- •Бернард Шоу. Дом, где разбиваются сердца
- •Где он находится, этот дом?
- •Обитатели дома
- •Зал для верховой езды
- •Революция на книжной полке
- •Вишневый сад
- •Долгосрочный кредит природы
- •Дурная половина столетия
- •Ипохондрия
- •Кто не знает, как жить, должен похваляться своей погибелью
- •Военное сумасшествие
- •Безумие в судах
- •Сила войны
- •Злобные сторожевые псы свободы
- •Муки здравомыслящих
- •Зло на престоле добра
- •"Когда отцеживают комара и проглатывают верблюда..."
- •Слабые умы и великие битвы
- •Молчаливые дельные люди и крикливые бездельники
- •Практические деловые люди
- •Как дураки заставляли молчать умных
- •Безумные выборы
- •Йеху и злая обезьяна
- •Проклятие на оба ваши дома!
- •Как шли дела на театре
- •Солдат на театральном фронте
- •Коммерция в театре
- •Высокая драма выходит из строя
- •Церковь и театр
- •Следующая фаза
- •Призрачные троны и вечный театр
- •Как война заставляет молчать драматурга
- •Комментарии
- •Дом, где разбиваются сердца
Ипохондрия
Все-таки Дом, где разбиваются сердца, с Батлером и Бергсоном и Скоттом
Холдейном рядом с Блейком и другими более великими поэтами на своих книжных
полках (не говоря уж о Вагнере и тональных поэтах), не был окончательно
ослеплен тупым материализмом лабораторий, как это случилось с остальным
некультурным миром. Но так как он был Домом праздности, то страдал
ипохондрией и всегда гонялся за способом излечения. То он переставал есть
мясо (но не по веским причинам, как Шелли, а стараясь спастись от
страшилища, называемого мочевиной), то разрешал вам вырвать все свои зубы,
чтобы заговорить другого дьявола, под названием пиорея. Дом был суеверен,
привержен к столоверчению, к сеансам материализации духов, к ясновидению, к
хиромантии, к гаданию сквозь магический кристалл и тому подобному, и притом
в такой степени, что можно было задуматься: процветали ли так когда-нибудь в
мировой истории предсказатели, астрологи и всякого рода врачи-терапевты без
дипломов, как они процветали в ту половину столетия, когда оно уже уходило в
небытие. Дипломированным врачам и хирургам нелегко было соревноваться с
недипломированными. Они не умели при помощи уловок актера, оратора, поэта и
мастера увлекательного разговора воздействовать на воображение и
общительность обитателей Дома. Они грубо работали устарелыми методами, пугая
заразой и смертью. Они предписывали прививки и операции. Если можно было
вырезать из человека какую-нибудь часть, не погубив его при этом (без
необходимости),- они ее вырезали. И часто человек умирал именно вследствие
этого (без необходимости, разумеется). От таких пустяков, как язычок в
глотке или миндалины, они переходили к яичникам и аппендиксам, пока наконец
внутри у тебя уже ничего не оставалось. Они объясняли вам, что человеческий
кишечник слишком длинен и ничто не может сделать сына Адамова здоровым,
кроме укорочения пищеварительного тракта, для чего надо вырезать кусок из
нижней части кишечника и пришить его непосредственно к желудку. Так как их
механистическая теория учила, что медицина есть дело лаборатории, а хирургия
- дело столярной мастерской, а также что наука (под которой они разумели
свои махинации) столь важна, что незачем принимать в соображение интересы
какого-либо индивидуального существа, будь то лягушка или философ, и того
менее учитывать вульгарные пошлости сентиментальной этики, ибо все это ни на
миг не может перевесить отдаленнейшие и сомнительнейшие возможности сделать
вклад в сумму научного познания, - то они оперировали, и прививали, и лгали
в огромном масштабе. И требовали при этом себе законной власти - и
действительно добивались ее - над телом своих сограждан, какой никогда не
смели требовать ни король, ни папа, ни парламент. Сама инквизиция была
либеральным учреждением по сравнению с главным медицинским советом.
Кто не знает, как жить, должен похваляться своей погибелью
Обитатели Дома, где разбиваются сердца, были слишком ленивы и
поверхностны, чтобы вырваться из этого заколдованного терема. Они
восторженно толковали о любви; но они верили в жестокость. Они боялись
жестоких людей; но видели, что жестокость по крайней мере действенна.
Жестокость совершала то, что приносило деньги. А любовь доказывала лишь
справедливость изречения Ларошфуко, будто мало кто влюблялся бы, если б
раньше не читал о любви. Короче говоря, в Доме, где разбиваются сердца, не
знали, как жить, и тут им оставалось только хвастаться, что они, по крайней
мере, знают, как умирать: грустная способность, проявить которую
разразившаяся война дала им практически беспредельные возможности. Так
погибли первенцы Дома, где разбиваются сердца; и юные, невинные, и подающие
надежды искупали безумие и никчемность старших.