Текст № 7. Эмпедокл “Фрагменты”

Подобно тому, раскрашивая священные приношения богам, — люди, глубоким умом основательно изучившие искусство, — берут разноцветные краски и, смешав их соответствующим образом – одних более, других менее, создают из них схожие со всеми предметами изображения, воспроизводя деревья и мужей, и жен и зверей, и птиц, и живущих в воде рыб, а также долговечных, величайших высочайшими почестями богов—так да не одолеет твоего ума заблуждение, [которое могло бы заставить тебя предполагать], будто есть где-либо какой-либо другой источник всего тленного, что только ни открывается взору в несказанно огромном количестве, но убедись, что они [стихии, то есть, что единственный источник всего видимого в стихиях].

История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т. I. М., 1962. С. 85.

Текст № 8. Аристотель “Поэтика. Учение о подражании”

Эпическая и трагическая поэзия, а также комедия и поэзия дифирамбическая, большая часть авлетики и кифаристики – все это, вообще говоря, искусства подражательные; различаются они друг от друга в трех отношениях: или тем, в чем совершается подражание, или тем, чему подражают, или тем, как подражают, что не всегда одинаково. Подобно тому, как некоторые подражают многим вещам, при их воспроизведении, в красках и формах, одни – благодаря искусству, другие – просто по привычке, а иные – благодаря природному дару, так и во всех только что упомянутых искусствах подражание происходит в ритме, слове и гармонии, отдельно или вместе: так гармонией и ритмом пользуются только авлетика и кифаристики и другие музыкальные искусства, относящиеся к тому же роду, например, искусство игры на сиринге, а при помощи собственно ритма, без гармонии, производят подражание некоторые из танцовщиков, так как они именно посредством картинных ритмов воспроизводят характеры, аффекты и действия, а та поэзия, которая пользуется только словами, без размера или с метром, притом либо смешивая несколько размеров друг с другом, либо употребляя один какой-нибудь из них, до сих пор остается без определения: ведь мы не могли бы дать общего имени мимам Софрона и Ксеннарха и сократическим разговорам, ни если бы кто совершал подражание посредством триметров, элегических или каких-либо других подобных стихов; только люди, связывающие понятие “творить” с размером, называют одних – элегиками, других – эпиками, величая их поэтами не по сущности подражания, а вообще по метру…

Но есть некоторые искусства, которые пользуются всем сказанным, то есть ритмом, мелодией и размером; таковы, например, дифирамбическая поэзия и поэмы, трагедия и комедия; различаются же они тем, что одни пользуются всем этим сразу, а другие – в отдельных своих частях. Такие-то я разумею различия между искусствами относительно средства, которым производится подражание.

История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т. I. 1962. С. 116.

Текст № 9. Иммануил Кант “Критика способности суждения”. Вкус и гений. Красота в природе и искусстве

36. Эстетические суждения вкуса …синтетические суждения так как они выходят за пределы понятия и даже созерцания объекта и присоединяют в нему как предикат нечто такое, что уже отнюдь не познание, — именно чувство удовольствия (или неудовольствия).

48. Для суждения о прекрасных предметах, как таковых, нужен вкус, а для художественного искусства, то есть для создания таких предметов, нужен гений.

…Прежде всего необходимо точно определить различие между красотой природы, суждение о которой требует только вкуса, и художественной красотой, возможность которой (на что надо обращать внимание и в оценке подобного предмета) требует гения.

Красота в природе это прекрасная вещь, а красота в искусстве – это прекрасное представление о вещи.

Чтобы судить о красоте природы, как таковой, мне нет нужды заранее иметь понятие о том, какой вещью должен быть этот предмет; то есть мне не нужно знать материальную целесообразность (цель); только форма, без познания цели, нравится при художественной оценке и сама собой. Но если данный предмет выдается за продукт искусства и, как таковой, должен быть признан прекрасным, то, в виду того, что искусство всегда предполагает цель в причине (и ее причинности), в основу того, чем должна быть эта вещь, надо положить понятие. И так как соответствие разнообразного в вещи до внутреннего определения ее как цели есть совершенство вещи, то в оценке художественной красоты надо считаться вместе с тем и с совершенством вещи, о чем в суждении о красоте природы (как таковой) нет и вопроса. Хотя в суждении главным образом о живых предметах природы, как, например, о человеке или о лошади, когда хотят судить об их красоте, обыкновенно принимается в соображение и объективная целесообразность, то тогда суждение не чисто эстетическое суждение, то есть не только суждение вкуса.

…Изящное искусство открывает свое преимущество именно в том, что оно прекрасно описывает вещи, которые в природе отвратительны или безобразны. Фурии, болезни, опустошения, войны и т.п. могут быть прекрасно описаны как нечто вредное и даже представлены на картине.

45. Продукт искусства имеет вид природы только потому, что —отя он с полною точностью соответствует правилам, по которым только этот продукт и может быть тем, чем он должен быть, — он является не вымученным, в нем не сквозит школьная и педантичная форма; то есть в его выполнении не заметно следов того, чтобы здесь правило неотступно стояло перед глазами художника и налагало оковы на его духовные силы.

48. …Прекрасное представление предмета…, собственно, представляет из себя ту форму изображения понятия, в которой только это понятие и приобретает возможность быть сообщаемым всем.

49. О некоторых произведениях, от которых ожидают, что они, по крайней мере отчасти, должны относиться к художественному творчеству, говорят, что в них нет духа, хотя и не находят в них ничего достойного порицания, поскольку дело касается вкуса. Стихотворение может быть очень малым и элегантным, но лишенным духа…

Дух в эстетическом значении … есть не что иное как способность изображения эстетических идей ; под эстетической идеей я понимаю то представление воображения, которое дает повод много думать, хотя никакая определенная мысль, то есть никакое понятие, не может быть вполне адекватным ему…

Собственно, только в поэзии эта способность эстетических идей может сказаться в полном объеме. И эта способность, рассматриваемая только сама по себе, и есть, собственно, талант (воображения).

Если понятию придают такое представление воображения, которое относится к его пластическому изображению, но которое уже само по себе дает повод так много думать, что это никогда нельзя обнять в определенном понятии, а значит, эстетически расширяют само понятие даже до безграничности, — то воображение бывает при этом творческим и приводит в движение способность интеллектуальных идей (разум) именно для того, чтобы по поводу этого представления мыслить больше (хотя это относится уже к понятию о предмете), чем воспринимается в представлении и может быть сделано в нем ясным.