Глава II. Изложение древнейшей истории вятской земли в местных летописных произведениях.

Мы выяснили, что местные летописные источники излагают историю заселения Вятской земли русскими переселенцами иначе, чем этот процесс описывается в общерусских летописях. При этом мы имеем дело не со случайными разночтениями или ошибками, а с альтернативной версией, в корни отличающейся от традиционных историографических представлений. В настоящей главе будет произведен анализ фактического содержания вятских летописных произведений, повествующих о заселении края русскими переселенцами в XII-XIV вв., с учетом новейших достижений вспомогательных исторических дисциплин, в первую очередь археологии.

§1. Причины переселения новгородцев на Вятку

Как было отмечено в предыдущей главе, ПСВ и СВ по-разному описывают причины, побудившие новгородцев переселиться в новые земли. Это разночтение бросалось в глаза всем историкам, которые имели возможность работать с обоими источниками. Тем не менее, большинство из них, включая А.Л. Мусихина и Д.К. Уо, сводили изменение причин, повлекших переселение новгородцев в новые земли в ПСВ к морализаторскому настрою автора памятника, для которого версия СВ была неприемлема¹³³. При этом оба исследователя не уделили должного внимания анализу версии, изложенной в СВ, считая ее баснословной и заимствованной из новгородских легендарных преданий.

Сравнив тексты этих источников, становиться очевидно, что в ПСВ, реальные причины переселения новгородцев на Вятку сокрыты идеологическими нагромождениями. Из текста ПСВ следует, что жители Новгорода традиционно переселялись на новые, наиболее удобные для себя, земли, дабы избежать участия в конфликтах между князьями и городскими жителями, а также в силу междоусобиц в самом Новгороде: «Самовластцы же великаго Новагорода жители заратишася съ Российскими великими князи, многия ихъ уделныя земли, грады и страны разоряюще и пленяюще, и бысть между Российскими князи и Новогородцы великое нестроение и вражда, и тогда Новогородцы воеваху по Волге реке, и которые страны завоеваху, въ техъ и жити изволяюще, понеже желающе безмятежно жити и отъ междоусобия отъити, разсмотряюще земли и ко вселению удобныя места избирающе».¹³⁴

Безусловно, такое объяснение может быть воспринято разумным и аргументированным, тем более, что аналогичные «добровольные» исходы новгородцев в новые земли широко практиковались в XII-XIV вв.¹³⁵ Однако при прочтении текста СВ, первичного по отношению к ПСВ, становиться ясно, что при переселении новгородцев на Вятку ими двигали иные мотивы. В СВ, говориться, что в 1174 году новгородский князь вместе со своими боярами, воеводами и свободными гражданами отправился походом на город Корсунь. В период их отсутствия, продолжавшегося 7 лет, жены их сочли своих мужей умершими и начали сожительствовать со своими холопами и чужими мужьями. Однако через 7 лет, т.е. в 1181 году, выяснилось, что войско благополучно возвращается домой. И по заведенному тогда в Новгороде порядку, неверные жены со своими сожителями автоматически превращались в преступников, лишались имущественных прав, вплоть до перехода в зависимое сословие холопов или пострижение в монахини¹³⁶. Такой оборот событий был явно не по нутру свободолюбивым новгородкам и те поспешили убежать из города, прихватив попутно новоявленных мужей¹³⁷.

Хотя состава преступления в их действиях, возможно, и не было. Так «Новые заповеди царя Юстиниана» называют в качестве законного основания для расторжения брака безвестное отсутствие мужа в течение 5 лет. Эта норма повторяется и в «Законе Градском»¹³⁸. В нашем случае этот срок составляет 7 лет, таким образом, женщины имели законные основания, как для расторжения прежнего брака, так и для вступления в новый. Видимо, на первый план здесь выступили имущественные споры между бывшими супругами, а также нежеланные свободных женщин обращаться в холопство или монашество.

Версия, изложенная в СВ кажется более убедительной по нескольким основаниям. Во-первых, в ней указаны конкретные обстоятельства, побудившие новгородцев к переселению, во-вторых она хронологически более ранняя, в-третьих имеет аналогии в других исторических сочинениях и преданиях, например в уже упомянутой Реляции Петра Петрея¹³⁹.

Автор ПСВ по-своему обыгрывает историю с беглыми женами, помещая ее в конце второй части повести: «Они же Вятчане бывшеи Новгородцы тую себе укоризну укрывающе называшася по ихъ Новгородцевъ оставшихся названию беглецами и во отмщение укоризны ихъ приписаша, чтобъ будто имъ изъ Новаграда на Вятку бежавших(м)ъ зжившимся съ женами ихъ Новгородцом(в)ъ и детей приживших(м)ъ а имъ Новгородцемъ будто бывшимъ на войне посланымъ изъ великаго Новаграда 7 летъ».¹⁴⁰ При этом автор ПСВ использует это эпизод не как самостоятельный смысловой сюжет, а лишь как пример взаимных обвинений, которыми обменивались вятчане и новгородцы. Вина за этот конфликт в ПСВ всецело возлагается на новгородцев, которые, желая «выслужится» перед русскими князьями, обвиняли вятчан в нежелании платить дань, самовольном оставлении Новгорода и разбоях, учиняемых ими в русских землях¹⁴¹.

Видимо, для автора ПСВ, история с новгородскими женами оказалась неприемлемой еще и потому, что не вписывалась в его концепцию нравственности и набожности вятчан¹⁴², ради сохранения которой, как мы покажем далее, он не раз прибегал к замалчиванию или подтасовке отдельных исторических фактов.

Отдавая предпочтение версии, изложенной в СВ мы можем разрешить еще один спорный вопрос вятской истории, а именно опровергнуть утверждение Верещагина А.С. о родстве или даже тождественности летописных известий ПСВ под 1174 годом и сообщений Воскресенской, Никоновской и др. летописей под 1374 годом о походе ушкуйников на Вятку¹⁴³.

Вот эта пресловутая статья: «В лето 6882-е (1374) идоша на низ рекою Вяткою ушкунцы разбойницы, 90 ушкуев и пограбиша Вятку, и шедшее взяша Болгары, хотеша и город зажещи, и даша им откупа 300 рублев; и оттуду разделишася на двое: 50 ушкуев поидоша на низ по Волзе к Сараю, а 40 ушкуев поидоша вверх по Волзе и дошедши Обухова, пограбиша все Засурье, и Маркваш, и перешед за Волгу суды все изсекоша, а сами поидоша к Вятке на конех, и много сел по Ветлузе ищуща пограбиша».¹⁴⁴ Верещагин предположил, что автор ПСВ переработал эту статью и, либо намеренно, либо случайно изменил дату с 1374 на 1174, отнеся события XIV века к XII веку.¹⁴⁵ Общего между этой статьей и той, что помещена в ПСВ только то, что в обоих случаях фигурируют новгородцы, разделившиеся на две группы и Вятка. Но для Верещагина она была важна еще и тем, что это самая ранняя статья в общерусских летописях, упоминающая Вятку. Он сделал то, что не подобает профессиональному историку, а именно «притянул факты за уши», голословно объявив, что изменение даты с 1374 на 1174 есть ошибка переписчика. На самом деле никакой ошибки не было. Верещагин не знал о существовании СВ, содержащего описание иных причин переселения новгородцев, кроме «самовластия» и личной воли. Также в СВ ключевой датой является вообще не 1174 год, а 1181 – в котором новгородцы фактически совершили завоевание Вятской земли. В этой связи дата 1174 видится производной от 1181 года, т.к. в СВ есть упоминание, что от начала корсуньского похода новгородцев до бегства их жен на Вятку прошло 7 лет. Вполне возможно, что она была просто «высчитана» летописцем путем вычитания из единственно верной даты 1181 год семи лет.¹⁴⁶

В подтверждение нашей гипотезы говорит и еще один вятский источник: Летописец старых лет. Как мы уже писали в предыдущей главе, в ЛС на л. 628-629 об. содержится вставка: «В лето 6689 (1181) июля в 24 день от великого Новаграда житилие приидоша в страну земли Вятския, и взяша рекомый град Болван, яже ныне именуется Микулицино»¹⁴⁷, которая подтверждает, что новгородцы прибыли на Вятку именно в 1181 году. Таким образом, главный аргумент Верещагина, о возможной ошибке переписчика при списании даты 1374 год отпадает, потому что, все вятские источники единогласно относят прибытие новгородцев на Вятку к 1181 году, а не к 1174-му. Кроме того, прочтение СВ подтверждает, что между ним, переработанным известием в ПСВ и летописной статьей из общерусских летописей под 1374 годом нет ничего общего и речь идет о совершенно разных походах: переселенческом-колонизационном в XII в. и грабительском-разбойничьем в XIV в.¹⁴⁸ Тем не менее, верещагинская теория продолжает жить и поныне, в настоящее время ее придерживаются многие вятские историки, включая профессора В.А. Бердинских.¹⁴⁹

СВ и ПСВ в целом верно определяют время возможного переселения новгородцев на Вятку. При определении причин, побудивших их к этому рискованному путешествию, предпочтение следует отдавать версии, изложенной в СВ, поскольку она содержит не только конкретное описание условий, в результате которых новгородцы оставили свою родину, но и помогает объяснить, почему они избрали именно «ничейную» вятскую землю дня нового местожительства.