Следующая фаза

Настоящее положение не затянется надолго. Хотя газета, которую я читал

за завтраком сегодня утром, прежде чем сесть писать эти строки, и содержит

сообщение, что в настоящее время для обеспечения мира ведется не меньше чем

двадцать три войны, Англия больше не ходит в хаки и начинается яростная

реакция против грубой театральной пищи, какой кормили зрителя все эти

страшные четыре года. Скоро оплата театральных помещений снова будет

устанавливаться из предположения, что сбор не всегда бывает полным и даже

что он в среднем не всегда будет половинным. Изменятся цены. Серьезная драма

окажется не в более невыгодном положении, чем она была до войны. Она даже

может выиграть, во-первых от того факта, что многие из нас распростились с

призрачными- иллюзиями, в условиях которых раньше работал театр, и так

жестоко столкнулись с миром самой суровой реальности и необходимости, что

вскоре потеряли всякое доверие к театральным претензиям, не имеющим корней

ни в реальности, ни в необходимости. Второй факт - поразительные перемены,

произведенные войной в распределении доходов. Еще вчера человек, имевший

50000 фунтов годового дохода, считался миллионером. Сегодня, после того как

он заплатит подоходный налог, сверхналог и застрахует свою жизнь на сумму

налога на наследство, ему приходится радоваться, если его чистый доход

составит 10 000 фунтов, хотя номинально его состояние останется прежним. И

это результат бюджета, который называют "передышкой для богатых". С другой

стороны, миллионы людей в первый раз в жизни стали получать регулярный

доход; и эти люди одеваются, регулярно питаются, имеют жилище и учатся тому,

что им надо решиться что-то сделать,- тоже в первый раз в их жизни. Сотни

тысяч женщин выпущены теперь из своих домашних клеток и приобщились к

дисциплине и самостоятельности. Беспечная и высокомерная средняя буржуазия

получила весьма неприятный удар, дойдя до невиданного разорения. Все мы

пережили страшное потрясение. И хотя уже выяснилось, что широко

распространенная уверенность, будто военная встряска автоматически

переделает все сверху донизу и пес не станет возвращаться к своей блевотине,

а свинья к своей грязной луже, где она валялась, была обманчива, все же мы

теперь гораздо лучше, чем прежде, сознаем свое положение и гораздо менее

расположены соглашаться с ним. Революция, ранее бывшая либо бурной главой в

истории, либо демагогической трескучей фразой, стала теперь возможностью

столь близкой, что, только стараясь силой и клеветой подавить ее в других

странах и называя это дело антибольшевизмом, нашему правительству удается с

трудом отсрочить революцию в Англии.

Быть может, самая трагическая фигура наших дней - американский

президент, когда-то бывший историком. Тогда его задачей было твердить нам,

как после великой войны в Америке (а она определенней, чем какая-либо другая

война нашего времени, была войной за идею) победители повернули вспять,

столкнувшись с героической задачей перестройки, и целых пятнадцать лет во

зло использовали свою победу под тем предлогом, будто хотят завершить дело,

которое сами же изо всех сил старались сделать невозможным. Увы! Гегель был

прав, говоря, что история учит нас тому, что люди никогда ничему не учатся у

истории. И когда мы - новые победители, - забывая все, за что, по нашим

уверениям, мы воевали, садимся сейчас, облизываясь, за сытный обед и

собираемся десять лет насыщаться своей местью над поверженным врагом и его

унижением, угадать, с какой болью наблюдает это президент, могут только те,

кто, подобно ему самому, знает, как безнадежны увещания и как повезло

Линкольну, исчезнувшему с лица земли прежде, чем его пламенные воззвания

стали клочком бумаги. Американский президент отлично знает, что, как он ни

старайся, от мирной конференции ему не дождаться эдикта, который он мог бы

назвать "разумным суждением человечества и всеблагой милостью господа бога".

Он повел свой народ, чтобы уничтожить милитаризм в Саверне; а армия, которую

спасли американцы, сейчас в Кельне занимается тем, что сажает в тюрьму

всякого немца, который не отдаст честь британскому офицеру. Правительство у

себя в Англии на вопрос, одобряет ли оно это, отвечает, что этот "савернизм"

не предполагается упразднять даже после заключения мира; на самом же деле

оно надеется заставить немцев салютовать британским офицерам до скончания

века. Вот что война делает с мужчинами и женщинами. Она забудется. И худшее,

чем она грозит, уже оказывается практически невыполнимым. Но прежде чем

униженные и сокрушающиеся души перестанут подвергаться унижению, президент и

я- ведь мы одних лет - выживем из ума от старости. Между тем ему придется

писать другую историю, мне же - ставить другую комедию. Может быть, для

этого, в конце концов, и ведутся войны, для этого и существуют историки и

драматурги. Раз люди не хотят учиться иначе, чем на уроках, писанных кровью,

что ж, кровь они и получат, свою собственную преимущественно.