотя Беркли признавал наличие в природе определенных законов, он не мыслил их такими строгими, как Декарт. И, наконец, Д. Юм при всем своем уважении к идеалу достоверного знания не нашел

92

ни одного положения, которое бы можно было считать абсолютно достоверным. В науке, по мнению Юма, мы вынуждены довольствоваться той же степенью определенности, что и в обыденной жизни.

Индуктивная модель

Эта модель сложилась в рамках философии эмпиризма, согласно которой единственным источником достоверного знания о мире является наш опыт. Интерес к опыту как источнику знания возник еще в позднее средневековье (например, Вильям Оккам и его последователи). На заре Нового времени эту традицию поддержал Френсис Бэкон (15611626), считавший, что индукция, то есть движение от конкретных случаев, которые мы имеем в опыте, через абстрагирование к обобщениям – это единственно возможный способ получения научного знания. Дедукцию как метод познания Бэкон связывал со средневековой традицией, опиравшейся на силлогистику Аристотеля. Такой метод Бэкон считал непродуктивным, поскольку он лишь применяет к конкретным случаям уже известное, но не способен открыть нечто действительно новое.

Как и Декарт, Бэкон считал, что научное знание должно строиться на аксиомах (абсолютно достоверных положениях). Только эти аксиомы, по Бэкону, должны вытекать не из внутренних законов разума, а непротиворечиво следовать из опыта. Мышление наше не может служить абсолютным гарантом истины, поскольку оно затуманено и порабощено «идолами», то есть предрассудками. Преодолеть их можно, лишь обращаясь к опыту.

Простейшим случаем индуктивного метода является так называемая полная индукция, когда перечисляются все предметы данного класса и обнаруживается некое общее для них свойство. Однако роль полной индукции в науке очень невелика, так как научные гипотезы выдвигаются, как правило, относительно бесконечного класса объектов, или же относительно класса, включающего столь большое число объектов, что их полное и исчерпывающее перечисление невозможно. Гораздо чаще приходится прибегать к неполной индукции, когда на основе наблюдения конечного числа фактов делается общий вывод относительно всего класса данных явлений. В основе неполной индукции лежит заключение по аналогии, а оно всегда носит лишь вероятный характер, но не обладает строгой необходимостью.

Бэкон пытался сделать неполную индукцию по возможности более строгой, и создать метод так называемой «истинной индукции». Для этого Бэкон считал необходимым искать не только факты, подтверждающие определенный вывод, но и факты, опровергающие его. Таким образом, естествознание должно пользоваться двумя средствами: перечислением и исключением, причем главное значение имеют именно исключения. Должны быть собраны по возможности все случаи, где присутствует данное явление, а затем все, где оно отсутствует. Если удастся найти какой-либо признак, который всегда сопровождает данное явление и который отсутствует, когда этого явления нет, то этот признак можно считать «природой» или «формой», данного явления. С помощью своего метода Бэкон, например, нашел, что «формой» теплоты является движение мельчайших частиц тела.

Бэконовский призыв обратиться к опыту и эксперименту стал своего рода лозунгом для основателей Лондонского естественнонаучного общества, куда вошли творцы новой науки - Р. Бойль, Р. Гук, И. Ньютон и другие. Однако, как говорилось выше, индуктивная модель Бэкона имеет общую черту с рационально-дедуктивной моделью Декарта: и тот, и другой полагали, что общий фонд научного знания состоит из абсолютно достоверных положений, количество которых увеличивается со временем, но сами они не могут быть подвергнуты критической ревизии. Поэтому критика «декартовского идеала» по многим положениям будет касаться и «бэконовского идеала».

93

Гипотетико-индуктивная модель: верификационистский вариант неопозитивистов

Эта модель возникла в первой половине XX века и порождает два подхода к критериям научности: верификационизм и фальсификационизм. Верификационизм (то фр. verification, образованного от двух латинских слов: verus – «истинный» и facere – «делать») возникает в рамках логического позитивизма, причем верификация выступает критерием не только научности, но и познавательной ценности вообще. Верификация необходима только для синтетических высказываний, которые требуют в силу своей природы обращения к внеязыковым фактам. Аналитические же высказывания тавтологичны и не являются высказываниями науки в полном смысле этого слова.

Эмпирическая верификация, то есть проверка на истинность научной гипотезы при помощи эксперимента или наблюдения, предполагает, что, в случае истинности гипотезы, всегда, как только возникает описанная ею ситуация, должен наблюдаться и соответствующий эффект. На этом основан предсказательный потенциал научного знания. Компромиссы здесь неуместны: эффект либо наблюдается всякий раз, либо гипотеза неверна или неполна. В то же время верификация возможна только в отношении нумерического, то есть конечного, класса объектов. У нас не возникало бы никаких сложностей, если бы в научном познании гипотезы выдвигались относительно таких классов объектов, и всякий раз была бы возможна полная индукция. В действительности, как было сказано выше, в науке такое случается крайне редко. Научные законы верификации вообще не поддаются в силу своей универсальной общности (они относятся к бесконечному классу объектов). Следовательно, верификационистский подход ведет к исключению законов из структуры научного знания, а это невозможно (наука – это не набор фактов).

Гипотетико-индуктивная модель: фальсификационистский вариант К. Поппера

Научный закон, или гипотезу невозможно окончательно подтвердить путем эмпирических проверок, зато для ее опровержения, или фальсификации, достаточно одного случая. Это положение легло в основу другого направления – фальсификационизма (от лат. falsificare – подделывать; в данном случае «фальсификация» означает опровержение теоретического положения ссылкой на эмпирический факт, противоречащий данной теории). Это направление возникает в русле фаллибилизма (от англ. fallible – «погрешимый»). Фаллибилизм – это, по сути дела, философская позиция, согласно которой все теории ошибочны, хотя бы потенциально. Фаллибилизм характеризует в целом неклассический взгляд на природу научного знания, свойственный современной философии науки. Однако эта позиция имеет свои истоки в более ранних традициях, в частности, в критике декартовского идеала достоверности как основы научного знания, предпринятой британскими эмпириками XVII – XVIII веков. Но критика британских эмпириков, и в частности Д. Юма, носила деструктивный характер. Конструктивная же критика впервые была предложена американским философом Чарльзом Сандерсом Пирсом (1839 – 1914 гг.), которого и принято считать основателем фаллибилизма. Согласно Пирсу, познание не обязательно должно начинаться с самоочевидных истин, оно может начинаться с любых положений, в том числе и с ошибочных. Научное познание, с точки зрения Пирса, - это «жизненный процесс», в ходе которого мы заняты предположениями и проверками, вызывающими критические дебаты. Знание всегда гипотетично, вероятностно. Вероятность научного знания может повышаться в ходе корректировки выдвинутых положений, но она также и понижается когда выдвигаются новые предположения.

В XX веке эти идеи развил Карл Раймунд Поппер (1902 – 1994 гг.), который ввел критерий фальсифицируемости в число самых важных критериев научного знания, используя который, мы можем, в частности, отличить науку от ненауки. Научным является только такое знание, которое принципиально может быть опровергнуто. Если некое знание позиционирует себя как принципиально неопровергаемое, то мы имеем дело не с наукой, а с

94

чем-то другим, например, с религиозными догматами. Фальсификация как критерий научности выгодно отличается от верификации уже потому, что не приводит в своем использовании к вытеснению теории и научных законов.

Эмпирические науки, согласно Попперу, это системы теорий. Поэтому логику научного знания можно определить как теорию теорий. Научные теории являются универсальными высказываниями. Подобно всем лингвистическим образованиям, они представляют собой системы знаков или символов. Теории — это сети, предназначенные улавливать то, что мы называем «миром», для осознания, объяснения и овладения им. Мы стремимся сделать ячейки сетей все более мелкими.

Принимая во внимание такое определение эмпирической науки, становится понятным стремление Поппера найти такой критерий научности, который не приводил бы к исключению из сферы науки теорий и гипотез, как это произошло у сторонников логического позитивизма вследствие использования ими верификации как критерия научности.

Первый вопрос, который Поппер поставил в своей работе «Логика и рост научного знания», это вопрос о логике развития науке. Поппер, также как и логические позитивисты, считал, что судьба научной теории должна определяться только через ее отношение к фактам. Однако остается вопрос, каков тип связи между этими двумя важнейшими элементами научного знания? Традиционно выделяют два типа логической связи: индуктивный и дедуктивный. Индуктивная логика предполагает, что теории возникаю как результат наблюдения фактов. Вывод называется «индуктивным», если он направлен от сингулярных высказываний (иногда называемых также «частными высказываниями») вроде отчетов о результатах наблюдений или экспериментов к универсальным высказываниям вроде гипотез или теорий.

Здесь следует обратить внимание на то, что Поппер интересуется именно логикой познания, тщательно отделяя ее от психологии познания. Физические объекты и состояния не входят в предметное поле логики, туда входят только высказывания об этих объектах (универсальные и сингулярные).

С логической точки зрения, оправданность выведения универсальных высказываний из сингулярных отнюдь не очевидна: вывод может быть ложным, каким бы ни было количество сингулярных высказываний (и, следовательно, согласующихся с выводом фактов). Сколько бы примеров появления белых лебедей мы ни наблюдали, все это не оправдывает заключения: «Все лебеди белые». Поппер считает, что трудности, возникающие с индуктивными методами, непреодолимы, и потому он не признает само существование индуктивной логики, считая ее мифом.

Таким образом, единственный признаваемый Поппером метод проверки теорий – это дедуктивный метод. Это значит, что гипотезу или теорию можно проверить эмпирически только после того, как она была выдвинута. Но с дедуктивной логикой связана другая трудность: дедуктивные отношения не создают связей между теорией и фактами, ведь факты – это не следствия из теории! Таким следствием являются другие теоретические положения (гипотезы и предсказания), которые просто совпадают с фактами, что и фиксирует эмпирическая проверка. При этом истинность следствий сама по себе не гарантирует истинность основного положения.

Проанализировав эти трудности, Поппер обратился к одному из модусов силлогистики Аристотеля, называемому modus tolens: Если А, то В. Пусть А – это теория, а В – следствия, наблюдаемые эмпирически. Если опровергается следствие, то опровергается и теория. Следовательно, значение имеют только опровергающие факты, и зависимость научного знания от опыта имеет только негативное значение. Это – базовое положение фальсификационизма Поппера. В его рамках критерием научности является способность теории входить в противоречия с фактами, то есть принципиальная возможность ее опровержения.

95

Если суммировать взгляды Поппера, их можно выразить в трех основных понятиях его системы.

Первое понятие – это фальсифицируемость. Оно означает, что в связи с теорией мыслится не только совокупность эмпирических данных, подтверждающих ее (тех данных, которые можно дедуктивно вывести из теории, предсказать), но и совокупность «потенциальных фальсификаторов» - еще не зафиксированных эмпирических свидетельств, противоречащих этой теории.

Эмпирический базис. Совокупность всех эмпирических свидетельств, которые могут подтвердить или опровергнуть теорию. Каждое такое свидетельство формулируется в виде базисного предложения, которое по своей логической структуре имеет вид сингулярного экзистенциального предложения (то есть оно должно описывать существование единичного факта). При этом следует иметь в виду, что простая фиксация экспериментатором своего наблюдения еще не будет являться базисным предложением. Чтобы стать таковым, результат наблюдения должен быть признан сообществом ученых. Принятие опровергающего базисного предложения, по Попперу, означает принятие некоторой «фальсифицирующей гипотезы», то есть альтернативной гипотезы.

Корроборация. Допускаемый Поппером тип трактовки подтверждения гипотезы. Корраборация (corroboration) в отличии от подтверждения (confirmation) в стиле неопозитивистов (верификационистов) не повышает вероятности подтверждаемой гипотезы. Корроборированной считается гипотеза, из которой удалось вывести некоторые эмпирические свидетельства.

Положения Поппера легли в основание «критического рационализма». Самое общее требование Поппера гласит: границы науки должны совпадать с границами рациональной критики. Образцом и воплощением такой критики служит для Поппера т.н. «Большая наука», сформированная на рубеже XIX—XX веков, усилиями Дж. К. Максвелла, Э.Резерфорда, Н.Бора, А.Эйнштейна. Всех их объединяет одна общая черта - они обладали незаурядной интеллектуальной смелостью и не останавливались перед решительной ломкой традиции, если того требовали опыт и логика.

Согласно Попперу, научное познание начинается не с наблюдения и фактов, а с постановки проблем, с напряженности между знанием и незнанием. Свой подход в проблеме как форме научного знания Поппер разрабатывал в рамках учения о «трех мирах». Три мира, или универсума, - это мир физических объектов и состояний, мир ментальных состояний и мир объективного содержания мышления. Концепция «третьего мира» перекликается с платоновским учением об идеях, объективным духом в концепции Гегеля и объективного содержания мышления у Фреге. В то же время Поппер выступает против объективноидеалистической интерпретации «третьего мира». Для него этот мир состоит из продуктов человеческого духа, получивших в некотором смысле самостоятельное, отчужденное существование. Сюда относится язык, литература, мифы, научные идеи, к этому миру принадлежат конкурирующие теории, критические аргументы, гипотезы. Научные проблемы и проблемные ситуации также помещаются Поппером в число «обитателей» третьего мира. Сюда входят даже те проблемы, которые, по выражению Поппера, существуют объективно, но пока еще не сформулированы и не вербализированы. Обнаружение и решение этих проблем происходит при взаимодействии всех трех миров.

Поппер различает объективный и психологический аспекты проблемы, причем последний его мало интересует, поскольку конкретный ученый, занимаясь той или иной проблемой, не всегда точно может сформулировать, в чем она состоит. Так, Иоганн Кеплер считал, что занимается обнаружением мировой гармонии сотворенной Богом Вселенной, тогда как объективный смысл проблемы состоял в нахождении математического описания движения планетарной системы из двух тел.

96

Историческая модель науки Томаса Куна

Карл Поппер был последним, кто пытался вывести монокритерий научной деятельности. Томас Кун на основании исторического подхода показал, что научность проверяется не только путем отсылки к фактам, но и ко всей системе научного знания. Таким образом, для определения научности мы должны стать на позиции комплексного подхода, исследующего функционирование научных парадигм и научных сообществ.

Понятие научной парадигмы и нормальная (ординарная) наука

Парадигма – это ключевое понятие куновской концепции науки. Парадигмой можно назвать одну или несколько фундаментальных теорий, получивших всеобщее признание и в течение какого-то времени направляющих научное исследование. Примерами подобных парадигмальных теорий являются физика Аристотеля, геоцентрическая система Птолемея, механика и оптика Ньютона, кислородная теория горения Лавуазье, электродинамика Максвелла, теория относительности Эйнштейна, теория атома Бора и т. п. Таким образом, парадигма воплощает в себе бесспорное, общепризнанное знание об исследуемой области явлений природы.

Но под парадигмой Кун понимает не только некоторое знание, выраженное в законах и принципах. Создатели парадигм не только формулируют теории, они еще решают одну или несколько важных научных проблем, и тем самым создают образцы того, как научные проблемы вообще следует решать. Парадигма дает набор образцов научного исследования в конкретной области — в этом заключается ее важнейшая функция.

Следующая функция парадигмы состоит в том, что она создает критерии научности. Задавая определенное видение мира, парадигма очерчивает круг проблем, имеющих смысл и решение; все, что не попадает в этот круг, не заслуживает рассмотрения с точки зрения сторонников парадигмы. Вместе с тем, парадигма устанавливает допустимые методы решения этих проблем. Таким образом, она определяет, какие факты могут быть получены в эмпирическом исследовании, — не конкретные результаты, но некоторый тип фактов.

Чтобы стать парадигмальным, научное достижение должно обладать следующими характеристиками:

1)Быть беспрецедентным, дабы на долгое время отвадить ученых от поисков альтернативных моделей.

2)Быть открытым, то есть должно наличествовать проблемное поле, в рамках которого новые поколения ученых смогли бы находить для себя пока не

решенные проблемы.

Любой научной работе, согласно Куну, предшествует принятие некоторой метафизической системы. «Едва ли любое эффективное исследование может быть начато прежде, чем научное сообщество решит, что располагает обоснованными ответами на вопросы, подобные следующим: каковы фундаментальные единицы, из которых состоит Вселенная? Как они взаимодействуют друг с другом и с органами чувств? Какие вопросы ученый имеет право ставить в отношении таких сущностей и какие методы могут быть использованы для их решения?»41. Ответы на вопросы подобного рода и дает метафизика. Как и через какие элементы метафизика входит в структуру научного знания, Кун иллюстрирует на примере «дисциплинарной матрицы». Такая матрица, постулируемая Куном в целях уточнения понятия парадигмы, включает в себя элементы трех основных видов:

-модели и онтологические интерпретации;

-символические обобщения, или законы;

-образцы решения проблем.

Онтологическая интерпретация указывает те сущности, к которым относятся законы теории. Символические обобщения и их принятая онтологическая интерпретация, если она эксплицирована в определенных утверждениях, образуют, явный метафизический элемент

41 Кун Т. С. Структура научных революций. М., 1975, с. 20

97

парадигмы. Однако еще большую роль в парадигме играет «неявная» метафизика, скрытая в примерах и образцах решений проблем и в способах получения научных результатов.

Таким образом, метафизические предположения являются необходимой предпосылкой научного исследования. Неопровержимые метафизические представления о мире явно выражены в исходных законах, принципах и правилах парадигмы. И, наконец, определенная метафизическая картина мира неявным образом навязывается сторонниками парадигмы посредством образцов и примеров.

Вербально сформулировать парадигму невозможно, поскольку она несет в себе компонент неявного знания. К парадигме можно только приобщаться и через это приобщение понять ее.

Спонятием парадигма тесно связано понятие научного сообщества. Стать членом научного сообщества можно, только приняв и усвоив его парадигму. Если вы не разделяете веры в парадигму, вы остаетесь за пределами научного сообщества. По этой причине научное сообщество отторгает новаторов, покушающихся на основы парадигмы.

Спонятием научного сообщества Кун ввел в философию науки принципиально новый элемент — исторический субъект научной деятельности, ведь научное сообщество — это группа людей, принадлежащих определенной эпохе, и в разные эпохи эта группа состоит из разных людей. Именно поэтому исторический подход Томаса Куна создал основу для разнообразных смычек между философией науки, психологией науки и социологией науки, открыв для исследователей новые проблемные области. Но по этой же причине подход Куна подвергался и продолжает подвергаться жесткой критике со стороны приверженцев более традиционного понимания развития науки. В частности, Поппер обвинял Куна в релятивизме.

Традиционно философия науки смотрела на науку и ее историю как на развитие знаний, идей, гипотез, экспериментов, отвлекаясь от конкретно-исторического субъекта познания. О субъекте, конечно же, упоминали, но это был абстрактный субъект — чистое Рацио, обезличенное носитель и творец знания, на место которого можно, в принципе, подставить любое имя — Архимеда, Галилея или Ньютона. Поппер очень ярко выразил это пренебрежение субъектом, развив концепцию «объективного знания», не зависящего от субъекта. Кун порывает с этой, платонической по сути, традицией, ибо для него знание — это не то, что существует в нетленном логическом мире, а то, что находится в головах конкретных людей определенной исторической эпохи.

Итак, основанием для принятия той или иной парадигмы служит согласие научного сообщества. В свою очередь, парадигма сплачивает научное сообщество и обеспечивает чувство интеллектуального комфорта для его членов. Этот комфорт обусловлен тем, что парадигма дает ответы на ключевые вопросы об устройстве мира. То есть парадигма порождает уверенность, что наука, в общем и целом, знает, что такое мир, неизвестны пока только частности. В условиях такого психологического комфорта и функционирует то, что Кун назвал нормальной или ординарной наукой.

Именно такое состояние, согласно Томасу Куну, является наиболее обычным и характерным для науки. В отличие от Поппера, считавшего, что ученые постоянно думают о том, как бы опровергнуть существующие и признанные теории, и с этой целью стремятся к постановке опровергающих экспериментов, Кун убежден, что в реальной научной практике ученые почти никогда не сомневаются в истинности основоположений своих теорий и даже не ставят вопроса об их проверке.

Утвердившаяся в научном сообществе парадигма первоначально содержит лишь наиболее фундаментальные понятия и принципы и решает лишь некоторые важнейшие проблемы, задавая общий угол зрения на природу и общую стратегию научного исследования. Последующие поколения ученых прописывают отдельные детали этой картины. Кун выделяет следующие виды деятельности, характерные для нормальной науки:

1) Выделяются и уточняются факты, наиболее показательные с точки зрения парадигмы. Важно иметь в виду, что речь идет не об открытии принципиально новых фактов (этим нормальная наука как раз и не занимается), а об уточнении уже известных.

98

2)Ученые ищут факты, которые служили бы непосредственным подтверждением парадигмы. Разумеется, сами эти факты уже парадигмой предсказаны. Однако эта деятельность требует много усилий, поскольку подразумевает сопоставление научной теории

сдействительностью.

3)Третий вид деятельности связан с разработкой парадигмальной теории с целью устранения существующих неясностей.

4)Разработка парадигмы включает в себя не только уточнение фактов, но и установление количественных законов. В отсутствие парадигмы, направляющей исследование, подобные законы не были бы сформулированы.

5)Наконец, обширное поле для применения сил и способностей ученых предоставляет работа по совершенствованию самой парадигмы. Разрабатываются новые математические и инструментальные средства, расширяющие сферу ее применимости. Например, теория Ньютона первоначально в основном была занята решением проблем астрономии и потребовались значительные усилия, чтобы показать применимость общих законов ньютоновской механики к исследованию и описанию движения земных объектов. Именно такого рода проблемами были заняты Эйлер, Лангранж, Лаплас, Гаусс и другие ученые, посвятившие свои труды усовершенствованию ньютоновской парадигмы.

Кун характеризует проблемы, решением которых заняты ученые в условиях нормальной науки, как головоломки. Дело в том, что у таких проблем и головоломок есть два общих свойства, которые, впрочем, и выделяют их из числа всех других проблемных ситуаций: а) для них существует гарантированное решение и б) это решение может быть получено некоторым предписанным путем. Парадигма гарантирует, что решение существует, и она же задает допустимые методы и средства получения этого решения. Поэтому когда ученый терпит неудачу в своих попытках решить проблему, то это — его личная неудача, а не свидетельство против парадигмы. Успешное же решение проблемы не только приносит славу ученому, но и еще раз демонстрирует плодотворность признанной парадигмы.

Научная парадигма, согласно Куну, определяет не только круг вопросов и научные интересы, но и само восприятие эмпирических фактов. Для того, чтобы объяснить воздействие парадигмы, необходимо выйти за рамки собственно философии науки и обратиться к психологии. Именно психология и дает понять, почему ученые упорно держатся за принятые ими теоретические основания, жертвуя при этом объяснительной силой конкурирующих парадигм, и даже не обращая внимания на противоречия между опытом и принятыми теоретическими основаниями. Восприятие эмпирических фактов Кун объясняет при помощи психологического понятия гештальта. Гештальт – это способ восприятия целостного образа. Например, Вам дается набор линий и предлагается увидеть в этом рисунок утки, а потом – кролика. Но после того, как Вам удалось увидеть утку, увидеть кролика очень сложно. Парадигма действует сходным образом: необходима смена парадигмы, чтобы увидеть научную проблему под другим углом. Именно в этом смысле Кун говорит о том, что каждая парадигма формирует свой собственный мир, в котором живут и работают сторонники парадигмы.

Научная революция и экстраординарная наука

Научные революции, знаменующие собой кризис устоявшейся парадигмы, возникают

врезультате двойного давления на парадигму: внутреннего и внешнего.

Впроцессе нормального функционирования науки идет процесс накопления знания, который вполне можно было бы описать и кумулятивистскими моделями. Но некоторые задачи-головоломки так и не поддаются решению, и предсказания теории постоянно расходятся с экспериментальными данными. Такие «упрямые факты», вопреки мнению Поппера, далеко не сразу ведут к отвержению теории. Поначалу их либо игнорируют, либо адаптируют к парадигме путем введения ряда теоретических допущений. Но увеличение числа таких допущений ведет к разрушению дедуктивной стройности самой парадигмы, делает ее

слишком неуклюжей и сложной в использовании. (Например, чтобы согласовать

99

птолемеевскую систему с наблюдениями, было введено допущение, что планеты вращаются по эпициклам – дополнительным траекториям, потому – что у каждой планеты своя система эпициклов).

Но со временем таких нерешенных проблем, которые Кун называет аномалиями, накапливается все больше. Это приводит к осознанию, что дело вовсе не в индивидуальных способностях того или иного ученого, и не в повышении точности приборов, и не в учете побочных факторов, а в принципиальной неспособности парадигмы решить проблему. Само развитие парадигмы неминуемо приводит к накоплению аномалий, которые, в свою очередь, начинают «давить» на парадигму изнутри.

С другой стороны, обнаруживается все больше и больше фактов, которые были отброшены парадигмой. Растет число внешних по отношению к парадигме решений таких «вытесненных» проблем. Эти решения комбинируются, создавая зачатки новых парадигм. Это порождает эффект внешнего давления.

Подлинный кризис наступает тогда, когда члены научного сообщества перестают доверять устоявшейся парадигме и оказываются перед лицом множества нерешенных проблем, необъясненных фактов и экспериментальных данных. Такие периоды Кун напзвал периодами экстраординарной науки. Тут на смену интеллектуальному комфорту приходит состояние эпистемологического хаоса: ученые больше не уверены, что наука знает, что такое мир. В этих условиях научное сообщество распадается на несколько групп, одни из которых продолжают держаться за прежнюю парадигму, другие начинают искать новые теоретические средства, которые, возможно, окажутся более успешными. Только в этот период кризиса, полагает Кун, ученые ставят эксперименты, направленные на проверку и отсев конкурирующих теорий. Для этого же периода характерно обращение ученых к философии науки, способной отрефлексировать метафизический фундамент.

Период кризиса заканчивается, когда одна из предложенных гипотез доказывает свою способность справиться с существующими проблемами, объяснить непонятные факты и благодаря этому привлекает на свою сторону большую часть ученых. Она приобретает статус новой парадигмы. Научное сообщество восстанавливает свое единство. Сам момент смены парадигм, или научная революция, является принципиально некумулятивным периодом в развитии науки. Новая парадигма, согласно Куну, не дополняет прежнюю, но полностью замещает ее. Эта смена парадигм подобна смене гештальтов: мы можем сначала увидеть утку, а потом, совершив над собой некоторое усилие, – кролика, но не можем увидеть их одновременно.

Несоизмеримость парадигм

Итак, если смена парадигм подобна переключению гештальтов, то она происходит сразу, то есть нет промежуточных периодов, когда бы ученые придерживались отчасти старой, а отчасти новой парадигме. По этой причине ученые, считает Кун, не в состоянии сравнивать достоинства и недостатки парадигм, ибо не существует никаких общих критериев для такого сравнения, нет общих основ, которые бы разделяли сторонники конкурирующих парадигм, нет нейтрального, внепарадигмального научного языка. Факты также не могут служить такой основой, поскольку, как было показано выше, сам набор фактов и их восприятие обусловлено парадигмой. Таким образом, парадигмы несовместимы и в теоретическом, и в эмпирическом плане.

Каждая парадигма задает свою собственную логику, поэтому логический анализ научных революций оказывается невозможным. Кун показал, что универсальных методологических стандартов и критериев, подобных тем, которые формулировал Поппер, всегда будет недостаточно для объяснения перехода ученых от одной парадигмы к другой. Отсюда понятно, что представления о прогрессе науки, основанные на понятии возрастающей истинности научных суждений (какой бы смысл ни вкладывался в это понятие), должны быть, по Куну, исключены из методологической и философской рефлексии над наукой.

100