Якунин В.И. и др. - Новые технологии борьбы с российской государственностью - 2009

Глава 2. Феноменология разрушения несиловых факторов российской государственности

ность интеллигенции как от народа, так и от государства. Таким образом, парадигма духовной чужеродности была заложена самим характером происхождения интеллигенции91. Современная российская интеллигентская корпорация выступает в этом отношении ее прямым воспреемником.

Еще А.С. Пушкин в строфах незавершенного стихотворения сумел сфокусировать менталитет русского интеллигента:

Ты просвещением свой разум осветил, Ты правды чистый свет увидел,

Инежно чуждые народы полюбил,

Имудро свой возненавидел.

Ф.М. Достоевский описал тот же стиль мышления посредством феномена смердяковщины. Цель интеллигенции он видел в том, чтобы заставить русского забыть о своей истории.

На протяжении XIX–XX вв. интеллигенция выражала сочувствие национальным врагам России. Релятивизм в установлении «кто есть подлинный враг» представляется одним из характерных интеллигентских приемов. Если страна ведет с кем-либо войну, то противостоящая ей сила и есть враг, и сочувствие ему является ничем иным, как предательством. В XIX в. в интеллигентской среде большой симпатией пользовались «свободолюбивые поляки». Их шляхетские, националистические выступления, преследующие цель возрождения Речи Посполитой, преподносились в качестве либерального и демократического движения. В Крымскую войну вся общественность аплодировала военным успехам антирусской коалиции. Н.Г. Чернышевский был весьма недоволен Парижским миром, полагая, что унижение России недостаточно. Таким же образом интеллигенцией приветствовались победы неприятеля в русско-японскую кампанию.

Мало что изменилось в этом отношении у современной генерации российской интеллигенции. В 1989–1991 гг. ее культовыми героями борьбы за свободу с советско-российским шовинизмом являлись литовцы. Затем в качестве «современных Робин Гудов» преподносились чеченские бандиты.

Впрочем, интеллигенция как духовный орден не представляет собой специфически российское явление. Марсель Кашен сформулировал свою теорию «малого народа» на материалах Французской революции. Под малым народом он понимал круг столичной богемы, мировоззренчески сформировавшийся в различных ложах, академиях, клубах, идейно и аксиологически противостоящий «большому народу» — нации. Для представителей этого объединения был характерен взгляд на национальную историю как непрерывную дикость и тиранию (различные «Генриады» и «Орлеанские девственницы»). Присущим стремлением было разорвать связь с истори-

91 Струве П.Б. Интеллигенция и революция // Вехи. М., 1990. C. 131–149.

221

Новые технологии борьбы с российской государственностью

ческой традицией, начиная от переименования городов и заканчивая изменением календаря. Все разумное предполагалось заимствовать извне, в данном случае из Англии, включая британский парламентский строй (как программное произведение подавались «Философские письма» Вольтера).

Космополитические общественные слои (в русском варианте — интеллигенция) сыграли решающую роль при разрушении традиционных институтов. Английской вариацией «малого народа» представляются пуританские общины эпохи революции XVII в. Аналогичным явлением в Германии 30–40-х гг. XIX в. стало левое гегельянство. Все немецкое, именуемое «тевтонством» или «пруссачеством», расценивалось как ретроградство. Зато преклонение вызывало все идущее из Франции. Широкое распространение получил термин «профранцузский антипатриотизм»92.

Таким образом, народ, двинувшийся в октябре 1993 г. громить телевидение, подсознательно точно определил своего исторического врага. Это полустихийное движение имело те же сублимационные мотивы, что и расправы крестьян над интеллигентами-народниками в XIX в. Другое дело, что организовано и использовано оно оказалось в целях провокативного свойства.

Интернационализация СССР как антирусская стратегия

Принцип национальной идентичности противостоит доктрине о слиянии наций. Ее различные модификации имеют длительное историческое существование. В России она реализовывалась в рамках концепта о социалистическом интернационализме. Еще народнический теоретик П.Л. Лавров считал не важным национальный вопрос, ввиду задач социальной борьбы, для которых ни границ, ни языков, ни преданий не существует. Основоположник отечественного бланкизма П.Н. Ткачев подчеркивал несовместимость приверженности к социализму и национальной самобытности93.

В рамках марксистского дискурса спор шел о буржуазном либо коммунистическом вариантах денационализации. Первому из них соответствовало понятие «космополитизм», второму — «интернационализм». Большевики апеллировали к грядущему мироустройству без наций. Цель революционной борьбы заключалась, по словам В.В. Маяковского, в том, «чтобы без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитием». Даже разговоры о «дружбе» и «братстве» народов, противоречащие идее о полном исчезновении нации, классифицировались первоначально как проявление мелкобуржуазного национализма.

Характерно, что многие из видных российских революционеров считали себя людьми без какой-то определенной национальной принадлежности. Л.Д. Троцкий, отвечая на вопрос, относит ли он себя к евреям или русским,

92Шафаревич И.Р. Русофобия. Две дороги к одному обрыву. М., 1991.

93Вдовин А. Русские в ХХ веке. М., 2004. C. 8.

222

Глава 2. Феноменология разрушения несиловых факторов российской государственности

пояснял свою идентичность таким образом: «Ни тем, ни другим. Я социалдемократ, интернационалист». Не относил себя к еврейской национальности и Л.Б. Каменев. «Я не еврей, я — коммунист», — заявлял Л.З. Мехлис. Наконец, сам В.И. Ленин при заполнении паспортных данных записал: «Без национальности»94.

Путь реализации интернационалистской утопии виделся в дезавуировании и подрыве идентификационных основ государствообразующего народа. Это обосновывалось как необходимый противовес сложившегося, ввиду численного преобладания русских, фактического неравенства. Открыто и прямолинейно со съездовских трибун (например, выступление Н.И. Бухарина на XII съезде 1923 г.) выдвигалась задача искусственно поставить русский народ в более низкое, в сравнении с другими нациями, положение. Таким способом предполагалось компенсировать перед якобы угнетенными прежде народами великодержавный период русской истории95.

Провозглашался массовый культурный поход против старой России. Понимаемый таким образом интернационализм приводил на практике к разгулу русофобии. «Обломовщина» являлась, пожалуй, наиболее популярной маркировкой русского национального характера. Письменные распоряжения председателя СНК пестрили выражениями типа «русские дураки» или «полуварвары русские»96. Да и вообще само употребление слова «русский» вплоть до середины 1930-х гг. имело преимущественно негативный привкус. Современное бичевание России устами В.И. Новодворской оказывается близким к речам Н.И. Бухарина. Большевистский идеолог клеймил русскую «азиатчину», «кнутобойство», называл Россию «дурацкой страной», сравнивал ее с «широкозадой деревенской бабой» (и это говорил официальный государственный деятель!).

Русофобскую парадигму послереволюционной литературы иллюстрируют стихи В. Александровского:

Русь! Сгнила? Умерла? Подохла? Что же! Вечная память тебе. Не жила ты, а только охала В полутемной и тесной избе.

Костылями скрипела и шаркала, Губы мазала в копоть икон, Над просторами вороном каркала, Берегла вековой, тяжкий сон.

Само наименование «русская история», как «контрреволюционный термин одного издания с трехцветным флагом», исключалось из образова-

94Вдовин А. Указ. соч. C. 10.

95Агурский М.С. Идеология национал-большевизма. Париж, 1980.С. 11.

96Вдовин А. Указ. соч. C. 33.

223

Новые технологии борьбы с российской государственностью

тельных программ. Исторические национальные герои России однозначно характеризовались в качестве реакционеров. Более других, пожалуй, досталось Д. Пожарскому и К. Минину. В рамках пролеткультовского движения проводилась широкая кампания по демонтажу их памятника на Красной площади. Под запретом, как проявление мелкобуржуазного национализма, оказалась идея «патриотизма».

Пасквильную форму интерпретации исторической миссии ведущих деятелей отечественной истории иллюстрируют поэтические строчки Джека Алтаузена:

Я предлагаю Минина расплавить, Пожарского.

Зачем им пьедестал? Довольно нам

Двух лавочников славить, Их за прилавками

Октябрь застал. Случайно им

Мы не свернули шею Я знаю, это было бы под стать, Подумаешь,

Они спасли Расею?

А может, лучше было б не спасать.

Языковая политика заключалась в переориентации от кириллицы к латинскому алфавиту. Активно велись разработки языка эсперанто. В риторическом революционном запале большевистские пропагандисты доходили до определения русского алфавита в качестве «идеологически чуждой социалистическому строительству формы», «пережитка классовой графики самодержавного гнета, миссионерской пропаганды, великорусского национал-шовинизма и насильственной русификации». За весь продолжавшийся до середины 1930-х гг. период большевистской лингвистической дерусификации на латинскую графику был переведен алфавит 68 национальностей97.

Современная волна переименований русской топонимики на автохтонный лад как бы реанимировала аналогичную волну революционного периода. Основанные когда-то русскими города переименовывались в соответствии с фонетикой национальных меньшинств: Верхнеудинск стал Улан-Удэ, Белоцарск — Кизилом, Верный — Алма-Атой, Усть-Сысолык — Сыктывкаром, Обдорск — Салехардом, Царевокайск — Йошкар-Олой, Петровск-Порт — Махачкалой и т. д.

97 Вдовин А. Указ. соч. C. 63.

224

Глава 2. Феноменология разрушения несиловых факторов российской государственности

Только возникшая после прихода в 1933 г. к власти в Германии А. Гитлера реальная перспектива войны с национально ориентированным могучим соперником, грозившая большевикам потерей их власти, заставила партийное руководство вспомнить о государствообразующем народе.

Русский народ использовался большевиками не более чем в качестве тактического союзника в войне. Характерно, что после одержанной победы временный альянс властей с православной церковью стал постепенно разрушаться. Подлежали закрытию открытые во время войны храмы, в которых в довоенный период находились партийные или государственные учреждения. К 1949 г. было закрыто 1150 таких приходов. С 1946 г. духовенство облагается значительным денежным налогом. В целях усиления преданного ранее забвению атеистического воспитания в 1947 г. было учреждено «Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний». Проведена серия арестов среди священнослужителей (с 1 января 1947 г. по 1 июня 1948 г. — 679 священников). Подверглась запрету практика проведения крестных ходов98.

Наметившаяся в первые послевоенные годы реанимация интернационалистской идеологии переросла в период «хрущевской оттепели» в резкий поворот влево. Провозглашение лозунга «возвращение к ленинским нормам» относилось не в последнюю очередь к национальной политике.

Началось новое массовое наступление на Церковь, классифицируемую как «единственный легально существующий враг марксизма» в советском социалистическом обществе. Динамику закрытия приходов отражает следующая статистика: 1959 г. — 364 закрытых прихода, 1960 г. — 1398, 1961 г. — 1390, 1962 г. — 1585. Если в 1958 г. в СССР легально функционировали 13372 храма и 63 монастыря, то в 1966 г. соответственно — 7523 и 18. Закрытию в 1963 г. подверглась одна из главных святынь российского православия — Киево-Печерская Лавра. Расформировываются духовные семинарии — Волынская, Жировицкая, Киевская, Саратовская, Ставропольская. Взрыв собора св. Александра Невского в Харькове реанимировал аналогичные картины периода «Союза воинствующих безбожников»99.

Оборотной стороной массового хрущевского жилищного строительства являлось разрушение памятников русской старины. Обращения с просьбой об их сохранении отвергались Н.С. Хрущевым в саркастической, а по отношению к православным святыням — кощунственной форме.

Запрещались традиционные для русских православных маршруты паломничества. Закрывался или ограничивался свободный доступ к культовым местам. Было засыпано, разрушено или огорожено 700 святых источников. Очередному запрету, после краткосрочного периода реабилитации,

98Алексеев В. «Штурм небес» отменяется? М.,1992. C. 201–202; Ципин В. История Русской Православной Церкви. 1017–1990. М, 1994. C. 145, 149–150.

99Степанов К.С. Православная Церковь и кризис духовности в России. Пермь, 1997.

225

Новые технологии борьбы с российской государственностью

подвергся колокольный звон. Устанавливалась принудительная регистрация во властных инстанциях фактов крещения, венчания и отпевания, которая в свою очередь являлась основанием для увольнения, исключения из вуза, получения взыскания по общественной линии. Имелись прецеденты судебных процессов по лишению родительских прав на основании приверженности детей религиозной вере. Показательно также абсолютное умолчание советскими средствами массовой информации в отношении исторических юбилеев, отражающих национальное величие России, — 250-летия Полтавской битвы, 150-летия Бородинского сражения и т. п.

После окончания Второй мировой войны спасенный — во многом благодаря опоре на государствообразующий народ — коммунистический режим вновь идеологически эволюционировал в интернационалистском направлении. Борьба с «безродным космополитизмом» сочеталась с одновременно проводимой кампанией против «русского шовинизма» (став лейтмотивом «ленинградского дела»).

Очередным способом нивелировки национальной идентичности явилось изобретение новой исторической общности — советского народа. «Только советская нация будет, и только советской расы люди», — декларировал один из коммунистических поэтов. Введение в 1951 г. в широкий оборот дефиниции «советский народ» вновь актуализировало проблему интернационалистского синтеза народов. Государствообразующий народ в этих условиях, заданных идеологическим форматом постсталинского федерализма, был обречен на состояние эрозии100.

Неудача в попытке учреждения новой интернационалистской общности констатировалась брежневским уточнением используемой дефиниции. Прозвучавшая в докладе на XXIII съезде КПСС 1966 г. формулировка «многонациональный советский народ» сводила на нет левацкие идеи хрущевского времени об осуществлении в рамках советской маркировки фактической денационализации. Впрочем, еще при обсуждении новой версии Конституции СССР, официально принятой в 1977 г., выдвигались предложения об использовании в качестве идентификационной маркировки понятия «советская нация» (в т.ч. фиксация прилагательного «советский» в соответствующей графе паспорта).

В постсталинскую эпоху политическая установка на понижение роли государствообразующего народа осуществлялась в формате идеологии по «коренизации» местного управленческого аппарата. На практике это привело к существенному сокращению представительства русских во властных структурах национально-территориальных образований. Между тем, в русских областях РСФСР ни о какой коренизации речь не шла.

Неблагополучное демографическое состояние государствообразующего народа есть свидетельство кризисности позднесоветской системы. Низкий

100 Вдовин А. Указ. соч. C. 243.

226

Глава 2. Феноменология разрушения несиловых факторов российской государственности

темп прироста русского населения нельзя объяснить лишь переходом к современной западной системе воспроизводства. Ведь у многих других народов СССР интенсивность рождаемости оставалась в то же время на достаточно высоком уровне. Так, с 1959 по 1989 гг. численность русских возросла на 27%. Из титульных республиканских этносов они опережали лишь латышей, эстонцев, украинцев и белорусов. Между тем, за тот же период прирост населения у литовцев составил 30%; армян, грузин, молдаван — 50–64; казахов, азербайджанцев, киргизов — 125–150; узбеков — 176, таджиков — 200%.

Существует факторная связь демографического состояния государствообразующего народа и состояния государственности. Ее специфическая ментальность, географическая размерность и иные особенности позволяют предположить указанную связь. Наиболее масштабным исходным свидетельством может служить так называемая «русская пила» (см. рис. 90). «Русский фактор» связан даже с развалами государства.

Детонаторы национального сепаратизма

Одним из наиболее распространенных путей подрыва существующей модели государственности является розыгрыш партии национального сепаратизма. Декларированное на уровне ООН право наций на самоопределение легитимизирует разрушение по существу любого современного государства. Именно в формах межнационального противоборства осуществлялся распад большинства государственных общностей новейшего времени.

Развиваясь по логике этнополитической суверенизации, мир движется в направлении глобального хаоса. Достаточно указать, что в начале XX столетия на политической карте планеты фигурировало 42 государства (не считая колоний). По прошествии века их численность возросла почти пятикратно. И это не предел.

Угроза национальной дезинтеграции может быть обнаружена сегодня в той или иной степени у 94 государств. Их отнесение к указанной группе осуществляется по наличию ряда признаков — концентрированного проживания национального меньшинства, сепаратистских организаций, идеологии самоопределения «малых наций»101. При акцентированном целенаправленном «раскручивании» указанных компонентов каждый из них способен обернуться распадом государственности. Именно национальный вопрос явился первоначально основанием для разрушения ВерсальскоВашингтонской, а затем и Бреттон-Вудской систем миропорядка. Дальнейший путь суверенизации малых народов грозит уничтожить и само национальное государство. Этого, возможно, и добиваются. Характерно, что в то самое время, когда весь мир испытывает давление этнической дезинтегра-

101 Голиков А.Н. Этнос и глобализация. М., 2007. C. 15.

227

Новые технологии борьбы с российской государственностью

ции, Запад интегрируется. Проект единой Европы, оказавшийся не под силу ни Наполеону, ни Гитлеру, ныне фактически реализован.

Трудно сегодня найти государство, за исключением «политических карликов», в котором совершенно отсутствовали бы силы национальносепаратисткой ориентации. Это означает, что «на крючке» дезинтеграции при розыгрыше карты «право наций на самоопределение» находятся все сколько бы то ни было весомые государственные системы.

Идея государства-нации вызрела на почве специфического террито- риально-племенного дробления раннесредневековой Европы. Имманентная связь ее с западническим цивилизационным контекстом очевидна. Доктрина национальной государственности имела для Запада интеграционное значение. В Западной Европе посредством ее уничтожались феодальные пережитки культурного автономизма. Вместо бретонцев, гасконцев, бургундцев, провансальцев и прочих этноплеменных идентификаторов утвердилась единая национальная идентичность — французы. В Северной Америке из пестрого этнического котла иммигрантов была сконструирована новая национально-государственная общность — американцы. В настоящее время цивилизация Запада представлена двумя интегрированными образованиями — североамериканским и европейским102.

Прямо противоположное, дезинтегрирующее значение имело использование идеологемы политического самоопределения наций по отношению к иным типам цивилизаций. Восток исторически вырабатывал систему цивилизационной государственности. Границы великих империй прошлого соотносились, по существу, с ареалом соответствующих цивилизаций. Вброс идеи национального самоопределения имел для общностей данного типа разрушительные последствия. Государство-нация на Востоке противопоставлялось реально существующей системе государства-цивилизации. В итоге, Запад сегодня политически интегрирован, Восток же находится в фазе государственнического распада103.

Геополитическая подоплека происходящих процессов очевидна. Идущая с Запада целенаправленная поддержка движений за национальную суверенизацию в настоящее время даже не подлежит сокрытию. Легитимным прикрытием для нее выступает пресловутая формула о «праве наций на самоопределение».

Причем, взятая в связи с противоречащим ей по практической направленности, закрепленным хельсинским протоколом императивом «нерушимости границ», она оказывается инструментом принуждения к лояльности. Какому из двух противоположных правовых концептов следует отдавать предпочтение при складывании конкретного сепаратистского прецедента?

102Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. СПб., 1998.

103Лейтон Д. Теория политической идентичности. Этническая мобилизация и межэтни-

ческая интеграция. М., 1999; Смит Э. Национализм и модернизм. М., 2004.

228

Глава 2. Феноменология разрушения несиловых факторов российской государственности

Критерии такого рода в современном международном праве отсутствуют. Соответственно, руководством в вопросе оказания помощи сепаратистам служит их геополитическая ориентированность.

Показателем проектной обусловленности движения за национальную суверенизацию является политическая судьба самоопределившихся государств. Для большинства из них обретение суверенитета означает не более чем смену формы государственнической зависимости. Десятки национальных государств возникли, как известно, в результате дезинтеграции Османской империи. Франция и Великобритания активно поддерживали претензии народов, находящихся под властью султана, на политическое самоопределение. Прослеживается провокационная роль представителей западных государств при разжигании межэтнических столкновений — таких как армянская резня. Но вот, империя распалась, и на «самоопределившихся» территориях был установлен английский и французский протекторат104.

С разных сторон «прогрессивные деятели» США и Советского Союза поддерживали национально-освободительную борьбу народов колониального мира. Риторика их в этом вопросе, несмотря на идеологическое различие систем, удивительным образом совпадала. Громадные средства Москвой и Вашингтоном выделялись на формирование способных возглавить соответствующее движение политических организаций. СССР осуществлял эту поддержку, как правило, по линии автохтонных коммунистических партий. В известной мере, антиколониализм являлся результатом имплементируемых сверхдержавами новых технологий борьбы за передел мира. Крах Британской и Французской колониальных империй, так же как и впоследствии крах Советского Союза, состоялся без внешнего силового воздействия. Они не проигрывали войн и не подвергались агрессии. Однако причинная связь их распада с целенаправленным внешним воздействием не вызывает сомнений. Выйдя из имперской колониальной зависимости национально самоопределившиеся народы были распределены по новым системам зависимости — советской и американской105.

Детонатор национального сепаратизма использовался, вне всякого сомнения, при разрушении государственности СССР. Сепаратистская карта активно разыгрывалась германской пропагандой в период войны. Идеология интернационализма, действительно, дала в критической ситуации сбой, проигрывая апелляции противника к фактору национальной идентичности. Начавшиеся с 1943 г. сталинские депортации народов не были, как это представляется в либеральной историографии, исключительно проявлением патологии вождя. Операции переселения являлись силовым способом ответа

104Петросян Ю.А. Османская империя. М., 1990.

105Моджинская Е.Д. Распад колониальной системы и идеология империализма. М., 1965; Распад Британской империи. М., 1964; Сили Дж.Р. Британская империя. М., 2004; Гаври-

люк В.В. Распад французской колониальной империи. М., 1962.

229

Новые технологии борьбы с российской государственностью

на несиловые вызовы. Речь шла не столько о конкретных фактах коллаборационизма (в значительной части случаев они не подтвердились), сколько об угрозе поражения сознания населения. Поставленная И.В. Сталиным перед органами НКВД задача была в краткосрочной перспективе решена106. Но в длительной временной проекции депортация обернулась большими проблемами, проявившимися впоследствии в деструкции государства. Обвинение режима в проведении политики геноцида явилось одним из весомых факторов государственной дезинтеграции. Апробированная германской пропагандой технология стала в период «холодной войны» одним из краеугольных оснований борьбы с советской государственностью.

Стратегической установкой американской политики явилась идентификация СССР в качестве эманации «русского империализма». Борьба, таким образом, велась не против коммунизма, а против России с ее государствообразующей национальной парадигмой. Выстраиваемая в качестве защиты советского строя коммунистическая контрпропаганда велась, таким образом, вхолостую. Американцы, констатировал германский историк Х.Е. Фолькланд, «однозначно склонялись к тому, чтобы поощрять, прежде всего финансово, процесс отделения «российских национальностей». Цель США определена им следующим образом: «вместе с разгромом большевистского государства произвести также расчленение России и тем самым устранить ее как политического и экономического противника Америки»107. «Борьба с большевиками, — резюмировал другой германский историк Х. Римша, — означала одновременно борьбу с русскими»108.

Эти стратегии геополитических противников эпохи «холодной войны» необходимо учитывать при разработке доктрины обеспечения национальной безопасности на современном этапе.

Как и в период существования СССР, борьба и теперь ведется не против режима и не за утверждение либерально-демократических свобод. Цель, как и прежде, — уничтожение России как геополитической силы и цивилизационного феномена. Соответственно, и защищать в политике контрпропагандистского противодействия следует не демократию, обосновывая ее специфичность («суверенность») — это позиция заранее проигрышная, — а именно российскую (русскую) цивилизацию.

«Русский фашизм»

Новой, искусственно создаваемой СМИ угрозой для современной России, является феномен «русского фашизма». Продуктивным было бы посмотреть на него как на проблему психофизиологического порядка. Уход

106Пережогин В.А. Война и общество, 1941–1945. В 2-х кн. М., 2004. Кн. 2. C. 293–305.

107Назаров М.В. Тайна России. Историософия XX века. М., 1999. C. 271.

108Там же.

230