Обсуждение результатов

Результаты данной работы прежде всего позволили нам показать, что ЛП КГР может служить достаточно информативным индикатором осознанных умозаключе­ний испытуемых, анализирующих в опытах поведение и речедвигательные ответы другого участника эксперимен­та. Удлинения ЛП КГР у них в два, а иногда и в три-четыре раза как в зеркале может отражаться психосоматическое напряжение испытуемых, принимающих на основе опреде­ленных фактов то или иное решение.

Характерные изменения зарегистрированы также в ре­акциях частоты сердцебиений исследуемых лиц, роли кото­рых существенным образом различались в опыте. Анализ их показал, что у пассивных лиц, как правило, число учащений сердца при восприятии ими зрительной инфор­мации превалирует над числом его замедлений. У актив­ных же испытуемых во всех опытах преобладали замед­ляющие ЭКГ-реакции над учащающимися.

Принимая во внимание литературные сведения об изменении у исследуемых лиц пульса в разных жизненных ситуациях (2,10), можно сказать, что желание испытуемо­го в наших опытах удержать в себе, скрыть от эксперимен­татора и другого испытуемого выбранную им картинку, вызывает большее напряжение симпатической нервной системы, по сравнению с парасимпатической, в результате чего в реакциях его сердца превалирует количество учаще­ний над замедлениями. У активного же испытуемого, стремящегося на основе всех воспринятых им раздражений правильно определить, что скрывает его сосед по экспери­менту, отмечается превалирование парасимпатической иннервации сердечной деятельности над симпатической.

Заслуживающим внимания представляется также факт о степени превалирования у разных испытуемых одного отдела вегетативной нервной системы над другим. Оказа­лось, что у пассивных исследуемых в 82 проц. случаев наблюдалось доминирование симпатической нервной си­стемы и только в 18 проц. парасимпатической. У активных же исследуемых симпатический характер сердечных реак­ций отмечался в 45% наблюдений ив 55% парасим­патический. Т. е. в последнем случае можно говорить о некотором балансе симпатико-парасимпатических вза­имодействий у лиц, формирующих свои умозаключения на основе анализа воспринимаемых им сведений.

Как показывают результаты нашей работы, осознан­ные умозаключения активные испытуемые принимали не только на основе анализа особенностей речевых реакций пассивных исследуемых и их поведения в целом, но и на основе ощущения прилива крови к кистям рук и их потеп­ления в момент демонстрации на экране картинки, кото­рую скрывал другой участник эксперимента. Мы считаем, что в данном случае принятие решения активным испыту­емым проходило более длительный этап своего развития, чем в первом случае, когда оно формировалось с самого начала опыта на основе осознанного анализа поведения и характера речедвигательных ответов пассивного иссле­дуемого. Принимая во внимание тот факт, что основное внимание активные исследуемые обращали на свои реак­ции в виде потепления кистей рук и ощущения прилива крови к ладоням, можно допустить, что у них анализ про­исходящих во время эксперимента событий первоначаль­но осуществляется главным образом на бессознательном уровне высшей нервной деятельности. Находя свое от­ражение в реакциях капилляров и потовых желез конеч­ностей, являющихся источником генерирования КГР (I), данные физиологические процессы как раз и приводят к тому, что у активных лиц максимальное проявление ощущения потепления кистей рук и прилива крови к ним возникает в момент демонстрации на экране картинки, значимой для пассивного испытуемого.

Что касается факта, когда активный испытуемый опре­делял, что скрывает от экспериментатора пассивный ис­следуемый, благодаря появлению у него чувства большей вероятности появления на световом табло одной из кар­тинок (значимой для пассивного лица), то его объяснение в данный момент не представляется возможным. Для этого требуется проведение специальных опытов.

Более интересным представляется факт, когда актив­ный испытуемый, правильно выявив, какое изображение скрывает его сосед по экспериментальной камере, не смог сказать, почему он так считает. У обоих исследуемых в рассматриваемом опыте возникали КГР с одинаковым ЛП, не превышающим 1,3—1,5 сек. Такие ЛП КГР обычно регистрируются в процессе формирования наличных и сле­довых реакций, которые плохо или совсем не осознаются испытуемыми (5). Учитывая этот факт, по-видимому, можно допустить, что в ряде случаев принятие умозак­лючений у человека может осуществляться в виде своеоб­разного озарения, когда он даже не успевает в силу быстрого перевода неосознаваемых психических процес­сов в осознаваемые осмыслить источник зарождения у себя мысли. Не исключено, что в данном случае мы имеем дело с тем явлением, которое в психологии известно под назва­нием инсайта.

Литература

1. А л д е р с о н А. А. Механизмы электродермальных реакций. Рига, 1985.

2. БаевскийР. М., Кудрявцева В. И. Особенности регуляции сердечного ритма при умственной paGoifc.// Физиология человека, 1975, 1, 2, с. 296.

3. Б а с с и и Ф. В. Сознание и «бессознательное». // Философские вопросы физиологии высшей нервной деятельности и психологии. Изд-во АН СССР. М., 1963, с. 425.

4. Б а с с и н Ф. В. Проблемы бессознательного (о неосознаваемых формах высшей нервной деятельности). М.: Медицина, 1968.

5. В о р о н и и Л. Г., К о н о в а л о в В. Ф. Электрографические следовые процессы и память. М.: Наука, 1976, с. 167.

Емельянов Ю. Н. Обучение общению в учебно-тренировочной группе.// Психологический ж., 1987, 8, 2, с. 81.

И. С. Коростпелева, В. С. Ротенберг

ПРОБЛЕМА АЛЕКСИТИМИИ В КОНТЕКСТЕ

ПОВЕДЕНЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЙ ПСИХОСОМАТИЧЕСКИХ РАССТРОЙСТВ

Анализ литературных данных, посвященных изучению факторов риска в возникновении психосоматических забо­леваний показал, что в настоящее время наиболее попу­лярны несколько теоретических конструктов, обосновыва­ющих наличие единого, неспецифического фактора в раз­витии этих заболеваний.

К числу этих теоретических конструктов в первую очередь относится концепция алекситимии П. Сифнеоса (8), согласно которой нарушения в когнитивно-аффектив­ной сфере, снижающие способность вербализации аффек­та, способствуют избыточному физиологическому ответу на негативные воздействия внешней среды (что, собствен­но, и обусловливает появление соматической симптомати­ки). Однако, несмотря на то, что в исходной теоретической посылке, лежащей в основе рассматриваемой концепции заложена необходимость изучения влияния на человека аверсивных влияний внешней среды, большинство работ, выполненных в рамках этого направления, посвящено только описанию и уточнению специфических алекситимических расстройств, а также связи выраженности их с аффективностью разных методов психотерапии.

Вместе с тем, есть основания предполагать, что экс­периментальные данные, полученные в этих работах, могут быть сопряжены с результатами экспериментов, проведенных в русле концепции обученной беспомощ­ности, хотя основное направление этих последних ра­бот — изучение устойчивости человека и животных к не­гативным влияниям внешней среды. Определяя обученную беспомощность как ощущение отсутствия сопряженности результата и действия в деятельности, направленной на достижение цели, М. Селигман (1967) и его коллеги большое внимание уделяют особенностям атрибутивного стиля, как фактора, связанного со степенью генерализации обученной беспомощности (напомним, что именно ге­нерализованная во времени и пространстве, стабильная обученная беспомощность является патогенным факто­ром в развитии заболеваний). Было показано, что люди, характеризующиеся экстернальным локусом контроля, значительно более устойчивы к беспомощности (5) и риск возникновения генерализованной беспомощности у них значительно меньше, чем у лиц с интервальным локусом контроля. По всей видимости, это объясняется тем об­стоятельством, что экстернальный локус связан с от­несением собственных неудач за счет внешних факторов, в то время, как приписывание вины за неудачи себе, характеризующее доминирование интернального локуса контроля, является непременным условием становления генерализованной беспомощности.

Наряду с этим, исследования Gaillard (1987) выявили значимую связь между преобладанием экстернального локуса и доминированием левого полушария. Исходя из этих данных, можно было бы предполагать, что скорость формирования беспомощности у человека негативно свя­зана с выраженностью функций, обеспечивающихся левым полушарием.

Исходя из представлений Г. Селье об адаптационном синдроме, процесс формирования обученной беспомощ­ности, вероятно, проходит ряд этапов, на первых из которых не последнюю роль играет сначала продуктивная тревога, направленная на разрешение неприемлемой ситу­ации, которая затем сменяется непродуктивной, невротической после осознания несопряженности результата и действий, а вслед за ней уже формируется депрессия, которая и характеризует состояние обученной беспомощ­ности. В этой связи требуют интерпретации данные, свиде­тельствующие о наличии тесной положительной связи между экстернальным локусом контроля и выраженно­стью тревоги (б). Складывается ситуация, при которой экстернальный локус контроля, с одной стороны, ограни­чивает генерализацию обученной беспомощности, по­скольку обусловливает приписывание неудач внешним обстоятельствам, а не субъекту, а, с другой стороны, должен способствовать ее формированию, так как со­пряжен с выраженностью тревоги, в то время как послед­няя опосредует научение беспомощности. Но в описанной ситуации необходимо учитывать целый ряд обстоя­тельств, и, во-первых, то, что в большинстве исследований не проводится дифференциации между продуктивной и не­продуктивной тревогой, а продуктивная тревога не являет­ся фактором, обусловливающим развитие беспомощно­сти. Во-вторых, важным является то обстоятельство, что доминирование левого полушария при решении опре­деленных задач само по себе не свидетельствует о функ­циональной недостаточности правого полушария, с ко­торым связывают функционирование механизмов, защи­щающих от интрапсихических конфликтов, вызывающих непродуктивную тревогу. Кроме того, важно, что правое полушарие, в зависимости от степени полноценности свойственных ему функций, может играть разную роль в генезе тревоги: при сохранности этих функций оно в большой степени обусловливает функционирование неосознаваемых механизмов психологической защиты, в противном случае оно же является носителем неосо­знаваемых образов, отражающих неприемлемые для со­знания и вытесненные мотивы.

Наконец, в-третьих, — и это самое главное — обучен­ная беспомощность в ее экспериментальном варианте развивается вследствие внешних по отношению к самому субъекту событий, а не вследствие особенностей внутрен­него мира человека. Однако нельзя исключить, что нега­тивное эмоциональное состояние, возникающее в ситу­ации обученной беспомощности, в конечном счете начнет определять эти особенности.

Agwari, 1985, исследуя зависимость выраженности нев­ротической тревоги от силы «Я» и эмоциональности и вли­яние перечисленных факторов на феномен перцептуальной защиты, получил результаты, подтверждающие связь уровня тревоги с низкой силой «Я» и стремлением искажать табуированные слова (это стремление рассматривалось как выраженность перцептуальной защиты) Kennellyetal, 1985, говоря о связи тревоги с относительным доминированием левого полушария, указывает также на отрицательную зависимость выраженности тревоги oт уровня общей перцепции. Исходя из данных Wells, 1985 Зенкова, 1978,- свидетельствующих о связи образа «Я», обеспечивающего интеграцию личности и, очевидно, свя­занной с ним силы «Я», а также уровня общей перцепции с функционированием правого полушария, вероятно, мож­но предполагать, что уровень непродуктивной, невроти­ческой тревоги связан не столько с доминированием лево­го полушария, сколько с нарушением функционирования правого. По-видимому, это особенно справедливо для депрессии, при которой многочисленными исследовани­ями показано ослабление функциональных возможностей правого полушария.

Таким образом, нельзя исключить, что одним из фак­торов, обусловливающих быстрое научение беспомощ­ности у человека является нарушение функций, обеспечи­вающихся правым полушарием.

Возвращаясь к проблеме связи алекситимии с обучен­ной беспомощностью, необходимо подчеркнуть, что алекситимия как симптом может быть связана с рассогласова­нием в деятельности полушарий мозга, ибо достаточно часто ее возникновение наблюдается в послеоперацион­ном периоде у больных, перенесших комиссуротомию (Tenhontenetal, 1985). Вместе с тем, признаки, характеризу­ющие алекситимию (скудность фантазии, уплощенный аффект, конкретная, технократическая манера мыслить) позволяют предполагать, что подобное рассогласование возможно за счет нарушения функционирования правого полушария. Эта гипотеза подтверждается эксперимен­тальными данными Taylor, 1985, показавшего связь между выраженностью алекситимии и снижением функциональ­ной полноценности правого полушария. Кроме того, при­нимая во внимание сказанное относительно связи депрес­сии с нарушением функционирования правого полушария (а обученная беспомощность является в настоящее время наиболее универсальной моделью депрессии), интересны­ми представляются данные о наличии симптомов алек­ситимии у больных с маскированными депрессиями (Rsych, 1984).

Таким образом, очевидно, можно предполагать, что связующим звеном между явлениями, описываемыми в рамках концепций алекситимии и обученной беспомощ­ности, является снижение функциональной полноценности правого полушария:

Тесно связанная с представлениями М. Селигмана и его коллег, концепция поисковой активности (2) позволяет более объемно представить проблему, связанную с влия­нием и обученной беспомощности и алекситимии на воз­никновение психосоматической патологии. Под поисковой понимается активность, направленная на изменение внеш­него или внутреннего плана ситуации при отсутствии определенного прогноза результатов деятельности в ней, но при постоянном их учете. Такое определение подразу­мевает, во-первых, широкий круг личностных факторов, обусловливающих устойчивость человека к отрицатель­ным воздействиям внешней среды (в отличие от концепции обученной беспомощности, учитывающей в основном лишь особенности атрибутивного стиля), а, во-вторых, предполагает, что человек, переживающий состояние стресса, является не относительно пассивным объектом воздействия внешних условий (каким он представляется с точки зрения концепции обученной беспомощности), но активным субъектом, реорганизующим или пытаю­щимся реорганизовать дискомфортную ситуацию так, чтобы она стала приемлема для него. Поисковая ак­тивность является общим, неспецифическим фактором, влияющим на резистентность организма к вредным воз­действиям внешней среды.

Однако, если в силу каких-либо причин изменение внешнего или внутреннего плана неприемлемой ситуации невозможно, и фрустрированная поисковая активность не может компенсироваться в другой сфере деятельности, не связанной с зоной фрустрации, вполне возможно развитие состояния отказа от поиска. Это состояние является по­лярной характеристикой по отношению к поисковой активности и обусловливает снижение устойчивости ор­ганизма к разного рода вредным воздействиям.

Пути формирования отказа от поиска могут быть различны, однако, состояние, к которому они приводят, характеризуется тем, что неудачи в деятельности (реаль­ные или существующие в сознании) начинают приобретать для человека большую эмоциональную значимость и лич­ностный смысл, чем достижение цели. То есть, очевидно, можно говорить о деформации мотивационной сферы личности и искажении структуры личностных смыслов определяющих взаимоотношения человека с окружающей действительностью. Как в работах, посвященных изуче­нию влияния обученной беспомощности на патогенез со­матических заболеваний, так и в работах, выполненных в рамках рассматриваемой концепции, посвященных реше­нию указанной проблемы, большое значение придается способности построения человеком адекватного ситуации прогноза результатов деятельности в ней. Предполагает­ся, что между нарушением способности к построению адекватного прогноза и развитием состояния отказа от поиска существует кольцевая зависимость, и усиление звучания одного из рассматриваемых факторов приводит к усилению звучания другого.

Наряду с этим, построение адекватного ситуации про­гноза результатов деятельности в большой степени связа­но с гармоничным взаимодействием полушарий мозга. При нарушении функционирования правого полушария, с точки зрения концепции поисковой активности, отмеча­ется тенденция к ограничению чувственных связей с ми­ром, уменьшается способность к принятию мира во всей сложности, сильно ограничиваются адаптивные возмож­ности психики в условиях конфликта. Ухудшение способ­ности к построению образного контекста обусловливает неспособность к гибкому реагированию, построению адек­ватной ситуации стратегии поведения, способствуя тем самым возникновению и развитию психосоматических заболеваний.

Итак, и концепция алекситимии и концепция поисковой активности в качестве основного фактора, провоцирующего развитие психосоматических заболеваний, указывают на рассогласование функций полушарий мозга за счет нарушения функционирования правого полушария. В кон­цепцию обученной беспомощности этот фактор также входит имплицитно, учитывая роль межполушарных от­ношений в направленности локуса контроля, во многом определяющего степень генерализации обученной беспо­мощности, а также принимая во внимание особенности взаимосвязи полушарий мозга при депрессии, моделью которой считается беспомощность. Однако, на наш взгляд, концепция поисковой активности объединяет зна­чительно большой круг факторов, способствующих сниже­нию резистентности организма и появлению болезненной симптоматики, по сравнению с двумя другими теоретиче­скими построениями. Кроме того, анализ путей форми­рования состояния отказа от поиска позволяет предпола­гать, что обученную беспомощность как феномен можно рассматривать в качестве одного из вариантов развития состояния отказа от поиска.

Вместе с тем, несмотря на выделение общего фактора, связывающего все рассмотренные концепции патогенеза психосоматических заболеваний, остается открытым до­статочно широкий круг вопросов, связанных с иерархиче­скими отношениями указанных теоретических постро­ений. Дело в том, что согласно концепции поисковой активности и обученной беспомощности, состояние отказа от поиска и беспомощности является фактором риска не только в возникновении психосоматической патологии, но и в развитии целого ряда психопатологических состояний, в частности, депрессии. Однако пусковой механизм, раз­водящий эти формы нарушения здоровья, не изучен. В на­стоящей работе мы не будем касаться многих аспектов этой чрезвычайно сложной проблемы, однако заслуживает внимания то обстоятельство, что, хотя и больных с нев­ротическими расстройствами и с психосоматическими мо­жно охарактеризовать как лиц с развитым состоянием отказа от поиска, многими исследователями отмечается, что явления алекситимии встречаются только у психосо­матических больных (4). В то же время, нельзя не от­метить, что существуют данные о том, что симптомы алекситимии встречаются и у больных с психопатологи­ческой симптоматикой. Однако, их можно рассматривать как проявления «вторичной алекситимии» Freylerler, 1985 и др.) — следствием изменения взаимоотношений со сре­дой под влиянием уже имеющегося заболевания. В этой связи встает вопрос о дифференциации «первичной» алек­ситимии, как преморбидной особенности личности психосематического больного и «вторичной». По всей видимо­сти, критерием такой дифференциации может служить откликаемость больных с явлениями алекситимии на ди­намическую психотерапию, ибо больные с «первичной» алекситимией не только не чувствительны к ней (8), но и могут дать ухудшение соматического состояния после психотерапевтических воздействий этой направленности. Если же алекситимические проявления носят вторичный характер, то они быстро исчезают в процессе психотерапе­втического воздействия (Freylerler, 1у85). В этой связи кажется корректным то, что в исследованиях, проводимых в рамках рассматриваемой концепции, больные неврозами участвуют как контрольная группа. Кроме того, исследо­вания Keltihangas, 1985 показали положительную связь между тяжестью соматического заболевания и уровнем алекситимических нарушений. Эти и другие данные позволяют предполагать, что алекситимию, как факте вероятно, можно рассматривать в качестве одного возможных пусковых механизмов в разведении псих соматической и психопатологической симптоматики.

Очевидно, что это предположение нуждается серьезной полидисциплинарной экспериментальной проверке. По всей видимости, наряду с психологическими в следованиями, для его обоснования должны привлекать по меньшей мере данные физиологии и иммунологи Вместе с тем, значительная часть исследователей о мечтает, что наряду с перечисленными особенности больных с алекситимическими нарушениями, для них характерно также очень малое количество сновидений их скудость и обрывочность (Vonrad, 1984). С одной стороны, эти данные сближают описываемых больных с больными, страдающими невротическими расстройствами, но, с другой, принимая во внимание большие различия в психической жизни тех и других, можно предполагать, что система «сон — сновидения» у них будет сильно различаться. Поэтому можно думать, что хорошим способом проверить высказанное предположение является сопоставительный анализ системы «сон — сновидения», а также общей структуры ночного с: у здоровых людей, лиц, готовых к формированию с стояния отказа от поиска, больных с неврозами и больше с различными психосоматическими заболеваниями с учетом выраженности явлений алекситимии.

Применение подобного метода в клинике соматических; болезней представляется особенно важным в связи с практически полным отсутствием данных по этой проблематике, хотя изменение структуры ночного сна является диагностическим признаком по отношению к развитому состоянию отказа от поиска (1, 2) и готовности к его формированию у здоровых испытуемых.

Таким образом, исходя из проведенного анализа, можно выдвинуть следующие предположения:

1. Концепции поисковой активности, обученной беспомощности и алекситимии объединяют связь с межполушарной асимметрией мозга. В качестве фактор обусловливающего появление изменений в поведении и психической жизни в этой связи можно рассматривать снижение функциональной полноценности правого полушария.

2. Алекситимия, как фактор, может быть рассмотрен качестве одного из пусковых механизмов разведения соматических и психопатологических расстройств, воз­никающих под влиянием состояния отказа от поиска.

Литература

1. Р о т е н б е р г В. С. Адаптивная функция сна. Причины и проявления ее нарушения. М.: Наука, 1982.

2.Р от епб е р г В. С, А р ш а в с к и й В. В. Поисковая активность и адаптация. М.: Наука, 1984.

3. A i w a n i S. К. Scientic Pedagogica Experiment, 1985, v. 22 (2). p. 203—211.

4.Buso у I Paychother. Paychosom. 1985, v. 44, p. 34—39.

5. H i г о t о D. S. J ol Experimental Paychology, 1974, p. 102.

6.Hoshu-Saric &..M с LeordD.R. Acta Paychitria Scend. 1985 (Dec), v. 72 (6), p. 529—535.

7.S elig manM. (ed). Helplessness. On Depression. Development and Death. San-Francisco, 1975.

8B.SlineosP.E. Paychosom. 1972—1973, v. 21. p. 133—136.

И. В. Молдовану

КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ «РЕГУЛЯЦИИ» ФУНКЦИИ ДЫХАНИЯ И НЕКОТОРЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ПСИХОСОМАТИКИ

Несмотря на то, что дыхательная система является наиболее психогенно зависимой (единый семантический корень душа-дыхание практически во всех языках — не случайное явление), несмотря на то, что дыхание имеет наивысший «индекс психосоматичности» (об этом также свидетельствуют и нейрофизиологические аспекты регуля­ции дыхания как системы с наибольшей степенью цефализации и церебрализации) функция дыхания наименее изу­чена в психофизиологических исследованиях. Одна из причин такого игнорирования дыхания со стороны ис­следователей связана, по-видимому, и с тем, что дыхание в высшей степени индивидуализировано, плохо поддается единой унификации и формализации и существующая научная методология не «схватывала» ее в полной мере в процессе исследования. Частота дыхания — параметр, который приносит мало информации исследователям, учитывая его возможный произвольный контроль со сто­роны испытуемого. Даже возможности глубокого анализа динамики состава газов выдыхаемого воздуха и крови вдохновляли на широкое применение дыхательных метров в психофизиологических исследованиях. Дел больше осложнялось, когда стало ясно, что тип дыхания подвержен социокультурным существенным воздействиям: мода на тот или иной тип дыхания («грудь колесом у мужчин, применение тугих корсетов, которые усиливают грудное дыхание у женщин и т. д.). У части исследователей всегда было ощущение, что дыхание — функция: значительно более многогранна, чем только реализация газового гомеостаза организма. В этом плане представляет интерес наблюдение П. П. Блонского (I), который считал что дыхание лучше характеризует поведение человека, чем любые другие системы. Он говорил даже о «мимике легких» — сопении, вздохах, стонах, кашле, зевании смехе, плаче — словом, того богатого арсенала мимики легких, который вместе с речью делает легкие безус выразительнейшим органом эмоциональной жизни (I).

С функцией дыхания связаны не только указанные выше недостаточно исследованные моменты экспрессивной и невербальной речи. Имеется еще одна ситуация; которая помимо экспрессии и коммуникации играет существенную роль в формировании того внутреннего состояния человека, которое обобщенно можно назвать самочувствием. Феномен самочувствия по своей сути является многокомпонентным феноменом (2, 5), однако в рассматриваемом контексте важно выделить роль функции дыхания как некоего постулируемого биологического детерминанта в его (самочувствие) генезисе. Речь идет о тех ощущениях, связанных с дыхательной функцией, которые в ярком виде встречаются в клинике и которое получило название одышки и диспноэ.

Физиология дыхания, которая вобрала в себя все блестящие достижения современной биологии, биохимии нейрофизиологии и других биологических дисциплин), а также успехи кибернетики, в настоящее время не в состоянии с указанных позиций объяснить возникновение феномена одышки особенно в тех случаях, когда организменных поломок нет (отсутствие патологии со стороны легочной и сердечно-сосудистой систем), а дискомфорт дыхания патологически персистирует и изматывает больных. Та система знаний, связанная с подходами, разработанными физиологией дыхания, недостаточна либо неадекватна для решения указанной проблемы. Гомеостатические идеи явно несамодостаточны (2). Ощущается необходимость поиска и введения дополнительного плана анализа для понимания феномена дыхания и его проявлений. В этом плане интересно высказывание Е. Strass (7), который ут­верждает, что «...ни физиология, ни психология не может понять феномен дыхания в его целостности. Дыхание имеет другой контекст, чем только план эксперименталь­ной работы». Далее автор утверждает, что в попытке систематизации и ранжирования базисных опытов, связан­ных с дыханием — все это «может лучше всего быть описано с позиции категории «свободы и отчаяния» или «силы и слабости» (7).

Неожиданное введение подобного плана анализа, не­смотря на возможную спорность самих выбранных Е. Strass категорий, имеет несомненные эвристические черты. По крайней мере, показано отчетливое осознание автором ограниченности организмоцентрической (гомеостатической) модели в объяснении различных феноменов дыхания.

Помимо обозначенной нами связи дыхания с невер­бальным планом общения (к этому вопросу мы вернемся ниже), а также связи дыхания с внутренним миром челове­ка («Мы чувствуем себя так, как мы дышим» — утвержда­ет П. П. Блонский (I) и ему трудно отказать в справед­ливости такого наблюдения) существует еще одна область, где дыхание является базисным феноменом. Это речевая деятельность. Дыхание и речь — старая проблема и осо­бенно в прикладных аспектах риторики, ораторского ма­стерства, техники постановки голоса и т. д. Мы попытаем­ся рассмотреть связь этих двух феноменов с позиции столкновения различных реальностей. А. Н. Леонтьев подчеркивал, что в процессе речепроизводства человек объединяет несколько начал, уровней, а именно уровни биологический, психологический и социальный (4). Конк­ретизируя это положение, следует выделить в контексте нашей проблематики два момента. Первый — это факт, что система дыхания, реализуя природный ритм дыхания (вдох-выдох), призванный с биологической точки зрения обеспечить дыхательный гомеостаз, который сложней­шим образом организован, одновременно служит основой порождения речи, а выдыхаемый воздух составляет «сы­рой материал речи».

Второй аспект интересен тем, что вся сложная система «дыхание-речепроизводство» регулируется языковым «сценарием», составленным по законам культуры, т. е. по законам смысловой организации текста. Именно следование законам текста и подчинение им выводит систему дыхания, в процессах речевой деятельности на совершенно другой уровень регуляции. Ситуация в этом случае не­обычная и в определенном смысле достаточно уникальная: висцеральная система (дыхание) оказывается «выведен­ной» наружу и одновременно функционирует по иным, чем организменным законам, по законам смысла и значения, по законам текста, по законам, в конечном итоге, культур­ной детерминанты. Этот факт требует всегда учета для того, чтобы реализовать полноценное «прочтение» фено­мена дыхания.

Особенно ярко проблема дыхания выступает при по­пытках понять причины и механизмы развития одного из часто встречающихся функционального расстройства ды­хательной деятельности, каким является гипервентиляци­онный синдром, который проявляется в избыточном, уси­ленном дыхании (неадекватно уровню метаболизма в ор­ганизме), нарушении рисунка (паттерна) дыхания и сопровождающийся многочисленными психологически­ми, вегетативно-висцеральными, мышечно-тоническими и другими нарушениями (3). Традиционная точка зрения на генез данного синдрома связывает появление указанной патологии со стрессами, возникновением тревожно-фобических и других эмоциональных нарушений. Неожи­данно в указанном контексте представление Lum (б), которое противоречило устоявшимся взглядам на пси­хогенную природу гипервентиляционного синдрома. Lum ищет корни в иной реальности. Он утверждает, что из существующих вариантов дыхания (грудное, брюшное, сочетанное) мужчины и женщины Запада обучаются с са­мого раннего детства избыточно дышать грудью, не­достаточно используя брюшной тип дыхания. У мужчин это связано с занятиями физкультурой в школе и с ар­мейской службой, которая во всем способствует закре­плению в навыках грудного варианта дыхания. В по­следующем выпячивание груди вперед — формирование инспираторного положения грудной клетки становится не только делом привычки, но приобретает определенное символическое значение, а именно — является символом мужественности, одновременно формируя некий много­значный контекст и ассоциации как с позой гвардейца, так и с образом обезьяны (6). Женский вариант грудного дыхания носит иной культурный смысл. Преувеличенное грудное дыхание служит нескольким целям. Это и при­влечение внимания к груди для сексуального успеха, это одновременно эквивалент фрагмента сексуального поведения с соответствующим вегетативным сопро­вождением, это и следование определенным клише и сте­реотипам типа голивудского «полногрудой блондинки», это и символ эмоциональной активации и возбуждения в отличие от спокойного брюшного дыхания.

Все указанные культурно детерминированные стерео­типы являются согласно концепции одной из главных причин появления у людей, особенно в ситуациях напряже­ния, конфликтов и т. д. гипервентиляционного синдрома.

Указанная концепция нам представляется интересной с нескольких точек зрения. Так, для изучения достаточно отчетливого медико-биологического феномена, каким явля­ется гипервентиляционный синдром был применен иной, чем сугубо организмо-центрический способ анализа, а именно культурологический анализ, который разрешил и ответил на ряд вопросов, нерешаемых в плоскости биологического или даже психофизиологического плана. Кроме того ряд фактов социокультурной природы получает в данной концепции статус патогенетического принципа объяснения, что несом­ненно является новым шагом вперед. И, наконец, подчерки­вается важный момент, а именно момент обучаемости, что открывает новые возможности терапии — через обучение, воспитание и перевоспитание дыхания, поведения и т. д.

Проведенный нами анализ функции дыхания и его нарушений и подчеркивание роли культурного контекста позволяет выделить три аспекта связи дыхания со следу­ющими ситуациями.

1. Дыхание как внешний, экспрессивный, коммуника­тивный процесс, связанный с системой культурных сте­реотипов, включенные в контексте ряда символов в той или иной культурной традиции.

2. Дыхание как система, которая играет существенную роль в генезе многочисленных психологических и сомати­ческих феноменов, особенно при нарушении регуляторного баланса системы, и определяющая во многом само­чувствие человека.

3. Дыхание как система, которая обеспечивает помимо газового гомеостаза организма также и механизмы рече­производства. При этом ее функционирование непротиворечиво и гармонично связано с двумя типами программ: - гомеостатической и социокультурной.

Конечно, в любой функции организма возможно вычленение вклада различных детерминант – биологической, психологической, социальной. Однако трудно найти подобную функцию, где взаимосвязь различных реаль­ностей столь тесна, столь взаимозависима и столь ярка, как в системе дыхания.

Главная идея, которую мы хотим подчеркнуть в дан­ной работе, заключается в том, что, будучи тесно связана с такими феноменами, как невербальные коммуникации, вербальные коммуникации (речь) и самочувствие — си­стема дыхания влияет на указанные феномены и одновре­менно находится под их влиянием. Другими словами, обозначенные ситуации в определенном смысле выводят систему дыхания на иной уровень регуляции и выступают по отношению к ней в качестве внешних культурологиче­ских регуляторов. Данный вывод позволяет объяснить столь высокую «непопулярность» дыхания в проблемати­ке психофизиологических исследований: при таком рас­смотрении становится самоочевидной необходимость иных трактовок таких проблем, как одышка, патогенез гипервентиляционного синдрома и т. д.

Однако самым важным, на наш взгляд, является то, что на модели дыхания возможно построение иного, а именно культурологического подхода к тем феноменам медицин­ской практики, которые входят в область психосоматиче­ских исследований. Ведь для того, чтобы выйти за рамки организмо-центрической модели медицины, необходим поиск конкретных механизмов связи области «систем значений» культуры и конкретных соматических реакций. В такой постановке выявление конкретных «культурологи­ческих регуляторов» организменных функций нам кажется перспективным подходом. В данном конкретном случае важно подчеркнуть, что система дыхания находится в тес­нейшей связи с многочисленными системами организма, с метаболическими процессами, поэтому режим ее функци­онирования может существенно влиять на параметры и состояние работы организма. Дыхание здесь выступает своеобразным модулятором, который задает программу функционирования той или иной системы организма, од­новременно самоподчиняясь социокультурным детерми­нантам. Поиск подобных «регуляторов» и для других систем организма и последующая их психофизиологиче­ская и культурологическая детализация и конкретизация нам представляется перспективной задачей.

Литература

1. Б л о и с к и й П. П. Избранные психологические произведе­ния. — М.: Просвещение, 1964.

2. Бр ее лав И. С. Восприятие дыхания и природа одышки. Успехи физиологических наук. 1988, т. 19, № 1, с. 24—39.

Ъ.ВейнЛ. М., М о лд о в any И. В. Нейрогециая гипервентиляция. Кишинев, 1988.

4. Л е о н т ь е в А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1977.

5. М о л д о в а н у И. В. Феномен самочувствия. 1989. В печать.

6. L о т L S. The Syndrome of habitnal chronic hyperventilation. In: Modern Trends in Paycho omatic Medicine. Ed. O. W. HilL London. 1976, p. 196—230.

7.StranssE. The Sigh. In: Phenomenology Psychology, Basic Books Inc_ N. Y., 1966, p. 234—251.

А. И. Федотчев, А. Т. Бондарь

ПСИХИЧЕСКАЯ САМОРЕГУЛЯЦИЯ И НАПРАВЛЕННАЯ КОРРЕКЦИЯ

ФУНКЦИОНАЛЬНОГО СОСТОЯНИЯ ЧЕЛОВЕКА НА ОСНОВЕ ИНДИВИДУАЛЬНЫХ

РЕЗОНАНСНЫХ ПОРТРЕТОВ

Одним из важнейших аспектов психосоматической проблемы, приобретающим в последнее время особую актуальность и остро социальный характер в связи с суще­ственным изменением роли человеческого фактора в усло­виях научно-технического прогресса, является проблема сознательного контроля и направленной регуляции функ­ционального состояния организма. С одной стороны, быстрый рост технизации и интенсификации производст­ва, повсеместное внедрение компьютерной техники, появ­ление новых технологических процессов предъявляют к че­ловеку-оператору повышенные требования и ставят зада­чу обеспечения его надежности и работоспособности в системе «человек-машина» (14). С другой стороны, перечисленные и другие факторы научно-технического прогресса оказывают существенное влияние на характер деятельности человека и вызывают чрезмерное напряже­ние ряда функций организма, появление таких состояний, которые приводят к быстрому росту уровня актуализации психофизиологических ресурсов человека, к активной мо­билизации резервных сил организма до срыва компен­сации, росту психогенных и стрессогенных заболеваний (13, 18). Поэтому особое значение приобретают вопросы поис­ка оптимальных режимов деятельности, типологизации указанных состояний, нахождения способов их своевре­менной диагностики, предотвращения и коррекции. Как отмечается в литературе, потребность в подобных средст­вах настолько высока, что их разработка и внедрение нередко опережают научно обоснованные представления о механизмах осуществляемых процедур, характере и осо­бенностях оптимизируемых состояний (13).

Несмотря на отсутствие к настоящему времени единой теории функционального состояния (7, 10), при анализе литературы можно выделить ряд общепризнанных пред­ставлений о механизме его регуляции и направленной коррекции, которые являются исходными в рассматрива­емой концепции.

1. Фундаментальное свойство всех без исключения биологических и физиологических систем — это коле­бания, флуктуации вокруг среднего уровня основных пара­ метров, характеризующих эти системы. Допустимая об­ласть отклонений параметров биологических и физиоло­гических систем находится в достаточно больших пределах, которые могут изменяться при изменениях фун­кционального состояния. ЦНС представляет собой систе­му с большим числом равновесных, но изменчивых состоя­ний. Устойчивость в пределах некоторого функциональ­ного уровня является динамическим процессом, поддерживающим свои параметры посредством механиз­мов гомеостатической регуляции, которые и корректиру­ют все внутренние флуктуации состояния ЦНС около среднего уровня. Сами флуктуации при этом являются источником управляющих сигналов, действующих по при­нципу обратной связи. Таким образом, все регуляторные системы организма представляют собой контуры регули­рования с обратной связью, которые в сумме и определяют текущее функциональное состояние.

2. Хотя описанные природные механизмы регуляции автономны и функционируют непроизвольно, существен­ное влияние на них оказывает сознание субъекта и его личностные характеристики. Активная роль психики чело­века в процессах регуляции функционального состояния нашла отражение в существующих его определениях. Так, в одном из них функциональное состояние рассматривает­ся как результат актуализированной потребности, воздей­ствий внешней среды и свойств субъекта, обусловлива­ющих его исходное состояние к моменту действия первых двух факторов (27). В другом определении (10) под функциональным состоянием человека понимаются пространственно-временные отношения между нервными центрами его мозга, которые при отсутствии специально организо­ванной деятельности складываются в процессе гомеостатической регуляции внутренней среды организма, а при сознательной произвольной деятельности — в процессе целенаправленного восприятия и переработки информа­ции из внешней среды. Сложные психологические струк­туры, формируемые личностью под влиянием различных факторов природной и социальной среды, и нейрофизи­ологический базис организма составляют систему интрацентральной регуляции (19). Имея сложное иерархиче­ское строение, эта система осуществляет взаимодействие между различными церебральными, психическими и сома­тическими механизмами, тем самым участвуя в процессах управления и саморегуляции

3. Изменение функционального состояния под влияни­ем как психогенных факторов, так и разного рода воздействий представляет собой результат взаимодействия вне­шнего контура регулирования, характеризующего специ­фику регулирующего средства, способов и условий его применения, и внутреннего, отражающего индивидуаль­ные особенности произвольной личностной регуляции (15). Последние формируются в процессе онтогенетического развития на основе генетически предопределенных свойств ЦНС индивида (22).

4. Продуктом одновременного влияния комплекса регуляторных систем, формирующих функциональное со­стояние организма, является колебательная структура психофизиологических показателей (9, 10). В первую оче­редь это относится к ЭЭГ, т. к. все системы организма находятся под непосредственным регулирующим воздействием ЦНС, и для оценки функционального состояния должны использоваться не косвенные, а прямые индикато­ры деятельности мозга. При этом наибольшей инфор­мативностью обладают стабильные ЭЭГ-характеристики, поскольку именно они существенны для поддержания динамического устойчивого состояния всех систем, ста­бильность которых обеспечивается процессами саморегу­ляции (1, 10). В отношении частотных характеристик ЭЭГ наиболее информативными считаются самые низкоча­стотные колебания электрической активности мозга, ап­парат которых имеет представительство в лимбико-гипоталамической системе, связан с процессами метаболизма, а его деятельность проявляется на всех уровнях функциональной иерархии, оказывая влияние на механизмы устойчивости и гомеостаза, на трансформацию функци­ональных состояний и переходы к новым уровням актив­ности (2, 8).

Таким образом, из всего сказанного следует, что одним из перспективных путей к исследованию механизмов регу­ляции функционального состояния организма являете* анализ колебаний электрической активности, их измене­ний при смене функциональных состояний, выявление стабильных ЭЭГ-характеристик, отражающих психофизи­ологические особенности индивида.

Специально проведенные нами исследования тонкое структуры ЭЭГ человека при восприятии ритмически ор­ганизованных сенсорных сигналов (3—4, II, 24—26) позво­лили наметить оригинальный подход к решению перечис­ленных вопросов. Показано, что в ЭЭГ существуют от­дельные узко настроенные осцилляторные системы, частотные параметры которых стабильны и строго ин­дивидуальны для каждого человека. При смене функци­онального состояния, например, под влиянием фотости­муляции, изменяется активность таких осциллирующие систем, что проявляется в изменениях выраженности от­дельных ритмических компонентов спектра ЭЭГ. Нами разработан метод выявления этих осцилляторов мозга, основанный на резонансных явлениях в ЦНС и позволя­ющий получать «резонансный портрет» индивида. Резо­нансный портрет носит устойчивый во времени характер и содержит информацию об индивидуальном наборе «ха­рактеристических частот организма», то есть о частотных параметрах осциллирующих систем мозга, проявляющих максимальную активность в отвег на ьнешние воздействия и чутко реагирующих на смену функционального состоя­ния. Детальное знание структуры осциллирующих систем и их функциональной роли дает возможность через ак­тивацию того или иного осциллятора получать благодаря прямым и обратным связям в ЦНС направленные сдвиги функционального состояния мозга.

Следовательно, суть предлагаемой концепции заклю­чается в использовании стабильной психофизиологиче­ской характеристики индивида — его резонансного пор­трета — для направленной коррекции и психической само­регуляции функционального состояния организма.

Научным обоснованием развиваемого подхода являет­ся ряд теоретических положений, среди которых необ­ходимо назвать следующее. Во-первых, это классические представления А. А. Ухтомского о том, что для наиболее эффективного воздействия на нервную систему «требуется знать диапазон доступных к усвоению ритмов действия в ней» (23, с. 191), а «ключ к доминированию создается через тактично подобранный и настойчиво выдержанный ритм влияний» (23, с. 193). Во-вторых, это представления об особой чувствительности организма человека и живот­ных к низкочастотным колебаниям, совпадающим по частоте с основными ритмами ЭЭГ (17). Именно в диапа­зоне частот основных ритмов ЭЭГ предполагается нали­чие «частотных окон», в пределах которых наблюдаются максимальные реакции на прерывистые воздействия, а не­значительное отклонение частоты приводит к уменьшению эффектов вплоть до отсутствия регистрируемых изменений (29). Наконец, это представления о функционировании всей интегративно-анализирующей системы мозга по резонанс­ному принципу (12) и о более широком, чем это считалось прежде, проявлении резонансных свойств в ЦПС (7).

Таким образом, указывая на возможность с помощью ритмических воздействий строго определенной частоты вызывать выраженные реакции ЦЫС, перечисленные по­ложения подчеркивают необходимость учета при этом индивидуальных психофизиологических характеристик субъекта. В частности, решающее значение имеет учет резонансных свойств его нервной системы, которые как раз и находят адекватное отражение в индивидуальном резонансном портрете. Важность этого при проведении корректирующих процедур определяется еще и тем обсто­ятельством, что при взаимодействии различных внешних воздействий колебательно-волновой природы с биоколе­баниями происходит изменение функционального состоя­ния не только системы, подвергающейся воздействию внешнего стимула, но и других систем организма, со­пряженных с ней при осуществлении определенного рода деятельности (16).

Переходя к вопросу практической реализации рассмат­риваемой концепции, необходимо отметить чрезвычайно широкий спектр возможных конкретных приложений ин­формации, содержащейся в индивидуальных резонансных портретах. Известно, что ритмические воздействия ис­пользуются во многих процедурах, направленных на кор­рекцию функционального состояния, устранение его не­благоприятных сдвигов. Это и многие методы электрости­муляции, такие, как электроакупунктура и электросон, и целый ряд методов сенсорной стимуляции — световой, звуковой, тактильной и др., и различные приемы вибрационного массажа, а также большой набор вспомогательных аудиовизуальных процедур в кабинетах психологической разгрузки. В ряде работ подчеркивается необходимость индивидуального подхода при реализации таких методов, важность подбора адекватных частотных параметров при­меняемой стимуляции (6, 13). Именно этим требованиям удовлетворяет использование индивидуальных резонанс­ных портретов, обеспечивая возможность эффективного изменения функционального состояния организма на ос­нове учета объективных и стабильных характеристик ЦНС субъекта.

В качестве примера рассмотрим преимущества исполь­зования индивидуальных резонансных портретов в двух наиболее перспективных, на наш взгляд, методах кор­рекции функционального состояния — методе форми­рования артифициальных стабильных функциональных связей (АСФС) и методе биоуправления с обратной связью (БОС).

Метод АСФС заключается в формировании при опре­деленных условиях устойчивых функциональных связей между различными активационными или тормозными структурами мозга, с одной стороны, и звеньями сенсор­ных систем, с другой стороны. Сформированные связи позволяют путем ритмической сенсорной стимуляции с ча­стотой, на которой происходила их выработка, вызывать изменения функционального состояния активационного или тормозного типа. Таким образом, АСФС представля­ют собой устойчивый селективный информационный ка­нал связи для внешних воздействий заданной частотой с целью управления режимами работы мозга, улучшения функционального состояния, показателей работоспособ­ности (19).

Авторы метода указывают, что для формирования АСФС используются частоты, не вызывающие никаких эффектов (19). В то же время можно предположить, что при использовании индивидуально-специфичных частот­ных параметров стимуляции, выделяемых резонансным методом, можно значительно повысить скорость фор­мирования межсистемных связей, надежность и устой­чивость их последующей актуализации. В конечном итоге это придаст более специфичный и направленный характер корректирующим воздействиям и приведет к повышению эффективности метода АСФС.

Метод БОС представляет собой комплекс процедур, при проведении которых человеку посредством технических средств обратной связи подается информация о теку­щем состоянии управляемой физиологической функции, помогающая обучиться ее саморегуляции и впоследствии изменять эту функцию произвольно (21). Преимуществами метода БОС являются предельная его индивидуальность, привлечение личности пациента к процессу регуляции тех функций, которые обычно не могут подвергаться произволь­ному контролю, наличие зрительной и/или слуховой обрат­ной связи, сигналы которой обращены непосредственно к субъекту, активно ожидающему результата своих волевых усилий по оптимизации собственного состояния (22), универ­сальность, использование объективных, точно измеряемых параметров специфических процессов (5). Благодаря методу БОС наметился принципиально новый «поведенческий» подход к лечению ряда заболеваний, сформировалось новое направление — кардиоваскулярная психофизиология, за которым многие исследователи видят большое будущее (21). Несмотря на отмеченные преимущества метода БОС, к настоящему времени положительного эффекта при БОС-обучении собственных функций добивается, по усредненным данным, всего около трети пациентов. Главной трудностью на пути повышения эффективности метода является уровень способности субъекта осознать и вербали­зовать свои семантические ощущения, или уровень субъек­тивного контроля (28). Преодолеть эту трудность представ­ляется возможным при использовании в качестве регулиру­емого параметра таких показателей, которые снизаны не с отдельными функциями, а с центральными регуляторными механизмами ЦНС. Именно таким параметром являет­ся активность индивидуальных осциллирующих систем мозга, выявляемых с помощью резонансного метода.

В заключение следует отметить, что сочетание досто­инств метода БОС с преимуществами использования ин­дивидуальных резонансных портретов, а также основан­ной на них сенсорной стимуляцией даст возможность разработать эффективный метод профилактики и лечения многих неблагоприятных состояний ЦНС человека, не имеющей аналогов в мировой практике.

Литература

I. БекшаевС. С, С о р о к о С. И., ГасилсескипИ.Н.Закономерности, лежащие в основе поддержания динамической устой­чивости диапазонов частот ЭЭГ человека// Физиология человека. 1988. Т. 14. С. 545—551.

2. Бехтерева Н. П., Вартаняп Г. А.. Михайлова Г. С. Проблемы физиологии головного мозга человека (состояние и перспективы)// Физиология человека. 1988. Т. 14 № 2. С. 290—296.

3. Бондарь А. Т., К о а о в а л о в В.Ф.. Ф ед отчее А. И. Влияние прерывистой рази о частотно П фотостимуляции на формирование следо­вых процессов и спектральные составляющие ЭЭГ человека// Физиол. жури. СССР. 1988. Т. 74 № 4. С. 466-477.

А.БочдарьЛ. Т.,Фед о тчев А.И..Коновалов В. Ф.Резонавсиые явления в ЭЭГ при фотостимуляции сменяющейся частотой вспышек. 1. Анализ аффектов фотостимуляции// Физиология человека. 1989. Т. 15. № 1. С. 3—12.

S.Bacu лев скип Н.И., Киселев И. М.,А дексанянЗ.А. Биоуправление с обратной связью. Итоги и некоторые новые данные о нейропныхн системных механизмах// Биоуправление.Теория и практи­ка. Новосибирск: Наука, 1988. С. 17—42.

6. Гуськов С. В.. Се лез нее В. И., Кил и и а Т. С. Количественный анализ состояний орпшизма человека при цветозвуковом воздействии, модулируемом ритмом и глубиной дыхания // Физиология человека. 1987. Т. 13. №3. С. 411—418.

7. Д а и и л о в а П. П. Функциональные состояния: механизмы н диагностика, М.: Изд. МГУ, 1985. 281 с.

8. И л ю х и и а В. А- 11сйрофнэиологШ1 функциональных состояний мозга человека. Л.: Наука. 1986. 171 с.

9. Кар пенкоА.В. Колебательная структура психофизиологических показателей как источник информации о продуктивности умственной деятельности// Физиология человека. 1988. Т. 14. № 5. С. 730—738.

10. Ко г а п А. Б., В л ад им ирскипБ.М. Функциональное состояние человека-оператора: оценка и прогноз (Проблемы космической биоло­гии. Т. 58)//Л.: Наука, 1988.212 с.

11. К о н о в а л о в В. Ф,, Б о н д а р ь А. Т., Ф е д о т ч е в А. И. Стабильность проявления в полушариях головного мозга частотпо-специфнчЕшх реакций ЭЭГ, вызываемых сенсорной стимуляцией // Доклады АН СССР. 1989. Т. 205. № 2. С. 503—507.

12. К р а тип Ю. Г. Принцип фильтрации и резонансной настройки циклических нервных контуров в теории высшей нервной деятельности// Успехи физиологических наук. 1986. Т. 17. № 2. С. 31—55.

13.Леонова Л,Б, Психологическая саморегуляция и профилактика неблагоприятных функциональных, состояний// Психол. журнал. 1988. Т. 9. № 3. С. 43—52.

14. М е д в е д е в В. И. Человек и научно-технический прогресс // Физиология человека. 1986. Т. 12. № 5. С. 707—714.

15. М е д в е д е в В. И., 3 ю 6 а и A. Л., П о с о х о в а С. Т., 3 а в ь я л о в а Е. К. О детерминантах направленной регуляции функционального состояния человека // Физиология человека. 1988. Т. 14. № 6. С. 948—956.

16. О х и л и с к а я Л. Г., II и к и ф ор о в а II. А., И и к о л а е в а Л. Н. О роли колебательно-в о л новых процессии в ж и-пе деятельности человека // 15-н Съезд Весе, физнол. общества им. И. П. Павлова. Тезисы докл. Т. 2. Кишинев, 1987. С. 25—26.

17. С и д я к и и В. Г., Т е м у р ь я и ч И. А., М а к е е в В. Б.,Владимирский Б. М. Космическая экология. Киев: 11аукова думка, 1985. 176 с.

18. СимоиовП. В.,Фро л оеМ. В. Психофизиологический контроль функционального состояния чел о века- оператор а // Жури. высш. нервн. деят. 1984. Т. 34. № 2. с. 196—206.

19. С м и р н о в 3. М., Р е з и и к о в а Т. Н., Г у б а и е в Ю. М.,