- •Бернард Шоу. Дом, где разбиваются сердца
- •Где он находится, этот дом?
- •Обитатели дома
- •Зал для верховой езды
- •Революция на книжной полке
- •Вишневый сад
- •Долгосрочный кредит природы
- •Дурная половина столетия
- •Ипохондрия
- •Кто не знает, как жить, должен похваляться своей погибелью
- •Военное сумасшествие
- •Безумие в судах
- •Сила войны
- •Злобные сторожевые псы свободы
- •Муки здравомыслящих
- •Зло на престоле добра
- •"Когда отцеживают комара и проглатывают верблюда..."
- •Слабые умы и великие битвы
- •Молчаливые дельные люди и крикливые бездельники
- •Практические деловые люди
- •Как дураки заставляли молчать умных
- •Безумные выборы
- •Йеху и злая обезьяна
- •Проклятие на оба ваши дома!
- •Как шли дела на театре
- •Солдат на театральном фронте
- •Коммерция в театре
- •Высокая драма выходит из строя
- •Церковь и театр
- •Следующая фаза
- •Призрачные троны и вечный театр
- •Как война заставляет молчать драматурга
- •Комментарии
- •Дом, где разбиваются сердца
Муки здравомыслящих
Душевные страдания, сопряженные с жизнью под непристойный грохот всех
этих карманьол и корробори, были не единственным бременем, ложившимся на
тех, кто во время войны все же оставался в своем уме. Была еще (осложненное
оскорбленным экономическим чувством) эмоциональное напряжение, которое
вызывалось списками погибших и раненных на войне. Глупцы, эгоисты и тупицы,
люди без сердца и без воображения были от него в значительной степени
избавлены. "Так часты будут кровь и гибель, что матери лишь улыбнутся, видя,
как рука войны четвертует их детей" - это шекспировское пророчество теперь
почти исполнялось. Ибо, когда чуть не в каждом доме оплакивали убитого сына,
можно было бы совсем сойти с ума, если б мы меряли собственные утраты и
утраты своих друзей мерою мирного времени. Нам приходилось придавать им
фальшивую стоимость, утверждать, будто молодая жизнь достойно и славно
принесена в жертву ради свободы человечества, а не во искупление беспечности
и безумия отцов, и искупления напрасного. Мы должны были даже считать, будто
родители, в не дети приносили жертвы, пока наконец юмористические журналы не
принялись сатирически изображать толстых старых людей, уютно устроившихся в
креслах своих клубов и хвастающих сыновьями, которых они "отдали" своей
родине.
- Кто поскупился бы на такое лекарство, лишь бы утолить острое личное
горе! Но тем, кто знал, что молодежь набивала себе оскомину из-за того, что
родители объедались кислым политическим виноградом, - тем это только
прибавляло горечи. А подумайте о самих этих молодых людях! Многие ничуть не
обольщались политикой, которая вела к войне: с открытыми глазами шли они
выполнять ужасный, отвратительный долг. Люди по существу добрые и по
существу умные, занимавшиеся полезной работой, добровольно откладывали ее в
сторону и проводили месяц за месяцем, строясь по четверо в казарменном
дворе, и средь бела дня кололи штыком мешки, набитые соломой, с тем чтобы
потом отправляться убивать и калечить людей, таких же добрых, как они сами.
Люди, бывшие в общем, быть может, нашими самыми умелыми воинами (как
Фредерик Килинг, например), ничуть не были одурачены лицемерной мелодрамой,
которая утешала и вдохновляла других. Они бросали творческую работу, чтобы
работать ради разрушения, совсем так, как они бросали бы ее, чтобы занять
свое место у насосов на тонущем корабле. Они не отступали в сторону, как
иные, не соглашавшиеся идти на военную службу по политическим или
религиозным соображениям, не отказывались от дела потому, что командиры на
корабле были повинны в недосмотре, или потому, что другие с корабля удирали.
Корабль надо было спасать, даже если ради этого Ньютону пришлось бы бросить
дифференциальное исчисление, а Микеланджело - статуи. И они отбрасывали
прочь орудия своего благодетельного и облагораживающего труда и брались за
окровавленный штык и убийственную гранату, насильно подавляя свой
божественный инстинкт совершенного художественного творчества для ловкого
орудования этими проклятыми предметами, а свои организаторские способности
отдавая замыслам разрушения и убийства. Ведь их трагедия принимала даже
иронический оттенок оттого, что таланты, которые они вынуждены были
проституировать делали проституцию не только эффективной, но даже
интересной. И в результате некоторые быстро выдвигались и наперекор себе
действительно становились артистами, художниками войны и начинали испытывать
к ней вкус, как Наполеон и другие бичи человечества. Однако у многих не было
даже и этого утешения. Они только терпеливо тянули лямку и ненавидели войну
до самого конца.